Зинаида Даниловна Барканова, урожденная Трусова, 1931 года рождения, сестра моего отца. На момент начала оккупации в июле 1941 ей шел 11-й год. В ее жизни была война, начавшаяся для нее в середине детства, оккупация, дорога в Германию, концлагерь, гибель матери и отца, выживание в послевоенных условиях, когда рядом нет никого, кто бы помог. По сути, 12-ти лет она, сама еще ребенок, стала единственной помощницей матери, а потом и матерью моему отцу, единственным его защитником. До конца своих дней они сохраняли добрые отношения. Жизнь в свое время, будто специально испытывала эту женщину, которая, несмотря на все лишения, оставалась добрым, понимающим, бескорыстным человеком. Выйдя замуж и вырастив трех сыновей, она всю жизнь тащила на себе все, что было связано с семьей, братом Женей. Являясь физически больным человеком, инвалидом, последние годы, не выходя из дома, она была очень сильна духом. Стараясь не думать о болезнях и не показывая, что ей тяжело, на вопрос о том, как дела, она всегда отвечала: «Отлично».
Письмо, которое приводится здесь, написано было 29 января 1986 года. Оно было ответом на мои вопросы. Спустя полгода мы вместе с тетей и ее старшим сыном были на Псковщине. Для меня это была первая поездка на родину отца, для нее последняя. В силу здоровья она так больше и не смогла съездить в родные места. Несмотря на то, что ей было тяжело ходить, а, наверное, и вспоминать, она показала места, где была родная деревня.
«Саша, здравствуй!
Письмо получила, а также и фото спасибо лапонька. У нас все хорошо, новостей нет, здоровье по-разному. 27 января впервые за свои 55 лет правильно отметила свой день рождения. Отмечала я его 22 июня. Это опять следы войны. А когда я встретила на Родине человека детства, мы не виделись 40 лет, он мне подсказал, что Зина мы родились с тобой в январе, а не в июне. И вот через архив Пскова я получила в этом году правильное свидетельство о моем рождении, что мама меня родила 27 января. Вот такие дела, сынуля ты мой родной. Много было гостей, торжественно, весело, с работы были, не забыли меня. Гуляли 2 дня, еле разобралась, очень устала, если честно сказать. Помочь особо некому, невестки чужие люди, это не дочь. Ну ладно и так, самое для меня тяжелое, выполнить твою просьбу. Саша письмо поняла твое дословно. Поэтому буду писать по порядку, как все было на самом деле, но сразу говорю, дат не помню некоторых, а может даже вообще число, месяц, не знаю. Твой дедушка Трусов Даниил Фомич воевал в финскую войну, в числе первых ушел, и был до конца, пришел очень хорошо помню, чуть ли не слепым, мама говорила, но потом зрение установилось, т.е. тяжело ему досталась финская война. 1941 год война. В числе первых он ушел, как объявили войну в первый день, погиб без вести в 1943. Нас маму, Женю, меня угнали в Германию в 1943. Первый концлагерь был «Дахау». Здесь сколько мы были, не помню, маму, она была очень слаба, умертвили, это точно, сделали ей какой-то укол, и она очень долго мучилась, все это было на моих глазах, а затем скончалась. В лагере «Дахау» мы были на какое-то время в разных блоках, возраст Жени был отдельно от нас, т.е. в бараке были дети его возраста 5-6 лет, причину мы не знали, зачем так надо было фашистам. Я же была с мамой. Когда скончалась мама к нам подошла женщина, мы не знали ее, полячка - как сейчас я понимаю, это был не узник, а в виде переводчика, в тоже время добрый человек, помогавший тайком нашим. Она нашла Женю, привела ко мне в барак, покормила тайком нас, и старалась нас как можно скорее вывезти из «Дахау». Так она и сделала. Отправляли взрослых, здоровых, кто выжил людей на работы. Она примкнула нас к этой колонне. На станции «Дахау» в эшелон уже без нее. И вот Западная Германия, г.Линдау, оказались у крупного помещика по их Бауэр по фамилии Рундель. У него была своя семья жена, 2 дочери, зять, и трехэтажный дом, своя прачечная, он обстирывал частных лиц, и воинские части. Имел большое подсобное хозяйство. Вот у него и началась наша каторга. Мы с Женей, и Соня с Олей, две девушки 24 года рождения, угнанные в Германию – украинки. Мы работали день и ночь, не посильный труд, мне было 11 лет Жене 5. Женя не делал тяжестей, он пас скот, как говорят, и если корова вошла в огород, то та палка что была у него в руках ходила по его телу. И если такое при мне случилось, бегу к нему, плачу, меня также бьют. Разговаривать по русски нам не разрешали. Мы быстро стали говорить по немецки, что помню и сейчас. Акцент естественно мы правильно не произносили. Но говорили все и понимали. Добавлю, что именно входило в работу, помимо мытья, уборка ежедневно 3х-этажного дома, стирка белья. Привозили на велосипедах с прицепом грязное и отвозили чистое белье, весь город запомнили, изучили, и знали, кому что, была как спортсмен, летала на велосипеде. Дальше, хозяин мне бочку поставит на тележку 300 литров, пустая ничего еще, еду за помоями для скота в воинскую часть. Как нальют целую, сил не хватало, как было тяжело, пока довезу до дома. Но и так далее, работа в прачечной стирка, глажка, привези, отвези каждый день. 1945 год. Освобождали нас, когда кончилась война, американцы. Вскоре, нас собрали на площадь и повезли в эшелонах, но ехали не долго. Мы остановились. Это был концлагерь Обэндорф. Здесь мы, сколько были, не помню, хозяйка лагеря была женщина, и опять отправка на Родину, поехали, ехали взрослые и мы с Женей, думаю, куда же мы едем. Дом сожгли, бабушку мою живьем сожгли, мать погибла, отец тоже, все горело еще при нас до отправки в Германию, земля осталась и все. И вот порядок был такой. Кто откуда был отправлен в Германию, тот и должен вернуться в те края. И вот объявляют Идрица, наш район. Народ стоит у эшелона, а мы прибыли с надписью возвращаются люди с Германии. Вышли мы с вагона-телятника. И вдруг к нам подошли двое, спросили: Вы Трусовы? Мы сказали что да, они взяли нас, это были работники РОНО, я так думаю. И вдруг слышим сзади кто-то кричит, ой, это дети Зина с Женей Марьины. Подошла к нам женщина, расцеловала, расплакалась, узнала, что мама погибла наша, и сказала, что в Пустошке тетя наша, сестра мамина жива. Но нас сразу хотели определить в детдом, чего я очень боялась. Сообщили тете в Пустошку, она приехала опухшая от голода за нами. Взяла нас к себе, это был 1945 год. У нее своих трое, детей, жить негде, бункер, но тетя есть тетя. Все-таки она приехала за нами, должное надо отдать. Не долго, мы с ней пожили, она совсем сдала здоровьем, и решила нас сдать в детдом. Я сказала, если меня сдашь, я брошусь под поезд. Мне было 14 лет. Она говорит, а что будем делать? Я говорю, работать пойду, а сама еле стою, голод, холод, ни одеть, ни обуть. Пошла она со мной в Райком партии, и говорит, это сирота девочка, моя племянница в детдом идти не хочет, а есть нечего, как быть. Он меня спрашивает, надо говорит в детдом. Я говорю, пойду работать, и вот по ходатайству Райкома партии я пошла работать в столовую. Это был барак немецкий. Мы кормили людей восстанавливающих район. Дрова, чтобы истопить печь, таскали за 2 км на себе, лошадей не было, или есть какая, дадут нам ее. Туда в лес доедем, а оттуда она не тянет, а то и сдохнет в дороге, вот мы втроем бревно на себе тащим. Женя в 1946 попал в детдом «Вербилово», сдала тетя его. Но долго он не был там. Я приеду к нему, он плачет, возьми меня Зина, что я и сделала. Он как гулял на улице, я его во всем детдомовском и увезла. Приехали за ним тут же, я его не отдала. Жили с ним порядочно, от тети ушла я к чужим, она обиделась, зачем я Женю взяла, живи, говорит, как хочешь. Шло время, Женя учился, я работала, в вечернюю училась. Затем не помню год где-то 1948, наверное, меня посылают учиться в Великие Луки на 6 месяцев. Предложили Женю в детдом. Я, посоветовавшись с ним, говорю, так вот так, он говорит, поеду, наверное, надоело со мной, так как гоняла я его. Не слушался меня, ходил по полям украдкой от меня разминировал мины, придет поздно, ищу его, нигде нет, плачу и правду не говорит, где был, пока подорвался мальчик, и он не далеко от него был. Вот стану наказывать, все равно не слушался, тянуло его поле, немецкими трофеями. А учился хорошо, хорошая способность была у него, уроки по 5 минут делал, не видела когда. Спали, матрас соломой набит, вдвоем на деревяшках, больше у нас ничего не было. Сдала я его в Куньинский детдом под Великими Луками. Здесь он закончил 8 классов. Затем Нелидово горнопромышленная школа, и армия, все. Сашенька, какие я числа или даже месяца могу помнить, родной ты мой. Вот у меня все. Целую т. Зина 29 января. »
Спустя годы, в 1996 году, тетя Зина получила письмо:
«50 лет тому назад начались исторические события, которые принесли Вам, вашей семье, вашему народу бесчисленные страдания, унижения и разрушения. Нам не безразлично то, что совершалось нашими соотечественниками, втянутыми немецкими фашистами в несправедливость и разбой. Вы мучились, голодали, мерзли, испытывали страх, жили в нечеловеческих условиях, потеряли здоровье и надежды на будущее. Нам стыдно. Как немцы, мы просим у Вас прощения за все несправедливости, которые совершались от имени Германии. Сегодня, от имени спонсоров и друзей организации Максимилиан Колбе один из наших общественных работников вручит Вам этот подарок. Это маленькое свидетельство того, что в Германии есть люди, которые принимают участие в Вашей тяжелой судьбе и думают о Вашем благополучии.
Пожалуйста, не думайте, что мы, таким образом, хотим искупить перенесенные Вами страдания и унижения, так как это нельзя искупить. Не в нашей власти изменить то, что произошло. Навсегда остается фактом, что именно немцы – граждане нашего народа - отказали Вам в праве, быть людьми. Мы не хотим заслужить прощение ценой подарка. Мы только хотим показать, как нам стыдно и насколько искренна наша любовь к Вам.
Уважаемые дамы и господа! В гетто и концентрационных лагерях Вы научились ненавидеть все, что является немецким. Мы знаем, что даже через 50 лет после освобождения из гетто и концентрационных лагерей страдания остались. Мы хотели бы разделить с Вами Ваше бремя, Ваше горе, боль по погибшим родственникам и друзьям, разочарования, мучительные воспоминания, страшные сны, болезни, заботы о Ваших детях и внуках. И поэтому мы хотели бы подарить Вам нашу любовь и заботу. С глубоким уважением от имени организации Максимилиан Колбе Ваша Элизабет Эрб. »
Между отцом и тетей сохранились хорошие отношения. Не такие, которые бывают сейчас между сестрами, братьями в силу различных обстоятельств. Еще в мои школьные годы, я помню, что тетя сильно заболела, речь шла об операции. Отец не находил себе места, предпринимал все, чтобы помочь ей. Когда ему было совсем плохо в последнее время, тетя Зина беспокоилась о лекарствах для него, пыталась у меня узнать телефон лечащего врача, чтобы переговорить с ним, мотивировать его к излечению отца, тем, что он у нее один. Хотела рассказать врачу все, что они перенесли. Она с врачом так и не переговорила по независящим от нее причинам. Я посчитал, что это неудобно, необходимости в таком разговоре нет и все выправиться само собой.
Без преувеличения могу сказать, что таких людей на свете не бывает. Может это природа, а может такой можно стать, пройдя все, что она прошла.