4.Удар.
Раздался голос в трубке:
- Здравствуйте, вас беспокоит Седьмая городская. Около трех часов дня к нам поступил Никодим Елин, - продолжал незнакомый женский голос, - Ваш номер был набран в мобильном последним, мы устанавливаем родственников. Кем вы ему приходитесь?
- Жена. Что случилось?
- Вашего мужа доставили без сознания, на данный момент он на операции. Остальная информация предоставляется родственникам лично.
- Я сейчас буду, - пробормотала я и бросила трубку.
Внутренний голос подсказывал не паниковать, слезы сдерживались кое-как, руки судорожно собирали вещи. Как будто я знала, что нужно человеку после операции! До этого момента знакомство с больницей заканчивалось дверью «приемный покой», и я взяла только какие-то домашние удобные вещи, зубную щетку и еще что-то из принадлежностей. Не помню даже, что точно там было. В несколько минут я уже ловила такси на улице, а еще через 20 минут была в приемном покое.
Больница была обычной, потертый линолеум в коридорах, в регистратуре необъятные тетки, вечно смотрящие телевизор, нехотя мне сказали в какой стороне приемный покой. Длинные коридоры, переходы, стук сердца в ушах, стук каблуков по полу, и вот я на месте.
- Девушка, да не беспокойтесь вы, все обошлось, рубец совсем небольшой остался, - успокаивали меня хирурги, - он часа через два от наркоза отойдет, и вы его увидите. Идемте, мы вам валерьяночки накапаем.
Видимо, выглядела я совсем паршиво, но на тот момент мысли о чем-то кроме моего мужа в голову не могли прийти. Автопилот принял указания врачей, и мое тело побрело за ними в ординаторскую. Хирург, оперировавший Ника, рассказывал мне, как случается сердечный приступ, советовал, что нужно делать для восстановления здоровья. «Повезло с доктором» - подумала я, но руки тряслись, и иногда мне подталкивали стакан с водой ко рту. Пахучая вода пилась с трудом.
- Молоденькая совсем, вот и всполошилась. Да ладно, жить будет, - доносилось из коридора. Мне искренне сочувствовали, кто как мог.
Ненадолго я задремала, прислонившись к стенке, прямо в пальто. Сон был вязкий и засасывал все глубже, когда послышалось: «Можете ненадолго к нему зайти».
Медленно, пошатываясь как зомби, я шагала по коридору в сторону реанимации. Желтый свет больничных ламп бил по распухшему лицу, было нестерпимо ярко, и я зашла в туалет.
В приятном полумраке, как и во всех остальных больницах, мигала лампочка. Забавно, а раньше я этого не замечала. В зеркало, видавшее виды, я смотреться не стала. Нельзя, чтобы Ник меня такую видел! Умывшись ледяной водой и приведя себя в порядок, тень моя зашагала навстречу к мужу.
В палате пахло лекарствами, пикали приборчики. Ник приоткрыл глаза, попытался что-то сказать.
- Не надо, не говори, - остановила я, - все будет хорошо, я люблю тебя.
Некоторое время я навещала Никодима в больнице, приносила домашнюю еду, фрукты и книги. Ник с удовольствием читал, в основном военную литературу – неважно, сколько нам лет, в душе мы всегда маленькие мальчики и девочки. В детстве мой муж мечтал стать морским офицером, но в училище не прошел по здоровью. Тогда он и увлекся военными книжками, перенеся реальные корабли в воображение. Мой бесстрашный адмирал теперь боролся с больничной койкой и последствиями сердечной болезни. Иногда я забиралась к нему под одеяло, и он читал мне о прекрасных кораблях, прошедших войнах, бессмертии русских моряков. Больше всего мне нравились сцены возвращения в порт: женщины всегда были дождавшимися, а мужчины совершившими подвиг, они знали цену спокойной жизни, умели воевать, умели любить. Как знать, может, они напоминали мне нас в каком-нибудь прошлом веке.
Через пару недель наша битва с больницей окончилась победой, и мы оставили эту крепость завоеванной. Каким облегчением было выйти из серых стен под руку с моим невероятным адмиралом!
Второй удар случился через полгода. Я ломала голову, что же могло так сломить моего мужчину. Перебрав кучу книг по медицине, психологии, переслушав все советы от всевозможных консультантов, я лежала на полу в комнате и думала:
«Будет здорово, если я смогу привязать наши жизни. Я смогу умереть вместе с ним, и мне не придется сжиматься до крошечной точки от этой тупой боли и страха. Вот же дурой была, когда не хотела ребенка! Если бы родила, может быть, все было иначе… И что теперь? Без Ника жизнь опустеет окончательно...» Долгие размышления по поводу будущего и его туманности были прерваны простой фразой: «Солнышко, я хочу развестись». Голос Ника похрипывал еще после первого приступа.
- ЧТО?! – Глаза у меня стали больше обеденных тарелок, - Что это значит, Ник?
- Я хочу уйти, - сказал он не без труда. – Понимаешь, любимая, мне тяжело. Но это не потому, что у меня болит сердце. Мне больно видеть, как ты мучаешься. Посмотри, у тебя синяки под глазами! Когда ты вообще кушала последний раз? Ты же похудела до самых костей! Мне просто страшно, что еще я могу с тобой сделать…
- Что. Ты. Сказал? Уйти? Ты в своем уме? Столько времени добиваться меня, совершать сильные поступки, в конце концов, получить согласие и теперь уйти?!
Боже, как же я злилась на него! Он хочет уйти, понимаете ли! Я замолчала, но Ник не унимался:
- Милая моя девочка, я еще после первого раза врача просил не говорить тебе. Приступом больше, и я могу не выдержать. И чтобы ты плакала еще больше? Тем более, не хочу сделать тебя вдовой - ты же еще такая молодая, красивая, - он обнял меня и я начала рыдать. – Ну, не плачь, пожалуйста, не заставляй меня переживать еще сильнее…
Мои слезы в секунду высохли:
- Нет, я не плачу, уже нет, смотри!.. Ник, я не хочу расставаться. Расставания – это трусость, а я не трусиха. Я готова ко всему, и если потребуется, я буду носить траур. Я не смогу без тебя, ты же мое солнышко, ты мой муж…
- Лучше быть трусом, чем убивать того, кого любишь.
Я согласилась на развод с единственным условием: мы не расстаемся, и мы по-прежнему будем вместе. Если Нику так спокойнее, будем друг другу никем, хотя бы формально. На остальное я согласиться не могла. Ник молчал.
Как-то утром, когда я еще спала, взвизгнула застежка-молния. Не знаю, каким образом, я поняла все и вскочила в одной пижаме, увидев Ника в коридоре с его спортивной сумкой.
Я загородила двери и процедила сквозь зубы:
- Не пущу.
- Так нужно. Не заставляй меня уходить силой, - со спокойным и каким-то отрешенным взглядом просил он.
- Никогда. Никодим Елин, слышишь, никогда я не отпущу тебя! Ты всегда будешь моим, я никогда не оставлю тебя, - я несла полнейшую околесицу.
Меня колотило от злости, даже ярости. Он опять все решил сам! Ну что за чертов упрямый сукин сын (да простит меня моя свекровь!)! Каждый раз «для моего же блага» он вытворял безумные вещи, но это просто в голове не укладывалось…
Он с силой оттолкнул меня от двери и вышел, захлопнув дверь. Я смотрела ему в след застывшим взглядом. Что это было? Что это значило для меня?
***
- Вот так я и осталась сама по себе, Ди. Два года депрессии и я снова в деле!- Отшутилась я.
- А как же штаты? Мне казалось, ты была довольна жизнью, - переспросил Дэвид.
- Как знать, Ди, как знать …