«…Скоро дорогая Мина придется расстаться. Прошу, не забудьте меня, и вспомни ту минуту прощания, где мы сидели вдвоем у избы под тополем и ели, делили последнюю крошку хлеба. И как Вы глядели мне в след. Но в отношении дома, пока забыть приходится, потому что страна наша в огне. Дорогая жена, наша любовь в реках нигде не тонет и в огне никогда не сгорит…».
Из письма ст. лейтенанта Вострых Е.С. к своей жене Вострых М.И. 08.10.1941г.
Война. Она прошлась по всем семьям тяжелыми гусеницами смертей, голода и холода, перемолов миллионы жизней, порождая сирот, вдов и одиноких стариков. Война. Она коснулась и моей семьи.
Мой дед Вострых Евгений Степанович погиб 15 октября 1943 года под городом Невелем. Но этот рассказ о моей бабушке Вострых Марине Ивановне. Она не была на фронте и под бомбежками, она не стреляла и не взрывала, но она и миллионы таких, как она кормили страну и растили детей и ждали, ждали, ждали. Ждали, что закончится война, вернутся их любимые защитники-мужья и зазвучит веселый детский смех и, наконец, она сама сможет отдохнуть в крепких мужских объятиях. Но ее любимому мужу не суждено было вернуться с войны и она одна ставила на ноги всех своих пятерых детей.
В моей памяти всплывает конец шестидесятых прошлого столетия, мне было около шести лет. Бабушка жила в глубинке Тюменской области в деревне Суэтяк. Я помню эту небольшую, почерневшую от времени, избу с низкими маленькими окнами и с тяжелой скрипучей дверью. Помню могучий стройный тополь на улице у калитки с ветвями, уходящими высоко-высоко в небо, что казалось, если по ним взобраться, то можно оказаться за облаками. Помню деревянные кадушки в сенях с соленьями и пучки сушеных трав, развешанных на стене. И запах, незабываемый запах того бабушкиного дома, запах печной золы, сушеных ягод и парного молока.
Деревня была старинная большая, но к тому времени уже почти опустела. Молодежь, получив паспорта, разъехалась по городам и райцентрам, в том числе и все бабушкины дети. И началось укрупнение колхозов, когда малые и неперспективные деревни расселялись по большим селам. Та же участь коснулась и деревни Суэтяк. А бабушка все оттягивала и оттягивала переезд, как потом оказалось, причина была одна - она все еще ждала своего мужа с войны и надеялась, что рано или поздно, но вернется ее любимый Евгений Степанович. «Если я перееду, - говорила она, - то, как он меня найдет, всяко бывает в жизни. А вдруг он жив и где-нибудь в плену или в чужой стороне, ведь были случаи, что и возвращались через много лет». Она не верила ни похоронке, ни гадалке, к которой ходила в надежде, что та скажет, мол, жив ее муж. И много раз я слышала, как она, сидя со своими подружками на скамейке под тополем, говорила: «В ту ночь я видела сон - я останавливаю на скаку взмыленную лошадь, а лошадь снится ко лжи. Ну, а наутро почтальонша приносит похоронку. Бывает, получают похоронку, а потом их мужики живыми возвращаются». Ее уговаривали, приводили доводы, что если бы он был жив, то давно или вернулся или послал ей какую-нибудь весточку о себе. А она только опускала глаза, поджимала губы и молчала.
Она переехала, но одной из последних и для переезда нашла самую ближайшую деревню. Помню, как уже на новом месте к ней приезжали свататься, но она отказала, опять опустив свои глаза и поджав губы. «У меня един был муж. Он был очень хороший, ни разу на меня руку не поднял и грубого слова ни мне, ни детям не сказал», - был ее ответ.
А деревню сравняли, выкорчевывая до последней щепки дома, деревья и кустарники, и только тополь уцелел, как будто хранимый кем-то. Он и сейчас стоит могучий и сильный среди бескрайнего ровного вспаханного поля, как символ любви веры и надежды.