В январе Роза собиралась писать статью о работе Струве «Марксистская теория социального развития» в газете «Новое время». Чтобы Лео был в курсе содержания этой работы, она решила в декабре ему её послать. Но Лео вместо этой работы получил книгу с расписанием швейцарских поездов. Он очень разозлился, о чём не замедлил написать.
Вернувшись в Берлин, Роза пытается его успокоить:
«Историю с книгой я тебе уже объяснила..
Возвращаюсь к делу. Коротко говоря, путешествие протекало следущим образом: весь понедельник (25) ушёл на дорогу, на вокзале в Боутен меня никто не встретил, потому что поезд на час опаздал. Я тогда наняла сани и поехала к Винтеру, с трудом после получасовой езды мы нашли улицу и дом — ни души и темно, так что можно шею свернуть. Оба Винтеры отсутствовали, что я знала заранее. Меня встретила служанка. На следущий день меня должен был по распоряжению Винтера тамошнее доверенное лицо из Каттовиц — Борис забрать и доставить на собрание в Бильшовиц. Но Борис не появился. Когда к обеду я поняла, что никто не прийдёт, разыскала единственный мне известный в Боутен партийный адрес и потребовала сопровождающего в Бильшовиц. В конце концов мне дали одного мужчину, который. Как позднее выяснилось, также дороги не знал. Он сел со мной не в тот трамвай, по дороге нам пришлось выйти и в чистом поле, в снегу при морозе час прождать другого трамвая. Спустя час ожидания ноги мои ноги от холода почти отвалились, мы вошли, наконец, в нужный трамвай и ещё один час ехали. Потом ещё нужно было ещё три четверти часа идти по полю, через снег, лёд и трясину до харчевни — одинокой хибары, стоящей посредине поля. Понятное дело, что при такой организации мы прибыли туда в 4.30 (после того как в час дня мы покинули дом); едва я пришла, полицейский комиссар распустил собрание на основании того, что стало уже темно, и не было соответсвующего освещения.
Рабочие были ужасно возмущены, и я потеряла таким образом одно собрание, что меня разозлило. Когда тамошние старые товарищи узнали подробности нашего похода, они стали ругать Винтера, потому что он выбрал Бориса, а не кого-нибудь другого, потому что к моему несчастью как раз в эти дни у Бориса умерла мать, и поэтому он не мог за мной зайти. Можешь себе представить, как я внутренне кипела, но было и что-то положительное: потому что мы были вынуждены опять час ждать трамвая, собрался довольно большой кружок, мы разговорились, и я собрала много информации об отношении к Винтеру, к партии польских социалистов etc.; мы сразу же договорились о собрании на следущий день в круку посвещённых в Каттовице, некоторые сопроводили меня до дому, куда я вернулась в 10 часов, усталая, с мокрыми ногами, промёрзшая и вся в сомнениях из-за несостоявшегося собрания. Тебе об этом писать не стала, потому что мне было очень неприятно..»
Заканчивая письмо, Роза вспоминает, как её хвалили. «Хотя там уже говорил Моравски, но «его нельзя с тобой сравнить». После меня выступал Марек и объяснил, что в этом нет ничего удивительного, что товарищ Люксембург умеет так хорошо говорить, «ведь она, конечно же, была даже в гимназии..»
И польские женщины остались ей очень довольны; « они приходили к неофициальным собраниям. Пришли они и в Бильшовиц, но полиция их выгнала.»
Роза пообещала рабочим опять их посетить, самое познее на Троицу.
По этому письму хорошо видна и любовь Розы к рабочим, и её оптимизм, и её скромность. И на этот раз, вернувшись в Берлин, она взяла у партии деньги только на оплату железнодорожных билетов. 30 января Роза опять оказалась без гроша. Её вызывали в суд в Швейцарию в связи с разводом, который она затеяла прошлым летом, но ни денег, ни желания туда ехать не было. В начале февраля кроме того она простудилась и слегла.