Сараджев - московський звонарь

Юрий Прокуратов
Для истинного слуха пределов звука - нет,
как нет предела в Космосе!
                Сараджев

САРАДЖЕВ КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ (1900, Москва - 1942, Москва) , звонарь-виртуоз, теоретик русского колокольного звона. Отец К. К. Сараджева — дирижёр К. С. Сараджев, мать — Н. Н. Сараджева, ученица С. Рахманинова.

К. К. Сараджев сделал нотную запись 317 звуковых спектров наиболее крупных колоколов всех московских церквей, монастырей и соборов. Он развивал свою теорию музыки.

* * *
Колокол есть моя специальность, -- продолжал докладчик, -- мое музыкальное творчество на колоколах. У меня имеется сто шестнадцать произведений, которые по своим исключительно тонким различиям звуковых высот приемлемы для воспроизведения только на колоколах. Для этого нужен особый слух. Не тот "абсолютный" слух в смысле звуковой высоты, а также в различении тонов - а совершенно исключительно тонкий, в наивысшей степени абсолютный. Его можно назвать "истинный слух". Это способность слышать всем своим существом звук, издаваемый не только предметом колеблющимся, но вообще всякой вещью. Звук кристаллов, камней, металлов. Пифагор, по словам своих учеников, обладал истинным слухом и владел звуковым ключом к раскрытию тайн природы. Каждый драгоценный камень имеет свою индивидуальную тональность и имеет как раз такой цвет, какой соответствует данному строю. Да, каждая вещь, каждое живое существо Земли и Космоса звучит и имеет определенный, свой собственный тон. Тон человека постигается вовсе не по тону его голоса, человек может не произнести ни одного слова в присутствии человека, владеющего истинным слухом; однако им будет сразу определен тон данного человека, его полная индивидуальная гармонизация.
 Для истинного слуха пределов звука - нет, как нет предела в Космосе! Задатки истинного слуха есть у всех людей, но он не развит пока в нашем веке...
__________________
 - Что же касается металла, из которого сливается колокол, то и знатоку колокольной музыки и всякому слушателю надо знать, что главным металлом тут является медь, но для известного рода звучания прибавляют к меди, в самый раствор, - золото, серебро, бронзу, чугун, платину и сталь. Серебро добавляют для более открытого и звонкого звука, для более замкнутого добавляют сталь. Для более резкого - золото, для более нежного - платину. Умеренный же тембр бывает, если нет ни золота, ни платины. Чугун и бронза придают глухой звук, но в глухоте одного и другого есть различие: чугун дает только тишину и спокойствие, а бронза прибавляет еще свое нечто, и у нее эта глухота -- волнистая, то есть параллельно с ней следуют очень крупные, рельефные звуковые волны...
____________________
 - Теория всей колокольной музыки, все до единого правила ее не имеют ничего общего с теорией и правилами обычной музыки. В теории колокольной музыки вообще не существует того, что называем мы "нотой"; тут ноты - нет, колокол имеет на своем фоне свою индивидуальную звуковую картину - сплетение звуковых атмосфер. В колокольной музыке все основано на колокольных атмосферах, которые все индивидуальны.
                К. Сараджев

Звон его совершенно не был похож на обычный церковный звон. Уникальный музыкант! Многие русские композиторы пытались имитировать колокольный звон, но Сараджев заставил звучать колокола совершенно необычным звуком, мягким, гармоничным, создав совершенно новое их звучание.
                А. Свешников

 Он остановился перед большой фотографией моей сестры Марины.
 - Оччень четкое иззображение ми семнадцать бемолей, -- воскликнул он поглощенно. - А этто си двенадцать диезов немного стерто.
 То была старая карточка отца моего сына Андрея.
 - И снова ми семнадцать бемолей, -- перешел Котик взглядом к детской фотографии Марины и, далее, к мелкой группе, где на фоне итальянского сада, в центре группы детей, стояла десятилетняя сестра моя, в матроске, похожая на мальчика, - тутт у вас везде отчего-то ми семнадцать бемолей минор.
 Его, видно, не интересовало, что он видит того же. человека в различных возрастах, это -- не доходило.
 - И - оппять! -- уже совсем восхищенно вскричал он, заглянув в стоящую на секретере рамку, где сестра моя, уже лет тридцати, была снята рядом с мужем и дочкой. - Это уддивительно! Основное звучание ккомнаты!
 - А какая моя тональность? -- улыбнулась я.
 - Ми шестнадцать диезов мажор! - Тогчас, чуть изумленно, что (спрашивают об очевидности, пояснил Котик, - это же - яссно...
_______________________
 - Однажды мы играли с ним во дворе, обнесенном высокой оградой, -- рассказывала его сестра Тамара. - "А сейчас папа проходит мимо нашего дома!" - сказал мне Котик. Я побежала к калитке и вышла проверить: мимо нас проходил наш отец. Такие вещи у него замечались часто, и мы к ним привыкли.
________________________
Вдруг Котик остановился, прислушиваясь.
 - Слышите? - спросил он потрясенным голосом, и лицо его стало торжественно, - этто колокол Вешняковский звонит! - проговорил он счастливо, самозабвенно, - этто хорошо, что далеко! Я один раз нне смог его вынести -- упал! Этто было давно...
 Воздух был совершенно тих, никакого звона не слышалось. Без слов, одним согласным с ним волненьем, я ощутила: не "ему кажется", а - "мы не слышим..."
__________________
"Мы ехали на трамвае, где-то на Рятницкой или Ордынке, мимо старых особняков. Внезапно Котик рванулся вбок и, сияя, как от неожиданной радости, закричал так, что на нас обернулись:
- ... Смотрите! Типичный дом в стиле до 112 бемолей!
Он перевешивался через заднюю, наглухо закрытую загородку, трамвайной площадки, провожая взглядом родной его слуху дом..."
__________________
 На другой день Котик, зайдя ко мне, поделился новостью:
 - Я был у Глиэра. Вчера! Да! - вскрикнул он, - он хо-хочет учить меня по всем правилам кккомпозиции! Это же совсем мне не нужно! На фортепиано! Что можно ввыразить на этой темперированной ддуре с ее несчастными нотными линейками?...
…Они же не понимают, что такое кколо-кола! Нно я обещал вам показать схему! Мой 1701-й звук! - оживился он и попросил лист бумаги.
____________________
 - Это же совсем просто! - пояснил Котик, - 243 ззвучания в каждой ноте (центральная и в обе стороны от нее по 121 бемоль и 121 диез), если помножить на 7 нот октавы, - получается 1701. Этто же ребенок поймет! Почему же онни не понимают? Онни думают, я ффантапзирую! Потому что онни - не слышат! Вы понимаете? Они не слышат, а получается, - что я винноват!..
 - Ввот и вся моя история! Это совсем просто! Но на рояле я же ке могу сыграть эти 243 звука, когда нна этих несчастных ччерных - всего один диез и один несчастный бемоль... Я слышу все звуки, которых они не слышат! Нет, нет, не так! - вдруг вскричал он просветленным, зажегшимся голосом, -- они ттоже слышат! То есть нет, они звучания не слышат.
_________________
 А Котик уже бродит по комнате - знакомится с новым местом. Остановился у рояля, поднял крышку. Сейчас начнет играть? Но он настойчиво ударял и ударял одну и ту же клавишу.
 В комнату вошла пожилая худенькая женщина, жена художника Альтмана. Нота все длилась нетерпеливо. Нашел изъян? Что-то странное. Я подошла. Он держал палец на "ля".
 - Почему же она нне слышит? Я же ззову ее, - недоуменно спросил Котик, - она же - "ля", чистая центральная нота! Поняв, я уже объясняла вошедшей:
 - Фаина Юрьевна, ваша тональность - "ля"! И Константин Константинович...
 - Я сыграю гармонизацию Ми-Бемоль, - перебил Котик. Медленно, упоенно, как-то все снизу вверх идут звуки. Коленопреклоненно - перед недосягаемой высотой Ми-Бемоль? И все многотембровое флейтное существо рояля, все скрипичное, все вокальное и органное его звучание сплетается в новую оркестровку, вызывая колокольные голоса. Они мечутся в пределах рояльных, рождая небывалое в слухе.
 Я смотрела на друзей моих: мать моей подруги, дочь ее Нэй, на их пожилую гостью - Фаину Юрьевну, "ля", - на лицах всех их, столь разных, было одно выражение: поглощенность нежданным, неповторимым! Мы присутствовали при необычайном.
 Это было не подражание на рояле колоколам, как это встречается у некоторых музыкантов, - а совсем другое: с помощью презираемых звонарем белых и черных клавиш, служащих одному диезу, одному бемолю, - он нашел способ (не мог не найти, тосковавший по звучанию колокольному с утра до ночи) создать колокольность в клавишах!
 То был вечер колокольного рояля!
____________________
 И вдруг - град звуков! Голоса, ликованье разбившегося молчанья, светлый звон, почти что без цвета, один свет, побежавший богатством лучей. Над крышами вся окрестность горит птичьим гомоном Сиринов, стаей поднявшихся, - всполошились, поднялись, небо затмили! Дух захватило! Стоим, потерявшись в рухнувшей на нас красоте, упоенно пьем ее - не захлебнуться бы! Да что же это такое?! Это мы поднялись! Летим... Да разве же это звон церковный? Всех звонарей бы сюда, чтобы послушали!
                Анастасия Цветаева "Московский звонарь"