Мы строимся!
Как всегда не накануне, а именно поутру рабочего дня, строители заявили, что заканчивается цемент.
Вернее, закончился.
Совсем.
Мало того.
Цемента нет вообще.
Ни в одном из магазинов и складов.
Ни в колхозе, ни в еще существующем совхозе.
Нигде!
А без цемента какая стройка?
Вот если бы я подсуетилась с месяцок назад... Или пару недель хотя бы, то, может быть, что и смогла бы купить необходимое количество мешков вожделенного порошка.
Теперь что же…
Теперь придется стройку приостанавливать.
Вот такой утренний подарок от богатых на сюрпризы строителей (профессия такая, что ли?), которые, переминаясь с ноги на ногу, потихоньку отступали к своей машине.
Из окон авто торчали удочки.
В условиях дефицита отпускного летнего времени каждый день работы строителей приближает момент создания коробки дома, которую просто необходимо накрыть крышей до наступления холодов.
Я скоренько седлаю верного коня синего цвета с никелированными спицами и серебристым багажником сзади.
Конь называется велосипед, направление - районный поселок, где есть несколько организаций, в которых глядишь, да и завалялось с десяток мешков цементика.
Жара, солнце жжет, но я кручу педали от одних железных ворот к другим, прошу о помощи людей в прохладных кабинетах, а они равнодушно взирают на меня, неизвестную им молодую женщину, в юбке из вареной джинсовки и футболке с надписью Lacoste и кровожадным крокодилом над ней.
Им меня не жаль, я-ничья, чужая в этом краю, похлопотать за меня некому, потому везде-отказ, и вдруг в очередном кабинетике с занавешенным от жары окном пожилой крепкий мужчина лениво тянется к телефону: «Поскребите там по сусекам, поищите цемента. » И оборачивается ко мне: « Сколько найдут-все твое. Загоняй машину.»
Машины никакой нету, и я мечусь в окрестностях предприятия, чуть ли не бросаясь под колеса проезжающих грузовичков: «Не, далеко! Не, я на обед! Не, машину еще пачкать, потом подметай…»
Наконец, толстый дядька соглашается довезти цемент, окидывает взглядом мой моднющий по тем временам наряд и заламывает заоблачную цену.
Соглашаюсь.
В складе выясняется, что цемента осталось две тонны.
Какое счастье!
Рассыпного.
Какой ужас...
Водитель, высыпавший гору синего порошка у сарая на подстеленный брезент, оглядел мою «армию», состоявшую из трех сыновей, старшему из которых не было десяти, а младшему только-только исполнилось три года, и пожилой мамы, спросил: « А кто ж тебе будет цемент в сарай загружать?»
Ответ был очевиден: строители, уверенные в том, что фронт работ невозможен без цемента, а мне, чужой в этом краю, никто не поможет добыть желаемое, умчались в неизвестном мне направлении, остальное мужское население хутора трудилось на рабочих местах, а меж тем из-за горы выползала черная туча.
Ветер стих, птицы замолкли, и я взяла в руки лопату, именуемую в простонародье «грабаркой».
Туча приближалась, ветер то вздымал драгоценную цементную пыль, то вдруг опять стихал, а я, укутав лицо старой футболкой, бросала лопату за лопатой в недра сарая.
«Дочечка, давай и я покидаю хоть немножко», - подала голос мама.
Ей так было жаль меня, выполнявшую совсем не женскую работу, тяжелую и грязную.
Поняв, что на разговоры у меня совсем нет времени, мама увела детей, тоже рвавшихся в бой и желающих помочь мне.
Моя армия понуро уходила подальше от пыльной кучи, и я не удержалась от улыбки: в руках моих воинов были лопаты, самая большая-у мамы, поменьше-у детей. А у самого маленького - песочный совочек.
Помощники…
В неравной битве стихии и человека всегда побеждает стихия.
Она древняя, мощная и неукротимая.
Сейчас ливанет с неба стена воды, такая желанная в засушливый день, и превратит гору цементной пыли в собственно цемент. И потом эти окаменевшие глыбы придется просто выбросить.
Стихия побеждает самых сильных и отважных, а тут – я, одна, с тяжеленной лопатой в руках, и работы здесь никак не на полчаса…
На этот раз победила я.
Успела!
Остались штрихи: брезент собрать, цемент с него высыпать в сарай и прикрыть этим же брезентом цементную кучу.
Но именно сейчас силы покинули меня, и я стояла, глядя перед собой, не в силах даже снять с лица запыленную футболку.
Стены старого сарая были оббиты кривыми досками, через щели между которыми солнечные лучи проникали во мрак помещения.
Я посмотрела на светлый мир и увидела моих сыновей, сидящих на траве и катающих друг другу мяч, и маму, к которой пришла соседка.
Эта история, когда к маме в разных краях очень скоро начинали приходить малознакомые люди, повторялась везде. На остановке автобуса, в зале ожидания, и здесь, в чужом хуторе.
Мама редко говорила сама, чаще слушала.
Оказывается, слушать - большое искусство.
Не просто кивать головой в знак согласия, всплескивать руками, и время от времени ахать, а сопереживать. По-настоящему.
Мама обладала этим талантом.
Монологи длились многие минуты, мама слушала, а потом говорила пару фраз, и у расстроенного человека вдруг светлело лицо: он слышал нужные именно ему мудрые слова.
Мама никогда не успокаивала, если нужно было незамедлительно действовать, не упрощала ситуацию, она так и говорила: «Вам надо поторопиться, время не терпит.»
Или: «Не стоит заводить ситуацию в тупик. Простите недруга. Пусть его наказывает судьба.»
Или: «Не вмешивайтесь в дела детей. Они все равно все сделают по-своему. Молодые еще. Главное, что они любят друг друга, а грязные тарелки и кружки помоют, когда закончатся чистые.»
Я, перекидавшая гору цемента, стояла совсем без сил.
Только опора в виде черенка лопаты держала меня на ногах, но в этот момент, в это краткое мгновение я вдруг почувствовала, что именно сейчас я счастлива, как никогда до этого. И, возможно, уже не испытаю такого пьянящего чувства абсолютного счастья.
Все было как всегда: дети, мама, солнце.
И счастье!
Я стояла в пыльном сарае, затаив дыхание, и боялась спугнуть охватившую меня тихую радость, происхождения которой так и не смогла объяснить себе.
Еще не осели цементные пылинки, и мне пора было выходить из дощатого сарая, а я все всматривалась в чУдную картину, на которой волшебной кистью нарисовал Всевышний мое, именно мое счастье, и разрешил мне испытать ощущение необыкновенной легкости и радости, от которых вдруг захотелось разрыдаться.
«Дождь!» - вдруг вспомнила я и выскочила из дверей, чтобы закончить работу.
Черно-синяя туча уползала в сторону соседнего поселка, огрызаясь негромкими раскатами, яблоневый цвет осыпался, нежно кружась, на зеленый шпорыш, а соседка, приставив ладонь козырьком к глазам посетовала: «Какой дождик мимо прошел! И ведь знаете, Евдокия Петровна, так часто бывает: вокруг дожди, а у нас - ни капли.»
И, придвинувшись вплотную к маме, почти прошептала: « Говорят, подобное случается, если в поселке живет ведьма. И это - чистая правда. Я лично знаю нескольких. Вечерком как-то смотрю, а одна с ведром к моему двору! И воду - прямо под ворота! Я ей: «Ты это чего делаешь, такая-растакая?» А ей и крыть нечем. Или вот другой случай…»
Опустившись на припудренную цементной пылью траву и сняв повязку с лица я до боли в глазах всматривалась в идиллическую картину моего мгновенного счастья: мама, дети, весна, солнце…
И в душе тихо таяли яркие краски радуги, подаренные мне невесть, за что в тот самый обыкновенный уже далекий майский день.