Однажды мне позвонил хороший знакомый и спросил: «Хочешь, познакомлю тебя с человеком, который сбросил 13 атомных бомб?» «Сколько?!» — переспросил я, с трудом переваривая услышанное. «Тринадцать, ты не ослышался». После этого разговора прошло немало времени, пока, наконец, мы не встретились с летчиком дальней авиации Владимиром Иосифовичем Енушевским. В 1962 году на Семипалатинском полигоне он принимал участие в испытаниях атомного и водородного оружия. Действительно, 13 из 24 сброшенных тогда бомб — его...
На контакт Владимир Иосифович пошел неохотно. Он без особой приязни относится к пишущей братии, считая журналистов народом поверхностным и несерьезным. Многолетняя служба — опасная, нервная, напряженная, связанная с постоянной необходимостью мгновенно принимать решения — сделала его человеком предельно жестким и требовательным.
— Ну чего обо мне писать? Я что тебе, кинозвезда какая-нибудь? — в лоб спросил летчик, едва я завел разговор об интервью. — Делал, что Родина приказала, и делал это хорошо. Все. Разговор окончен!
— Но ведь вам выпала удивительная судьба! Неужели вы не хотите рассказать об этом? Как летали...
— Ах, как летали? Да вот так и летали — полный газ и — бж-ж-ж — полетели. Понятно?
— Понятно... Обидно только, что никто про это "б-ж-ж-ж" не узнает, кроме ваших близких. А остальные пусть читают про кинозвезд и их гардеробы, верно?
— Ну что ты заладил! Прилип, как банный лист... Ладно, черт с тобой. Пиши!
Детство подполковника Енушевского пришлось на войну. Когда гитлеровцы наступали на Кавказ, семья Владимира оказалась в оккупации.
— Эти гады пришли и забрали все, что видели, — рассказывает Владимир Иосифович. — Скотину увели, поросенка сожрали. Нас, правда, особо не трогали. Но ненавидели мы их люто. Да только что мы, пацаны, могли сделать? Правда, пакостили им, как могли, во всем. Украсть у фашистов что-нибудь считалось делом чести, вкладом в Победу. Что мы и делали. Помню, на улице стояла их самоходка — странная такая, передние колеса автомобильные, а задняя часть — на гусеничном ходу. Все мечтали как-нибудь ее испортить — она же, сволочь, стреляла, по нашим стреляла!.. Жаль, охраняли ее сильно.
А потом, когда наши начали наступать, пришлось прятаться, кто куда. Снаряды рвались повсюду. В наш дом прилетел один — все, нету дома. Отсиживались в подвале у соседей целый месяц.
Потом, когда немцев прогнали, начали потихоньку отстраиваться. Жили очень тяжело, голодно. Школу я заканчивал в 1947 году. Сначала поступал в мединститут — не поступил. Да я так думаю, что и не смог бы я учиться. Раздет был, разут, ни гроша за душой. Мать в колхозе работала, ей вообще ничего не платили. Дали 45 соток — сей, чего хочешь, кормись, как знаешь. Хорошо, помог нам тогда военком, Пугачев Николай Александрович. Говорит, пусть парень поступает в военное училище. На выбор — Балашовское летное или автомобильное — в Орджоникидзе. Я застрял в Балашове. Через два года выпустился. Началась летная жизнь.
В ту пору у дальней авиации был договор с Аэрофлотом, он тогда еще назывался ГВФ — гражданский воздушный флот. По этому договору ГВФ вел шефство над летной молодежью дальней авиации, и мы летали на пассажирских рейсах. В военной форме, как положено.
Мне довелось работать на маршрутах Батуми — Одесса и Кутаиси — Москва. Скоро набрался опыта, переучился на командира корабля и пересел в левое кресло. До 1954 года отработал на линиях ГВФ, а потом меня направили на переучивание на Ту-4. Полетал на нем правым пилотом, затем переучился на командира корабля и был направлен под Иркутск, на Белую.
(Самолет Ту-4 — первый советский стратегический бомбардировщик. Экипажи этих самолетов прекрасно знали, что главное назначение этой машины — доставка атомных боеприпасов на территорию вероятного противника. Никаких иллюзий на сей счет ни у кого не было.)
— В 1954 году нам показали кинохронику атомных испытаний, — поясняет Владимир Иосифович. — Не знаю, как кто, я лично прекрасно понял, что буду делать.
…Есть люди, которым не дано управлять автомобилем. Даже если они получают права, они никогда не становятся хорошими водителями. А есть другие, которые чувствуют машину, как продолжение себя самого. То же и у летчиков. Есть просто пилоты. И есть прирожденные асы. Енушевский — как раз из этой редкой категории. Не случайно он стал летчиком-инспектором 8-го отдельного тяжелого бомбардировочного авиакорпуса. Готовил командиров кораблей, учил военных пилотов невероятно сложному искусству дозаправки в воздухе.
— Заправляться приходилось в любых условиях — днем, ночью, в облаках... У нас была такая шутка: заправляться ночью — точно так же, как и днем, только ни черта не видно. Иной раз уже на земле командиры танкеров обнимали — спасибо, что не налез сзади, а то бы лежали сейчас рядышком на свежем воздухе... Дозаправка — сложное дело, особенно на Ту-16. Там же крылом к крылу идешь, сцепку не видно. Чуть ошибся — или шланг оторвешь, или в танкера въедешь. Ладно, когда сам за штурвалом. Здесь уже нутром чуешь, как подойти, как подцепиться, как удерживать. Но когда сидишь в правом кресле, а твой подопечный первый раз заправляется... Он нервничает, начинает кренделя выписывать — тут семь потов холодных сойдет!
***
…Предложение поступило как приказ. Для секретной работы нужны были летчики высшей квалификации. Отбирали лучших из лучших. Сначала майор Енушевский и его коллеги целых два месяца занимались заполнением всевозможных анкет. Госбезопасность проверяла каждого до седьмого колена, назначала повторные проверки. В конце концов, летом 1962 года группа военных летчиков прибыла в Казахстан.
Их поселили в гостинице прямо на аэродроме. Выезд за пределы летного поля был запрещен. Офицеров отвозили три раза в день в столовую и — опять на аэродром. Целых пять месяцев специальная авиагруппа под командованием генерал-майора Киселева безвылазно работала по программе испытаний ядерного оружия.
В состав авиагруппы входили самолеты-носители Ту-16 и Су-7Б, а также вспомогательные самолеты Ил-28. Их называли «самолеты-заборники». После взрыва эти машины облетали радиоактивное облако и делали отборы проб. На них же после возвращения отрабатывались методы дезактивации.
13 августа 1962 года начались испытания.
— Часто мы подолгу сидели без дела в ожидании погоды, — рассказывает Владимир Иосифович. — Метеорологи вели громадную работу, исследовали движение и плотность слоев воздуха вплоть до стратосферы и выше. Дело в том, что когда начали испытывать мощные заряды, столкнулись с эффектом отраженной ударной волны. Отраженной сверху, от каких-то черт знает каких далеких атмосферных слоев. Был инцидент, когда отраженной волной убило целую отару овец. Говорили, что пастухи тогда тоже погибли. Хотя были, как считалось, в совершенно безопасной зоне.
Если метеорологи давали добро, мы вылетали на бомбардировку. Зрелище незабываемое. Потрясающее! В кино все правильно показывают, только в натуре это... как бы сказать? Нет, словами не передашь. Сначала от самолета- носителя отделяется бомба. Плавно так, вяло, слегка качается... Потом потихоньку отстает, опускает нос и уходит вниз. Меньше, чем через минуту после сброса — взрыв.
Мы надевали специальные очки, наподобие сварочных, они на 80 процентов свет срезают. И все равно, когда полыхнет вспышка, глазам больно. Где небо, где земля — непонятно. Отовсюду — сплошной свет. Небо белое до горизонта. И не такое белое, как если облака на нем, а сплошной свет! Мерцает, волнами идет... Если будешь когда-нибудь хронику смотреть — обрати внимание, там тоже это видно... Потом ударная волна приходит. Она всегда догоняет самолет. Ощущение такое, словно добрым бревном по пустой бочке навернули. Я читал и слышал не раз, что самолет при этом подбрасывает, что он рулей не слушается — возможно. Только мы, видимо, таких сверхмощных бомб не испытывали. Один раз, правда, большую дуру сбросили, да и то... Нет, самолет нормально идет, как обычно. Но грохот жуткий, до костей пробирает. Два раза волна догоняет. Первый — сильно, второй — послабей... Это вот когда Дурновцев на Новой Земле супербомбу кинул, тогда им, конечно, досталось.
***
…30 октября 1961 года на заполярном полигоне Новая Земля была испытана ядерная бомба с тротиловым эквивалентом заряда 50 мегатонн. Ее сбросил экипаж самолета Ту-95-202 под командованием А.Е.Дурновцева. То был самый мощный в мире взрыв за всю историю ядерных испытаний.
"Беснующаяся энергия, светящаяся смертельным белым цветом, закружила землю, поднимая ее все выше и выше, смешала все в в колоссальный гриб и заволокла небо. Позже на месте снежной целины зияла воронка, вокруг которой на многие километры расстилался то ли черный снег, то ли пепел", — так журналист Давид Мдивани пытался хоть как-то передать словами, что тогда произошло. Но, все равно, нет таких слов...
Да, когда всю советскую секретность раскрыли, и многое стало известно, газеты шумно писали про ударную волну, обогнувшую земной шар, про выполненное обещание Никиты Хрущева показать «кузькину мать» и взорвать бомбу, от которой в Америке стекла повылетают... Но про людей, проводивших испытания, писали реже. Можно сказать, совсем не писали. Между тем, из девяти членов экипажа Ту-95-202 до наших дней никто не дожил. Они вдевятером получили дозу радиации, какой с лихвой хватило бы на целый полк.
Самолет Дурновцева при вспышке сильно пострадал. По рассказам очевидцев, дюралевая обшивка снизу обгорела и оплавилась настолько, что силовой набор торчал, как скелет. Чудо, что этот Ту-95 вернулся на базу.
Командир корабля получил тогда звание Героя Советского Союза. Портрет Александра Дурновцева многие годы украшал аллею славы Иркутского военного авиационно-инженерного училища: самый знаменитый атомный летчик планеты в свое время учился здесь.
***
Владимир Иосифович Енушевский честно отдал Военно-воздушным силам положенные годы и ушел в запас. К тому времени организм уже начал пошаливать. Но говорить, почему и от чего, было запрещено. Даже врачам.
— Сейчас видишь, как получается, — разводит руками летчик, — нужно доказать, что твои болезни связаны с радиацией. А такое заключение делает только специальная комиссия. Мне они написали в таком смысле, что все мои болячки — возрастные. Старый ты, вот и болеешь... Да пошли они все! Мальчик я им, что ли?! Я, в конце концов, знал, чем занимался. И не жалею о том времени. Мы Родине служили, а не справки собирали. Удостоверение об участии в подразделениях особого риска есть — и то ладно. Только все равно теперь от него никакого толку нет. Все льготы — тю-тю. Остались только проезд к местам лечения, да и само лечение — бесплатными. И на том спасибо. Недавно хотел лекарства получить — опять та же волынка, докажи, мол. Надоели. Не буду я никому ничего доказывать.
Он — не будет. Он уже все доказал. Еще тогда, в 1962 году. И позже, когда по 250 дней в году мотался по командировкам, инспектируя части дальней авиации. И сейчас, когда с высоты своего жизненного опыта с возмущением отвергает нелепые запросы всевозможных столоначальников. Когда носил погоны, он был замечательным военным летчиком, отличным командиром. Таким остается и сейчас.
***
Опубликовано в газете «Копейка», № 6 от 18 февраля 2005 года, г. Иркутск