Эйс – немного странное прозвище для девушки, но Эмери любила его. История о том, как она получила такое прозвище, восходит к её школьным годам. Когда она училась в классе пятом или шестом, в кругу её одноклассников была распространена игра в карты. Эмери всегда чувствовала себя не в своей тарелке, находясь среди одноклассников, она была кем-то вроде изгоя. Отличие было в том, что на неё просто не обращали внимания. Если она просила о помощи, ей, конечно, помогали, но она редко просила о помощи.
Когда Эмери предложили сыграть в карты, она отказалась, потому что играть не умела. Но единственный человек, который относился к Эмери как к своему другу, её одноклассник Стив, сказал, что научит её играть в карты. Научить-то он её научил, но Эмери катастрофически не везло. И ей никогда не попадались тузы. Вот тогда её и прозвали Эйс. Сначала ей это очень не нравилось, но она свыклась, а затем прониклась к этому имени каким-то особенным, трепетным чувством.
Когда Стив и Эмери выросли, им тогда было лет по 16, Родители Стива уехали в другой город и увезли Стива с собой. У Стива началась другая жизнь. Эйс по-прежнему оставалась его другом детства, но они не поддерживали постоянной связи. Может, этого не хотела Эйс, может – Стив. Последнее письмо от него она получила в свой День Рождения, 18 июня. В конверте лежал бубновый туз с надписью, сделанной красным маркером: «Эйс от Стива». Эмери была тронута этим подарком, потому что от Стива давно не было вестей. В тот же вечер ей позвонила мама Стива и сказала, что Стив умер той ночью от остановки сердца и что его похоронят на кладбище, которое находится недалеко от дома Эмери. Таким было желание Стива. Он оставил записку на своём письменном столе. Никто не знал, почему он это сделал, потому что вскрытие показало, что смерть была естественной. Эмери долго не могла поверить в эту смерть, но она изменила её жизнь самым кардинальным образом. Эмери перестала различать цвета. С 18 июня мир вокруг неё превратился в чёрно-белое кино… Эмери жила теперь как в кино, она одновременно и играла какую-то роль, и наблюдала за всем как бы со стороны.
Эйс каждый месяц ходила на могилу к Стиву и рассказывала ему о своей жизни. Она почему-то была уверена в том, что он её слышал. Она верила в существовавшую между ними невидимую связь. И каждый раз, когда она стояла у ограды могилы Стива, ей казалось, что он сидит на ступеньках у часовни, что была возле кладбища. Иногда ей казалось, что он смотрит на неё со шпиля этой часовни. Её никогда не покидало ощущение его присутствия.
У Эйс не было больше близких друзей, кроме Стива. Может быть, она немного доверяла своему приятелю и бывшему своему и Стива однокласснику, Ронни. Он иногда звонил Эйс, чтобы убедиться в том, что с ней всё в порядке. И они всегда говорили друг другу одно и то же:
- Эйс?
- Да, привет, Ронни.
- Как дела? Ты в порядке?
- Да, спасибо.
- Ну ладно, пока.
- Пока.
И всё… Вряд ли это можно было назвать дружбой, пока не произошло одно событие.
Однажды, было это в декабре, Эйс пошла на кладбище к Стиву, и увидела, что возле его могилы кто-то стоит. Подойдя чуть ближе, Эмери поняла, что это был Ронни. Как только он увидел её, то быстрыми шагами направился прочь от могилы Стива. Но Эмери побежала за ним и догнала его.
- Почему ты ушёл? Почему ты не хотел, чтобы я тебя видела?
- Я не знаю. Я вообще не хотел, чтобы кто-нибудь знал о том, что я хожу на могилу к Стиву.
- Разве это запрещено? – удивилась Эмери.
Ронни вдруг, вместо того чтобы ответить, обнял Эмери.
- Ты не знаешь всего, что должна была бы знать о Стиве, - сказал он.
- И чего же я не знаю?
- Я любил Стива, любил как друга… Только ли? – казалось, что Ронни разговаривал сам с собой. – Нет, скорее всего, нет…
- Ронни, о чём ты? – Эйс почему-то продолжала задавать какие-то глупые вопросы, хотя она всё уже давно поняла. – Ронни, пошли лучше ко мне домой, там и поговорим…если хочешь, конечно.
- Да, я думаю, мне надо высказаться.
Они молча ушли с кладбища. По дороге к дому Эмери никто из них не проронил ни слова.
Ронни вошёл в дом. Первое, что он заметил, это ощущение какой-то странной пустоты, будто в доме давно никто не жил. В воздухе веяло смертью. Ронни не нравилось это чувство присутствия смерти, то же самое он всегда чувствовал на кладбище. И пока они с Эйс не выпили пива, Ронни было очень не по себе. И когда Ронни допивал пиво и высоко задрал голову, чтобы в бутылке ничего не осталось, он увидел бубновый туз, прикреплённый к стене большим гвоздём. И висел этот туз как раз над головой Эмери. Ронни показалось, что ромбик в середине карты на мгновение стал неестественно ярко-красным. Но на улице темнело, и Ронни решил, что это просто…показалось. Он рассказывал Эмери о своей дружбе со Стивом, о себе, о Стиве, чего Эмери ещё не знала. Он рассказывал о своих редких встречах со Стивом после его переезда.
- Последний раз мы с ним виделись не задолго до его смерти, - говорил Ронни. – Он приезжал тогда на день сюда. У меня был День Рождения, и Стив сделал мне приятный сюрприз, приехав ко мне.
- Почему ты не сказал мне? Ты ведь знал, что кроме него у меня никого не было…
- А почему он сам тебе не сообщил? Может, он просто не хотел, чтобы ты знала?
- Может…
- Так вот, - продолжил Ронни, - в тот вечер мы играли в карты у меня в комнате. Вдруг подул сильный ветер, открылась форточка, и со стола сдунуло карту… Чёрт! Ведь…это был бубновый туз…
Стив шёл мимо дома Эмери. Во всём доме горел свет.
«Странно», - подумал Стив. Он шёл без шапки, но ему не было холодно в этот декабрьский вечер. Стив не надел шарф, его пальто не было застёгнуто. В его руке были четыре красные розы. Он шёл на кладбище. Рядом с часовней он остановился. Он постоял минуту, а потом медленно направился вглубь. Стив подошёл к красивой чугунной ограде: «Да, остались ещё в этом городе настоящие мастера», - подумал он. Могилы в том месте на самом деле не было, там просто стоял небольшой мраморный обнесённый оградой памятник. Стив долго смотрел на высеченные на памятнике буквы. Он сжал розы в руке, может, от досады, может, от обиды. Шипы девятидюймовыми гвоздями впились в его ладонь. Стив посмотрел на часовню. Вокруг её шпиля было красивое, завораживающее, волшебное зеленовато-белое свечение. Стив воткнул розы в снег возле памятника, посмотрел на снег. Он был голубоватым, с зеленоватыми бликами от шпиля часовни.
Стив пошёл обратно. Ветер дул ему навстречу, но он не трепал его волосы. Стив вообще не чувствовал ветра. Проходя опять мимо дома Эмери, он не увидел света в окнах. Дверь была заколочена досками…окна тоже были заколочены. Лишь маленький флюгер на крыше флигеля светился непонятным, загадочным светом, мерцая и будто помигивая Стиву. Он достал из внутреннего кармана потрёпанный бубновый туз с дыркой посередине и надписью: «Эйс от Стива». Шёл снег. Он таял на карте, и красная краска капала на снег как кровь. Стив поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Когда через минуту ему никто не открыл, он сам вошёл в дом. В доме горел свет. Стив зашёл на кухню. На столе стояли пустые бутылки из-под пива, на стене, прикреплённый гвоздём, висел бубновый туз.
«Как давно меня тут не было», - подумал Стив и прошёл сквозь ограду. Снег не хрустел под его ногами.
Одинокий прохожий, который бог весть по какой причине оказался в рождественский вечер возле кладбища, смотрел на мраморный памятник, обнесённый красивой чугунной оградой, и глазам своим поверить не мог, потому что ему казалось, что изнутри этого мрамора пробивается свет. Четыре розы стояли в снегу будто живые. Человек возле кладбища поднял голову и увидел свет вокруг шпиля часовни.
«Привидится же! Нет, нельзя столько пить, тем более, в Рождество, - подумал он. – Говорят, конечно, что оно на самом деле существует…это, как его…Огни Святого Эльма. Но я в это не верю. Сказки это всё… А пить всё-таки надо меньше! И не будет потом всякая чертовщина по ночам казаться».