Она продолжала бежать, хотя знала, что всё равно опоздает на этот поезд, а другого не будет до следующего дня. Она уже не могла больше бежать, а до последнего вагона оставалось где-то двести метров. И когда она была рядом с хвостом поезда, он тронулся с места. Трейси громко закричала:
- Нет! Только не снова! – и проснулась от своего же крика. Было три часа ночи. Весь город спал, и соседи, наверное, не слышали крика Трейси.
Она закрыла глаза и попыталась уснуть, но вскоре поняла, что это ей не удастся. Вторую ночь подряд Трейси видела один и тот же сон, и вторую ночь подряд после него она не могла уснуть. Она встала с постели и открыла форточку. С улицы подул прохладный влажный ветер. В воздухе стоял запах весны, несмотря на то, что до неё было ещё долго. Хотя, может, месяц – это недолго для некоторых. Но по меркам Трейси это был довольно-таки большой срок.
На небе не было видно звёзд, потому что оно было затянуто облаками, как всегда. Улица была тёмной: горел всего один фонарь. И лишь в одном окне напротив горел свет. Может, кому-то там тоже не спалось, как и Трейси, а может, там была вечеринка, а может, кто-то просто боится темноты и поэтому спит с включенным светом. Но Трейси это нисколько не волновало. Ей было только важно, что она не одна в этом тёмном, неосвещаемом мире.
Трейси пошла на кухню, поставила на плиту чайник и закурила.
«Почему так происходит? – спрашивала она себя. – Что может значить мой сон?»
Она выпила чашку кофе и позвонила своему близкому другу Стэну.
- Да, - заспанным голосом ответил Стэн.
- Я тебя разбудила? – спросила Трейси.
- Вообще-то, да. Что случилось?
- Я просто не могу уснуть. Не знаю, почему. Мне вторую ночь подряд снится один и тот же сон, после которого я не могу заснуть снова.
- Попробуй снотворное, - сказал Стэн.
- Ты же знаешь, что я ненавижу все эти таблетки!
- Да, тебе больше по вкусу виски.
- Стэн, не начинай опять…
- Извини, но не надо больше меня будить в такое время, хорошо? – и он положил трубку.
- М-да… Надо закончить мою повесть, - сама себе сказала Трейси.
Трейси в свои двадцать два года всё ещё находилась в поисках самой себя. По крайней мере, на меня она произвела именно такое впечатление. По воскресеньям Трейси пела в церковном хоре, в остальные ночи через одну танцевала в ночном клубе в группе танцевальной поддержки. Помимо этого она занималась пописыванием повестей, рассказов и стихов, которые иногда относила в различные редакции с надеждой, что что-нибудь из этого напечатают. И часть её произведений печатали, за это она получала небольшой гонорар и большое удовольствие. Также Трейси рисовала, пела, играла на гитаре и фортепиано и делала ещё много того, о чём я сейчас не припомню. С первого взгляда она казалась человеком немного странным, но когда узнаёшь её получше, то понимаешь, что она не просто странный человек, а очень странный. Хотя, некоторые могут сказать, что человека невозможно узнать хорошо за одни сутки, но если этот человек – Трейси, а вы – это я, то можно. Долго слишком будет сейчас перечислять все её странности, да это уже и не имеет никакого значения, по крайней мере, для меня.
Я бы не стал называть Трейси алкоголичкой, но пила она часто, хоть и в меру. Но и то не всегда. Это был её способ расслабиться, пусть и не самый лучший. Но всё же алкоголь был лучше, чем кокаин или героин, или ещё что похлеще. Потому что Трейси общалась с теми людьми, которые были довольно близки ко всему этому. Но её как-то удавалось всегда отстраняться от наркотиков. Это тоже сейчас неважно.
Была ли Трейси привлекательной? И да, и нет. Многим не нравились её длинные волосы-хамелеоны. Хамелеоны, потому что она часто меняла их природный цвет, который был какой-то медово-русый. Или это тоже был ненатуральный цвет? Не знаю, теряюсь в догадках. Но когда я с ней познакомился, она сказала, что это был настоящий цвет её волос. А глаза у неё были зелёные, хоть и разного оттенка: один чуть зеленее, а другой чуть коричневее. Этот забавный факт, как выяснилось, она обнаружила на пятнадцатом году жизни. Ей как-то было нечего делать, и она два часа разглядывала своё отражение в зеркале, вот и доразглядывалась. Ростом она была не очень высока: всего-то пять футов и шесть дюймов. А может, и меньше. Я не видел её босиком. Носик у неё был обычный, но она его часто морщила от отвращения или недовольства. У неё было очень выразительное лицо, по нему можно было прочитать все её чувства. Но она часто притворялась, и получалось у неё это очень хорошо. Она говорила, что ей однажды удалось сыграть в каком-то спектакле какую-то второстепенную роль, а на главную её не смогли взять потому, что у неё не было актёрского образования.
Ещё Трейси курила и курила много. Я хотел было сначала сказать ей, что нельзя так много курить девушке, но потом передумал, так как понял, что мои слова на неё не подействуют. На неё вообще ничьи слова не действовали. Её слова тоже ни на кого не действовали, но лишь потому, что она никогда не пыталась оказать влияние на кого бы то ни было, ей это было ненужно. Она всегда старалась сама отгородиться от других и других отгородить от себя, для их же безопасности и спокойствия. Трейси была очень вспыльчивой, своенравной и безапелляционной. Но никогда не давила на людей и не ограничивала их свобод.
Мечтала Трейси о чём-то очень странном: она говорила что-то о возвышенной любви, прекрасных, светлых чувствах и каких-то прекрасных принцах. Я, конечно, сказал, что ничего такого в реальной жизни не бывает, но она меня не слушала. Ну и ладно! Теперь это неважно.
Ещё она мечтала о горных лыжах, сноуборде, дельтаплане и парашюте. Но сказала, что последним двум мечтам никогда не суждено сбыться, потому что она страшно боится высоты. Я тоже очень сильно раньше боялся высоты, но страх этот я в себе переборол, однажды всё-таки спрыгнув с парашютом. А в детстве Трейси боялась темноты, как и я. Лет в десять боязнь темноты прошла сама собой. Наверное, это было закономерно.
Трейси почему-то никогда не носила часов. Может, они ей как-то мешали, может, ещё что-то было. Но сама Трейси говорила, что без часов она чувствует себя счастливой, потому что может не следить за временем, может жить вне его, независимо от него. Трейси говорила, что время закрепощает, не даёт мысли свободы. Но как бы то ни было, я всё же предпочитаю оставаться при часах: так намного спокойнее, точно знаешь, опаздываешь ты или нет, можешь как-то рассчитывать своё время.
Вот, однажды Трейси и поплатилась за своё пренебрежительное отношение ко времени, потеряв, а может, приобретя целые сутки. В общем, благодаря её часам, а точнее, их отсутствию, я познакомился с Трейси. Я не знаю, было это для неё приобретением или потерей, потому что у меня не было возможности спросить её об этом. После нашего знакомства я не видел её лично.
Она бежала прямо по лужам, то ли не замечая их в спешке, то ли просто не обращая на них внимания. Её чёрные волосы развевались на ветру, а дождик моросил ей в лицо. Она ничего не видела и не замечала вокруг, кроме того поезда, на который пыталась успеть. Не заметила она также, как я внезапно оказался у неё на пути. Она на меня налетела и сбила с ног. Я упал, она извинилась и побежала дальше. И как только она поровнялась с хвостом поезда, тот тронулся с места. Она громко выругалась и подошла ко мне, чтобы ещё раз извиниться. Я сказал, что тоже уезжаю в ******, но только завтра, и пригласил её к себе домой. Она как-то с лёгкостью согласилась, и на следующий день мы вместе уехали. Попрощались мы на ******ском вокзале, и больше я с ней не встречался и не разговаривал.
Сходил однажды в клуб, где она танцевала. Не сразу узнал её, потому что Трейси опять поменяла цвет волос. Танцует девушка неплохо. Был в церкви, где она пела, но не смог различить её голос среди остальных. Вроде, никто не фальшивил. Попался как-то один журнал с её рассказом и парой стихов. Понравилось, хотя к поэзии всегда относился не очень… Вот так мы и живём, в одном городе, на расстоянии длинною в поезд, параллельно, не пересекаясь.