По улице шла толпа людей, то растягиваясь, то собираясь в живой комок, подгоняемый выкриками немецких солдат.
Кто отставал или выбивался из общей массы, получал тычок дулом автомата в спину, либо удар прикладом. Люди шли смиренно, тихо и не переговариваясь. Большинство смотрели в землю. Лишь один маленький мальчик, лет семи, бодро вышагивал, держа мать за руку и устремив взгляд куда-то высоко в небо.
- Мама, смотри, - он указал рукой в небо и широко улыбнулся, - Самолет! Когда я вырасту, я полечу... Я буду летчиком! - заявил он.
- Конечно, - осторожно улыбнувшись, ответила мать, одной рукой еще крепче сжав руку сына, а второй незаметно для него проведя рукой возле глаз. Это была стройная, высокая женщина лет тридцати с темными каштановыми вьющимися волосами. Она была одета в длинное желтое платье слишком легкое для данного времени года, хотя солнце уже и начинало с каждым днем прогревать воздух все сильнее и весна уже вступала в свои права. - Конечно, полетишь, - произнесла она.
Он остановился на мгновение, засмотревшись на далекий силуэт самолета.
Schneller! – раздался очередной крик немецкого автоматчика, направившего дуло автомата в сторону матери ребенка. Она быстро притянула сына за руку ближе к себе и сделала не сколько шагов вглубь толпы, пытаясь затеряться от взгляда солдата.
- А куда мы так торопимся? – недовольно, и совершенно не обращая внимания на грозный рык автоматчика, спросил мальчик.
- Мы… мы гуляем. Это такая игра. Мы должны идти очень дружно, что бы никого не потерять. Смотри по сторонам, что бы никто не отстал. А если кто-то будет отставать скажешь мне. Хорошо?
- Нет, - недовольно ответил мальчик, - Это скучная игра. Мне больше нравится играть с тобой в прятки. Помнишь, как мы играли? Мы часто с тобой играли в прятки. Помнишь? Помнишь? – не унимался мальчик.
- Да, конечно, - улыбнувшись, проговорила мать. Она глубоко вдохнула, выпрямилась и выдохнула, смахнув влагу с глаз, - Конечно, помню, - уверенно ответила она, - Ты очень любил прятаться в кустах крапивы во дворе. Ведь знал, что даже если захочется, то никто кроме тебя не пролезет в этот узенький проход, при этом не обжечься.
Мальчик гордо улыбнулся и одобрительно кивнул.
- Мама пойдем домой, - произнес, он, поиграем в прятки. Я не буду прятаться в кустах, честно-честно.
- Schneller! – в очередной раз раздался крик.
- Мама, а почему дядя так сильно кричит? – обратился мальчик к матери, наконец-то обратив внимание на солдата.
- Я же тебе говорила, это игра. Нам ни в коем случае нельзя никого потерять или что бы кто-то отстал, а этот дядя очень хочет выиграть.
- Никого не потерять это важно, да, мама?
- Очень… - тихо ответила она.
Толпа подошла к очередному повороту улицы из серых одинаковых домов и, свернув за угол, перед ней открылся вид на широкую реку, берега которой были обрамлены в гранит. От воды в лицо подул свежий весенний ветер. На ровной глади то тут, то там мерцали блики яркого солнца согревающего тела. Деревья, высаженные вдоль набережной, уже распустились, а какие-то даже зацвели, изливая в воздухе аромат цветов. Светлые кудри мальчика задрожали на ветру, и он стал щуриться от яркого солнца.
- Schneller! Выстроиться вдоль реки, – приказал офицер.
Люди медленно, но покорно повиновались, растягиваясь вдоль гранитной границы. Через некоторое время пятьдесят человек вытянулись в одну шеренгу.
- Мама, мы пришли, да? Нас теперь будут считать? – улыбаясь и продолжая щуриться от солнца, спросил мальчик.
- Что? – растеряно спросила она.
- Ну, ты же сказала, что мы играем. Мы пришли? Теперь нас пересчитают, что никто не потерялся? А какой приз?
- Ах, да. Да, конечно. Вон тот дядя, - наклонившись к сыну, она указала на офицера, - Это судья, он…
- Die Schuhe abzunehmen! Снять обувь! – громогласно приказал офицер.
Мать вздрогнула от неожиданности и выпрямилась, стиснув руку ребенка. Лицо мальчика, потускнело и глаза с непониманием устремились на маму.
Люди стали переглядываться между собой. Кто-то стал говорить.
- Die Schuhe abzunehmen! Снять обувь! – вновь повторил свой приказ офицер.
Кто-то повиновался и наклонился развязывать шнурки.
- Мама, - тихо произнес мальчик, но она не ответила. Лишь отпустив его руку, она обняла его за плечо и прижала к себе.
- Что вы делаете!? – внезапно закричал мужчина где-то в середине шеренги, - Не смейте снимать! Не смейте! Вы разве не понимаете?! – он сделал несколько шагов из строя и обернувшись к людям, пытался заглянуть им в глаза. Это был высокий худой человек с впавшими, но горящими глазами.
- In die Ordnung zuruckzukehren! Вернуться в строй! – прорычал офицер, - Снять обувь!
Один из солдат подбежал в вышедшему из строя мужчине и ударил прикладом в затылок. Тот рухнул на колени, обхватив голову руками. Его худые пальцы почти сплелись на его голове.
- Снять обувь! – повторил офицер.
Толпа вздрогнула и медленно стала разуваться.
- Разве вы не понимаете, - продолжал бормотать мужчина.
Внезапно он вскочил на ноги и, развернувшись, изо всех оставшихся сил вцепился тонкими пальцами в горло солдата. В следующее мгновение раздался выстрел. Мужчина согнулся, сел на землю и упал на бок, держась за живот, больше так и не поднявшись.
Офицер перевел вытянутую руку, в которой держал пистолет с черным, еще дымящимся стволом на ближайшего человека рядом с убитым: - Снять с него обувь, - приказал он.
Молодой парень сделал несколько шагов к лежащему мужчине и медленно, дрожащими руками стал стаскивать с того ботинки.
- Мама,.. мама, мне страшно, - тихим голосом произнес мальчик, обхватив мать за ноги обеими руками.
- Это ничего, - произнесла она, улыбаясь сквозь уже нескрываемые слезы, которые текли по ее щекам. Она присела, что бы помочь снять ему ботиночки.
К этому времени уже почти все сняли обувь и стояли в ожидании. Кто-то плакал. Кто-то смотрел отрешенно в землю или вдаль.
Мать обняла сына так, что бы он смотрел в сторону реки.
- Это ничего. Не бойся. Ничего не бойся. Помнишь, как учил тебя папа. Главное что бы мы с тобой не потерялись, - она отстранилась от него немного, что бы взять его руки в свои ладони, - Держи меня за руку крепко-крепко и ничего не бойся. Хорошо? Представь что ты спрятался в кустах крапивы. Тебя никто не найдет.
- А почему ты плачешь, мама?
- Это ничего… Ты главное не бойся. Ерунда…
Вдруг мальчик аккуратно освободил руки из ладоней матери и обнял ее, положив голову ей на плечо.
- Мама, - тихо произнес он, - я не боюсь.
...
- Feuer!*
* - Огонь!