Внешне он смахивал на чудаковатого профессора Лефевра из «Фантомаса». Красивая артистическая шевелюра, бабочка, толстая кожаная папка под мышкой.
—Устали? — спросил, разложив на кафедре свои бумаги. — Ну да, — четвертая пара. Конечно, устали. Может, отпустить вас?
Галерка:
—Да, да!
—Расслабитесь, отдохнете, — продолжил он, как бы не слыша этих восторженных реплик, — возьмете книжку потом и просто все прочитаете сами.
Из зала:
—Конечно!
—Правильно!
—Ну, какой смысл, — гнул он, пропуская мимо ушей и это, — да глупо просто что-то внушать усталому человеку. Расскажешь, потратишь время, понадеешься. А что в результате? Учитель — только по диплому. А от него, пожалуйста, — врач, который не может отличить насморк от перелома, инженер с интеллектом чернорабочего, политик, только разоряющий страну своими невежественными выходками.
—Так что, расходимся? — спросил профессор, выждав паузу.
Чтобы все сказанное, видимо, улеглось.
—Галерку отпускаю сразу!
С галерки:
—Ура!
Обиженные реплики из других частей аудитории:
—А почему только галерку?
—Мы хуже?
—Вопрос стоит иначе, — веско отметил лектор. — Тут дело не в хуже или лучше.
Из зала:
—А в чем?
—В чем?
—Да!
—В интересе к предмету. Да и вообще ко всему тому, ради чего вы пришли в наш вуз. Ну, вот скажите: зачем вы здесь?
Крики:
—Диплом нужен!
—Ума поднабраться чтобы!
Тючкалов хмыкнул:
—Ума? Ну, это вы загнули. Образование не делает человека умным. Он просто становится информированнее. А так: был дурак — дураком и останешься. Со средним, с высшим образованием. Можешь даже кандидатскую потянуть, — ничего не поможет.
Кто-то:
—А докторскую?
—Докторскую? Не знаю. Хотя, — вспомнил он что-то, — докторская — тоже не факт. Знаю я лично нескольких, кто ухитрился и в этой области. Ведь что такое образование, в том числе высшее? В сущности, это просто умение общаться с книгой. Находить нужное в ворохе всевозможного хлама. Ну, вроде как нюх у собаки. Ум — другое. Тут не достаточно повторять за другими, как попугай. Нужно творить. Создавать что-то новое.
Застенчивый девический голос:
—А если не дано?
—Кем?
—Бог обидел!
—А вот для этого, девушка, — откликнулся профессор, — вы приходите к нам. У Бога на небесах много дел разных. Не успевает на всех. Приходится искать кого-нибудь на земле. А тут мы, педагоги. Сердобольный местами народ. Разумное, доброе, вечное, — это у нас. Попроси только. Включи желание! А нет, — что ж? Молодой человек! — прервался он. — Вы, вы, в последнем ряду, на галерке. Я смотрю, вы уже привстали. Домой торопитесь? Идите. Идите, вас никто не держит. На нет и суда нет!
—А зачет?
—Вас интересуют оценки?
—Еще бы!
—Но это ж пустое, формальность. Если хотите, я поставлю зачет вам прямо сейчас.
—Просто так?
—Да. Хотите?
—Не поставите…
—Почему? Запросто! Зачетка у вас собой?
Студент лихорадочно простукивает ладонями карманы. Ликует:
—Вот!
Тючкалов:
—Ком цу мир!
Счастливчик бежит по ступеням вниз между рядами. Профессор в это время отходит от кафедры к чертежной доске и рисует на ней мелом большую окружность.
—Что это? — обращается к аудитории.
Гонец с галерки меж тем — уже перед ним. Теребит в руке свою ученую книжицу. Он думает, что вопрос — к нему. Предполагает логично вполне:
—Это — круг.
В ответ — скептическое покачивание седой головой:
—Недолет. Вот вам наглядный пример полнейшего отсутствия воображения. И дети даже, играя в куклы, предчувствуют за всеми этими безделушками настоящую жизнь. Итак, уважаемые, я повторяю вопрос!
—Ноль! — выкрикнул кто-то.
—Поверхностное наблюдение. А если еще внимательнее присмотреться?
—Буква «О»!
—Спасательный круг.
—Стадион Лужники!
—О, — ожил Тючкалов, — что-то свежее. Кто это сказал?
С места поднимается лохматый детина.
—Любите футбол?
—Нет.
—Почему?
—Играть не могут.
—Вы — о наших? Но почему Лужники?
—Я там недавно куртку себе купил. Возле стадиона — барахолка теперь. Какой футбол?
Профессор вздохнул:
—Теперь по всей стране барахолка.
Зал, пытаясь увести его в сторону:
—Вот именно!
—Развалили страну!
—Не будем о грустном, — пресек он бардак. — Есть еще мнения?
Мнений не было. Тючкалов взял из рук у стоявшего рядом студента зачетную книжку, бегло ее пролистал.
—Н-да-с, — буркнул грустно.
Видимо, на «красный» диплом парень никак не тянул.
—Ну-с, молодой человек, — вздохнул профессор, — еще одна попытка. Ответите правильно, — получите зачет.
Ткнул пальцем в чертежную доску ещё раз:
—Что это?
Робкий ответ:
—Может быть, бублик?
—«Бублик», — передразнили его. — Сами вы бублик. Это — человек!
Заявление показалось исключительно смелым. По аудитории покатились смешки.
—Правда, пока начинающий, — добавил, смягчившись, Тючкалов. — Невежа, хамло, обормот. Свинья — фактически.
Выкрик из зала:
—Учить его надо!
Профессор:
—Хотелось бы. А если он не хочет учиться?
—Гнать в три шеи!
—Куда?
Версии:
—На завод!
—В армию!
Профессор:
—Иначе никак?
Чей-то вздох:
—Селяви.
Тючкалов ноздрями шумно втянул в себя воздух. Всунул зачетку обратно, в руки студенту. Тот, скиснув:
—Но вы же не подписали!
—Посидите пока.
И уже в спину ему, обращаясь к невидимому оппоненту, выкрикнул:
—Подлецы, селявисты! А если этому бублику здесь просто не интересно?
Реплики:
—Зачем поступил?
—Чужим здесь не место!
Профессор:
—Ерунда! Дело вовсе не в нем одном. А если преподаватель не может, как следует преподнести, свой предмет?
—А как следует?
—А вот это уже вопрос. Капкан педагогики! Пишите! Методы преподавания. Их три. Первый. Назовем его так: пофигистика.
Голос из зала:
—Так и писать?
Тючкалов:
—Так и пишите. Образы запоминаются легче. Итак, преподаватель вошел, дал задание. Ушел, попил чай. Минут через двадцать вернулся, спросил — поставил «двойку».
Возглас:
—А может быть, «пять»?
Профессор:
—Прочесть и усвоить — разные вещи. Все может быть, но исключения в расчет не берем. Наука — она, как часы. Может дать сбой по разным причинам, но в основном все-таки тикает.
Второй метод — информирование. Причем механическое, без оглядки на аудиторию. Лектор выстраивает всех по стойке «Смирно!» и два часа, как пономарь, что-то бубнит себе под нос. А потом, на экзамене, выясняется, что большинство его даже не слышало. Метод, собственно, не очень далек от первого. Разница лишь в том, что ты не читаешь, а слушаешь. Но что значит слушать, не понимая предмет? Если вы не читали ни одного сочинения Пушкина, а главное, тех, с кем его можно сравнить, — что толку уверять, что он гений? Мало разгрузить на пустыре самосвал с землей под будущий сад. Надо все это еще разгрести, удобрить, — окультурить, как следует!
Кто-то:
—Не сразу строился Петербург!
Тючкалов:
—Не сразу.
—Желанье горы сворачивает!
—Желание? Да, бывает. Но его еще нужно пробудить. Отсюда — третий метод. Пишите: проблемное обучение. Основной принцип — озадачить аудиторию, пробудить интерес! Чтобы каждый не только слушал, но и думал над тем, что ему говорят.
Тоненький голосок из первого ряда:
—А как это должно выглядеть?
Тючкалов:
—Встаньте. Поднимитесь, пожалуйста. Ну вот, так я и думал: у вас совершенно неделовая форма одежды. Простите, как ваше имя?
—Таня.
—Итак, Танечка, я попросил бы вас на следующую лекцию надеть что-нибудь поскромней.
Та, вспыхнув:
—Зачем?
—В конце концов, я мужчина, и меня это отвлекает. Договорились?
Глаза барышни налились кровью, но, чуть помедлив, кивнула.
—Вот видите, — улыбнулся профессор, — Человек озадачен. Мимо ушей не пропустишь, — надо что-то решать. Не удивлюсь, если в следующий раз на ней будет платье до пят.
Едкий смешок соседки:
—А если у нее нет такого платья?
Тючкалов:
—Сошьет. Впереди экзамен. У нее есть мотив! Пишите! Второй принцип проблемного обучения — мотивация. Нет мотива — нет интереса к предмету.
Он повернулся к предыдущей собеседнице:
—Вот, скажем, вы, девушка.
—Я?
—Вы, вы. В синей юбке. С переднего ряда. Вы только что подсмеивалась над своей соседкой.
Обращаясь ко всем:
—А если я ее попрошу о том же самом? Что, думаете, она сделает?
Смешок:
—Наденет мамино платье!
Профессор:
—Как бы не так. Назло мне возьмет ножницы и укоротит свое и так уже смелое мини еще сантиметров на десять!
Зал:
—Не может быть!
—Упрямая!
Студентка:
—Неправда!
Тючкалов:
—Увы. Она вчера сдала экзамен экстерном и может уже не ходить на мои лекции. Разве только так: поглумиться над стариком. Что можно сказать в этом случае?
Выкрики:
—Глупая!
—Безобразие!
Тючкалов:
—Бред! Это я как преподаватель выбрал ложный подход.
Девица с обидой:
—Ну, это вообще…
—Шучу, — пожурил профессор.
К аудитории:
—Это просто пример. И одновременно третий принцип проблемной педагогики. Пишите! Обучение должно быть дифференцированным. Грести всех под одну гребенку проще всего. Но это совершенно бессмысленно! И для того, кто это пытается сделать, потому что, в попытке увлечь всех, можно оттолкнуть от себя действительно близких, и, уж тем более, для его публики. Тот, кто привык к парной телятине, не будет есть ливерную колбасу.
Выкрик из зала:
—А кто ее ест? Если ему предложить парную телятину?
Тючкалов, лукаво выпятив взгляд над оправой очков :
—Ну, вы, батенька, фантазер. Кто же ему просто так это предложит? Парную телятину нужно еще заслужить. До нее нужно дорасти.
Тот же голос:
—А если просто купить?
Тючкалов:
—Вы сейчас — о чем?
—О мясе.
—А я, молодой человек, — о знаниях.
Он широко обвел зал рукой:
—Всю эту аудиторию, всех вас можно приблизительно разделить на три группы. Первая — это те два- три ряда, которые сидят непосредственно передо мной. Это — отличники. Они пришли сюда по призванию, как говорят иногда, по велению души. Они не пропустят просто так ни одной лекции, запишут каждое слово. И, даже если я чего-то не доскажу, отправятся в библиотеку, проведут там всю ночь, и обязательно докопаются до всего, чего не получили на лекции. Преподаватель им нужен лишь как уличный регулировщик, указывающий более короткий маршрут. Мир держится на этих энтузиастах!
Прямая противоположность им — галерка. Я могу расшибить себе лоб, но все равно не отвлеку их ни от шахмат, ни от банок с пивом, которые они прячут в своих портфелях! Тратить время на эту публику глупо в принципе. Для нашего дела они — народ случайный и совершенно необязательный. Возможно, кто-то из них нужен просто в другом ремесле, и там преуспеет. Но я бы посоветовал все же некоторым из постоянных обитателей последних рядов уйти на завод или на стройку. Не хочешь работать головой, займи свои руки. С паршивой овцы — хоть шерсти клок!
И, наконец, те, кто сидят между двумя уже упомянутыми. Назовем их «золотой серединой». Многие из этой когорты еще не определись во взглядах. Они еще мечутся в поисках своего места под солнцем. Их большинство. Уже в силу этого они заслуживают особого внимания. Чем больше людей будет вовлечено в наше дело, тем больше надежды, что оно принесет результат. Если преподаватель хочет его достичь, он, прежде всего, постарается увлечь именно этих сомневающихся людей. То же происходит в театре, в политике, — в жизни! От удачи в этом нелегком процессе зависит, куда качнутся весы. Что станет, наконец, с этой еще не потерянной для общества публикой. За что возьмется она, в конце концов — за голову, за топор или стакан с водкой.
Знакомый голос с галерки:
—А мы?
—Да и вы думайте. Пока время есть.
—Ха! Уж конец лекции…
Тючкалов вскинул руку с часами. Вздохнул:
—Н-да… Ну, значит, каждому свое…