разговор-воспоминание

Лилия Соловьева
Детские воспоминания... они хранятся в самых дальних и темных сгустках  памяти, тебе  кажется что их нет,что они  смешались, растворились, истерлись в густо-синей темноте, как вдруг что-то всплывает, выныривает изнутри вовне, и  напоминает о своем присутствии.
Детство...
Хрупкое, застенчивое, доверчивое и неспособное к притворству...
оно всегда страдало привязанностью ко всему игрушечному, малюсенькому, скукоженному и крохотному, ко всему муравейному, бумажному, и воздушному.

Из фиолетовых глубин, играющих лиловыми бликами выныривают  первые, сочиненные тобой  глупые  складные  строчки похожие на деревянные кубики с  наклеенными на них картинками -- А-арбуз, Д-дом, Г-гусь..... все сложилось и вышло:

Мустя,
Пустя
и капустя!

( оо-о! тогда ты была твердо уверена, что это стихи), радостно подпрыгивая ты выкрикивала их, казалось на весь мир,  ощущая себя великим поэтом-прыгуном --  поэтом  на батуте; в темных сгустках твоих воспоминаний  глубоко потонули  увязанные длинными бантами и зажатые заколками-бабочками, вереницы скакалок и цветных  мелков, биты для игры в классики, крохотные лубочные зверушки из теремков, кипы  бумаг с нарисованными на них желтенькими солнышками и храбрыми цыплятами с разинутыми клювиками (в тот момент они пели), то тут, то там торчат из этой красочной "сороконожки" пришпиленные булавками листочки с красненькими домиками и цветными загогулинами (вместо человечков); размылись в темной патоке прошлого  красивые пасочки из песка, для изготовления которых достаточно было сказать: "паска-паска-получись"; под песочными фигурками, спресованными пластами зарылись детские  мечты стать балериной, воздушной гимнасткой, каратисткой, потом артисткой, художницей, поэтом...; тоненькой дымкой растаяли в небе  мыльные  пузыри, они улетели туда,  где какие-то загадочные коровкины детки  кушают котлетки; только сейчас ты поняла, что оказывается  напрочь забыла  вкус спелых вишневых сережек и вишневой смолы, похожей на темно-коричневый янтарь; где-то там,-- в глубоких складках  твоей памяти застряли  и алые лепестки роз -- накладные губы, (сморщив лицо и  звучно выдохнув носом, от них можно было смешно, -- в один миг избавиться ); ах, эти кричащие своей необычайной яркостью губы из лепестков! ведь в сочетании с розочкой в волосах,  это была уже Кармен; и поддевая ногой полу длинного маминого платья, играющего блестящей атласной каймой, да еще  еле-еле удерживая равновесие на высоченных каблуках (опять же маминых), можно было легко перевоплотиться в эту знаменитую и гордую испанку с красивым бюстом; и тогда тебя ничуть не смущало, что бюст заменяли пучки надерганной ваты, а завязанный узлом на спине родительский бюстгальтер торчал уродливым горбиком, от чего твоя Кармен могла красиво смотреться только лицом к большому зеркалу....,
но всякие-разные незначительные мелочи  были  тогда совсем  не достойны внимания.

В темной глубине чердаков, увитых липкой  паутиной, пылятся твои детские, истрепанные временем книжки с утерянными навсегда страницами, там же валяются жалкие остатки детской посудки, а голый, целлулоидный  пупс лежит в объятиях  обглоданного молью Петрушки. Глубоко в мешке, прижатые друг к другу  резиновыми щеками, пылятся молчаливые куклы с обстриженными челками, а их  накрашенные обильно наслюнявленными карандашами глаза (с распахнутыми ресницами ), по-прежнему выражают удивление. Резина крошится, покрывается мелкими трещинками, но удивление так и не сходит с их примятых лиц.

Детство незаметно исчезло, унося с собой эмоции и фантазии, оно растворилось в радужных брызгах лопающихся мыльных пузырей, оставив после себя небольшую радугу, которая  разлетелась   малюсенькими цветными клочками.
А потом?.... Потом тебя начали учить вранью и умению приспосабливаться.
Со всем хрупким, застенчивым и доверчивым пришла пора прощаться навсегда...
с одной стороны тебе в ухо дудела старая бабушкина поговорка "ласковое телятко двух маток сосет", а с другой, твой мозг сверлило  назойливое социальное жужжание; оно зудело тебе об определении в выборе профессии,  о нужности всему человечеству, о большой ответственности, которая ляжет на твои плечи по мере вступления  в права полноценного гражданина; о  роли матери, о важности стать лидером, об умении трудиться, о будущей ценности твоей  личности  (которая под общим воздействием, должна была из тебя вылепиться.... в конце концов...); тебе твердили о красоте русской души, о мифах, о величии Родины, о силе  образования, о Войне и Мире, о Достоевском, о Горьком, о грёзах и Пушкине... Аа-аа-а-ааа!
В общем, это был довольно трудный период! -- .... а в кармане появился аттестат зрелости.

А потом?... Потом, родилась Юность и вместе с ней появились на свет другие стихи, конечно уже не похожие на деревянные пирамидки.

Ты мне песенки пела как птичка
И стихами поила меня...
Защищала в дожди или вьюгу,
За огрызки ругала меня,
Мое сердце любовью наполнено
И сегодня пою и кричу,
Моя добрая милая мамочка,
Как тебя я люблю.

Потом еще другие:

Насыпал снежок лишь в карман,
Согрей там мою розу.
Ты спишь и не знаешь, а где-то ...
Собаки две в красных пальто
Заходят со мною в метро
(дала б им конфет ... котлет?...)
Да их нет!
Насыпал снежок лишь в карман...

Длинноволосая Юность подолгу сидела на берегу синего  моря и  мечтательно любовалась  Взрослой жизнью, которая вышла в море под молочно-белым парусом.
Стройная, веселая и  романтичная Юность пристально всматривалась  вдаль....., а Взрослая  жизнь,  наблюдая за этой дипломированной красавицей излучающей молодость, вдруг обратилась к ней стихами.

Тебя прельщает этот парус в синей дали?!
Ну влазь на борт,
ступай,
гляди на парус желтовато-серый,
он просто грубая линялая холстина.
Смолой и дегтем пахнущие трапы.
Все отсырело, преет, требует просушки
повсюду гнилостная вонь,
под ватерлинией приклеились осклизлые ракушки
.....
И что? (спросила Взрослая жизнь у Юности)
Гляжу я у твоей  романтики  совсем опали ушки?! Ха, ха, ха!

В этот же миг нежная длинноволосая Юность умерла, не выдержав разочарования....

А смелая, коротко  стриженная Взрослая жизнь продолжила свое плаванье под  линялым холщовым парусом......

***

(два стихотворения в этом тексте написаны  Соловьевой Екатериной)