Когда этот парень пришел в наш седьмой класс, он ничем не отличался от остальных. Несколько тучноватый, среднего роста, c крупными чертами лица, голубыми, но не выразительными глазами. Не сказать, что он был застенчив, не агрессивный, но в тоже время и не без комплексов. Не отличник и не троечник.
Он не славился популярностью среди уже сплоченной компании одноклассников, но и не был изгоем. «Пусть живет» - решил тогда класс, вроде бы у нас нормальные ребята и приличная школа.
По-моему, это было в конце восьмого класса, когда он похорошел. На щеках появился румянец, что освежило цвет лица. Рот стал чувственным, в глазах появилась некоторое довольство собой. Помнится, посмотрев на него как-то, подумала – «Я не знала, что ты так прекрасен». Мне казалось, я первая заметила, что он похорошел. Он стал привлекать некой чувственно-пацанской красотой.
Но, как это часто бывает, внутренние качества не подтянулись за внешними. Он посчитал, что его красота – это и есть то, что отличает его от других, и не зачем прилагать еще какие-то усилия, чтобы добиться благосклонности у окружающих вообще и у девушек в частности.
На моем дне рождения в девятом классе, когда менее красивые одноклассники и друзья шутили, пели песни под гитару, он сидел, ел угощения и не сделал ни одного замечания, которое могло привлечь внимание или запомнится. Сидел, как красивый белый слон.
После школы он, я точно знаю, куда-то поступил, но вот куда – не помню. Ему не нужен был диплом в качестве еще одного украшения – он и так был прекрасен. Многие одноклассники, в том числе и я, потеряли с ним связь. Человек он был неинтересный, а на красоту долго не насмотришься.
Потом я его увидела, когда заканчивала институт. Он стал встречаться с однокурсницей, мало мне знакомой. В свои избранницы он выбрал кудрявую Дашу с французского отделения. Брюнетка, худенькая, с острыми чертами лица, родинкой на щеке. Несмотря на свои кудрявые кудри, она их не отпускала – они едва доставали до плеч.
В ней, как и в нем, была уверенность, что ее красота настолько незыблима, словно забетонирована изнутри, что никуда не денется. Они нашли друг друга и, действительно, хорошо смотрелись вместе. Греческие боги маленького роста, которые ждут приглашения на Олимп, пока, по непонятным причинам, не полученное.
Отношения с Дашей дали ему еще большую уверенность в своей красоте. Даша родила прямо незадолго до защиты диплома. Он стал еще больше горд собой. Пока Даша сдавала госы и защищала диплом, он ходил с коляской вокруг корпуса, и даже не замечал, когда с ним здоровались.
…Я увидела их несколько лет спустя – в магазине. Нам уже было в середине за тридцать. Они меня, естественно, не узнали.
Весь его вид показывал то ли пренебрежение, то ли запредельную усталость. Он снова стал тучным. И румянец уже сошел.
Она тоже располнела. Видно было, что она целиком полагалась или полагается на то, чем ее одарила природа, и не стремится больше к чему-то еще.
Внешне они ничем не отличались от семейной пары, которые даже уже не пытаются найти удовольствие в воскресном выходе за продуктами.
Она держала ребенка за руку – девочку лет трех. Если бы причиной усталости в их взглядах были дети, то это, должно быть, был уже десятый ребенок.
Лишь по все еще прослеживаемому во взгляде ощущению некого превосходства над окружающими, да пока еще сохранившемуся разрезу глазу и не до конца еще расплывшимися чертам лица, можно было отследить ту красоту, которая могла бы дать им пропуск на Олимп.
Я смотрела на них и подумала, что многие из тех, с кем вместе учились, в результате работы над собой стали более красивыми и интересными.
ХХХХХ
Возможно, вы увидите между строк этой миниатюры злорадно-довольное потирание рук и хитро-прищуренный взгляд – вот, де, красавчики, этого и следовало ожидать.
Но это отнюдь не ревность и не злорадство, что заставляет меня писать о них. Да, Андрей мне нравился – но не больше, чем однокласснице одноклассник.
Просто мне кажется, что они оба прошли мимо чего-то важного в жизни. Все больше убеждаюсь, что красота – это талант, который тоже можно развить или закопать в землю. Красота – то, что заставляет писателей описывать ее в своих произведениях, а окружающих – довольствоваться общением с красивым человеком.
Еще мне удивительно, что совпало в них именно это – слишком ранний расцвет внешней красоты, чтобы ее оценить по достоинству, пренебрежение к ней, потом некоторая растерянность, смешанное с почиванием на лаврах – да, мы были красивы и даже сейчас еще ничего.
Или я еще слишком молода, чтобы судить?