В первую непроглядную вьюжную ночь зимы я сидел у ка-
мина и занимался тем, что вскрывал толстые конверты и выни-
мал из них письма, давая читать их огню. Оставляя оболочки
писем на письменном столике, я имел одну цель: знать только
адреса написавших мне, чтобы когда-нибудь, по возможности,
познакомиться с ними воочию. По моему мнению, лучше загля-
нуть в глаза живым людям, нежели видеть их души, расплас-
танные на бумаге. Но, перебирая уже пустые конверты, внима-
тельно вчитываясь своими, уже подслеповатыми, глазами в фа-
милии адресатов, я неожиданно для самого себя расхохотался:
оказывается кинутые мною в огонь письма были мною же три
месяца назад отправлены одной прекрасной даме, но перед этой
зимней ночью они все были присланы мне обратно. Я сидел у
жаркого камина, где погибли мои письма, и огонь воспомина-
ний сжигал моё старческое сердце, что было когда-то юно и
всю жизнь учащённо билось при воспоминании о той даме, что
была старше меня, которой я посвятил не только чудные строки
моих многочисленных писем, но и свою жизнь. Да, всю жизнь
я отдал мечтам о ней после того, как увидел её, выпрыгнувшую
ночью из окна второго этажа горящего дома, в котором, как уве-
ряли тут же собравшиеся на это происшествие уличные зеваки,
она была в гостях у какого-то знаменитого мужчины и покину-
ла его так неожиданно, в чём мать родила. Её тело, вылетевшее
из окна в бликах огня, поразило меня, но в пожарной суете я
упустил её из вида и более никогда не видел, хотя всю жизнь и
предпринимал попытки разыскать её и насладиться её объятия-
ми и рассказать ей, что она одна завладела моим жизненным
пространством. Уже будучи немощным больным стариком, я
напал на её след и отослал ей на далёкий материк все мои, пи-
санные ей всю жизнь письма, но они почему-то были мне воз-
вращены. И теперь, после той ночи безрассудного сжигания их,
я провожу зимние ночи у камина, в котором вместо огня пля-
шет безумный танец любви огненное тело той дамы, что сводит
меня с ума.