Суходол и время...

Надежда Хисметова
Суходол

Надежда Никищенкова

Как невзрачен Суходол.
Пыли мерзкий ореол,
Словно облако грозовое.
Ветер дует, не зная покоя.

Но живут в нём простые люди.
И им нравятся тихие будни.
И откос, и обрыв над Волгой
Их влечёт. И травою колкой

Не пугают их степи и дали,
И скучают они здесь едва ли.
Не зовут их чужие страны.
Люди счастливы - как ни странно...

Мы с Серёгиным* вечером тихим
Изучаем рассказы о лихе,
Об убийствах, безумно-дерзких,
Комсомольцев и пионерки.

Старики говорят спокойно,
Что убил их когда-то Проня,
Когда парни в степи гуляли
И девчонок своих обнимали.

Говорят обо всём так просто:
"Схоронили их на погосте.
Бедняками все трое были
И значки всем назло носили

Лет прошло уж, пожалуй, тридцать...
Но такое не может забыться".
Но Ирина Васильевна** строго
Говорит старикам убогим:

"Кулаки - убийцы, дедуля!
Все имели натуру злую.
Батраками народ весь сделав,
Для себя жали много хлеба!"

Но дедок отвечал сердито:
"Что прошло, то давно забыто.
Проня очень любил работать,
Славен двор был большим окотом.

Их овец отличали просто:
Были овцы крупнее ростом,
Мать с отцом в Мелекесс возили
Шерсть и избу всегда белили.

Два ведра с молоком от коровы
В день доили с травою новой.
Все завидовали кобыле:
Круглый год их лошадка в силе,

Что она и стройна, и красива,
Жеребят через год носила.
Вороные все были в мать.
Не поймать их в степи, не догнать!

Проня был невысокий ростом
Нелюдимый, лицом неброский.
Комсомольский вожак - пригожий,
На Марьяну лицом похожий.

За Марьяной отец увивался,
Но, как Проня, ни с чем остался.
По беспутству, семью не жалея,
Мара выгнала богатеев.

С бедняком-соседом гуляла.
Его всюду сама, привечала.
Его сватам не отказали,
Мару замуж с грехом отдали.

В нищете с милым век моталась,
Овдовела, но не сдавалась.
Комсомольский вожак шестым
Был ребёнком её живым.

С ним не ладила Мара вечно,
Комсомол весь хуля беспечно,
Как убили сынка - тужила
И ушла за ним вслед в могилу.

А девица его в Суходоле
Завсегдайкою в комсомоле
После смерти дружка осталась,
А потом в Мелекесс*** смоталась.

Проню тут же арестовали,
Под конвоем куда-то взяли.
Никаких вестей. Сгинул в вечность
Он за зверство своё и беспечность.

А отца, мать, родного брата
Через год увели с этапом.
В наш колхоз они не вступали,
Нам добро своё, скот не дали.

Комсомольцев когда схоронили,
Долго зверство в селе судили.
Бабы в поле ходить боялись:
Комсомольцы им там являлись.

А потом наступила война.
Много наших взяла она.
Мы окопы под Сталинградом
Рыли долго со старым сватом.

В Суходоле коней забрали,
На себе долго мы пахали.
Мужики с войны не вернулись.
Мы да бабы с весной очнулись.

Запряглись, занялись работой,
Повезло пару раз с окотом.
Потихоньку внучат растили,
Так вот жизнь, словно день, прожили.

А теперь хорошо, вольготно.
Мы живём как в Раю: по субботам
Фильмы новые нам привозят,
Телевизор купить в дом просят.

А пока смотрим все у соседа.
Скоро к дочери старшей поеду.
Обещает забрать на зиму.
Без жены стал я нелюдимым.

На завалинке летом греюсь,
Иногда пузырьком развеюсь.
Вы уж этого не пишите...
Надоел я вам, вы спешите?"

- С кем теперь вы, дедуля, живёте? -
Спросил Юра****, сидевший напротив.
"Да с сынком. Он теперь в почёте.
В сельсовете его найдёте..."

Рассказав всё, ушли в сторонку.
Юра дал старикам сгущёнку.
Им пожал очень крепко руки.
На лице его не было скуки.

"Мы, деды, это всё запишем.
Вряд ли правду ещё услышим
Мы про жизнь тех далёких лет.
Да и многих свидетелей нет

Жизни той, и голодной, и сложной,
Правду просто найти невозможно.
Вам в тридцатом по сколько лет
Было всем, если не секрет?"

- Пятьдесят было нам годочков.
"Запишите их данные точно!" -
Сказал Юра, взглянув на тетрадь,
И пошёл чью-то бабку искать.

Мы подробно всё расписали,
Имена стариков узнали,
Адрес точный... Всё чин по чину,
Тут наш Юра нашёл Ирину.

Эта очень древняя бабка
Была в чёрном. Лишь белая тряпка
Её лоб прикрывала глубоко.
Бабка Ира была одинокой.

Плохо видела, с палкой ходил,
Но нас в дом свой легко проводила.
Было пусто в сенях и каморке,
На окне были белые шторки

В уголке у окошка икона.
В позолоченной рамочке скромной.
У иконы лампадка чадила.
Но в избе было чисто и мило.

На ковре у кровати с подзорником
Птицы всякие, розы, кот чёрненький,
С бестолковыми злыми глазами,
Да девицы с большими очами.

Размалёвана краскою розовой,
На столе блестит скатерть с розами.
Табуретки, скамейка у печки
С керосиновой лампой и свечкой.

Жёлтый пол чист, отдрален навечно.
В этом доме быть страшно беспечной.
И тут бабка заплакала тихо.
К фотографиям прыгнула лихо.

Стала долго она причитать,
Её слов было мне не понять.
Успокоилась также внезапно,
Разговор повела с нами внятно.

Рассказала, что помнила, просто,
Отвести обещала к погосту,
Где родные её почивали,
Без особой тоски и печали.

И её чернота, её древность
И каморки суровая бедность
Были очень нелепыми в мире,
Что по книжкам мы раньше учили.

Про войну она помнила плохо.
Да к тому же просто оглохла.
Говорила про время чуднОе.
Когда девкой была озорною.

А потом про войну с японцем,
Про какие-то страсти. Но солнце
В это время уже закатилось.
И бабуля вдруг с нами простилась.

Стала быстро на двор провожать
И рукой очень бойко махать.
Что услышала я в Суходоле,
Не учили мы раньше в школе.

Трудно было во всё это верить.
В темноте дошагали до двери.
В темноте гречку с мясом доели.
Все в спортзале спокойно сопели.

Юра запер дверь быстро и ловко.
Непривычная здесь обстановка.
Маты, кольца, канат с потолка...
Ах, как ночь в эти дни коротка...

Июнь 1962 года.

Это черновик поэмы, который случайно сохранили мои родственники. Подлинники в архивах школы №33 мы не нашли. Поэма печатает в связи с предполагаемым закрытием школы в Суходоле, двухэтажное здание красивой школы до сих пор стоит у меня перед глазами. Видимо, очень сильны впечатления от описанного похода в моей памяти до сих пор. Мне бы очень хотелось, чтобы местное руководство смогло бы изыскать возможности для сохранения школы в деревне Суходол, которая в настоящее время является культурным центром населённого пункта. Кроме того, я узнала, что там очень интенсивно стало развиваться животноводство. 22.02.14.
С наступающим великим праздником, Днём защитника Отечества всех прочитавших эти слова. 

* Серёгин - Юрий Николаевич Серёгин, инструктор отряда в турлагере "Салют", был руководителем маршрута, о котором написано в поэме.

*** Ирина Васильевна - воспитатель в отряде. В дальнейшем была директором школы №33.

*** Мелекесс - прежнее название города Димитровграда.
 
**** Юра - Юрий Николаевич Серёгин.


Рецензия на «Суходол» (Надежда Никищенкова)

Так за что же Прон убил комсомольцев ?
Может за то что перед его носом наганом махали, куражась, вот мол мы тебя кулака раскулачим, или попросту ограбим, сам ты у нас пойдёш по миру, а мы от твоего добра заживём весело.
Как всё-таки не справедливо, Прон остался злодеем, а комсомольцы-комунисты, погубившие миллионы жизней, вроде как праведниками.
А для справедливости вроде как историю нужно переписывать, ан поди разберись сейчас чё и как было.
Автор в первой половине произведения незримо, но сохранил ту грань по которой можно идти и просто воочию видеть безо всяких переосмыслений истории, вторая половина съехала неизвестно куда, сюжетная линия потерена, а жаль, могло получится очень хорошее произведение.

Сергей Савищев   06.05.2015 05:23   


Сергей! Я хочу Вам пояснить одну вещь. Стихи были написаны тринадцатилетней девочкой в 1962 году. Она ошарашена услышанным. Эти стихи выглядят как репортаж.
Кроме того, она внучка раскулаченных людей, которых чуть-чуть не расстреляли в 30-е годы. Мой дедушка потом валил лес на Севере, а бабушка стирала осенью и зимой в холодной воде с золой бельё... Они считали в последствии раскулачивание серьёзной ошибкой в политики государства, но никогда не выступали против советской власти и политики государства. Автор стихов в то время не был морально подготовлен к написанию серьёзного произведения.
Кроме того, Проня убил комсомольцев и пионерку, а не комсомольцы его. Судя по стихам, там было примешано что-то личное. Безответная любовь...
Кроме того, не дюже грамотные старики беззлобно излагали девчонке факты, осознавая, что время было такое. Да и шестидесятые годы тоже были сложные. Эти стихи были изданы в сборнике "Одна любовь". В 2003 году меня разыскана внучка одного из дедов. Она помнила, как наша поисковая группа приходила в Суходол, как я записывала материал. А ей тогда было только десять лет... Она была дочерью председателя, но не знала тогда даже о существовании сгущёнки. Дедушка принёс сгущёнку внукам... Она случайно приобрела эту книгу... Узнала обо мне, нашла меня. Потом рассказала односельчанам о встрече со мной. Суходольцы приглашали меня в родное село, чтобы я выступила перед ними. Но я по серьёзным причинам не смогла туда съездить.
Юра Серёгин хотел разыскать летопись этого произведения в школьном музее. Там были фотографии и сам материал, записанный непосредственно во время встречи, но эту летопись уже уничтожили. В черновике сохранилось только это, стихотворение... В Интернет оно попало только по тому, что в нём упоминается школа, которую собирались закрыть. Это уже повторная публикация стихов.
Сергей! Всё, что мною издано мною редко переосмысливается и переиздаётся. Этот факт уже в новом отражении и другом восприятии описан в романе "Слуги народа", который я вряд ли издам. Над ним необходимо много работать, а у меня, к сожалению, сейчас нет ни времени, ни денег.
Огромное спасибо, Сергей, за отзыв. Наша критика поэмы совершенно справедливая. Но не могла я в то время создать шедевр на эту тему... К сожалению, я не Пушкин и ни Лермонтов...
Я понимаю, что раскулачиванием была уничтожена лучшая часть российского крестьянства. А в момент публикации поэмы в интернете уже уничтожались последние его жалкие остатки. С благодарностью и признательностью. Надежда.


Надежда Никищенкова   06.05.2015 06:04