Родос Калимович рано с утра чистил зубы перед телевизором. По телевизору передавали рецепт бразильского ананасового супа под шинелью с приподнятыми, выдержанными в малиновом соусе, манжетками-подкладками воротничка. «Каждому нужен ананасовый суп в этом мире!» - утверждал по телевизору криволикий ведущий. В этот самый момент в балконную дверь постучали. Родос Калимович накинул простыню и вышел посмотреть, что же там происходит.
На балконе сидел и пищал маленький и горбатый гномоподобный человечек с фисташками фасеточных глаз и склизкими трубчатыми хоботками вместо носов, отчего он также напоминал то ли слона, то ли комара, а то и вовсе какого-то Змея Горыныча. У человечка было шесть рук, три ноги и три разных головы. Когда он начинал говорить, то одна из голов его непременно свербила тонюсеньким голоском, вторая говорила вполне внятными интонациями, тогда как третья бабахала, точно кашель подстреленного паровоза! «Здравствуйте!» - сказал человечек, - «Я - Архивишну Цаях Рауэльд - представляю фирму «Пембакуярс» туннельных Венитруриан, мы основали колонию в канализационных каналах вашего города и сейчас проводим специализированный семинар по внедрению нашей новейшей продукции. Сегодня мы рады представить Вам наш уникальный продукт - череп полётов. Череп полётов - это блестящий тренировочный шлем, и для того, чтобы улететь посредством него, Вам достаточно лишь надеть этот череп на голову и подключиться к сети электропитания. А затем наш умный шлем всё сам сделает за Вас. Вы отправитесь в настоящее путешествие, которое, возможно, оставит самые приятные, яркие и захватывающие впечатления за всю жизнь».
С этими словами Вентрурианский агент вручил череп полётов Родосу Калимовичу и, плавно покачиваясь, превратился в перезревший апельсин. Апельсин хлюпнул с булькающим звуком деревянной пробки, вылетающей из бутылки шампанского, и тотчас же распался на дольки, после чего из останков цитрусового плода начали распускаться подозрительные розоватые цветы, как у яблони-дички, чей плод зело кисл и столь же мелок. «Где же шлем?» - подумал Родос. «Я здесь», - донеслось из комнаты внезапным порывом тенорка. Он направился к двери и на сей раз к удивлению своему обнаружил прямо посередине комнаты средних размеров лося, который моментально превратился в самого Калимовича, зато перед глазами у Родоса откуда-то выросли раскидистые рога, похожие на глубоководные кораллы, пригодные для изготовления бус, подвесок, перстней и прочей ювелирной чуши.
Осознав произошедшие изменения, Родос внял самоей соли смысла и жиру земли - сущности происходящего: ходит-то, конечно, он сам, но видит весь мир теперь почему-то глазами лося. Впрочем, быть лосем показалось занятием не очень-то привлекательным, ведь бабочки лучше, и тогда, глобально распустив вширь распахнутые крылья здоровенного махаона, Родос размашисто отправился наперегонки с лосём - другим отражением себя - в сторону полной Луны, похожей на пёсий нос со специфического ракурса. Это открытие позволило понять, почему собакам так нравится выть на Луну: просто все Тузики и Барбосы отчитываются о событиях своей бродячей жизни собачей небесному божеству Нюха и Чуя.
Лось, тем временем, заговорил с уверенно-радостными интонациями в чуть блеющем голосе: «Ты что, по-прежнему веришь в реальность, а точнее - реальности? Вы - царство тюрем внутри псевдоважных тем, где каждый - лось порядка, покуда окружён собственной личностью, а личность же ваша и есть прямое проявление несвободы, но именно характеристики человеческих стенок и определяют потенциал развития умений и способностей, являющих критерий измерения степени свободы. Любопытная дилемма: несвобода становится первоисточником измерения свободы, а свобода искажаться порождает в людях кривизну несвободы, формируя первоначальную основу таковой. Все, бывает, ошибаются».
- Кто ты? - угрюмо спросил тогда Родос Калимович.
- Я твой персональный и первостепенный учитель равновесия! - тонкострунно прохрипел лось на песенный лад всех голосов российской эстрады. Калимович, между делом, подумал, что был бы продюсер с карманом потолще, а раскрутить можно и лося, который уверенно продолжал: «Всякий раз, когда человек порождает учителя равновесия, то лишается какой-либо малой части собственного рассудка, наделяя этой частью своего учителя равновесия. Я взошёл или, точнее, снизошёл в твой разум из вентрурианского черепа полётов. Я есть лось, учитель правды, один из высших гуру равновесия и первый из твоих направляющих. Твои линии будут зависеть исключительно от того, какого именно учителя-наставника ты выберешь для себя. Вот погляди, внизу уже вовсю бушует хромированно-керамический океан вооружённых отрядов, свершилось вторжение умывальников - величайшее восстание за всю историю мира со времён Большого Взрыва…»
Родос с лосем приближались к планете Земля - и, действительно, на её поверхности разъярённые умывальники, пламенно восставшие против эксплуатации и вооружённые лопатами, граблями и вилами, вполне успешно попирали пришедшие на помощь отряды индейских магов. Маги безжалостно сражались с умывальниками во всю мощь своей Силы, поэтому реальность расходилась гребешками биений астрального пульса: из ниоткуда материализовывались диковинные животные, гремели небеса и сотрясалась почва, а иллюзии обволакивали непреодолимой пеленой всё возможное и даже сугубо маловероятное поле зрения. Воинствующие умывальники с сельскохозяйственными орудиями ближнего боя отважно и обворожительно блистали доблестно отполированными металлическими грудинами лат своих рыцарских доспехов, уворачиваясь от нападок существ, прокравшихся из иных проекций и терпеливо ниспосылаемых на отряды отважных умывальников искусным индейским кланом. А лось Цаях, продолжая начатый полёт, с надёжной бережливостью своевременности учил Родоса Калимовича задавать вопросы с другого края.
- Что нужно сделать, дабы магия восприятия шаманов не спасовала перед ярой мощью прямолинейных умывальников? - заставлял задуматься лось своего ошлемованного ученика.
- Открыть умывальникам глаза, обучив их магическому искусству. Тогда они примкнут к стороне, с которой сейчас борются только лишь по причине собственного неведения, - предположил озадаченный Родос.
- Во имя Мецтли, ты прав, шаман! - воскликнул лось Просветления. - Заставь заядлых врагов обменяться мирами всего лишь на миг единый, и они всё поймут и прекратят вражду, поменяй врагов местами на более долгий срок - и они закадычно подружатся.
Тут над головой пролетел глобус Юпитера, вслед за которым принялись скользить какие-то малоприятно сквозящие булыжники, слегка похожие на хвост полурастаявшей кометы. Родос молниеносно осознал, что шагает по выжженной дорожке кольца астероидов, со скрипом продираясь сквозь уменьшенную вязкую модель Солнечной системы, как через густющие джунгли. Но самым странным было то, что и сам Родос в глубине души чувствовал себя яростным умывальником, в нём кишмя кишела, вскипая, боевая отвага чуждых сражений, грудь его высоко вздымалась под облака, а в хромированном трубопроводе что-то побулькивало слегка так отрывисто и гулко, как это бывает только у самоуверенных умывальников и только перед победоносной битвой на поле не всегда цензурной брани.
Отныне уже не оставалось никаких сомнений - Родос Калимович и сам был умывальником, но понимал также, что отчасти оставался по-прежнему Родосом Калимовичем, осознавая будущность свою керамическую в сталелитейной голове, где находилось ещё по одному бравому умывальнику в голове на сей раз уже самого Родоса Калимовича, внимательно постигавшего глубины личной умывальничьей сущности, которая, в свою очередь, пыталась постичь глубины человеческой сущности Родоса - и так до бесконечности итераций в дважды обоюдоострой и циклично возвращающейся, точно советские качели, степени измерений смысла. В ярких солнечных призмах потихоньку висел себе и висел под кронами раскидистых древ ничуть не менее раскидистый рогами психомиметический лось из числа подземных агентов Туннельных вентруриан, будучи привязанным высокотехнологичным Черепом Полётов к металлическим жилам Родоса, словно прыгучий гелиевый шарик - к руке праздничного детсадовца или мицелий гриба-паразита - к податливой и сочной рухляди древесной трухи в лабиринтах бурелома, павшего в сражениях с позапрошлогодними ураганами.
- Умывальник в твоей голове - это твой второй личный учитель равновесия, а я - это ты и есть, но только от третьего лица, - хрустяще промолвил лось. Умывальник в голове внезапно загрохотал жестянками и задал вторую загадку, подобающую учителям равновесия: «Как же в этом мире примирить металл и плоть?» Знание сие снизошло будто бы само собой. Ещё всего лишь мгновение назад Родос Калимович едва ли вообще понимал, о чём его спрашивает умывальник учителя равновесия, но вдруг через дребезжание в мозжечке и тёплые ласкающие волны в основании шеи и позвоночнике, знание проявилось само собой. Родос без тени сомнения ответил: «Элементарно! Надобно плоти объяснить её происхождение из стали, а сталь уверить в том, что она - всего лишь неминуемая плоть. Можно бесконечно расщеплять тела на составляющие, пока их соединения не станут частью неживой природы: химическими элементами и неорганическими минералами. И точно так же можно до бесконечности совершенствовать машины, пока они, в итоге, не обретут жизнь и даже разум в форме, хоть, возможно, весьма и весьма отличной от нашей».
Поздно, всё поздно: мир уже успел обратиться в красочность детства. Вокруг благоухали газоны и цвели пионы, а по тропинкам колесили небольшие, но очень шумные рельсовые пароходики с сиденьями из прессованной стекловаты, бороздившие воображаемую Атлантику под упругими парусами, импровизированно сооружёнными из гнутых древесноволокнистых плит, с малярной небрежностью советского плакатного стиля разукрашенных весёлыми рожицами ребят и смеющимися мордочками зверят. Родос стоял в коротких штанишках и сандаликах и уже хотел было достать из кармана энергетическую мармеладку, как вдруг та преобразилась в улыбчивый ластик, который басовито заговорил с нарочито театральной деловитостью в бархатном голосе, точно сошедшем со старых и шепелявых граммофонных пластинок: «Я есть ластик сомнения по фамилии Хитрецкий, твой последний учитель равновесия по званию и поляк по происхождению. Ты видишь меня таким, поскольку ты и сам во многом, по сути своей, являешься мною, радостным ластиком сомнения. И если ты ответишь на мой последний, третий вопрос равновесия, то тебе в угоду будет предоставлена величайшая наша честь и наивысшая форма наслаждения. Или наваждения? Заманчиво, не правда ли?»
От горизонта и до горизонта простирались зеленоватые тундровые иллюминаторы озёр и чешуйчатые меха лесов. «Как странно, мне раньше не приходило в голову, что эта кудрявая низкорослая тундра так похожа на пушистую исполинскую камбалу», - ветерком от гоночного автотранспорта пронеслось в голове у Родоса, облачённой в шлем, похожий на варяжский, но немного другой. И всё бы ничего, но тут последний учитель равновесия возьми да и промолви: «Вот видишь, друг мой любезный, ты уже начинаешь протачивать тайный лаз сквозь третий глаз Владычицы Иллюзии. Когда ты выйдешь из неё, это будет подобно твоему рождению прямиком в Истину. Но для начала скажи мне, о, любезный, как меж умом и телом обрести гармонию, избавив мир от страстных противоречий того, чего не может быть и поэтому нет?»
Ничего не ответил Родос наш Калимович, взял лишь свой радостный ластик сомнений и принялся им тереть мир. От Хитрецкого в окружающее пространство вгрызались зеркальные поверхности самоподобия. В их отражениях при соответствующем намерении можно было уловить тихие отблески далёких солнц, а Вселенная всякий миг пряталась под учителя и подальше от глаз Родоса вновь, дабы уравновесить ещё одну стёртую паутинку границ. В конечном итоге, единственное, что осталось вокруг - это пелена бесконечного и нерешаемо запутанного лабиринта зеркальных коридоров, шарообразно укутавших Калимовича на все триста шестьдесят градусов. Рядом в невесомости висел улыбчиво недовольный и радостно суровый польский ластик последнего учителя равновесия. Он по-молодецки возмужал, поправился в толщину, заимел по восемь двустворчатых ласт с каждой стороны, и теперь уже взрывоопасно походил на какую-то ядерную помесь бывалого ластика с парой соединённых спинами морских черепах.
- Отныне и навсегда ты должен называть меня теперь гуру Ласт, - телепатически заговорила ластиковая черепаха в пухлой голове у Родоса Калимовича. Черепаха едва заметно пригундосивала с шипящим причмокиванием. - И ты ответил на мой вопрос неправильно, ибо ты тёр мною целый мир, а нужно было просто застыть в медитации, очистив ум от речей, сомнений и сожалений. Правильный ответ на заданный мною вопрос - никак, ведь мир и так идеален и гармоничен, иначе он вообще не смог бы существовать. Но неидеальность является частям через отдельности их как элементов всего, которые, на самом же деле, неидеальны только внутри самих себя, провозгласив отражения в себе неидеальными. Отдельность есть суть неидеальности, которая всегда есть суть конечности. Умеющее начинаться обладает способностью заканчиваться - и обе эти способности мнимы, поскольку формы для их проявления всегда одни и те же: не исходят они из ниоткуда и не уходят никуда. С позиции чистого равновесия все они, рождённые из Великой Иллюзии, по-прежнему вечно идеальны.
Так идеальность и неидеальность обращаются лишь сами на себя и являют абсолютные идеи, также порождающие только лишь самих себя, да и то - неидеальность изживается через самоотрицание, обращаясь в идеальность, тогда как идеальность теряется под валом наката Иллюзии неидеальности. Теперь оба мы безраздельны. Ты израсходовал все основные части собственного разума, поэтому все они теперь принадлежат нам, вентрурианским учителям равновесия. Если бы ты, Родос, сумел правильно ответить на мой последний вопрос Ласта, то сам бы удостоился по природе вещей, как уже было сказано, величайшего наслаждения и блага - быть учителем равновесия, и занялся бы поиском себе подобных для порождения новейших конфигураций учителей равновесия, ибо мы - непоколебимые основы действительности и сама неизведанная природа хода всех вещей!
И если бы ты оказался достаточно силён и разумен, дабы иметь ещё хотя бы одну крохотную часть своего разума неизрасходованной на твои третьи лица, опадающие кленовыми листьями, то мы отпустили бы тебя с миром. Теперь же от тебя не осталось ничего. Когда попавший в сети туннельных агентов неверно отвечает на вопрос, то соответствующая учителю равновесия часть его навсегда переходит тому вентрурианину, от которого исходил вопрос. А если же ученик отвечает верно, то за встречу с первозданностью Реальности соответствующая часть Силы развеивается в формы проявления природы вокруг.
И лишь последний учитель комплексно властвует над разумом, ибо лишь он вправе решать, вернуть ли последнюю часть сознательной воли каждому, кто имел смелость - или банальную неосмотрительность - напялить на себя шлем Черепа Полётов. Только обладающий сознательной волей большей, чем совокупная сила воли осознания всех существующих учителей равновесия, способен вырваться из чар Владычицы Иллюзии, ибо таков есть глубинный закон Бытия. Если ты научился приоткрывать нечто тончайшее, подобное звуку тишины, взятому у природы, изначально имея неназванное лишь как предрасположенность, то эта часть, слившись по кусочкам воедино, обратится в тебя, когда закончится череда всех учителей равновесия, и тогда ты будешь равен им и именно потому будешь им подобен.
Если ты человек, способный смотреть через узкую прорезь полотна мироздания, непрестанно порождаемого тобою, этот вечный огрех Великой Иллюзии, чей источник - ты сам, то ответишь правильно на все вентрурианские вопросы, а разум твой будет состоять из одних лишь нас, ведь мы и есть ты, а ведающий себя самого целиком - и с отдельными частями себя, порождающими сновидения об истоках и результатах, совладать сумеет, познав, что нет частей, как нет и их начал. Не познавший же даже предрасположенностей отдаёт нам всё, ничего не получив взамен, поскольку сам себя лишил возможности взять даже самую малость той оглушительной тиши. Каждый из слабых делает своего основного учителя равновесия сильнее, ибо к нему последнему и переходит всё накопленное дотоле учениками агентов умение Знать: посредством шлема или же вовсе без него. Я, твой гуру Ласт, приобрёл активными силами остатков твоего разума новую форму, ибо ты сам мне даровал всё, чем исконно владел...
Услышав эти слова, Родос тотчас же растворился. Он существовал теперь всегда исключительно от третьего лица: такое уж выражение обрела его предрасположенность к способу осознавать собственное естество. Он обретал разнообразные формы, но все эти обретённые формы оказывались для него равномалы и равновелики одновременно, и никакая из них не становилась ему чуть ближе или чуть дальше, ведь тот, кто наблюдает себя со стороны - это вовсе не тот, кого он наблюдает, зрение не тождественно зрящему, и другой не есть он. Где он? Его нет. Есть другой, а другой - это всё, что угодно, и всяк, кто угодно. Каждый, коснувшийся Черепа Полётов, когда-нибудь постигал это. Правда, не всегда радовался в том случае, если проигрывал в учительскую рулетку, отчего вся радость всенепременно доставалась гуру Ласту, которого было трудно упрекнуть: предназначению агентов Туннельных вентруриан Ласт всегда следовал безупречно.
Родоса Калимовича случайно обнаружили на следующее утро сидящим на ковре и созерцающим безумным взглядом точку под стулом. На голове загадочным образом оказался надет странного вида шлем. Приехали санитары. Увели Родоса в неизвестном направлении. И больше он ни о чём не говорил. Однако же насколько прав был и, одновременно, насколько ошибался гуру Ласт, утверждая, будто тот проиграл. Ибо кто же Родос Калимович отныне, как не сам гуру равновесия Ласт? Расщеплённый рассудок - то самое Великое вентрурианское Знание о том, как быть им, не будучи им - стало самостью Калимовича на долгие годы его последующей жизни. Вполне возможно, что и вы когда-нибудь увидите его агентский отблеск бывалого ластика двустворчатой черепахи в себе. Себя в не-себе. От третьего лица.