Запорожская сечь отжила своё время

Петр Котельников
Казачество жило,
Но вольницы не стало,
Еще шумели на Сечи,
Горилку пили, ели сало.
Хоть головы у многих горячи…

Но нет путей,
что прежде были,
Один остался путь – на Юг,
Походы, битвы стали былью,
И кто-то саблю заменил на плуг.

Разводят скот,
Коней, коров, -
Степные хороши просторы –
Прокормят множество голов,
И мирным быт их станет скоро.

Из Петербурга
Ждут наград,
Хоть кровь еще бурлит, играет,
Не собирают больше рад,
И гетмана не выбирают.

Назначен гетман
Из столицы, -
(Хоть непонятно, что и как),
Он приближен к императрице,
И то приятно, что – казак.

И буйства нет,
Никто не спорит,
Досада душу не берет,
С Кириллом Разумовским скоро
Сам титул гетмана уйдет.

Ликвидация сечи
У прошлого есть качества, объём:
Когда нам выгодно, мы к прошлому взываем,
Глотаем информацию «живьём»,
Что неприятно – просто забываем!

У западной границы Российской Федерации нахо-дится прибалтийское государство  с названием «Литва». Ко-гда-то оно пережило бурный период расцвета силы и значимо-сти, раздвинув свои границы на юге до берегов Азовского и Чёрного морей, захватив земли Галиции и Волыни, Чёрную и Белую Русь,  и стало называться «Великое княжество Литов-ское, Жемайтское  и Русское». И об этом современные власти Литвы конечно не забыли, но прочь улетела  память о том про-должительном периоде, когда Литва съеживаться стала, затем утратила свою государственность, правда, дважды возвращая её, когда  Россию подвергали  испытанию Красный Октябрь и распад Советского Союза. Впрочем, эта видимая только под микроскопом независимость,  не даёт никакого права  властям Латвии вести себя подобно болонке, трястись в неистовом за-пале, оскаливаясь и захлёбываясь пенной слюной, лая из под-воротни  на проходящего мимо ньюфаундленда.  И всё-таки, следует  напомнить всем, что силу, находящуюся в покое, во все времена уважали.
В какой-то мере не уважать позволительно тем, кто государственности никогда не имел, а научиться межгосудар-ственному этикету в  постоянных распрях в  борьбе за власть было просто некогда, Научились воровать по-чёрному, не опа-саясь быть пойманными, поскольку воровали все, в том  числе и те, кто был обязан ловить воров и судить – и достаточно!. В этом даже шарм какой-то находили…  Впрочем, воровать друг у друга учились, но генетически веками проверенное и  за-креплённое что-то из глубин прошлого приходило  - предки малороссиян прекрасно владели всеми методами законного и незаконного обогащения. Почему-то законным считалось тогда ограбление с бою, хотя подлежащего ограблению в известность об этом не ставили, и к бою он не был готов… 
Грамотные среди сечевиков были, а вот летописцев не было. Поэтому история Запорожской Сечи отсутствует. До нас дошли кое-какие документы, касающиеся казацких кладов, подобных тем, которые создавались по тематике  - «флибусть-еры»
Сечевики, идя в поход,
Добро свое скрывали -
В дупло, иль потаённый ход,
Иль просто зарывали…

Знак вырезали на коре:
Пусть это- конское копыто,
И вешка, если клад в норе,
Иль тряпочка прибита.

А, если попадали в плен,
Или в бою убиты,
Примету уничтожил тлен,
Иль просто позабыты…

Кто спрятал, сам тому не рад,
Не отыскать примету;
Тайник тот превратился в клад,
Канул с владельцем в Лету.

Правда, большинство казаков, вернувшись с добы-чей из похода, пускались в загул, быстро проматывая награб-ленное. Но находились и те, кто собирал  на «чёрный день».
В Сечи давно так повелось,
Добро с собой не брали.
Когда добра был с «Гулькин нос»,
То просто пропивали.

Распорядилась жизнь сама,
Что кладов стало много,
Из-за добычи шла война,
А все живут под Богом…

Была у войска и казна,
За ней велась охота,
Припрятать, коль идет война –
Особая забота.

Для скарба лучше места нет,
Как опустить на дно.
Так поступали много лет,
Условие одно:

Чтоб не боялся скарб воды.
В реке искали мели,
И чуть приметные следы
Вели к заветной цели.

По скарбу названа река,
Иль скарб по ней назвали:
Не широка, не глубока -
Реку Скарботной звали.

Грамотные казаки оставляли письменного характе-ра описания захоронения  клада, иногда сопровождаемые до-лей казацкого юмора:
Жизнь вмешалась как-то
в планы,
Был припрятан скарб под Бугом
Славным храбрКм атаманом
По прозванью «Криводубом».

На берегу поставил крест
И ложную могилу.
Там дуб могучий рядом есть,
Вход в штольню завалил он.

Канава к тайнику ведет,
От дуба семь саженей,
Кто камень на пути свернёт,
Под ним найдёт ступени.

Огромный погреб, две двери…
Там скарб лежит навалом,
Ну, сколько хочешь набери,
Живи себе на славу.

Ведь не вернется атаман;
Он на чужбине с братом,
Отдали души небесам,
Нам весть, послав когда-то.

Я вам так много наболтал,
Пора и за работу.
Тот крест, могилу разыскал…
В напарники б кого-то?..

Представляю содержание реальных документов, ко-торым я придал стихотворную форму:
Первый документ:
«Чи выше, чи ниже Переяслава,
Над Днепром, где он подковой,
Разыскать три нужно ясеня.
Там, где гребля есть Попова.

Чуть пониже гребли той,
Есть Бакай – болото,
Сруб дубовый, непростой,
Зелье с приворотом.

Над болотом тем верба,
Нет у ней вершины,
Денег будет два ведра,
Может, с половиной»

Второй документ:
«У Корсуне  близ могилы,
Яр и лес там – «Литовщина»,
Люди нам наговорили,
Там панует бесовщина.

В  яру колодец рубленный,
Чуть в сторонке растет ива,
Души в нём загубленные,
Чур, с нами крестная сила.

А у ивы стоит гроб из камня,
В том гробу серебро и золото,
Пуда три оно потянет,
Унесешь, если молод ты»

Разбойники по-разному действовали  - всё зависело от характера местности.
В лесах разбойники образовывали ватаги, посколь-ку трудно, находясь меж деревьев и быстро передвигаясь, строй соблюдать... Иное дело на открытом пространстве  - тут и строй следовало соблюдать и последовательность, а этого без дисциплины никак не выполнить. А на всё  - время требова-лось, да и место подходящее  нужно было подыскать…
Когда возникла Сечь?
Да  до сих пор не знают,
Так мало удалось сберечь,
Но часто поминают

Добром, ли злом, всё  от того,
Восток ли это, Польша…
Здесь много делалось всего,
Могли бы сделать больше.

Народ не мирный, это так,
Но кто к ним ходит с миром?
Сроднился с саблею казак,
А мог сродниться с лирой.

Казак мог сеять и пахать,
(Он многое бы мог)
А приходилось воевать,
От быстроты зависеть ног

Коня – товарища родного,
Да от друзей, что были рядом;
Он истово молился Богу,
Не кичился своим нарядом.

Не ведал здесь он разносолов,
Была б горилка, огурец.
Ценили здесь и острослова,
Но самым ценным был боец.

Стрелки лихие и рубаки
Срезали на скаку лозу,
И выстрел меткий у казака,
Не показать в беде слезу.

Последним с другом поделиться,
Работать целый день веслом,
Не дать врагу пройти границу,
К нему отправиться послом.

Вести степенный разговор…
Врагом посажен может на кол,
Но на решения не скор,
При взрывах не бросался на пол.

А ремеслом была война,
Так часто приходилось биться,
В поступках Сечь была вольна,
Но с Юга стерегла границу.

   Самым удобным местом для обучения разбою
  оказались  острова за порогами Днепра. И названо 
было  это место – «Запорожская Сечь».
В устьях Чертомлыка и Прогною,
Да над речкой Скарбною,
Не возникла Сечь сама собою,
А воздвигли люди храбрые.

Каждый житель здесь вооружен,
И с врагом готов любой сразиться,
В центре башня двадцати сажен,
В башне той построены бойницы.

Вал земли шести сажен вокруг,
Коши деревянные с землею,
Да дубовый и замшелый сруб,
Островки, прикрытые водою.

Для того, чтоб по воду ходить,
Восемь форток и опять бойницы,
Через фортки можно уходить,
В камышах надежно можно скрыться.

Лихой жизнью жила масса людей, находившихся в этом оазисе разгула,   объединенных одной целью – грабить. Естественно никакой государственностью в Сечи и не попахи-вало… Порядок устанавливала казацкая старшина, приспосаб-ливаясь к условиям, Кого грабить – им было все равно, по-скольку единства национального состава здесь не было. И ма-лороссы, и великороссы, и татары, и молдаване. Такой порядок веками длился, к нему привыкли… И вдруг  всё кончилось!
Межгосударственных границ  прежде не было, но все знали: на запад пойдешь – там Речь Посполитая находится, на юг – кони до Крыма доскачут, коим крымский хан заправ-ляет. Спутала царица Екатерина Великая все карты казакам. На запад пойдешь на польские земли – а они теперь царице русской принадлежат; на юг – тоже идти нельзя, опять же, Крым тоже царице принадлежит…  На чайках бы да  с попутным ветерком   по волнам морским к Стамбулу мчать-ся….  Нельзя!  Оказывается, мирный договор между Россией и Турцией навеки заключен. Одним словом, оказались казаки вне  привычных для них условий: вроде бы свободен, а путы невидимые крепко связывают.
Разбиты Турция и Крым,
И надобность в Сечи отпала.
Над ней клубится прах и дым,
Все надо начинать сначала…

Не по Днепру, не по Дону,
Построят  все казаки сами,
И снова поведут войну
На Тереке и на Кубани.

 Предки - малороссияне, в отличие от потомков - современных украинцев, были буйными, но в какой-то мере понятливыми и совестливыми. Они и предполагать не могли, что станут потомки малороссов  через триста с лишком лет ру-гательствами заходиться в адрес Екатерины Второй, мир при-несшей на земли исстрадавшейся Малороссии. Да,  ограничи-вались возможности казачества, но совершалось это  не из же-лания нанести вред «украинцам», живущим в конце XX века и вступившим в XXI век. Потому предки, будучи вооруженны-ми, привыкшие к трудностям и частым битвам, ропотом от-дельных казаков и ограничились.
Не отмахнуться, не сбежать,
Учитывать просчёты надо.
Рок надо мягко провожать,
Вздохнувши от досады.

Великая степь  с богатыми плодородными землями, протянувшаяся от современного Днепропетровска до северных берегов Азовского и Чёрного морей, рук пахарей ждала. Около двух миллионов крестьян по указу из Петербурга были прикреплены к земле. И опять же бунтов не было…. Хотя национально «свидомые» и по этому поводу разражаются проклятиями в адрес Великой императрицы. Им, наверное, хотелось, чтобы смута тогда великая пришла, с кровью и самозахватами земли. Но не заметили в угаре национальной сверхзначимости того, что российская императрица изменила только форму того, что уже многие годы существовало до неё, а не сущность.. И до неё «свободные» обогащали казацкую старшину и польских магнатов,  хотя крепостного права в Польше того времени не было.
Каждый крестьянин мог уйти от пана, Создавалась иллюзия свободы…  Но  уход от пана означал полную потерю имущества и даже личной свободы, потому что свобода огра-ничивалась системой жестких налогов. Парадокс, отсутствие крепостного права обрекало крестьянина на полное бесправие. Шляхтичи, привыкшие к праздной жизни в мирное время, функцию контроля за производственной деятельностью пере-ложили на евреев, которые ссужали деньгами шляхтичей. Налогами было обложено все: земли, водоемы, охотничьи уго-дья, сенокосы и даже православные церкви. Побойтесь Бога, украинские русофобы, говоря о закабалении казаков русскими. Не стоит ставить знак равенства между казаками и крестьянами. казаки презирали крестьян и не прочь были, при случае, пограбить их. Хлеборобы же казаков любили ничуть не больше, чем татар. Казаки в большинстве своем от действи1 русского правительства не пострадали.
Помещиками в Малороссии стали те же сотники и полковники и шляхта православная, влившиеся в российское дворянство по указу императрицы, многие, к примеру, род Ко-чубеев, (кстати, татарского происхождения), и высшую рос-сийскую знать пополнили, российскими графами стали. А что оставалось делать, если надобность в казачьей защите границы от татарских набегов отпала, исчез сам смысл существования Запорожского воинства?
Оно становилось опасным, поскольку лишившись возможности совершать боевые походы, быстро морально раз-лагалось. Казацкая старшина плела интриги, разворовывала выделяемые правительством деньги на содержание войска, а это приводило к восстаниям сечевой бедноты. Дело доходило до того, что сам кошевой атаман Пётр Калнышевский дважды вынужден был бежать из Сечи и приглашать регулярные рус-ские войска для подавления восстания с помощью регулярных русских войск. Подстегнуло  к действиям русское правитель-ство восстание Емельяна Пугачёва, когда к мятежному атаману немалое число запорожцев присоединилось. Восстание казаков с Яика и Дона было подавлено. В ходе проводимых допросов мятежников было  выявлено неосуществлённое намерение Пугачёва на Днепр прорваться. Несомненно казацкая голытьба его бы поддержала.
Зачем гнездо разбойничье держать,
И ожидать удара в спину,
Да содержать большую рать?
Не лучше ли привлечь старшину.

Средь казаков порядок наведу -,
Им все условия знакомы,
Смутьянов дальше уведут,
Кто посмирней, оставят дома.

И выход есть такой простой –
Старшину записать в дворяне,
Казак свободный – крепостной,
Казаки прежние – крестьяне.

Те, что записаны в реестр,
Пускай уводит атаман;
В России есть немало мест,
Есть Терек грозный, да Кубань.

А то, что шумно, смутно там,
(Казаки сами не спокойны),
Пускай покруче атаман
Ведет там небольшие войны!

Так что правительство должно было вскоре принять какие-то меры, чтобы либо разоружить казаков и занять про-дуктивным трудом, либо переселить их на новую границу, где их боевой опыт будет востребован. 5 июня 1775 года коман-дующий русскими войсками в Новороссии генерал-поручик Петр Текелли подошел к Запорожской Сечи, располагавшейся на острове Чертомлык. Внезапное появление регулярных рус-ских полков так ошеломило казаков, что они не оказали ника-кого сопротивления. Текелли потребовал к себе казацкую старшину, а когда та явилась, генерал зачитал манифест импе-ратрицы об уничтожении Сечи и упразднении запорожского войска. На раздумье о будущем была определена неделя. Ка-зацкая старшина отпущенную неделю пировала вместе с офи-церами Текелли. Разумеется, не все казаки были довольны. Полсотни запорожцев получили разрешение отплыть для лова рыбы на реке Ингул, и, воспользовавшись этим, несогласные во главе с полковым старшиной Ляхом отбыли во владения турецкого султана. Так возникла Задунайская Сечь.  Часть старшины, виновной в расхищении казны, была отправлена в ссылку. В  ссылку был отправлен кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский. Местом ссылки для него был определён Соловецкий монастырь.
Был день второй Великой Пасхи,
В монастыре идет обед,
На Соловках не ждут напасти,
Жизнь монотонна много лет.

На звон приходят рыбаки,
Ждут подаяния калеки,
Здесь есть солдаты-старики,
И редко женщины, и дети.

Сюда идет три раза в год
Старик седой, с ним – часовые,
Всех отгоняют прочь, вперед.
Глаза у старца неживые,

В морщинах, сморщенный совсем,
Власы свалялись, обсеклись,
И борода бела, как снег,
И тело наклонилось вниз.

Дрожат, трясутся мелко руки,
Кузнечным мехом ходит грудь,
Какие перенес он муки?
С лица его не сходит грусть.

По-русски говорит не чисто –
Малороссийский диалект,
Склонил колени пред Пречистой,
Спросил: «Какой сегодня век?

И кто сегодня на престоле?
Живет ли прежней жизнью Сечь,
Как там браты живут на воле,
Чья голова скатилась с плеч?»

Ответа нет. Старик вздохнул,
Скрывая бурю чувств, волненье,
И на владыку не взглянув,
Принял его благословенье.

Кто он такой, и в чём вина?
Старик, а грозная охрана,
Ведь Соловецкая тюрьма,
В могилу сводит слишком рано.

Он Петр Калныш, он – атаман
Последний Запорожской Сечи,
Сюда привел его обман,
Он сам взвалил его на плечи.

Ловил повстанцев- гайдамаков,
Своих восстанья подавлял,
Короче, был цепной собакой
Санкт- Петербурга. Мало спал,

По балкам, по степи носился,
России ревностно служа,
К чему брехать, он славно бился,
И был пронырливей ужа.

Клинок в руке его блистал,
В бою ему не сыщешь равных,
Похоже, плохо просчитал -
Конец его постиг бесславный…

Служить, служи, но нужно б знать,
Царица с казаком играла,
Придворная вторила знать,
Ум атамана усыпляла.

Сам атаман, его старшина
В медалях ходят золотых,
Придворные меняют имя
На клички казаков простых.

Потемкин просит записать,
Он будет «братчик», нет вопросов,
И просит кличку ему дать,
Он просто стал Грицко Нечеса.

Потом ходили на Дунай,
Татар и турок славно били,
Потом в родной вернулись край,
И волю-волюшку пропили

Захвачены все были разом,
Кого в Сибирь, кого в тюрьму
Согласно царскому указу:
« Быть по сему!»

Одна лишь ночь и Сечи нет,
Помыли руки - они чисты.
Прошло совсем немного лет,
Живут здесь немцы – колонисты.

А по Днепру, по хуторам,
Не казаки, а  крепостные.
И слышна песня тут и там,
Слова её совсем простые:

«Ой, полети черна Галко,
Да по Дону рибу iсти,
Ой принеси черна Галко
От Калниша вiстi!»
 (Слова  старинной  песни).
Почему оплакивают судьбу последних сечевиков современные «украинознавцы»,  историю Украины, сделавшие скоморошьей. А ничего плохого с оплакиваемыми сечевиками не произошло. .. Старшину приравняли к российскому дворянству и наделили землей, сами наделы были совсем немаленькие: от полутора тысяч до тринадцати тысяч десятин (десятина примерно равна современному гектару). Простым казакам было предложено вступить в пикенерские и гусарские полки. Уже в 1783 году светлейший князь Потемкин выпустил «прокламацию» следующего содержания: «Объявляю, чрез сие из пребывающих в Азовской губернии, Славянской и Елизаветской провинции жителей, кои в бывшем войске Запорожском служили, что полковому старшине и армии капитану Головатому Антону препоручено от меня приглашать из них охотников к служению в казачьем звании под моим предводительством».
 Через восемь лет после ликвидации Сечи запорож-ское казачество стараниями русского правительства было воз-рождено. В 1787 году правительство предоставило запорожцам место в урочище Васильково у Бугского лимана для основания войскового коша. В это время казаки получили название Войска верных казаков (запорожских), а через год Войско было переименовано в «Войско верных черноморских казаков».
Активное участие казаков-черноморцев в очередной русско-турецкой войне снова вернуло им благосклонность русского правительства, ведь роль казаков в разгроме османских армий была огромна. Именно казаки ночным штурмом овладели крепостью Хаджибей, на месте которой сейчас стоит Одесса. Они же стремительной атакой захватили остров Березань. Поэтому, когда черноморцы обратились к Екатерине с просьбой предоставить им для поселения обширные и незаселенные берега Кубани, ответ не заставил себя долго ждать. 30 июня 1792 г. Екатерина II подписала указ о переселении казаков на прикубанские земли и жалованную грамоту на вечное владение ими. Всего на Кубань переселилось около 25 тысяч человек, распределенных на 40 куреней, из которых 38 получили старые запорожские названия. А при императоре Николае Первом в 1828 году вернулись на родину и принесли покаяние русскому царю казаки Задунайской Сечи. Эти, заблудившиеся в своих желаниях люди, нашли для себя достойное место тна Кубани.
Поселившись на Кубани, казаки быстро переняли у горцев одежду и вооружение. Они сыграли важнейшую роль в покорении Кавказа и в войнах с турками. Так что скулёж «украинознавцев» по поводу  уничтожения Запорожской Сечи и сечевиков, вызванной ненавистью русских к украинцам, не  имеют под собой никаких оснований. Великая ложь, искус-ственно созданная русофобия, не позволяет им в создаваемом ими  современном учебнике истории поместить хотя бы не-сколько строчек о Первом Запорожском Императрицы Екате-рины Великой полке Кубанского казачьего войска, который за доблесть был удостоен практически всех высших отличий им-перии, получил георгиевский штандарт, а на папахи казакам были пожалованы специальные памятные знаки. Кстати, императрица Екатерина Великая до самого 1917 года считалась вечным шефом в этом героическом полку.
Это на Украине вместо серьёзной осмысленной ра-боты над белыми пятинами истории ведётся, на потеху здра-вомыслию,  игра в казаки, в основе которой лежит ношение казачьей одежды, согласно современному представлению о ней, присвоение многочисленных званий казачьих генералов и объявление друг друга гетманами.