Старые пластинки. Привет, Букетик!

Нина Роженко Верба
Когда человека, что называется, прижмет, когда вопрос уже стоит: жить или не жить, он начинает спасаться,  как ему подсказывает  инстинкт выживания. Можно назвать это интуицией. А вообще, неважно, как это называется, важно,  что из последних сил ты идешь, не можешь идти - ползешь, а когда уже ползти не можешь — просто лежишь  в ту сторону, где спасение. Однажды, было это на первом году моей работы в школе по распределению, я попала в такую ситуацию.

Деревню Нижний Ольшан в Острогожском районе Воронежской области можно было бы смело назвать глухоманью, если бы не одно обстоятельство. Мимо пролегает железная дорога. И даже есть остановка для электричек — без названия, просто номер  километра. Сейчас уже не помню, какого по счету. Электричка тормозит минуты на две, выгружает в чистом поле пассажиров, а до деревни надо еще пешочком топать километра полтора, наверное.

Зима выдалась холодной, метельной. Простуда началась с кашля, а закончилась тяжелейшим двусторонним воспалением легких, с  температурой за сорок.  Но это уж когда я дошла до полуобморочного состояния и  поняла, что надо спасаться.  И я абсолютно точно знала, где искать спасение. Я не думала о врачах и больнице. В тот момент  в моем полупогасшем сознании теплилась одна мысль  - добраться до НЕЕ. И все образуется. Главное — добраться. Дорога предстояла непростая: пешком через поле на «железку», два часа электричкой до Воронежа, потом пересадка - и три часа до Мичуринска. Спасение было там.

Я не помню, как я дошла до железной дороги и влезла в электричку, очень смутно помню саму поездку. Прижавшись к стеклу пылающим лбом, я то погружалась в забытье, то выплывала из этого вязкого мучительного состояния. Вокруг плавали какие-то расплывчатые лица, бубнили голоса. Где-то на середине моего трудного пути включился автопилот, потому что я совершенно не помню, как высаживалась в Мичуринске, как ползла по обледеневшим тротуарам. И только когда я втащилась на последнем издыхании в подъезд, вскарабкалась на второй этаж и увидела знакомую дверь, я поняла, что теперь, вот с этой минуты все будет хорошо. И разревелась.  Наверное, такое же чувство облегчения и радости испытывают жертвы кораблекрушения на необитаемом острове, завидев на горизонте силуэт корабля. Вот, примерно, такой жертвой я притащилась к ней, к моей крестной, к моей любимой тетушке, которая для меня всегда была, скорее, старшей сестрой, подружкой. И конечно же она спасла меня. Не потому, что врач, а потому что ее предназначение на Земле, как я теперь понимаю, спасать, обогревать, утешать.
У нее удивительное и очень актуальное в этом месяце имя -  Майя. Но я с детских лет завала ее Маечкой.

Для меня она была и остается человеком-праздником. Мы всегда жили далеко друг от друга, не часто встречались, но  расстояния не мешали нам  друг друга любить. Как же я любила получать от нее посылки к дню рождения, к новому году! Праздник без подарка от Маечки был не праздником. Она всегда умела угадать желание: у нее никогда не было дежурных подарков, она умела радовать. Красивые вещи, ткани, которые в советское время было трудно достать, духи, косметика, а в детстве — куклы, книги, сладости.

В семнадцать лет, оторвавшись от дома, я тосковала по семье. И поэтому при каждом удобном случае ехала к Маечке: надышаться уютным домом, подкормиться, начитаться книг — думаю, что у них с мужем была самая богатая библиотека в городе. Какое же это было счастье — обложиться книгами и читать взахлеб, зная, что в любой момент можно открыть холодильник, а там на каждой полке — коммунизм — и подкрепиться чем-нибудь вкусным.  А какая Маечка кулинарка!  О ее борщах и котлетах  надо слагать песни и поэмы. Это, бесспорно,  произведения высокого кулинарного искусства.

В мою студенческую пору друзья дома моей тетушки, зная хлебосольность и гостеприимство семьи — как  бы невзначай заявлялись к обеду в выходные. Я их очень понимала. Много раз я пыталась повторить фирменный Маечкин борщ — безуспешно. До оригинала я так и не смогла дотянуть.

В те годы, когда я студенткой часто бывала в ее доме, я с особенным удовольствием приезжала на праздники. У них с мужем была большая, давно сложившаяся компания друзей-единомышленников.   Им было тогда по тридцать с небольшим лет. Молодые, веселые, озорные. Как они умели веселиться! Сколько выдумки, энергии, задора было в этих праздничных посиделках.Много танцевали, много пели, рассказывали анекдоты, шутили. И я всегда с тайной гордостью отмечала, что Маечка в этой компании — самая веселая, самая остроумная, самая красивая.

Она всегда притягивала к себе людей своей открытостью, душевностью, своим высочайшим профессионализмом. В те годы она работала в железнодорожной больнице , и не было, я думаю, в Мичуринске более популярного врача-гинеколога. Да и сегодня владелец частной  больницы, где моя Маечка продолжает работать, очень дорожит ею и даже мысли не допускает, что она уйдет на отдых.

Десять лет назад в этот день мы с мужем приехали на юбилей моей любимой тетушки — на ее семидесятилетие. Накануне я бегала по магазинам искала  подарок. Мне хотелось купить вещь, которая бы пришлась ей по душе. Я консультировалась с продавцами, они задавали вопрос, сколько лет юбилярше. Я честно отвечала — 70.  Мне подсовывали какие-то мешковатые невзрачные кофты и платья. Я  сердито отказывалась. Мне нужна была вещь для женщины, а не для бабки! И я купила — красивую кружевную  блузку ярко-синего цвета. Достаточно легкомысленную, но в то же время  элегантную.  Продавщица не поняла моего выбора. Но ведь она не знала мою Маечку, которая и в семьдесят лет оставалась женщиной, красивой женщиной.

Надо ли говорить, что на юбилее Маечка была в моем подарке. И по-прежнему она  была самой красивой и веселой в этой компании старинных друзей.

И вот пролетели десять лет. И сегодня моя дорогая Маечка, моя любимая тетушка отмечает свое восьмидесятилетие.  Она по-прежнему энергична и бодра. Каждое утро она спешит на работу, где ее с нетерпением ждут больные. Она освоила компьютер, и мы с ней часто болтаем по скайпу. Мне кажется, она нисколько не изменилась. И глаза ее лучатся  добротой, и голос ее такой же звонкий, как в молодости.

Всю жизнь я подпитывалась ее любовью. Долги надо отдавать. Ну, а как расплатиться за любовь? Чем? Только любовью. Но я и так люблю ее всю жизнь, сколько себя помню. И все равно чувствую себя должной, и понимаю, что никогда мне не расплатиться с ней. Никогда. Потому что мое сердце просто не в состоянии вместить столько любви, сколько Маечка того заслуживает.  Думаю, мне невероятно повезло с ней!

Как-то летом Маечка с мужем и внучкой Кристиной приехали в Анапу. А мы с мужем рванули к ним дня на два повидаться. Они разместились в уютном двухэтажном коттедже. Вечером мы сидели на просторном балконе второго этажа и тихо пели под гитару любимые песни, пили красное вино. Звезды падали  в море, а те, что еще не успели упасть, светили нам ярко и радостно. И ее любимую песню «Берега» мы спели не раз и не два. И так хорошо, так душевно нам было, как бывает очень редко.

Берега, берега.Берег этот и тот.
Между ними река моей жизни.
Между ними река моей жизни течет,
От рожденья течет и до тризны.

В моем телефоне рядом с номером ее телефона я поставила картинку — букет сирени. И с тех пор у нас повелось: когда я звоню ей, то обычно говорю: «Привет, Букетик!» Слышу ее веселый смех в ответ, и понимаю: все хорошо, все в порядке, жизнь продолжается.

Сейчас у нас во всю цветет сирень, и мысленно я дарю сегодня охапки этой цветущей сирени моей тетушке, моему любимому Букетику.

С Днем рождения!


Песня «Берега» http://www.youtube.com/watch?v=xV6CIiScglY

Продолжение http://www.proza.ru/2012/01/09/1139