Можно ли поиметь женщину, не заметив этого?

 
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Расследование о "сбитой целке", или Можно ли поиметь женщину, не заметив этого? Об однобокости точки зрения на данный процесс через замочную скважину.
 
          Так, меж молотом и наковальней, как написал бы в своих мемуарах Сталин, доживи он до преклонных годов из Витьки и вышло то, что вышло. Все прошло! И городских под конец десятого он уже бил, как собак (особенно дискарей) не только в школе, и сявкой сам стал наипервейшим, с чем теперь его можно и поздравить, но Ларочки до сих пор не добился.

          Пока что перед вами, читатель, представали лишь Витькины поступки, так сказать, проявления его натуры, теперь же поверьте на слово в их суть. Именно из за Ларочки Шпала стал тем, кем он стал. Может быть, не совсем тем, кем хотел, но ничто из описанного в его образе жизни и мыслей не имело смысла само по себе, все напрямую было связано с жаждой обладания ею.

          Любви уже не было, а если она и была, то таилась где-то под спудом этой животной страсти. Теперь, уже оформившаяся во всем своем внешнем великолепии, Ларочка была не девушкой. Так, по крайней мере, явствовало из многочисленных разрозненных слухов. До поры он сомневался, не верил ни глазам, ни ушам своим. Поводом тому были признания одного из его друзей, коего Ларочка выделяла среди прочих, и открыто давала понять публично, что для него готова пожертвовать условностями. На ее дне рождения (куда Витька приглашен не был)

          Юрик — так его звали, закрылся с именинницей в отдельной комнате, раздел Лару абсолютно донага, причем сама она нисколько не сопротивлялась этому и, по его словам, мог сделать вполне, что хотел, если бы не потерял до этого желание.  Предмет был холоден, как лед! Более того, Семенова через силу сдерживала то ли страх то ли отвращение.

          Потом, расплакавшись в подушку, Лара рассказала ему, что однажды парни хотели изнасиловать ее толпой в парке (может, все-таки изнасиловали еще тогда?) и с тех пор она не может побороть в себе ужас, охватывающий ее перед приближением ЭТОГО, даже с тем, кто ей нравится. К тому же, по словам Юрика (откуда он почерпнул эту информацию?) мать ежемесячно лично проверяет Ларочкину девственность.

          Другие, напротив, утверждали, что Семенова живет со многими парнями в городе, но делает это до того тайно и безукоризненно, конспиративно, что, не увидев, сам и не поверишь! Как утопающий хватается за соломинку, так Шпала хотел верить в одно и опровергнуть другое. Человек пять в отдельности утверждали ему наедине, что видели своими глазами как Ларочку трахали, но кто конкретно, отказывались сообщить, ибо дали слово молчать. (Может и сами... того?)

          Это, в конце концов, Витьку раздразнило неимоверно (какая-то сверхъестественная конспирация, клятвы!), он прибег к физическим пыткам и установил имя этого человека. Им оказался одноклассник Витька  Береговой — Беря. Следует сказать, что за Берей Ларочка действительно ухлестывала, он же относился к ней, как к дворовой собаке. Шпала отвел Берю в сторону и пообещал, что не тронет его только в том случае, если  тезка скажет ему правду, до конца, независимо от результата.

         И Беря сбил его с толку окончательно. Ну, представьте себе такой ответ: ОН, МОЛ, НЕ ЗНАЕТ, СПАЛ ЛИ ОН С ЛАРОЧКОЙ! Береговой объяснил, что в действительности Семенова в нем желания никогда не возбуждала. Более того, она травмирована по части полового влечения, как он успел заметить, однако хотела, чтобы он с ней переспал во что бы то ни стало! и для этого была готова на все.
И вот на дне рождения у бог знает кого из знакомых, куда они пришли вместе, когда все уже прилично напились, Ларочка потащила его в спальню. Больше он ничего не помнит.
         
          Очухался лежащий голым в кровати и рядом голая, обнимающая его Ларочка.
Ему лично все равно, какой вывод сделает из этого Витька, но сам он считает, что ничего не было, ПОТОМУ ЧТО В ТАКОМ СОСТОЯНИИ ОН СДЕЛАТЬ НИЧЕГО НЕ МОГ. А для всей присутствующей компании, подглядывающей в щелку, он несомненно, с Ларочкой спал, в чем он сам из мужского бахвальства их уверил и взял клятву об этом молчать!

          Собственно, само понятие девственности уже теряло при подобном раскладе всякий смысл, ибо в мыслях своих, в поступках своих, Ларочка уже переступила порог целомудрия, остальное было делом случая. Однако, Витька тешил себя той мыслью, что если он первый сможет разбудить в Семеновой женщину, даст ей почувствовать всю полноту наслаждения взаимным обладанием, то сможет оставить ее за собой, привязать, приручить, приучить...

          Пока, если верить рассказанному, независимо от того, было подозреваемое или не было, именно чрезмерное, маниакальное желание быть на уровне "мировых стандартов" берегло ее для Витьки. А может, его просто водили за нос те, кто сам уже давно и широко пользовался ею? От великого до смешного один шаг. В глазах Шпалы это была великая проблема. Так страждущий подозрений и в капле воды может обнаружить целый океан страстей!

          В тот день, когда случилась эта злополучная драка, стоившая летчику перелома челюсти, а Витьке трех месяцев свободы да некоторых сдвигов в психике, Шпала был немного не в себе. Днем он предпринял попытку овладеть Ларочкой. Витька пришел к ней домой под предлогом взять какой-то, якобы нужный ему на время, учебник за восьмой класс. Когда Ларочка ушла рыться в книгах, наш многострадальный герой тихонько закрыл за собой входную дверь, вошел в ее комнату.

          Лара все еще искала требуемую книгу. Шпала без лишних разговоров обхватил ее сзади за бедра. Ларочка восприняла это как неуместную шутку, попробовала отстранить его. Витька, особенно не налегая, все же не сдавался, повалил предмет страсти на кровать, не грубо, вроде бы баловством, стал расстегивать змейку на Ларочкиных джинсах. Она вырывалась, однако, тоже не негодуя, и шумела на него нарочито сердито: "Уйди, уйди!"

          И вот в самый этот ответственный момент в спальню подъявилась на подмогу бабка. Седая, как лунь, сухая как щепка, морщинистая, как старый башмак, нос крючком, впалый беззубый рот. Кстати, отгадайте, почему в старости выпадают зубы? Да чтобы ими не скрипели от злобы и зависти! Откуда ее черт взял?
Витька вообще ничего не знал о ее существовании. Родители же по его точным расчетам были на работе. Когда "Баба-Яга" подняла крик и принялась махать клюкой, Ларочка была смущена, пожалуй, не меньше Шпалы. Она попыталась обратить все в шутку (или до конца воспринимала все так?), отшлепала красного, как вареный рак, Витьку искомым учебником, выпихнула его в коридор и, вручив книгу, захлопнула перед его носом дверь.

         Кажется, в глубине души Ларочка была довольна случившимся, глаза, во всяком случае, у нее блестели. Шпала наоборот не склонен был воспринимать шутку, сыгранную с ним жизнью, удачной. Подсознательно он готовился к подобному шагу давно. Решимость очертя голову преступить условности, именуемые законом, накапливалась в нем постепенно, и теперь непредвиденный срыв взбесил его.

          Справедливо конечно будет сказать, что вечером он пошел бить подвернувшегося летуна, чтобы потренироваться перед назначенными на следующий день соревнованиями. Во всяком случае Витька сам выдвинул перед собой этот довод. Однако справедливо и то, что в тот день он был возбужден неудачей и оттого агрессивен, "кровожаден"!

          На тюрьме от Бармалейчика — пацана с Радуги, сидевшего за ограбление церковного храма, Витька узнал много кое-чего о Ларочке. О том, как она стебается за приглянувшимися ей городскими парнями. Как она умеет быть покорной, не останавливается, по его словам, ни перед каким унижением, чтобы достичь желаемого. Он привел много фактов, фамилий. (Значит правы были те, кто говорил, что с Ларочкой переспало пол города!).

          В частности, от Бармалейчика Шпала узнал, что Семенова одно время крепко усекала за Гребнем с заводских переулков, однако внимание на него не произвела. Гребень потратил на нее вечер и, не добившись тот час воссоединения на уровне пояса, отступился с легкостью настоящего ловеласа: "Одной больше, одной меньше, какая разница!"

          Ларочка потом локти кусала, передавала ему через друзей, что согласна на все, без всяких условий, но Гребень уже был занят другой и только отписал ее пару ласковых слов: "Пошла на ..., соска!" Это засело окончательной занозой в Витькином самолюбии. "Значит так! Перед кем-то корчит недотрогу, водит за нос, а под других стелется! Ну, погоди, лярва!" Там же, в камере, он публично забожился, что в любом случае в конце концов отдрючит ее. Забожился и Бармалейчик. У них вышло что-то вроде пари: "Кто первый!"

          Клятва, конечно, была не самоцелью, да и не перед кем ее было держать, почти все сокамерники получили срока, разошлись по зонам. Бармалейчик вышел после шести месяцев отсидки (за паровоза у них пошел взросляк), но от своих планов по поводу Семеновой отступился и вскоре вообще уехал из города (ему подсели на хвост менты).

          После его неожиданного "волшебного" освобождения Витька, пожалуй, мог бы добиться своего. Во всяком случае их отношения на короткое время стали значительно ближе, чем до и после. Возможно, Ларочке льстило, что "матерый уголовник" еще днем сидевший на скамье подсудимых, вечером оказывает ей честь прогуляться? Во всяком случае, он тянул несравненно более чем по пришествии в девятнадцатую, и даже несравненно более, чем перед самой посадкой, уже и дискари были перед ним мелюзга!

          И тут, чего греха таить, Шпала напорол такой, извините, ***ни, что, как говорится "Ни в сказке сказать, ни пером описать!" Неудивительно, что потом Ларочка предпочитала обходить его стороной. Во всяком случае, держалась она исключительно молодцом, так, что Шпала даже потом сомневался насчет информации Бармалейчика, пока не убедился на многочисленных фактах сам.

          Вообще, Семенова — натура противоречивая, нестандартная, яркая и до крайности многообразная. Где она в" натуре", а где только лишь ее игра (прорисовки) да гораздые на небылицы сплетни неудавшихся женихов — никто и по сей день не знает. Во всяком случае, в пределах города Белгорода, и его окрестностей скорее всего сейчас нет человека, знающего о ней более автора этих строк! Однако и он знает недостаточно для того, чтобы иметь целостное представление о том, что же такое это в конце концов было: хитрая развратная тварь или ищущая чистоты, взаимности, но запутавшаяся в закоулках бытия одинокая натура, в трагизме своем подобная Гамлету, вернее Гамлетихе.

          Или просто какая-то эпидемия подросткового возраста, повальное увлечение всех одной? Одно очевидно: было что то "сверх". Серостью, обыденностью она не была и не могла быть. А может статься рассказчик все усложняет или хуже того — выдумывает? Впрочем, на то и факты, чтобы каждый делал из них выводы в меру своей распущенности! Может и не надо ее классифицировать? Все это от лукавого! А она была просто самой собою, кому как понятная?

           В тот день, день его освобождения, в клубе был фильм. Витька, естественно, пошел на него. До вечера он только и успел, что поесть своих любимых пельменей. Чувствовал себя Шпала все еще, как лунатик или как человек, попавший на неведомую планету. Он потом долго и постепенно, пожалуй, не один месяц, отходил от своих странных в этом мире привычек: Не мог спать на мягкой кровати и под панцирную сетку пришлось подсунуть доски.

          Включил и настольную лампу, поскольку отвык спать в темноте. За столом требовало большого усилия приучить себя есть, не торопясь, поскольку от этого не зависело, дадут второе или нет. Трудно было не выхватывать раньше всех лакомый кусок, не смотреть в чужую тарелку, не зыркать по сторонам, как бы кто-нибудь не подстроил какую-нибудь подлянку. Витька словно побывал в невесомости и теперь заново учился ходить по земле. У него были самые настоящие перегрузки.

          Не думайте что это так легко — вышел из тюрьмы и пошел легкой походочкой, это только в кино так бывает. А в натуре с первых же слов разговора с матерью у Шпалы проскочило между делом для связки слов пару таких оборотов, что Витька сразу же примолк, и до вечера молчал как рыба.