Филя.
Тихий, тёплый августовский вечер. Сижу в комнате, читаю понравившуюся мне книгу. Слышу, у ворот остановилась машина. Стукнула дверца, затем калитка. Кого это принесло? Стук во входную дверь. Так не хочется отрываться от книги… Выхожу. На крыльце, переминаясь с ноги на ногу и простецки-дурашливо улыбаясь, стояи два уже известных вам друга: Санька с Лёхой. У Саньки в руке джутовый мешок и в нём что-то мягко-объёмное.
-- Что, рыбу продать хотите? Или груздей слишком много набрали – спрашиваю вместо приветствия, хотя прекрасно вижу, что ни того, ни другого у них в мешке нет.
-- Не угадал, однако – ехидно смеётся Санька – Леший тебе подарок послал, велел лично в руки доставить.
-- Тогда заходите.
Мужики зашли. – Вот, получай! – Санька принялся вытряхивать мешок прямо на пол в прихожей. Из мешка вывалилась пёстрая куча перьев, которая моментально превратилась в более чем метровый злобный шар на мохнатых лапах с огромными крючковатыми когтями. Из центра шара злобно смотрели огромные жёлтые глаза, и яростно щёлкал большущий, крючковатый и тоже жёлтый клюв. Это филин поднял вверх крылья, расправил их веером и взъерошил всё оперение. Над головой торчали немаленькие перьевые «уши». Мы отошли в сторону. Через некоторое время филин несколько успокоился, опустил перья и крылья, и в три прыжка спрятался под столом.
-- Как он у вас, мужики, оказался – оторопело спросил я.
-- Да вот, ездили за сырыми груздями за деревню Юшкова, по берёзовым колкам. Грибы только пошли, мелкие, красивые, без единой червоточинки, но ещё мало. Едва по ведру набрали. А это вот чучело нас напугал! Я увидел бугорки приподнятых прошлогодних листьев и обрадовался – грузди! Только наклонился, а он, зараза, как передо мной взъерошится! Я тут и сел с перепугу. Сам видишь, чудище какое! Точно говорят – правая рука Лешего. Санька рядом шёл, и то отскочил поначалу.
-- Как не отскочишь! Вдруг откуда ни возьмись такая страхилатина объявилась? – перебил его Санька – а потом как запрыгает! Крыльями скакать помогает, а взлететь никак не получается: одно-то крыло до конца не раскрывается. Ну, мы его конечно догнали, прижали палками к земле, Лёха сбегал к мотоциклу и принёс мешок. Когда его туда запихивали, осмотрели крыло. А на локтевом суставе шишка! Видно сломал кость, али подстрелили, али ещё чё, только кость неправильно срослась, крыло до конца не раскрывается. Вот он летать и не может, только с помощью крыльев хорошо прыгает. Лёха пощупал грудину – нисколь не тощая, значит, как-то находил себе пищу, перелом-то старый. Дак подумали и решили его, Кузьмич, к тебе притартать, может, чё придумаешь.
-- Вот так молодцы! Где головы у вас были! Это же не просто кость неправильно срослась, это ведь сустав, а его же не сломаешь и заново не срастишь!
Друзья переглянулись, продолжая неуверенно топтаться.
-- Дак, это, Кузьмич, -- продолжал гнуть своё Санька -- пусть пока у тебя поживёт, а потом в живой уголок в школу определим. У нас с Лёхой сам знашь, ходить за ним никто не будет, а мы когда и по двое-трое суток дома не бывам.
-- Какой живой уголок? Где ты его видел?
-- Я когда учился, он был…
-- Ты бы ещё детский сад вспомнил… Ладно, оставляйте, а там посмотрим, а вы живых мышей наловите.
-- Ага, ага – дружно закивали дружки головами, открывая задом дверь, и быстрёхонько смылись.
Жена пришла с работы, я показал ей подарок. Она ничего не сказала, только нахмурилась. Дочь, придя с улицы, с опаской обходила стол в прихожей. Филин до ночи никаких признаков жизни не подавал. Ночью я проснулся от непонятного стука. В окно заглядывала полная луна, в свете которой было отчётливо видно, как филин расхаживает по комнате, стуча когтями по линолеуму. При попытке встать с кровати он шарахнулся в сторону и вприпрыжку скрылся под столом и больше до утра не показывался. Утром я встаю раньше всех, поэтому первым заметил пятна жидких экскрементов на полу. Я быстро подчистил и замыл эти пятна, думая при этом «э-э друг, если ты будешь гадить по всему дому, тебя моментально выселят!». До обеда я был занят, а когда вернулся, увидел, как дочь, стоя перед столом на коленях пытается накормить птицу кусочком мяса, приговаривая при этом: «Смотри Филя, какой вкусный кусочек, сама бы съела, да вот тебе Филя принесла». Тот вдруг взъерошил перья и защёлкал клювом. Дочь отдёрнула руку.
-- Смотри, чтобы палец не оттяпал – пошутил я.
Дочь встала и больше к филину не подходила. Пришёл Санька, тоже с мясом.
-- Вчера нашли мышеловку-живоловку и Лёха этих грызунов ловит, скоро придёт. Я вот придумал привязать кусочек мяса за нитку и потаскать по полу перед ним. Я так котёнка учил мышей ловить.
Принялись тянуть мясо на ниточке перед птицей. Филин вытянул шею, смотрел на движущийся предмет, но никак не реагировал. Тогда Санька его прижал (в толстых брезентовых рукавицах конечно), и я попытался затолкнуть мясо в рот, но филин куски всё время выплёвывал. Наконец, удалось протолкнуть хороший кусок глубоко в глотку, и птице пришлось поневоле его проглотить. Мы удовлетворённо переглянулись и ушли на кухню, в ожидании Лёхи. Но вдруг из прихожей раздался какой-то подозрительный хлюпающий звук. Заглянули под стол. Филин мясо отрыгнул.
Пришёл довольный Лёха. Одну мышь он принёс прямо в мышеловке, а вторую в собственном носке. Мы посмеялись над придумкой и продолжили эксперимент. Мышь привязали ниткой за заднюю лапу и отпустили перед филином. Мышь металась перед ним на привязи, а он… он отвернулся и закрыл глаза. В конце концов, мышей скормили кошке, а мясо положили на пол перед птицей.
-- Проголодается, сожрёт – философски заметил Санька и друзья ушли.
Филин прожил у меня, ни разу не притронувшись к пище, тринадцать дней. Он извозил лапы и хвост в жидких экскрементах, мясо быстро протухало и из-под стола стало дурно пахнуть. Наконец, жена не выдержала и приказала убрать его из дома. Пришлось звать на помощь двух друзей. Филина снова затолкнули в мешок и вывели туда, откуда взяли. Через пару дней решили его проведать. Птицу мы обнаружили сидящей на пеньке, как ни в чём ни бывало. Когда мы приблизились, филин открыл глаза, посмотрел на нас как на пустое место, и отвернулся.
Впоследствии, друзья рассказывали мне, что когда в этих колках они охотились на зайцев, дважды видели его. Первый раз он сидел на куче хвороста, а второй аз – на высоком пне.