Вина
Настя поставила на тумбочку сумку с продуктами и на цыпочках подошла к двери. Вязкая тишина ударила в уши. Неужели конец?
- Мама, ты спишь?
Из комнаты раздался слабенький голос. Настя облегченно вздохнула и, подхватив сумку, побежала на кухню.
Каждый раз, заходя в квартиру, она представляла на кровати бездыханное тело и ненавидела себя за то, что очередной раз поддалась на уговоры мужа и не перевезла мать к себе.
Аргументы Вадима были, вроде бы, правильными, но какими-то бездушными. Как найти место для больного человека в крохотной двушке, где двое малолетних детей, разве что на первом ярусе кроватки? А ребят куда? В восьмиметровую спальню? Да и кто по ночам будет делать уколы? Пусть уж лучше остается в своей квартире, там и тихо, и соседка ночью дежурит. Деньги берет небольшие, а уход хороший, да и уколы делает, не хуже медицинской сестры.
Отношения у Насти с матерью были сложные с самого детства, но она по-своему любила ее и не представляла, как будет жить, если она умрет.
Характер у Тамары Викторовны был тяжелый и абсолютно непредсказуемый. Она могла быть доброй, по-кошачьи ласковой, а через минуту злой и неуправляемой, как раненная медведица.
Почему она была такой, Настя не понимала. Жизнь у матери была дай бог каждому: и любящий муж, и квартира, и ребенок, и довольно приличный доход... но ей всегда чего-то недоставало.
Пребывая в поисках эфемерного счастья, Тамара постоянно страдала. Вместе с ней страдала семья. Муж не понимал, что хочет от него благоверная и во избежание скандалов искал занятия на стороне: рыбалка, гараж, футбол… но это еще больше усугубляло ситуацию. Но Тамару и это не устраивало, она цеплялась за каждый взгляд, за каждое не кстати оброненное слово, за каждый невинный поступок, чтобы устроить очередную разборку.
Дойдя до критической точки, Николай собрал вещи и ушел к матери, а через год женился на соседке по этажу.
В отместку мужу Тамара тоже пыталась создать семью, но холостым и непьющим она почему-то не нравилась, а женатые и пьющие были ей не нужны.
Прожив в одиночестве несколько лет и обозлившись на весь белый свет, Тамара переключилась на Настю. Девочке и до этого было с ней нелегко, а теперь стало невыносимо. Нотации, жалобы на соседей, тотальный контроль... куда пошла, зачем, с кем, почему? Но деваться было некуда, приходилось терпеть, угождать, и делать так, как она хочет. Но Тамаре было этого мало, она требовала беспрекословного подчинения.
Как-то утром, после очередного скандала, Настя поняла, что ничего не изменится, и решила уйти из дома.
Коллега по работе несколько раз делал ей предложение, она отказывалась, потому что ждала настоящей любви, но от безысходности согласилась.
Этого Тамара ей простить не могла. Теперь вся ее жизнь была направлена на то, чтобы развести неблагодарную с мужем.
Борьба с зятем шла нескончаемая, грязная и непримиримая. Настя металась между двух огней, оставаясь в любом скандале крайней и виноватой.
Одиночество для любого человека суровое испытание, а для стареющей женщины, да еще не очень здоровой, тем более. Без того тяжелый характер Тамары усугублялся прогрессирующим сахарным диабетом. Она стала еще капризней и абсолютно неуправляемой. Если бы Настя знала, что диабет так влияет на характер, она бы более лояльно относилась к матери. Но она была молодая, неопытная, да и интернета, где можно было почерпнуть информацию об этой кованой болезни, тогда не было.
Необоснованные претензии к дочери все больше отдаляли Настю от матери. Чтобы спасти и без того расшатанные нервы, она стала игнорировать ее телефонные звонки, навещала все реже и реже, а когда приезжала, старалась как можно быстрее уйти.
Разложив продукты по полочкам, убиралась и, выслушав очередную тираду о том, какая она неблагодарная и какой сволочной у нее муж, и в слезах уезжала домой, где несколько дней приходила в себя от жалости к себе и обиды.
Вадим, ссылаясь на сволочной характер тещи, старался с ней не пересекаться и всеми способами отдалял Настю от матери. Конечно, он во многом был прав, но ведь это ее мать. Ссоры с мужем участились, и с каждым разом становились все более затяжными и непримиримыми.
***
Нацепив на лицо улыбку, Настя заглянула за шкаф. На стареньком диване, скомкавшись в кренделек, лежала Тамара. Глаза и губы были слегка приоткрыты, жиденькие волосы, собранные в тощий пучок, лежали подушке как бы отдельно от головы. От жалости закололо в груди.
Она вернулась на кухню, налила в стакан сухого вина, сделала несколько глотков. Страх сменился усталостью.
Болезнь у Настиной матери была неизлечимая, рак груди, четвертая стадия.
Заметив у себя на груди шишку, Тамара не придала этому особого значения. Шишка была мягкая, небольшая и особенно ее не тревожила. Решив, что это обострение мастопатии, она купила таблетки и, убедив себя в том, что со временем она рассосется, перестала обращать на нее внимание.
Со временем шишка и правда уменьшалась, но потом стала расти с катастрофической скоростью.
К осени грудь выросла на целый размер и стала тяжелой, как гиря, а шишка вылезла наружу и приобрела синюшный оттенок. Поняв, что это не мастопатия, Тамара рассказала о своих подозрениях дочери. Увидев раздувшуюся сине-бордовую грудь, дочь повезла Тамару к онкологу.
Доктор поставил диагноз - рак, четвертая стадия, метастазы в лимфоузлах. Положили в больницу. Через неделю выписали. Сказали, что сначала надо пройти химиотерапию, а потом уже делать операцию. Поехали в местный диспансер, где должны был назначить химиотерапию. После осмотра их отправила в другую больницу.
- Вы не москвичка, - холодно сказал врач, спешно осмотрев иногороднюю, - а значит, и лечиться должны по месту жительства.
- Но это рядом с Москвой, в десяти километрах – попыталась возразить Настя, - но доктор был непреклонен, такие порядки.
В местной клинике из-за отсутствия лекарств пообещали начать лечение через две недели. По прошествии назначенного срока сказали, что лекарства привезли, но не те, которые были назначены, и просили подождать еще пару недель, потом еще пару недель. А когда прошел и этот срок, оказалось, что лечиться уже поздно.
Последнее обследование показало, что метастазы уже проникли кости, печень, легкие и даже головной мозг. И что тратить дефицитные лекарства на человека, который со дня на день умрет, они не могут, не настолько богаты. А вот выписать обезболивающие, когда станет невмоготу, это - пожалуйста. Только сообщить об этом врачу надо будет заранее, потому что наркотики, это не аспирин, и врач несет за каждую таблетку ответственность, так же как и заведующая, которая подписывает назначение. Услышав, что это конец, и нет никакой надежды, ни на химию, ни на операцию, Настя упала в обморок прямо в кабинете врача.
«Мама, мамочка, как же так получилось?»
- Это вы виноваты! – бросила она в лицо врачихе, пытавшейся с помощью нашатыря привести ее в чувство. – Вы несколько месяцев гоняли нас по кабинетам, и время было упущено!
Но та ее будто не слышала. Поставив пузырек с нашатырем на полку с лекарствами, она деловито поправила халат и вызвала следующего пациента.
Настя вышла из кабинета совершенно раздавленная. "Надо отцу сообщить, хотя... ему, наверное, все равно… "- но на всякий случай все-таки позвонила.
- Папа, это я. У мамы рак, она умирает.
В трубке повисла напряженная тишина. Потом раздался долгий оглушительный кашель и снова тишина.
Отец приехал в тот же день, вечером. Привез икру, гранатовый сок, какие-то волшебные ягоды, которые, вроде бы повышают иммунитет. Но в комнату к матери не зашел.
- Думаю, она не захочет меня видеть, - пробормотал он, опустив глаза в пол и, потоптавшись добавил: - У меня дочь родилась… можешь поздравить.
Настя отшатнулась к стене. «Как он может? В такой момент?! Его жена умирает!»
- Ну, я буду на связи… - замялся он, увидев ее перекошенное лицо, - если что, звони, - и спешно поцеловал ее в щеку.
Так Настя осталась один на один со своим горем. Муж воспринял известие, как само собой разумеющиеся, и был совершенно равнодушен к происходящему. Главное, чтобы в его жизни ничего не менялось. Ну, а теща, что ж... значит, такая судьба.
Тамара держалась на удивление стойко и жила в ожидании весны, которая вот-вот должна была наступить, и операции, в которой ей отказали…
- Ничего, выкарабкаюсь, - шутила она, поглаживая пальцами обтянутые кожей коленки, - вот сделаю химию, потом операцию и летом всей семьей и поедем на дачу. Клубнику посадим, смородину обновим... Все будет хорошо, я чувствую, доченька, не расстраивайся.
Настя слушала мать и не верила своим ушам. Она называет ее доченькой… а раньше даже дочкой не называла, только Настей, сухо и нарочито, как постороннюю. Значит дело совсем плохо. Она где-то читала, что перед смертью даже самый злой человек становится добрым и понимающим.
Через пару недель начались боли. Настя побежала к врачу. Та выслушала ее и пообещала приехать, посмотреть на больную. Увидев в постели обтянутый кожей скелет, она выписала рецепт и с недовольным лицом вылетела из квартиры.
Теперь Тамара большую часть времени проводила во сне. Когда просыпалась, просила курить. Настя не отказывала. Открывала форточку, ставила под руку блюдечко для окурков и смотрела, как она курит – неловко, делая короткие, обрывочные затяжки. Потом кормила мать йогуртом, это было единственное, что она, хоть и с трудом, но могла проглотить. Потом переодевала в чистое белье, давала таблетки и убегала домой, готовить детям обед. Вечером, после того, как с работы приходил муж, прибегала обратно.
Грудь у Тамары с каждым днем становилась все больше и тяжелее и теперь походила на огромный кусок мяса, лежащий на обтянутом кожей скелете.
Болезнь, как ржа, разъедала женщину изнутри, не давая никаких шансов на выздоровление, но разум не трогала, что было гораздо хуже. Тамара понимала, что доживает последние дни, и ждала смерти, как избавление. Она подробно рассказала дочери, в каком платье ее хоронить, какие цветы посадить на могилке, перечислила всех, кого надо позвать на похороны... и попросила Настю, привести к ней Вадима. Настя знала, что муж найдет тысячу причин, чтобы не приходить. Но Тамара сказала, что не уйдет на тот свет, пока не попросит у зятя прощения.
Вадим ни в какую не хотел ехать к теще. Ссылался на плохое самочувствие, дела, работу, но в конечном итоге приехал... зашел в комнату и… ужаснулся. На кровати лежала незнакомая, худая, измученная болезнью женщина с огромным носом и провалившимися щеками. Морщинистые руки были сжаты в крохотные кулачки, волосы рваными прядями рассыпались по подушке. Вадим подался вперед.
- Тамара Викторовна...
Тамара разлепила спекшиеся губы, и на лице появилось слабенькая улыбка...