Цифры, цифры.
Сижу и стучу по клавиатуре, пристально смотря на монитор. В голове проносились мысли, куда какие цифры ставить, откуда появилась одна, вторая, третья цифра. Нужно закончить этот чертов отчет, потому что за ними следует еще куча работы. Глоток растворимого кофе, мысль о том, что сегодня уже середина весны, а такое ощущение, что Новый год был вчера. И зрение стало хуже, неужто пора очки покупать?
- Асель, будь добра, напиши мне листочке, сколько у нас расходов по зарплате.
- Хорошо, сейчас.
Главный бухгалтер. Свет и будущее отдела. Без него баланс сам собой не сделается, подписи на важных документах не появятся, а совещание будет тихим и скучным. Конечно, когда какой-нибудь менеджер начинает продвигать какие-то светлые идеи и мысли, тут же выступает главный бухгалтер и вытаскивает из своей головы целую армию из законов и постановлений, танки и истребители решений минюста и вот, сидит менеджер на своем кресле, без воодушевления и расстроенный. Может поэтому его порой все люто ненавидят. Но как по мне, так у него очень ценный багаж знаний, как-никак он пенсионер и всю жизнь работал по своей специальности. И ему так и не нашли толковую замену. Как сказала другая пенсионерка из отдела кадров: «Нынче молодежь послабела. Нет ни терпения, ни желания учиться. Все хотят стать бизнесменами и сразу же разбогатеть». В этот момент я ощущала несправедливость всего мира. Вот бы взять и после смерти нашего главбуха отпилить его мозг и сохранить каким-то образом его знания. Это так несправедливо, всю жизнь накапливаешь знания и в один день просто берешь и умираешь, а лет через 5 твои знания автоматическим образом становятся старьем, потому что, ох, уж эти законники которые новые законы пишут каждую неделю, да еще отменяют старые, меняют пункты и подпункты к ним. И как все эти бухгалтера столько лет работают и спят по ночам спокойно, будучи уверенными в правильности своей работы?
Смотрю на остальных. Справа от меня сидит старший бухгалтер. Работал в банке столько лет, что только и делает, что целыми днями платежки отпечатывает. Слева кореец, первый зам, никто в этой комнате кроме главбуха не знает, чем он занимается. Сзади него Любовь. Такая же неожиданная в проявлении эмоций, и такая же шумная. Работает в основном с таблицами, в день создает энное количество бумаг. И Катя. Она напоминала скрипучую дверь. Нет, лет ей было 40, и выглядела она очень даже модно, молодо, свежо, но с точно такой же противоположностью в разуме. И я. Пухлая, неуверенная и зацикленная на себе особа, которая окончила институт 2 года назад. Я особо и не старалась никогда выделяться, вот и выгляжу соответствующим образом. Волосы в пучок, лицо без косметики, рубашка да юбка длинная. Часто слышала в свой адрес рекомендации о том, как наносить шпаклевку на лицо, но вроде и без него я не особо народ пугаю. И разумеется диеты. Каждый вскользь упоминает о том, что однажды он/его друг/жена/знакомая (нужное подчеркнуть) отказался на какое-то время от хлеба/мучного/сладкого/газированных напитков/ужина (нужное подчеркнуть) и скинул сто тысяч тонн за 2 дня. За свою бесхребетность, разумеется, я платила тем, что улыбалась и выслушивала всю эту муть, словно я сама читать не умею, либо у меня все зеркала разбиты, а возможно, не дай Бог комплексы отсутствуют.
Левый, правый, левый, правый.
Обожаю гулять. Поэтому иду домой либо пешком, километров 5-6, либо до самой дальней станции метро.
- Тебе это не надоело?
- Надоело. Но мне нужно потерпеть.
Работа было единственным, что у меня было. Свое бесцельное время я тратила там, среди людей, которых я не понимала. Так получилось, что поступила я в финансовый институт, скрипя сердцем: математически расчеты мне не давались, и я считала себя идиоткой. Успокаивала себя цитатой, мол, если рыбу судить по её умению залезать на дерево, то она всю жизнь будет считать себя глупой. Экономику? Пожалуйста, я вам такое расскажу! Но вот бухгалтерия, расчеты, давались мне со скрежетом.
- Ты просто стала винтиком в системе.
- Посмотри вокруг и скажи, что каждый второй живет, так как он хочет.
Вечно он такой. Или она. Их у меня много…
Все началось в подростковом возрасте. Со сверстниками я не ладила, за то ладила с персонажами в книгах. Так, однажды я просто представила, как разговариваю с вымышленным человеком в своем же разуме. Они со временем мутировали, кто-то приходил, кто-то уходил. В последнее время у меня тенденция разговаривать с собой. Да, да. Я просто представляю, как рядом со мной идет моя бледная копия. Только ростом ниже, волосы прямее и длиннее, да и худая она, в общем. Подсознание, таким образом, говорит мне, что у меня куча комплексов на счет внешнего вида.
- Тебе не нравится, как ты живешь, - сказала она, не смотря на меня.
- Ну да, я устала от всего этого, но изменить ничего не могу.
- Еще бы, ты и не пытаешься. Ты страдаешь фатализмом.
- Я просто хочу дождаться.
- Своей смерти?
- Ага.
Мы идем дальше, я отмечаю про себя, что давно не было дождей. Земля слишком грязная, травы слишком грязные, да и мусор повсюду.
- Ты не хочешь что-то сделать? У тебя же жизнь уходит, - говорит она с обидой.
- Ты её переоцениваешь.
- Нет, это ты её не ценишь.
- Ну, возьму я и брошу бухгалтерию, гори она синим пламенем, и что дальше? Делать то я ничего не умею.
- Помню, мы любили петь раньше?
- Мечтательница.
- Нет серьезно. Даже если и не петь, вроде мы с тобой творческие натуры. Ты же наушники не вытаскиваешь, если не на работе.
«Она права, блин, но у меня руки связанные» - думаю я про себя. Забавно общаться с самой собой и думать как-то отдельно от себя же.
- Я устала, - говорит она мне.
- Ну, ну. Кто из нас двоих целыми днями пашет? Ты-то только в моей голове.
- Вот именно. Ты и я – один и тот же человек.
Задумалась. Если предположить что она говорит мне мои сокровенные мысли, то получается с одной стороны, я чувствую обреченность, но с другой все же есть проблеск надежды.
В тот день я спала на своем диване мирно и спокойно, никого не трогая, но моя милая матушка жаворонок, а я сплю в гостиной.
- Вставай. Уже 9.
Для мамы это верх предела сна. Неважно во сколько я легла спать, если поздно, то сама виновата. Девушки должны вставать рано, а то ведь какая из меня выйдет невестка?
- Вставай, давай. Ну что за девочка, сколько можно спать?
Я только что-то мычу в ответ, показывая, что слышу, но не слушаю. Честно, мне плевать какая из меня выйдет невестка. Я не собираюсь выходить замуж.
- Все! Это в последний раз, когда я тебе говорю. Вставай. Не зли меня.
Это те волшебные слова, которые заставляют меня встать. Терпеть не могу просыпаться так. Я, взрослая, свободная девушка не могу спать столько, сколько захочу, из за не пойми чего. В этом и была моя проблема. Я не говорю - нет. Вообще. Никогда. Никому.
Я вообще не люблю завтракать. Нет с утра аппетита. Поэтому по будням я особо и не завтракаю. Но вот если это выходные, то у меня выбора. Мама иначе обижается. Это ведь идеальный момент, чтобы смотреть, как я завтракаю и сказать, что мне пора худеть.
- Асель, ты должна похудеть. Смотри, совсем располнела. Тебя же замуж не возьмут. Сама же пилишь ветку, на которой сидишь. Молодая еще, а выглядишь, будто у тебя двойня в животе. Совсем себя распуст…..
Если бы она сказала это первый раз, я бы слушала внимательней.
- … мечтаю тебя замуж выдать, увидеть тебя, мою единственную дочку в свадебном белом платье, чтобы ты была счастл….
И замуж, кстати, я тоже не собираюсь. Может это комплексы, но моя воображаемая я тоже диковата в этом вопросе. Лично для меня сейчас брак это невыгодная сделка. Я ему готовить, стирать, убирать, и прогибаться под него и его родственников, а он мне только любовь, внимание и деньги? Без любви я не умру, без внимания, ну ладно, если вспомнить про стакан воды, может и сдохну без этой воды, но каждый умирает в отведенный для него час, так что, по сути, умру я вовремя. А деньги, хорошо, что сейчас не 17 век, я могу деньги заработать, для выживания мне не нужно выходить замуж.
- …. не настаиваю, не хочу на тебя давить, но все зависит от тебя, понимаешь?
- Да, понимаю.
Вы бы видели облегчение в её глазах. Вот он, этот момент, думает она. Тот самый, после которого я как в фильмах буду вставать по утрам, и бегать, прыгать на скакалке, добегу до какого-нибудь административного здания и победоносно вскину руки.
На самом деле я безотказная. Поэтому многие считают меня фальшивой. Потому что я всегда соглашаюсь. И не всегда делаю. Вернее почти никогда. Если это не касается работы, разумеется. У работодателей нет интереса в моем личном счастье.
Воткнув наушники в уши, я вяло вожу пылесос из комнаты в комнату. В выходные я должна убираться. Потому что в остальные работаю. Папа смотрит с утра ТВ. Брат спит в своей комнате. Его я, кстати, ненавижу почти так же, как наши менеджеры ненавидят нашего главбуха. Почти по той же причине.
- Давай мы сегодня приготовим суп, ты пока вытри пыль, пол, и не забудь вымыть плиту, раковину и ванну, - щебетала мама, убирая стол.
- Сегодня половину, завтра остальное.
- Завтра ты будешь отдыхать, говорила же я тебе, если сделаешь все в субботу, то в выходные будешь отдыхать, - сказала она строже.
- Я никуда не спешу. Я лучше два дня буду делать все, не перенапрягаясь, чем в один день сделать все и отходить от этого еще один день.
- Вечно ты со мной споришь. Я же говорю, чтобы тебе лучше было. Тебе через 2 дня на работу, а в воскресенье ты искупаешься, погладишь одежду, если к этому еще домашнюю работу добавить, то к понедельнику устанешь!
- Ладно, хорошо.
Я же упоминала что я бесхребетная, да?
В тот же вечер я лежала на кровати в детской комнате, уставившись на экран монитора своего телефона. Жизнь казалось хорошей, ведь я была сыта, мне было тепло, к тому же кровать была удобней дивана. Моя желтая канарейка весело о чем-то болтала, я лишь про себя отмечала её энергичность, не смотря на её довольно таки солидный возраст. Волосы были распущены, резинка не давила на череп, я была полностью расслаблена и довольна своим вечером воскресенья.
- Асель! – услышала я голос отца.
- Иду!
По экрану ТВ кто-то бегал, мужчины с автоматами и грозными голосами решали у кого больше … кхм, влияния. Папа полулежал на диване, мама сидела за ним в кресле, оба смотрели какой-то боевик. Пожалуй, единственное, что их объединяет кроме брака и совместных детей, это любовь к боевикам.
- Чай принеси. С лимоном.
- Угу.
Выйдя на кухню, я увидела там идеальный порядок. Да, мы с мамой сегодня постарались. Она работала 16 лет в аптеке, потом уже переучилась и начала работать в отделе кадров. Влияние её прежней работы до сих пор осталось. Вытащила стакан, порезала лимончика. Пока вода закипала, я смотрела в окно. Небо было чистым, пахло чем-то свежим, деревья лениво качались в такт дуновения ветра. Волосы у меня были мокрыми, не хотела сушить феном. Как было бы здорово сейчас прогуляться, распустив волосы.
- И что тебе мешает?
- Лень
Она как всегда вовремя. Когда мне хочется с кем-то поговорить, она тут же вставляет свои пять копеек в мои мысли. Когда я зашла обратно в гостиную с чайком, то услышала конец разговора:
- … нету, - сказал папа.
- Я уже не могу постоянно давать денег. В прошлый раз вы заплатили за воду больше чем я сказала, и то, только через 2 месяца, я что, с улицы купюры подметаю? В доме вообще есть мужчины? Надоело мне постоянно платить и прикрывать вас всех.
Вечный спор. Так уж получилось, что мама зарабатывает больше отца. У отца проблемы с деньгами, кроме того он довольно таки пассивный. Плывет по жизни по течению и не старается урвать кусок от жизни. В отличие от мамы, которая вечно куда-то спешит, старается получить побольше да получше. В тайне, я мечтаю быть больше похожей на мать, все-таки деньги это почти гарантия свободы. Посмотрела на часы в коридоре. Скоро можно будет растянуться на диване, укрывшись одеялом и крепко накрепко заснуть. До следующего утра.
Проснулась ночью от того, что кто-то ходит по коридору. Свет в комнате брата был включен. Захотелось пить и я вышла на кухню за водой.
- Эй, подойди.
Зайдя в комнату брата, я почувствовала запах алкоголя. Да, он иногда пил. В последнее время чаще. После ссоры с отцом. Как-то по пьяни он сказал, что разочаровался в отце, что он живет с нами, то бишь с родителями и мной только потому, что мама в тот день чуть ли не на колени встала, чтобы он не ушел из дома. К своей девушке. Передо мной стоял парень выше меня на 5 сантиметров, но сильный. Девушки всегда от него тащились. Он всегда за собой ухаживал, умел мило улыбаться и общаться.
- Ну че, как дела?, - спросил он надев на себя футболку.
- Нормально.
- Че, когда родители спать легли?
- Часа два назад. Я пойду, мне завтра на работу.
- Ээээй, ну что ты так? Давай садись, поговорим. Давно же не виделись.
Тут он не соврал. Он всегда уходит на работу раньше меня на пол часа, а приходит обычно после 12 часов ночи. Но то, что он пьян, меня напрягает. Не могу доверять действиям пьяного человека.
Я села на кровать и присмотрелась к нему. Глаза у него были покрасневшими.
- Ходишь на работу? Нравится она тебе?
- Нравится, нормальная.
Он в курсе, что я не совсем люблю свою профессию. И что с людьми я плохо лажу. Были дни, когда мы обсуждали то, как мне жить, кем быть и все сводилось к тому, что я должна работать в своей сфере, все равно кроме этого я ничего не умею делать.
- Знаешь, - сказал он искренне, - я вот за тебя переживаю. Я же тебя вырастил, по сути. Родители были всегда на работе. Я помню, когда мама впервые принесла тебя домой. Ты для меня была маленькой игрушечкой, такой милой. И вот представь, я вырастил тебя и вижу, как ты погибаешь, понимаешь, да?
«Когда это я начала погибать?», - подумала я удивленно.
- Откуда в тебе такое отчаяние, такая разочарованность? Ты за собой не ухаживаешь, не живешь. Тебе жить не скучно?, - сказал он, и я сама почувствовала в его голосе отчаяние.
- Нет, все нормально.
Тут, кажется, он понял, что встретил некое сопротивление его утверждениям. Если с вами кто-то не соглашается, что вы делаете в первую очередь?
- Ты же такая красивая, а прячешься все время. Я знаю, что я тебе сделал, но ты должна быть сильней, понимаешь? Если ты будешь бояться меня или других парней ты никогда не станешь счастливой.
А вот это уже перебор, однозначно. Я ненавижу об этом вспоминать. События в моем детстве. Вот он-то как раз и не имеет права об этом мне говорить. Делая каменное лицо, я сказала:
- Я живу, работаю, меня все устраивает, - но, кажется, это было моей стратегической ошибкой в нашем разговоре.
- Ты не понимаешь! Я знаю, я старше тебя! Может, ты еще не доросла до того, чтобы понять такие простые вещи! Смотри, родители наши не вечны. Когда они умрут, я ведь женюсь, у меня будут дети. А ты останешься одна. Представь дерево. Я вырастил тебя как дерево и сейчас вижу, что ты искривилась. И чтобы мне этого не стоило, я должен тебя исправить, - сказал он чуть агрессивней.
Русло, по которой пошел наш разговор начал напрягать сильно. Почему-то он считает, что я буду крайне несчастной. Вообще-то я только сейчас начала более-менее восстанавливаться, только начала открываться миру. Я начала забывать прошлое, отпускать его.
- Ты думаешь вообще об этом? Понимаешь, какого мне? Я беспокоюсь о тебе.
- Может вам не стоит обо мне беспокоиться, - сказала ему мягко, намекая, что я уже взрослый человек и вполне могу справиться со своими болячками. Да и раны затягиваются не так быстро, особенно те, которых постоянно беспокоят. Я сама не поняла, как в следующую секунду он толкнул меня в голову. Я отлетела от него, почти ударившись головой о бордюр кровати. Когда я пыталась выпрямиться, он толкнул еще раз.
Если до этого я спокойно сидела, считая, что в безопасности, не ожидая от него ничего подобного, то теперь во мне проснулся раненный зверь. Увидев, что я пытаюсь встать во второй раз, я увидела его в боевой позе, он поднял кулаки, на лице была видно явное желание меня избить. Сердце стучало как бешенное, шум в ушах. Я замерла. Мое дыхание участилось, на моем лице явно отразилась паника. В голове стоял свист. Я дышала все чаще и чаще, где-то на задворках своего испуганного разума я подумала что, наверное, таким и бывает паническая атака. Слезы начали стекать по лицу. Я полулежала не двигаясь. Он опустил руки, встал, подошел к двери и закрыл его, заперев.
- Дура, - сказал он сев снова рядом, - я тут тебя бля распинаюсь, а ты сидишь передо мной с каменной лицом, типа тебе плевать, да? Чё, я должен за тебя переживать? Тупая, ты вообще думаешь о таких вещах? Ты как вообще жить будешь? Какое у тебя будущее?, - сказал он с явной агрессией.
Он сильней. Родители спят. Если я выйду сейчас с криками и воплями, откроется тайна, причина, почему я такая забитая. Мама не переживет. Отец разозлиться. Брат пьян. Если отец узнает сейчас, они могут подраться. Кретин, который сидел рядом со мной не контролировал свои действия. Все эти мысли пронеслись в моей голове за одну секунду.
Я же все еще не могла выровнять свое дыхание. Начали проноситься кадры из моего детства, все его издевательства, когда он, чтобы родители не заметили, бил меня возле плеч, по животу, до боли стискивая руки, а после, спрашивая «Знаешь, почему я это сделал? Потому что люблю тебя. Но ты такая плохая, ты заставляешь меня это делать. Кто виноват в том, что я бью тебя?» - «я виновата», «почему я это делаю?» - «потому что вы любите меня». Мне тогда было чуть больше 6.
- Нет, я не думала об этом, - соврала я, пытаясь его успокоить. Имея глубочайший опыт разговора с ним, я знала, что самая лучшая стратегия - это во всем соглашаться, полностью идти на поводу, иначе будет больно.
- Значит так. Когда ты изменишься?
- Я изменюсь.
- Знаю я тебя, - сказал он, снова закипая, - скажешь, что похудеешь и выйдешь замуж, согласишься как всегда, но не сделаешь. Ты меня вообще за кого держишь? Думаешь, я тебе поверю в этот раз?
Моя уступчивость, фальш, и мысль что если соглашаться с людьми то они быстрее отвяжутся, встало мне боком. Да, мне тысячу раз говорили, выйди замуж, похудей. Я всегда соглашалась. Но идя по улице, я думала только о том, что мне нужно лишь дождаться смерти и все. Я стану свободной, не будет этой тюрьмы, не будет этих людей, не будет боли, прошлого, настоящего, будущего и возможно я смогу исцелить свою израненную душу. Смогу простить, не жить с ненавистью. Я мечтала о смерти как об избавлении.
- Я изменюсь, обещаю, - сказав это, я поняла, что голос мой звучит слишком тонко. Попробуйте избить собаку и послушайте, как он скулит. Получиться то же самое.
- Когда?
- Я изменюсь.
- Когда, я сказал?!
- До конца весны.
- На сколько?
- На 20 кило, - сказала я наугад.
Я старалась не смотреть на его раскрасневшееся лицо. Старалась успокоить себя. Нужно просто выбраться из этой комнаты, говори, говори, соглашайся со всем что он несет.
- Ты тупая понимаешь ты это? Понимаешь что ты тупая?
Я молчу.
- Я тебя спрашиваю?!
- Да, понимаю.
- Что ты понимаешь?
- Что я тупая, - говорила я, понимая, что снова теряю контроль над ситуацией. Наивная, я потеряла, как только села с ним якобы поговорить.
- Ты изменишься, начнешь краситься, одеваться прилично, скинешь 20 кило, и продолжать работать на своей работе. Ты обуза, ты понимаешь это? Родители умрут, а ты останешься одной. Ты для меня обуза, я не хочу таскаться за тобой всю жизнь. Ты мне не нужна. Ты скинешь и выйдешь замуж, ясно?
Я чувствую себя проституткой, на которую насел сутенер. Да, я мясо, меня продают, потому что если продажа не удастся, меня придется кормить из своего стола. Или это чувство вины?
- Хорошо, я изменюсь до конца весны, - сказала я, все ещё не смотря на него. Слезы все еще катились по моему лицу, я не могла остановить их поток. Маска слетела, обнажая весь мой страх перед ним.
- Я вижу, что ты боишься. Но если не переборешь свой страх, будешь сталкивать с этим постоянно, ты знаешь это? Тебя будет муж твой бить, потому что ты будешь его так же доводить, как ты меня сейчас довела, - сказав это, он продолжал на меня смотреть с жестокостью.
Да, любовь всегда ассоциировалась у меня с болью. Любящий человек всегда бьет. Причиняет вред. Желая не сталкиваться с болью, я не открывалась никому.
Дальше все было как в тумане. Я соглашалась со всем - я стану, я буду, сделаю, да. Очнулась когда оказалась в ванной комнате, умывая лицо. Меня трясло. Внутри была дичайшая боль. Словно на рану которую начала заживать снова воткнули нож и крутили, крутили, крутили. «Я тупая. Я заслуживаю это. Потому что я слабая. Потому что я уродлива. Я ненавижу себя. Я грязь, грязь, я грязная».
Лежала смотря в потолок. В голове пусто. Сердце порой сжималось. Я чувствовала целую бурю эмоций, но у меня не было сил. Я лежала так несколько часов пока не заснула от усталости.
В наушниках играл тяжелый рок. Шаги давались с трудом. Мысли возвращались к покупке сигарет. Как давно я не курила…
Проснувшись утром, я лежала не шелохнувшись. Вслушиваясь, как по коридору ходит мама и он. Дождалась, когда закроется входная дверь, и только убедившись, что все ушли, встала с кровати. На улице противно светило солнце. В голове тишина. Чувствовался некий кокон вокруг меня, я хотела залезть глубоко в норку и остаться там. Долго стояла перед дверью в его комнату. Не могла понять, что происходит внутри. Словно нечто до крови билось о стены моих внутренностей. Сама не заметила, как зашла и оделась. Да, вот такой вот неприятный момент, когда вся твоя одежда в другой комнате, потому что ты спишь в гостиной.
Идя по солнечному тротуару, я слышала лишь гитарные рифы, и чей-то хриплый голос который больше кричал, чем пел. Рядом шла моя тень. Но молчала. Это раздражает. Словно она пытается меня таким образом утешить, а я не нуждаюсь в утешении. Я не нуждаюсь в жалости.
- Может, хватит?
- Мне нечего сказать, вот и молчу.
Сделала музыку по громче. Чтобы мыслей не было вообще, даже отголосков.
- Ой, с добрым утром! Ты что-то бледновата. Как дела? Хорошо себя чувствуешь?
- Да, конечно, - сказала я с вымученной улыбкой, - просто всю ночь смотрела сериалы.
- Даа, от них иногда сложно оторваться. Ну, когда зарплата?
- Сегодня только 31-ое число.
- Эх, до пятого ждать, да? А по-быстрее можешь? А то меня деньги заканчиваются.
- Это как получится, но я постараюсь.
Да, постараюсь я. Конечно.
Работала как обычно. Мне повезло, что сейчас период когда перед собой я вижу ничего кроме имен, фамилий, их зарплаты и удержания. Везучая я. Мне позвонил шеф:
- Асель, зайди ко мне - сказал он, как обычно начиная разговор без приветствия.
- Здравствуйте, хорошо.
Спускаясь вниз по лестнице, я думала о предмете разговора. Мое положение в этой компании было немного шатким. Когда я пришла сюда, будучи вчерашним студентом, я была рада узнать, что здесь есть вакансия кассира. Но у руководства и нашего отдела были разногласия, кто-то кому-то не нравился, кто-то хотел кого-то выпроводить, потому что тот был неудобен. Уволили двоих бухгалтеров, посадили меня на зарплату. Остальные бухгалтера ополчились на меня, думая видимо, что уволили других, чтобы посадить меня, блатную. Помню, у меня был дикий мондраж. Не хотела начинать карьеру таким образом, но все сложилось иначе. Не так, как я наивно мечтала в институте.
- Здравствуйте, - поприветствовала я, зайдя в кабинет шефа.
Передо мной сидел седой мужчина под 40, в деловом сером костюме. Ткань по виду было дорогим, да и держался он так, словно сам по себе стоил многих миллионов поклонов его величию. На мой взгляд, он был идеальным кандидатом на роль генерального директора. Авторитарный, властный, но, тем не менее, умел пить со своими сотрудниками во время праздников, любил радовать других сотрудников премиями, к тому же, в большинство случаях был справедливым. Его взгляд был острым, он смотрел прямо на меня:
- Тебе уже дали табель?
- Да, дали, сейчас все считаю.
- Когда успеваешь?, - сказал он, и я поняла намек, что нужно раньше положенного 5-го числа.
- Думаю 3-го числа я уже смогу всем все раздать.
- Хм, хорошо, - он кивнул, давая мне понять, что разговор окончен.
Видимо до него дошел мой утренний разговор с Тимуром. На самом деле меня часто спрашивают про зарплату. Но в этой компании Тимур младший брат нашей секретарши, а она в свою очередь в отношениях с директором. Раз нужно пораньше, так уж и быть. Это ведь хорошо, я смогу остаться на работе подольше.
Сидя в кабинете, я посмотрела на часы, 19.47. Видимо я поеду на такси, а значит можно сидеть хоть до посинения. Перед глазами уже плыло от напряжения, я весь день всматривалась в свои расчеты, перепроверяя данные, перечитывая приказы, чтобы быть уверенной в своих начислениях и удержаниях. В какой-то момент я вздохнула. Я осознавала свое поведение. Мне нужно было об этом подумать, поговорить.
- Я уж подумала у тебя амнезия.
- Мне было нужно время.
Вторая я сидела на кресле главбуха и крутилась в нем. Конечно же, кресло не двигалось, но в моей голове крутилась. Она откинулась и посмотрела на потолок. Я обратила внимание, что она стала прозрачней.
- Мое тело меня предало, - сказала я тихо, - меня предал мой разум.
Усмехнувшись, я продолжила свою мысль:
- Я понимаю, что не могу от этого прятаться, мне в любом случае нужно ехать домой, - сердце вновь ожило, и оно начало сжиматься, - я не могла контролировать себя, меня парализовало, я будто выдрессированная псина, которая зажимается, стоит его хозяину поднять руку.
- Тебе не стоит быть слишком строгой к себе.
- Я думала, я выросла из этого, - воскликнула я с ненавистью, и чуть тише добавила, - и что он вырос. Что все изменилось.
Перед глазами начали проходить все те моменты, когда я ощущала это чувство. Беспомощность.
Я была маленькой, мы были одни. Блин, как будто вчера это было. Он сказал, чтобы я убрала книги, которые были на столе в полки. Я начала их ставить их на место, но открыв одну с картинками, я начала смотреть их. Я тогда и читать-то не умела. Не знаю, сколько я так просидела. Он пришел, разозлился. Начал орать, материться, взял книги и начал их кидать на меня, кидал все, что попадалось на руки. Я помню, как ударялись углы этих самых книг об меня.
Тогда же он сказал: «Я зову тебя. И считаю до трех. Не придешь когда досчитаю, тебе будет плохо. Будешь меня во всем слушаться, ясно?». Была одна фишка. Если он задает вопрос «Ясно?», я должна отвечать «ясно». Не «да», не «понятно», не «хорошо». Я должна отвечать именно в такой последовательности. Это я усвоила тоже в тот день. «Скажешь родителям, они меня поругают, а я тебе по стенке размажу. Если они сделают мне плохо из-за тебя, я сделаю тебе три раза хуже». Так, я научилась врать и скрывать. Он звал меня и считал до трех. Боже, я бы лучше себе пальцы отрезала, чем если бы не добежала до того как он досчитается. Родители смеялись, и говорили ему: «Вот как она тебя любит, не хочет, чтобы ты ждал». Он был выше меня, сильнее, умнее. Он всегда казался мне огромным, и что мне некуда бежать. Однажды он велел постирать его носки. Вонючие такие. Сказал, что отныне стираю их я. Если я их не стирала, или их собиралось больше чем по его меркам, он заставлял их нюхать. Каждый. По отдельности. Под его присмотром. Если я провинюсь в чем-то, за этим следовало наказание. Больше всего я ненавидела, когда он сжимал мне руки. Потому что я чувствовала себя в ловушке. Живот-то я могла как-то прикрыть при ударе. И, разумеется, он был умным, держал меня выше локтя, там, где все прикрывает одежда. Он стискивал руку, я же чувствуя боль, не могла от него отойти. Когда всю свою агрессию он выплескивал, а я стояла и дрожала перед ним, маленькая, беззащитная, вся в слезах, он отправлял меня в ванную, чтобы я помыла лицо. Он говорил, чтобы я умывалась хорошо, чтобы не было заметно, как я плакала. Так, я часто после таких встреч с ним, я смотрела на себя в зеркале, вся заплаканная, с красными глазами. Внутри всегда было чувство беспомощности, обреченности, отчаяния. Помощи и защиты ждать было неоткуда. Я боялась что-то говорить родителям, молчала. В такие моменты, я уверяла себя, что однажды я отомщу. Найду способ. Думала о том, чтобы его отравить. Подсыпать к нему в еду что-нибудь. Убить его. Стоя и моя посуду я как-то услышала, как он меня зовет. Моментально бросив посуду, и не выключая воду, я прибегала к нему. Он сидел и что-то ремонтировал паяльником. Сказал, что у него упала какая-то маленькая деталька под стул, я должна достать. Видимо это позабавило его, звать меня из другого конца квартиры и я сломя голову мчусь к нему, чтобы сделать то, что он мог сделать и сам. Такие его милые шутки начали повторяться все чаще. Это было простой формой издевательства. Помню, он лежал на кровати, а я стояла, подняв руки наверх. Сзади меня была включена лампа, поэтому он видел мою тень, и я не могла опустить из-за этого руки. Стояла я так, потому что ему якобы показалось, что я показала ему неприличный жест со спины. Внутри меня было некое возмущение, если бы я могла сделать хотя бы это! Это было ложью, я боялась его настолько, что не могла даже в мыслях допустить что-то его сторону, мне казалось он меня достанет везде, даже в моей голове. Когда китайцы начали производить пластмассовые пистолетики с маленькими «пульками», начались дни, когда я стала живой мишенью. Он стрелял в меня, но эти пульки не могли ранить а только причиняли боль, нужно было просто растереть места попадания позже, после того как он отстреляется. Было неприятней всего то, что постреляв и обнаружив что «пульки» закончились, я собирала для него их вновь, сама же отдавала, и он продолжал веселиться. Все чаще он повторял:
- Я люблю тебя. Я это делаю, чтобы воспитать тебя. Я не хочу делать тебе плохо, но ты меня вынуждаешь. Я люблю тебя?
- да, любите.
- Кто виноват в том, что я бью тебя?
- Я виновата.
Я была замкнутым ребенком. Очень худой, с кудрями. Я была не очень общительной. Под его чутким руководством я научилась лгать всем подряд. Как-то обратила внимание, в очередной раз умываясь после его задушевных со мной разговоров, что если насухо вытереть ресницы после слез, можно лучше притворятся что я не плакала. Чаще именно ресницы и выдают тебя. Иногда у меня были истерики. Когда никого не было дома. Родители вечно на работе, а он, например, вышел куда-то с друзьями, я иногда лежала и истерично смеялась. Порой мне казалось, что на меня накатывает какое-то безумие, я думала о ножах. Так, я их и полюбила. Я начала засматриваться на них, когда мама готовила. Или просто могла зайти на кухню и смотреть. Я представляла , что будет если я порежу руки? Или горло? Я не хотела захлебываться собственной кровью, но меня начала привлекать сталь. Иногда я вытаскивала сувенирный нож отца. Он был прекрасным. Такой холодный, такой острый. Какая-то часть меня останавливала меня. Я думала, что лучший способ умереть - это прыгнуть с крыши. Нож причинял боль, и это было наименьшим из того что я хотела бы почувствовать. Мне чаще снились сны, полные ужасов. Мои мечты о ножах привели к тому, что мне снилось, как я резала людей. Как я била их, сжигала заживо. Что я нападаю на какие-то города, или на свою же школу и насмерть всех забиваю, а они бегут в страхе. У меня появилась идея фикс, я зациклилась на ножах и крови. Я хотела искупаться в дожде из крови, убить, разрушить. Слушая очередной тяжелый рок, сидя где-то возле школы и покуривая вонючую сигарету я думала, что хочу пристраститься к чему-то, хотя бы к тем же сигаретам, но, как и любая девчонка, я просто любила сладости. Так, в подростковом возрасте обжираясь очередной булкой, я выросла в слона.
Поняв, что дальше я не смогу работать, я собрала свои вещи, выключила компьютер, заперев дверь, ушла домой. Шёл снег.
Ночью лежала, уставившись в потолок. Минут пять назад смотрела в телефон, там было 03.32. Завтра на работу, но понимала что уже не высплюсь. Решила отправиться в безопасное место. Так я его называю.
Закрыла глаза. И падаю, падаю... Вижу и узнаю место, где живет моя тень. Тут собственно я и прячусь порой.
Это место было особенным. Раньше оно выглядело как лес, потом как замок, потом стал домиком возле реки и под конец, когда я растратила все свои силы на защиту, здесь все преобразилось. Это бункер. Глубоко под землей, в несколько тысячах километров от поверхности. Здесь нет ни окон, ни дверей ,чтобы никто и ничто меня отсюда не достало. Просто большая коробка из цемента. В четырех углах стоит по свечке, которые сильно подтаяли. Они горели ровным светом, ведь здесь нет ветра. На голом полу прислонившись к стене, сидела тень. Здесь она кажется какой-то больной, я видела её тонкие кости, которые больно впиваются к стене.
- Привет.
Я молча села возле неё. Она устало прислонилась ко мне.
- Что-то день сегодня не задался, - сказала я.
- Это дура из отдела кадров, да?
- Угу.
- Ну её.
Так мы сидели, просто смотря на стену напротив. Я начала расслабляться в этой тишине.
- Так хочу сбежать из дома. Уехать куда-нибудь. Но при этом знаю, что это просто мечты. У меня духу не хватит уехать. Я слаба и знаю это. Не смогу бросить маму, отца. Не хочу добавлять им по болячке. К тому же, это уже пройденный этап. Если и бежать, то надо было еще тогда.
Она молчала, и я была благодарна ей за это.
- Хочешь на небо посмотреть?
Это была маленькая тайна нашей комнаты. Чтобы увидеть россыпь бисеров, мое сознание словно раздвоилось: я видела звезды на потолке, я видела тень рядом с собой, я ощущала легкое тепло, которое от неё исходило.
Звезды. Что мне нравилось в них, так это осознание того, что они там, на небе, вдалеке от нас и от наших проблем. Они просто есть, сами по себе, большие, светлые.
- Хочу справедливости. Почему у него все хорошо?, - сказала я тихим голосом, - почему у него есть красивая машина, офигенная карьера, горячая девушка, огромные деньги, репутация и знания, в то время как я жалкий комок неудачи?
Она молчала. Со стеклянными глазами смотря на небо. Наверное, я выгляжу так же. Я продолжила:
- Должна быть справедливость. Просто обязана. Иначе и быть не может.
Внутри все сдавило. Я поняла, что если дальше продолжу свою мысль, то мне будет сложно тихо лежать. Сдавленно дыша через рот, я перекатилась на бок. Увидела как тень лежит и смотрит на меня. Я видела её мягкие темные глаза, длинные ресницы. Внутри я нервно усмехнулась про себя, будь я хоть капельку на неё похожей, может что-нибудь и изменилось.
- Не изменилось бы, - сказала она, - просто потому что ты это ты, не смотря на то, как ты выглядишь. Страх не уйдет.
- Психологом тебе не быть, - улыбнулась я.
- Сейчас мы можем только надеяться, что однажды он напьется и нарвется на хулиганов. Или сядет за руль пьяным и попадет в гребанную аварию. На крайний случай хотя бы печень посадит с годами, или сдохнет от рака легких.
Тут она изменилась. Лицо её стало жестоким, сердце жаждущим мести, в голову лезли мысли о его кончине, медленной, мучительной, долгой. Я снова посмотрела на небо.
- Надеюсь.
На третий день после той ночи я смогла более-менее смогла вернуть свое критическое мышление. Теперь передо мной стояла задача, каким-то чудом скинуть к марту 20 кило. Как? Перерыв интернет, вспомнив свои прежние эксперименты, когда я голодала по 6-7 дней, пришла к выводу что надо поголодать еще раз. Минус был в том, что скинув вес, я возвращала его с такой же скоростью. Еда было для меня утешением, наркотиком, чем-то, что заглушает абсолютно все левые мысли, оставив только насущные дела, вроде помыть посуду или купить новую кружку. Я употребляла в день огромное количество сладкого в виде шоколада, конфет, колы. Если и ела, то старалась создать давящее чувство в желудке, хотела быть максимально сытой. Меня это нервировало, я напоминала себе мышонка, который надел шкуру кота и пытается в ней ходить. Мне было жарко, тесно, много. И только когда я голодала, я могла быть собой. Но это причиняло боль. В такие дни мои мысли падают на меня со всей тяжестью, терзая, сдирая кожу. Я ощущала весь спектр своих эмоций, свою зацикленность, ограниченность, слабость. Понимая, что от меня хотят избавиться таким вот незамысловатым способом, как моральный калека, я зациклилась на своей ненависти, и это дало мне возможность отсидеть три дня голода. Сухого, правда. Без воды и пищи. На свой страх и риск, я не знала, к чему это приведет, но я держалась за ненависть всеми силами. За эти три дня, как ни странно, ничего ужасного не произошло. Правда скинула я 5 кило.
- А ты похудела! – воскликнул отец, - продолжай также, молодец.
И тогда я начала худеть дальше. Теперь уже с последствиями.
Колено. Начало болеть мое гребанное колено. Через неделю я уже хромала вовсю.
- Вот видишь, ты должна была похудеть раньше, видишь, у тебя уже колено болит от твоего веса, - причитала мама.
Если честно, я возненавидела это слово. Похудеть. Взять бы и отрезать себе все лишнее, чтобы все прекратили мне говорить об этом. Или себя, тогда уж я полностью поселюсь в своем тихом подземном доме. Я могу тут сходить с ума, но должна сходить с ума и быть худой. Мои обвинения не были правильными. Они то не знали. Чтобы коллеги ничего не заподозрили, я лгала, что у меня болит поджелудочная железа и печень, что это специальная диета, что я питаюсь исключительно морковным соком, а он нужен в свежевыжатом виде, поэтому питаюсь я только дома. Притянуто за уши, знаю, но на ум пришло только это. Если и врать, то желательно врать убедительно, или хотя бы уверенно. Насколько получилось, судить уж точно не мне. Сидя у врача, я осознавала, что не могу допустить, чтобы у меня начали отказывать ноги. Что угодно, но не ноги. Плевать на глаза, с очками жить можно, без рук сложно, но вот без ног – лучше вообще не жить. Потому что с ними я смогу уйти, убежать. Однако, это будет сложно сделать в инвалидном кресле.
- В заключении УЗИ сказано, что это была травма, вы падали недавно?, - спросил врач. Это была солидная женщина, явно внушающая доверие.
- Не падала уже тысячу лет.
- Хм, странно.
Еще бы. Видимо из-за отсутствия воды хрящ то ли истончился, то ли потерял эластичность, но вряд ли я расскажу ей, что на самом деле произошло. Не хочу, чтобы она подумала, что своим сухим голоданием я решила устроить малобюджетное самоубийство. Вдруг направит к психиатрам. Я сидела и внимательно слушала врача, уколы, которые нужно сделать, компресс, таблетки. Нужно подождать с моим голоданием, вылечить колено и попробовать еще раз. Я хотела провести три цикла голода. Если каждый обходился мне примерно по 5 кило, то минус 15 кило существенный результат. И все это будет стоить мне здоровья, но это меня мало волнует.
- Вот не ожидала я такое предательство от ног!, - улыбаясь, сказала я тени. Мы сидели на скамейке, ожидая автобус, - сердце, ладно. Другие органы, конечности, да хоть пусть все зубы выпадут, но ноги!
- Рискованно продолжать это, - в отличие от меня она была напряжена.
- Время поджимает.
- Знаю, - теперь и мне не было до смеха.
Я услышала кашель. Долгий, скрипучий. Который продолжался минут 5, почти без перерыва. Потом шаги в коридоре, он зашел в ванную. Снова лег. Через пару часов сна я вновь просыпаюсь от звуков кашля.
На следующую ночь все повторилось. Да, он начал курить с 15 лет. В тайне я начала надеяться, что это рак легких. Это было вероятней всего. Желая ему смерти, я не думала о кирпиче, которая внезапно упадет ему на голову, я надеялась на реальные возможности. Есть возможность рака легких. Или цирроза печени, ведь он пьет почти каждый вечер. Или авария, он каждый день за рулем. Или он может по пьяни нарваться на отморозков на улице, и отбитые почки ему гарантированы.
Звонил телефон. Я похромала в сторону своего стола.
- Здравствуй, доча!
- Здравствуйте, ма.
- Как дела? Пообедала?
- Агась, нормально, сами как?
Тут её голос изменился.
- Ты слышала ночью кашель брата? Что-то он уже несколько дней кашляет по ночам. И вроде не простыл.
- Слышала. Сам виноват, курит столько лет.
- Мм. Надеюсь ничего серьезного.
- Ма, я уже почитала на счет этого, не волнуйтесь, - я и в правду почитала об этом в Интернете, надеясь на волшебные слова «рак легких последней стадии и долгая смерть, когда пациент будет выкашливать все свои внутренности» - это просто кашель курильщика, не больше. Те химикаты, которые есть в табаке, они собираются в легких и они пытаются кашлем от них избавиться. Будь это что-то вроде рака, он бы кровью кашлял, - надо скрести пальцы, - уж это заставило бы его побежать к врачам сломя голову. А так он спокойно ходит, и вы успокойтесь.
- Ох, ну и, слава Богу, а то мало ли что, волнуюсь я за него все-таки.
В такие моменты хочется сказать маме, что её сын чудовище, но это лишь разобьет её сердце и не более. Она будет любить его, даже если я буду держать над ним вывеску «Монстр века».
Зима разыгралась вовсю. Н улице было очень холодно, дома тоже. По утрам все сложнее вставать, как ни как под одеялом теплее. Но это была священная суббота, день, когда только вчера была закончена трудовая неделя, а завтра еще один день выходных.
Мы сидели с мамой и завтракали. С одной стороны она была рада видеть, что я вновь кушаю, с другой стороны она видела, что те результаты, которых я достигла, а это были добрые 7 кило, начали возвращаться. Но на улице шел снег, крупными хлопьями падая на землю, приглушая все звуки с улицы. Было тихо и мирно. Я помешивала свой утренний кофе с молоком.
На кухню зашел заспанный брат. Посмотрел в окно, затем пошел умываться. Попросил сделать ему такое же кофе как у меня. И пока я доставала молоко он сказал:
- Вчера был подписан приказ на мое увольнение.
Я на миг замерла… Этот момент, боже, как он был сладок! Его, мать вашу, уволили!
- Но я вчера вечером начал прикидывать, куда меня могут взять, у меня есть хорошие знакомые, так что долго дома я сидеть не буду. А сейчас пока буду таксовать.
А вот это плохие новости. У него и впрямь хорошие связи. Так что, вероятней всего он выйдет сухим из воды, что не так радует.
Дальше их разговора я не слушала. Он рассказывал маме о том, почему его уволили, какой козел его начальник и так далее. Мама бурно обсуждала с ним о будущих местах работы, и с каждым разом перспективы становились все светлей и светлей, к моему всеобщему отвращению. Пока они сидели и мечтали о вагонах денег, которые он заработает, я вяло мыла посуду.
- Так и будешь все время ждать его неудачи, как крыса?
Я поморщилась. Крыса. Да, она верно отметила.
- И что мне делать, по-твоему?, - сказала я раздраженно.
В ответ было молчание. В голове проносились мысли «убежать, уйти, уехать, послать» все что угодно, но выхода не было. Я сама себя заперла. Я зациклена, я больна. Болен именно мой разум. Он как сломанный калькулятор, который выдает ответ на 2х2 = 17.9
И это моя гребанная работа. Я получала много опыта, но мой коллектив был невыносим. Я напоминала себе инвалида, которого пинают, и бьют палками, колют колючками. Они не знали что даже их невинные шпильки для меня как мешок цемента, я не могла нормально реагировать на обычные социальные отношения и так как они от меня ожидают. Если до этого я мысленно сжигала лишь своего брата, то теперь я разбивала голову нашей старушке из отдела кадров. Меня начинало тошнить от себя. Я погрязала в болоте, и этим болотом была моя душа. Мечты о том, как я уволюсь, стану свободной, может, найду фирму и буду вести бухгалтерию из дома, грели мне то, что осталось от меня. Я хотела быть дома, ни с кем не общаться, успокоиться, чтобы прошло время, вылечить себя. Мне нужна была тишина. Может если я смогу собраться, я смогу дать ему отпор. Потому что через месяц первый день весны.