1
Перед этим, в Кубике 5.2, я разрывал текст, всего на несколько мгновений.
Теперь этот разрыв будет солиднее, его длина станет приличной величиной. Это не значит, что сам разрыв будет наполнен приличиями в старом дворянском стиле. Это когда человек жует, скажем, огурец, не открывая рот, совершенно. Конечно, это должен быть очень старый человек. Сделайте доброе дело, дайте этому человеку долгую жизнь, слишком долгую. Но ведь шанс есть, если вы в возрасте добрых дел, = десять лет, ему может быть всего лишь шестьдесят пять лет. Вы правы, ему не может быть меньше 65-ти лет. Предстоит трудное дело, для обоих. Ему нужна память, вам терпение, оба не богаты. Пустая память будет бегать в пустой комнате, голые стены, что с них можно снять. Скромное терпение будет очень скромным, что ему топтаться в пустой комнате. Памяти проще, ей впадать в детство. Терпению труднее, ему выпадать из детства. Обе стороны должны выпасть, тогда смогут куда-нибудь попасть. Понятно, случай выпадения на дно нужно исключить заранее. Итак, стороны готовы, поехали.
А день, какой сегодня день, не тревожьте поэта, он занят.
Сегодня уже 25 апреля, близкий день, к юбилейной дате. Мы отмечали, всего три дня назад, все было торжественно, и слова были казенные. Вышли за двери, на крыльцо, тут же забыли все слова. Ну, не все, но высокие точно позабыли. Что тут странного, если есть чувства, когда эти чувства выходят на первый план. Все прочее отступает, на второй план, на третий, еще дальше, в темноту. Тогда нескромный вопрос, что вы чувствуете?
«Мы идем, чувствуя вечность».
Неужели нужно идти, чтобы почувствовать вечность. А если остановиться, прислушаться. Да, лучше идти. Но перед этим, надеть старые пиджаки, внизу по бортам глубокие карманы. Туда можно что-нибудь запихнуть, бьющееся. А в руки взять свертки, так удобнее размахивать руками. Пустыми, кто будет махать, разве что гимнасты. И вот выйти, идти навстречу солнцу, по сырой земле, чувствовать, как ползет земля под ногами. Размахивать, да не руками, а свертками. Идти, зная, что придешь в пустую комнату, чистую. Нас ждет стол, без скатерти, она только мешает. Там ждет пустой стол, который можно заставить свертками, и не только свертками. Стаканами, или бокалами, даже чашками. Чем угодно, что можно поставить, залить, поднять.
Мы почувствовали вечность, = мы присутствуем в вечности.
А присутствия большинства не чувствуете, зов большинства, не слышите. А хотели бы услышать, ну, так, послушать, любопытства ради. Тогда начинайте, кататься под дождем. Спускать деньги, когда они есть. Разглядывать встречных прохожих. Нет-нет, отойдите от такси. Делайте это в обратном порядке. Спустите деньги, это быстро. Затем глядите на встречных женщин, тоже недолго. Потом катайтесь под дождем, по земле, это уже надолго. Ради чего, чтобы не встретить мадонну, совершенно случайно. Если такое случится, придется отрывать ее от посуды, которую она старательно моет. А если, каким-то чудом, удастся оторвать, вытаскивать ее из дымной комнаты, там складывают грязную посуду. А если она на сцене, что-то говорит со сцены. Тогда придется стаскивать ее со сцены, заталкивать ее же в дымную комнату, перед этим натаскать в эту комнату грязную посуду, да еще самую грузную. Затолкать, закрыть, забыть.
А вот забыть не удастся, проклятая память.
Отодвинуть память, куда-то на задний план? возможно лишь с помощью мелких неурядиц. Садись в трамвай, пусть кто-нибудь наступит на ногу. А теперь выходи, обязательно толкнут, кто-то захочет войти раньше, чем ты сумеешь выйти. А не тянись, чего тянуться-то, не тяни до последнего момента. Кондуктор предупредила, вагон встал, двери открылись. И только тогда соизволил приподняться, сделать первый шаг. А кто-то уже летит, вы нагрели это сиденье, вы его сберегли, конечно, для меня. А потому посторонись. Надо выходить, что за люди, на улицах отстают, в дверях пробки создают, в салонах пытаются бегать. Еще есть киоски, вот родной, окошечко, надо согнуться, если хочешь что-то донести. А тут сгибаться не надо. Надо встать перед окошечком, закрыть это окошечко, нет-нет, лицом к даме, которая за стеклом. А спиной к клиенту, который подходит. И так стоять, просто стоять и молчать. Пусть тот, который сзади, тоже постоит. Та, которая внутри, будет ждать, удивляться, не привыкла, пусть привыкает. А тот, что сзади, пусть что-нибудь скажет, брякнет. Пусть попросит разрешения, а я еще подумаю, стоит ли пропускать. Говорят, мир полон загадок. Придумывают, мир полон разрешений, которые еще надо получить, дождаться.
Убедиться, разрешено всерьез и надолго.
Я медленно поднимаюсь, закрываю чужой дневник, выхожу, остается стол без скатерти.