Земля, осыпаясь под порывами ветра, который больше не сдерживали роскошные кроны обугленных деревьев, понемногу осыпалась в высыхающее русло небольшой реки. Огненно-красное солнце садилось за кажущийся столь близким горизонт. На стыке неба и земли возвышались башни города, багровые лучи просвечивали здания насквозь, проникая сквозь окна, лишенные защитно-декорирующих полей. В домах, где предпочитали старомодные стекла, их просто выбило ударной волной, превратило в мелкую пыль, расплескало по спекшимся мостовым и порой ночью казалось, что шагаешь не по земле, а по небу, прямо по Млечному Пути, растекшемуся от горизонта до горизонта. Однако, несмотря на впечатляющую красоту этого места, Тан больше никогда не ступал на улицы Сейкора. Слишком разителен был контраст между воспоминаниями и реальностью. Город – черная бездна, а не залитый светом карнавал, улицы – пусты, а не полнятся веселой праздничной толпой. А из всех звуков города-гиганта осталась только тишина. Мерцающая стеклянной пылью земля прогибалась под шагами «Атланта», тоскливое эхо слепо металось между обгоревших стен, продираясь через проломы и пустые оконные проемы, и, наконец, уносилось ввысь к звездному небу. Этот звук был главной причиной, по которой генерал больше не заходил в славный город Сейкор. Он прекрасно помнил, каким он был на самом деле, еще до того дня, как над ним распустились пышными соцветиями взрывы мезонных бомб. Зарево заката объяло вымерший город и казалось, что тот еще полыхает в очистительном пламени. Полыхает жарко, хотя прошло уже больше пятнадцати лет. Всполохи этого пламени с тех пор метались глубоко за зрачками Тана, а чудовищный жар навеки выжег слезы с его лица. Глаза генерала отныне всегда оставались сухими…
Когда сомнения только пробовали прокрасться в душу генерала, когда какая-то его часть начинала спрашивать, зачем он делает то, что делает, Тан одевал свою личную броню, садился в десантную капсулу и спускался на поверхность Актилии. Ответ горел в пламени заката, изрезанного башнями мертвого города, звучал в диком свисте ветра, завывающего среди обугленных стен, давил на мозг тишиной мертвого города…