Рассказ опубликован в литературном журнале "Север"( № 7-8 за 2014 год)
«Жизнь - забавная штука, — поморщила лоб Анастасия Павловна, укрывшись в кровати одеялами, и усмехнулась. — Даже таким дурнушкам, как я, умирать тоже не хочется».
Слово «дурнушка» Настя услышала в свой адрес, когда ей было пять лет. В первый и не последний. Она, не задумываясь, ответила обидчице по-детски: мол, сама такая. Затем ушла с гордо поднятой головой.
Тогда у Насти дрогнуло в сердце, и она поняла, что не такая, как все. С тех пор сознание собственной необычности преследовало ее.
Когда ей было шесть лет, девочки в песочнице вылепили женскую фигуру, воткнули туда дохлую мушку и хором крикнули: « Это кикимора Настя!»
Девчушка, не задумываясь, бросилась себя защищать и расцарапала пальцы Свете. Сверстница заревела, а Настя уже испуганно стала дуть ей на ладошку, приговаривая: « У сороки заболи, у Светули заживи».
Появившиеся матери проникновенно и растерянно наблюдали за этой сценой.
По мере взросления слово «мымра» или «уродина» все чаще бросали ей вслед. Сначала Настя пыталась обороняться и оправдываться, но в ответ только слышала презрительный смех. Со слезами на глазах прибегала она домой и зарывалась головой в подушку.
Девочка и жалела себя, и обижалась до злости на мать, главную, как ей казалось, виновницу ее уродства, но чаще вымещала досаду на своей кукле по имени Кикимора, упрекая ее: «Нельзя быть уродиной! Будь красивой!» Словно преображение куклы могло изменить и ее внешность.
В такие минуты отчаяния Настя начинала представлять, как умрет, и все станут плакать, особенно мама, и винить себя в том, что не уберегли такую хорошую девочку.
Когда Настя училась в пятом классе, как-то после уроков ее подкараулили несколько мальчишек и со словами «жаба», «страхолюдина» стали забрасывать камнями. Град камней летел в девчушку, она еле успевала увертываться со слезами на глазах. Особенно старался пухлый веснушчатый коротышка, он брал самые увесистые булыжники, злорадно ухмыляясь, поплевывал на снаряд и старательно метал в жертву. И вот один из них попал в ногу, девочка упала, разревевшись от боли. Неожиданно не пойми, откуда рядом с лежащей на земле Настей появилась пожилая женщина, невысокая, полная, в длинном поношенном платье. Густые, сурово сдвинутые брови и торчащие чуть приметные усики на ее лице приковывали к себе взгляд. Бабуля так грозно крикнула на мальчишек, что они мигом разбежались.
« Можешь встать, голубушка?» — участливо пропела бабушка ласковым голосом.
Настя попыталась подняться, но, вскрикнув от пронзившей боли, снова опустилась на землю.
« Ироды!»— гневно воскликнула старушка и сразу подозвала случайно проходящего мимо парня.— «Мил человек, помоги донести девочку до соседнего дома. Легкая она. Один унесешь».
Когда девочка оказалась дома, покрасневшая нога уже распухла, и голень стала багровой. От боли и обиды у Насти без остановки струились слезы.
Анастасия Павловна сжалась от воспоминаний, будто снова переживая ту боль. Однако пора было принимать таблетки. Заглотнув красную и белую, она отхлебнула воды из стакана. Перед глазами вновь замелькали картины прошлого.
В гипсе с переломом ноги она пробыла полтора месяца. После пережитого казалось, что она оглохла— теперь, когда вслед кричали гадости, она лишь молчала, делая вид, что ничего не слышит, и проходила мимо. Каждое злое слово больно било по Насте, как те булыжники, что летели в нее, но она научилась терпеть и молчать, стискивая зубы и до боли сжимая кулаки. Только скулы заострялись, губы стойко сжимались, и лицо становилось будто неживым. Она даже радовалась в глубине души, если, отпустив в ее адрес гадкое слово, обидчики от нее презрительно отворачивались, теряя всякий интерес.
В ту пору она больше всего любила оставаться одна в квартире и мечтать. В отличие от своих сверстниц, в своих фантазиях девочка видела не прекрасных принцев, приплывающих на бригантине с алыми парусами, а представляла себе, то бедного котенка, который залез на дерево и не может слезть, то щенка со сломанной лапой, и в своих фантазиях отчаянно и бесстрашно бросалась их спасать. Еще она любила дождь— тогда все преображалось, становилось неясным и загадочным. Косые струи летнего дождика, переливаясь в солнечных лучах, вздувались пузырями на асфальте. Вымытые здания довольно улыбались стеклами окон. В порыве вдохновения Настя рифмовала строчки, складывая стихи, которые потом аккуратно записывала в тетрадочку. Это были одни из лучших мгновений в ее жизни.
Анастасия Павловна с трудом встала с кровати и, опираясь на трость, дошла до комода. Покопавшись в ящике, достала стопку тетрадей, обвязанных резинкой. Сейчас ей вновь хотелось прочитать свои детские строчки.
После снятия гипса Настя еще больше сжалась и осунулась, словно побитая собачонка, и в школу заходила угловато. Тогда неожиданно ее взяла под свою опеку классный руководитель Наталья Владимировна. Она пыталась поговорить с девочкой. Сначала Настя сидела насупившись. А затем от спокойного и доброжелательного голоса учительницы, от неподдельного тепла в ее глазах сердце девочки постепенно стало оттаивать.
« Внешность— это лишь кокон, Настенька, обертка. А важна не форма, а содержание. Главное, чтобы красивой была душа, — тихо говорила девочке учительница. — К сожалению, не все это понимают. Знаешь, есть такая притча... Как-то раз две души, одна в красивой оболочке, а другая—нет, встретились на морском берегу и решили искупаться. Они сняли с себя облачения и поплыли по волнам. Раньше вернулась на берег вторая душа и, перепутав, вселилась в красивую одежду. Позже приплыла первая, но нашла не свое одеяние, и решила не облачаться. Но делать было нечего. Пришлось поневоле укрыться некрасивой оболочкой. Каждая душа пошла своей дорогой. Так получилось. Но с того дня несмышленые люди путаются и порой по ошибке принимают одно за другое. А суть в том, что некрасивость в своей необычности может быть прекрасной, также как и прекрасное, в своем совершенстве может стать уродством. На небесах, Настенька, нет разницы, красивы мы или нет, там все равны. Там красота и непривлекательность не различаются.»
Тогда Настя до конца не поняла смысл слов учительницы, но внутренне успокоилась, и ее истосковавшаяся по теплу и сочувствию душа сразу приняла эту женщину. Именно ради Натальи Владимировны девочка решила всегда хорошо учиться. Ей казалось, что это доставит радость любимой учительнице. После школы одноклассники забрасывали портфели домой, и резвились во дворе, а Настя сразу же садилась за уроки. Хотя порой, не выдерживая, подходила к окну и с завистью смотрела на играющих в скакалки или классики сверстников. Ей очень нравилось играть в классики, оттого она вычерчивала мелом их прямо на полу квартиры и прыгала в одиночестве. Правда, одной скакать быстро надоедало. Тогда Настя бралась за обруч и ловко крутила его на талии. Как-то раз, наблюдая за окном за соседскими девчонками, Настя заметила, как неумело они вертят обруч, и, обернувшись два-три раза, он со звоном соскальзывал на асфальт. Позабыв о своих страхах, она не устояла и мигом выбежала во двор. Ей так хотелось показать Тане и Маше, как хорошо она умеет крутить обруч!
" Вот и мымра пожаловала! Рожа! Пугало! Страшила! Гадина!" — град слов больно, как камни мальчишек, пронзал не тело, а душу.
Затравленную Настю взяла под защиту лишь Катя, соседка по парте.
"Разве она виновата в своем уродстве?!" — громко с вызовом заявила спасительница и испуганно прикрыла рот ладошкой, поняв, что сделала подруге еще больнее.
Настя вздрогнула и, захлебываясь слезами, побежала домой. Тогда впервые пришла мысль умереть, она взяла нож и долго смотрела на сверкающее лезвие. Случайно вернувшаяся мать все поняла без слов и вырвала его из рук дочери.
Мать нежно прижала Настю к груди. Дочь будто обмякла, худенькие плечики мелко-мелко затряслись, сдерживая всхлипы, она лишь шептала:
« Мамочка, что я им плохого сделала? Мамочка, разве я виновата, что такая?»
Анастасия Павловна, старчески шаркая тапочками, подошла к окну.
А за стеклом природа пробуждалась от зимней спячки. Улыбаясь весеннему солнцу, шептались между собой березы в сквере, молодой тополь, помахивая веточкой, склонил голову к осине. Даже через стекло было слышно, как уже задорно заливаются чириканьем воробьишки. Распахнулись ароматные почки и выпустили свои зеленые кончики. Возьмешь такую почку, разотрешь пальцами и потом долго ощущаешь терпкий аромат смолы. Женщина вспомнила, как однажды мама принесла домой букетик подснежников, а она завороженно смотрела на эту красоту. Синенькие такие, на коротких ножках... Матушка понюхала подснежники и сказала: «Теперь чувствую — весна пришла!» Настя тоже поднесла букетик к носу. Цветочного аромата не ощущалось, а чувствовался именно запах земли. «Значит, весна землей пахнет!» — решила она.
Пришло время - Настя окончила школу с золотой медалью.
Даже ходил слух, будто бы на педсовете кто-то из учителей сказал: «Конечно, золотую медаль она заслуживает, но давать награду человеку с такой внешностью…»
А может, и не было такого — просто злословили одноклассники.
Документы Настя подала в училище. В приемной комиссии ахнули, мол, медалистка и в училище…
— Может, вам лучше в высшее учебное заведение подать документы? — с сомнением в голосе спросила председатель приемной комиссии.
— Я с детства мечтаю стать парикмахером. Сейчас стригу уже моих соседок. Мой выбор осознан, — уверенно заявила абитуриентка.
А началось все еще в четырнадцать лет, когда девочка увидела в салоне, как совсем молодой парикмахер двумя руками долго и безуспешно пытался сделать завиток пряди волос. Настя попробовала и с первого раза сделала то же самое тремя пальцами. Такая удача вдохновила, и она стала заходить в салон, где работала подруга мамы. Ей нравилось слушать стрекотание ножниц и смотреть как пряди волос, кружась в танце, падают на пол.
Училище Настя окончила на «отлично». По протекции преподавателя парикмахерского мастерства, которая видела в Насте настоящий талант, попала на работу в элитный салон красоты.
Когда она бралась за ножницы, то обо всем на свете забывала, и стрижка превращалась в сказочный полет воображения. Для нее ножницы становились кистью художника, творящего красоту.
Всего через год работы Настя стала победителем районного конкурса парикмахеров, а дальше пошли победы в городском, областном конкурсах.
Настя была счастлива—на работе, она, некрасивая Настя, своими руками творила прекрасное.
Однако, несмотря на победы в конкурсах, клиентов у Насти было не так много. Бросив свысока презрительный взгляд на молоденькую, очень неказистую с виду парикмахершу, многие расфуфыренные богатые дамы кривили ротики, отказываясь доверить свои прически пусть и талантливой, но некрасивой девушке. Но тот, кто хоть раз у нее стригся, тот становился клиентом навек. Одной из них стала жена местного олигарха. Однажды, когда другие мастера оказались надолго занятыми, в кресле Насти оказалась холёная длинноногая женщина. Виктория смогла окрутить пожилого толстосума, и умело манипулировала им. Настя с воодушевлением колдовала над красивыми, ухоженными волосами клиентки. В итоге ее работа настолько угодила привередливой даме, что она стала ходячей рекламой мастерства Насти. Наотрез отказываясь от других мастеров, садясь в парикмахерское кресло, она порой говорила: « Найти своего парикмахера гораздо сложнее, чем выйти замуж за миллионера. Так что я навеки Настенькина!»
С тех пор к Насте стала выстраиваться очередь.
…Ноги стали наливаться тяжестью. Анастасия Павловна вынуждена была отойти от окна и лечь обратно в постель. Когда прилегла, размышляла: «Вот и эти деревья за окном будут шуметь, и дети, как прежде, играть в классики, а меня не будет.» И усмехнулась: «Смерти не хочется и таким дурнушкам, как я».
В один из прекрасных майских вечеров, когда так легко и радостно жить, случилось то, что переломило жизнь Насти на «до» и «после». Настя тогда допоздна задержалась на работе и, возвращаясь, домой, решила сократить путь через дворы. Заходя в арку, девушка сразу увидела их: один высокий, худой мужчина одетый в поношенные грязные джинсы и рубашку, с большим шрамом через всю щеку.Рядом с ним переминался с ноги на ногу и постоянно шмыгал носом толстый коротышка, поодаль спрятался рослый детина, с наколками на руках и немигающим взглядом, напоминающим уголовника. Запах спиртного не оставлял сомнения в их изрядном подпитии.
— Девка, мы тебя хотим! — причмокивая и жестикулируя жирными пальцами, пьяно объявил коротышка.
Девушка попыталась было развернуться и убежать, но похотливая пьянь уже окружала, сжимая кольцо.
— Я буду кричать! — твердо выпалила она.
— А кто те даст кричать, телочка? — зашипел уголовник, в руках у которого сверкнул нож.
Тут же страшная боль пронзила Настю и, теряя сознание, жертва упала.
Пришла в себя она уже в больничной палате и увидела рядом сидящую на стуле маму. Врачи сказали, что ей повезло. Просто одна женщина решила ночью выбросить мусор и около бака с отходами услышала стоны. А когда увидела окровавленную, с задранным подолом девушку, лежащую на земле, то запричитала и сразу вызвала по телефону скорую помощь и милицию. Пострадавшую доставили в больницу с порезами на голове, рваными ранами на теле, множеством ушибов и ссадин.
Сначала Настя ошеломленно сидела и невидящими глазами смотрела на маму. Затем, отойдя от шока и восстановив в памяти события, затряслась, стала неудержимо хохотать, забилась в истерике. Мать сутками сидела у кровати дочери. Учительница Наталья Владимировна, узнав о страшной беде, тоже каждый день хоть на полчаса забегала к ней.
Настя неделю почти не спала. Все время плакала, а когда слезы заканчивались, то тихо, жалобно скулила, как те несчастные щенки, которых в детстве мечтала спасти. Мать не отлучалась от дочери, больше всего боялась, что растерзанная изуверами Настя наложит на себя руки. Однако за это время, несмотря на истерики, больная ни разу не попыталась покончить жизнь самоубийством. Время и забота близких людей, врачей сделали свое дело, девушка стала медленно восстанавливаться от пережитого потрясения.
Лечение шло своим чередом, периодически Настю вызывали к следователю. Вопреки опасениям следователя, она хладнокровно выдержала опознания всех троих задержанных насильников и очные ставки с ними.
А потом стало понятно, что Настя беременна.
« Буду делать аборт! Выродок жить не должен»,— спокойным, бесстрастным голосом заявила Настя, будто неживая.
Мать сначала промолчала. Только дома уже подошла к ней, крепко обняла, будто хотела материнскими руками укрыть от всех бед, и , помедлив, тихо сказала: «Только прежде в церковь сходи, а то ведь живое дитя умертвишь…»
Настя не ответила, ей казалось, что она сама мертва. Она ходила сама не своя несколько дней. Осознание того, что в ней другая жизнь — чужая, новая, разбередило изболевшуюся душу, она не находила себе места, потом решила исповедоваться.
Дрожа и обливаясь слезами от воспоминаний, она еле закончила свой рассказ пожилому батюшке. Он выслушал Настю, а в конце разговора произнес: « У ребеночка будет твоя душа и сердце, от тебя . А на кого лицом похож — это не важно. Главное не обёртка, а содержание. Господу все мы на одно лицо. Подумай об этом, дочка…»
Слёзы градом снова хлынули из глаз, Настя не сразу ушла из церкви, она долго стояла у алтаря, склонив голову. Началось вечернее богослужение. Ее окутали умиротворенные переливы голосов хора, ароматы благовоний, ей в какой-то миг показалось, будто пространство над ней сомкнулось вместе с куполом церкви, будто она обрела защиту. Домой Настя ушла с легкостью на сердце.
Как говорится, беда не ходит одна. После выписки Насти от тяжелых переживаний разболелась и ее мама- то и дело прихватывало сердце, а в больнице ко всему обнаружили начальную стадию рака. Теперь уже вконец душевно и физически измученная дочь ухаживала за мамой. Первые сеансы химиотерапии не дали положительных результатов. Спасти могла только операция. И деньги, много денег на дорогие лекарство и долгое восстановление.
Одолжить такие суммы было не у кого. Настя даже вспомнила клиентку миллионершу, но она, оказывается, переехала на постоянное место жительства во Францию. От безысходности Настя решила продать старую маленькую квартиру. Но одно дело решить, а другое—продать. Покупателей было мало, а кто и приходил смотреть, больше не появлялись или звонили и предлагали приобрести совсем за бесценок. Этих денег хватило бы лишь на недолгое время, а сама она, беременная осталась бы на улице. Сама не своя, как в бреду, Настя днями напролет от безысходности бесцельно бродила по улицам родного города. Мысли о больной матери роились в голове, жить совсем не хотелось, она даже не думала о ребенке, которого носит в себе.
Так же было в тот день. Шел дождь. Она шла, не оборачиваясь, ни разу не останавливаясь, словно боялась, что ее кто-то догонит. Серая, натянутая, как струна, улица шла ниоткуда и никуда. Ледяные капли разбегались по лицу и проникали за шиворот. Скоро одежда и тело вымокли, стал бить озноб. На одной из узеньких улиц Настю окликнули. Рассеянно озираясь по сторонам, она заметила пожилого лысоватого мужчину, невысокого, коренастого в дорогих очках. Скорее всего, за ней следил. Она сделала пару шагов и встала. Виновато покашливая, он тихо произнес:
— Вы меня можете прогнать.… Но, я должен сказать…
— Я вас не понимаю, — недоуменно промолвила Настя, поежившись.
— Только не перебивайте…. Мне тяжело говорить…Я отец одного из тех подлецов, которые вас изнасиловали, — опустив глаза, промямлил мужчина, и, видимо, боясь, что не дослушают, затараторил: — Вы можете накричать на меня, но не думайте, что я не понимаю низости поступка сына, но я его отец…. Он глупый телок и в тюрьме не выживет. Словом, я вам предлагаю деньги, — с волнением в голосе выпалил он. — Можете дать мне пощечину! —зачем-то прибавил он в конце.
При последнем слове мужчина машинально отступил и нервно заморгал глазами, руки его дрожали. «Похоже, это отец коротышки, — отрешенно размышляла девушка. — На телка похож и сам отец. Даже странно, что у такого интеллигентного отца вырос такой детина».
Настя медлила, слепо глядя в пустоту длинной улочки. Обреченно вздохнув, с усилием , но бесстрастно выговорила:
— Соберите с родителей этих подонков… — и назвала сумму, точно такую, какую ей велели готовить для лечения мамы, пока не поздно и благополучный исход возможен.
В кабинете у следователя Анастасия была абсолютно спокойной и бесстрастно положила заявление на стол. Пожилой с одутловатым лицом и красными от бессонницы глазами мужчина, прочитав заявление, долго протирал очки. Затем с серьезным лицом, презрительно сверля взглядом, негромко спросил:
— И не стыдно? Сколько денег дали?
Неожиданно напускная маска спокойствия затрещала по швам, Настя начала плакать и уже не могла остановиться.
Глоток воды из поднесенного стакана успокоил ее.
— У мамы рак…. — выдохнула Настя. — Она у меня одна. Нужно много денег. Мне не к кому обратиться, - из горла ее вновь вырвалось рыдание.
Следователь растерялся и сник:
— А в долг?
— Негде взять так много. Квартиру продать хотела, но пока не получается.
Размазывая слезы по лицу, Настя вздрагивала всем телом.
— Ну, жилье не стоит продавать. Сами тогда где жить будете? Эх, жизнь!
Расстроившись, старый следователь достал из сейфа бутылку водки «на особый случай» и залпом выпил полстакана. Помолчав, вздохнул:
— Ладно, дочка, не переживай…— начал он. — Конечно, не в моих правилах прекращать дела в отношении подонков. У самого дочь растет. Но думаю, что это как раз тот случай, когда надо действовать не по закону, а из сострадания. А эти уроды рано или поздно все равно окажутся за решеткой. По ним видно, что от тюрьмы не уйдут. Только вот важно, чтобы ты под статью за заведомо ложный донос не попала…— мужчина покачал головой. — Ну да ладно, я сочиню, что тебе сказать, как повернуть… Ты держись, милая.
— Спасибо, — по-детски тонко пискнула просительница.
— За что спасибо, горемычная? — вздохнул мужчина и опустил глаза.
Как есть поговорка, что беда не ходит одна, так и изречение, что чудеса происходят там, где в них верят. И чем больше верят, тем чаще они случаются. Видимо, вера и помогла.
Операция у мамы прошла успешно, восстанавливалась она хорошо, появилась надежда на полное излечение. И радости Насти не было предела.
Сначала Настя долгое время не признавалась матери, откуда взялись деньги, а та все диву давалась, что всегда есть необходимые дорогущие лекарства, что дочь каждый день приносит в больницу свежие фрукты. Настя отмалчивалась, а мать стала догадываться, в конце концов, дочери ничего не оставалось, как признаться. Узнав, откуда у них деньги, Татьяна Ивановна расплакалась, а затем, смахивая слезы, робко спросила:
— Настенька, может, не надо было?
— Надо, — твердо ответила дочь и отвернула лицо.
Татьяна Ивановна, как в детстве, крепко прижала к груди дочь – единственное, что у нее было на этом свете.
Пришло время Насте вернуться на работу в салон. Там встретили с участием, и каждая сотрудница старалась приободрить и сказать что-нибудь ласковое. Как-то все уладилось, и жизнь потекла своим чередом — день за днем.
В срок Настя родила мальчика. И в тот миг, когда роженица увидела это крохотное существо, то ясно поняла, что в жизни произошло чудо: ее сердце стало способно биться в другой, новой жизни. И от этого волшебного чувства Настя словно переродилась, стала другим человеком, в жизни появился новый смысл, новые надежды.
Маленький Дима оказался горластым ребенком. Но бессонные ночи не утомляли молодую мать, наоборот, окрыляли. Это новое существо, ребенок, стал для нее таким же естественным, как сама жизнь. Женщина чувствовала себя ангелом— хранителем этого пока еще маленького человечка, с самого начала стараясь оградить его от опасностей и страхов в этом большом и не всегда справедливом мире людей. А сын плакал, смеялся, кричал и рос на радость маме и бабушке.
И вот сейчас ее сердце вдруг заколотилось. Раздался звук открываемой двери, и вот Дима почти вбежал с взволнованным лицом в комнату:
— Мама, я почему-то почувствовал беспокойство и решил уехать с работы пораньше, проведать тебя. Как ты?
— Со мной все хорошо, сынок. Вот лежу, — чуть виновато, словно оправдываясь, ответила она.
— Слава Богу.
Он присел на краешек кровати. Статный, крепкий, с добрыми карими глазами.
— Спасибо, что приехал пораньше. Чувствую, что слабею. Видимо, за мной сверху пришли.
— Не надо, мама!!! —Дима стал осторожно поправлять подушки.
— Сыночек, чему быть, того не миновать. Все уйдем на небеса, — погладила его руку Анастасия Павловна.
— Я не хочу, — упрямо сказал сын, и добавил, положив голову ей на грудь. — Бедная моя мама!
—Я не бедная, сынок. Я прожила хорошую жизнь, — ласково перебирала слабыми пальцами его волосы мать. — Видела радости. А главное, что у меня есть ты! Ведь каждый человек не зря прожил, если внес в этот мир частичку добра. Моя душа сейчас спокойна, как сказал один очень хороший человек, там, на небесах, в ином мире, красота и непривлекательность не различаются. Мне там точно будет хорошо.
— Мама, ты у меня самая красивая! — шептал сын, глядя любящими глазами.
Анастасия Павловна улыбнулась, ее глаза светились радостью, и она сомкнула веки.