ГЛАВА ПЯТАЯ
I.
Я должен теперь объяснить, что же произошло. Теперь, по прошествии нескольких месяцев, картина эта стала для нас достаточно ясной, хотя некоторые детали, наверное, навсегда останутся погруженными во мрак. Действительно, Ира была права, высказывая в последнем разговоре со мной свои опасения. Действительно, люди в зале были самые разные, и невозможно было предугадать, как именно повлияет на них Ирино выступление, и к каким именно практическим результатам это приведет. Среди участников собрания были и эти два гостя. Как оказалось, они были даже не из нашего города, а их как-то случайно занесло к нам, "на волне" всех этих происходящих событий. Они тоже были из "ревнителей" — но из некоторого "крайнего" среди них течения, которое даже не все ревнители признавали. Суть его была в буквальном восстановлении того, что у нас было до революции — вплоть до тогдашних общественных отношений, тогдашней формы правления и т.д. Так и эти две личности приехали откуда-то в наш городок, привлеченные противоречиями между "ревнителями" и братьями, с тем, чтобы поддержать "своих", т.е. ревнителей. В день собрания они тоже были в зале, и, слушая выступление Иры, наверное, "рвались сердцами и скрежетали зубами", поскольку из этого выступления, среди прочего, следовала полная неосуществимость их планов. Они восприняли это выступление, видимо, даже болезненнее других "ревнителей", именно потому, что их планы среди всех прочих как раз и были наиболее неосуществимые. Выйдя после собрания из "желтого дома", они, видимо, решили осуществить свой "самосуд", чтобы хотя бы таким способом доказать жизненность своих идей. Повернув вслед за Ирой в узкую улочку, они загнали ее в какой-то подъезд, потом на верхний этаж, и там задушили. Потом преспокойно вышли из дома, дошли до окраины, сели там на новенький мотоцикл, и укатили в неизвестном направлении. Так, во всяком случае, свидетельствовал один из жителей — что какие-то двое мужчин, с бородами "а-ля Николай Второй", оседлали стоявший на окраине мотоцикл и, выехав на ведущую в поле проселочную дорогу, скрылись за горизонтом. Может быть, это были и не они. Вообще, в отношении этих двух личностей картина, выявленная следствием, оказалась достаточно неопределенная. Во всяком случае, их след окончательно потерялся.
Что же касается событий в городке, то, после нашего с Сергеем заявления в милицию, в этот район был сразу же отправлен наряд с собаками. Собаки все, как одна, тут же бросились к нужному подъезду, взбежали по лестнице, и обнаружили на верхнем этаже несчастное тело Иры. Весть эта тут же облетела весь город. Сергей и ближайшие братья настояли на том, чтобы Иру отпевали в храме. Когда ее тело доставили в храм, к нему сразу же стало стекаться множество народа — и "ревнители", и "братья", и все, кому Ира запомнилась своим неравнодушным отношением ко всему, что происходит в нашем городе. Видя такое стечение народа, решили сразу же устроить отпевание. Вот собственно, и все, что касается этой истории, до того момента, как я сам пришел в храм. Все это происходило в то самое время, когда сам я преспокойно спал дома, а потом гулял по окраине — так что мне пришлось застать только часть отпевания в храме.
Остается последний вопрос — кто же все-таки были эти двое, совершившие столь страшное и бесчеловечное преступление? Но здесь, как я уже сказал, сведения оказались очень ненадежные. Возможно, они были из одного из соседних городов, и бродили с места на место, ища приверженцев своих совершенно несбыточных идей. Возможно, приехали совсем из другой области, там, у себя на месте обиженные чем-то братьями. К сожалению, строгая регистрация участников этого памятного собрания не велась. Были, как я уже сказал, и люди приглашенные, и попавшие в зал просто по билетам. Что же касается Иры, то она, скорее всего, привлекла их внимание просто самим фактом своей принадлежности к "братьям". Поскольку других представителей Братства среди выступавших не было, то они и сосредоточили свою ненависть к братьям, а заодно и ко всему новому и свежему, что только есть в этом мире, на этой хрупкой и беззащитной девушке.
Такова официальная версия. Повторяю, что она очень ненадежна. Может быть, их было вовсе и не двое. Может быть, это были вовсе и не те люди. Как бы то ни было, в любом случае самим фактом совершения этого жуткого, черного и чудовищного дела они доказали полную безжизненность и иллюзорность своих несбыточных идей.
На отпевании Иры и позже, на ее похоронах собрался чуть ли не весь город. Здесь были представители и "братьев", и "ревнителей". В какой-то момент могло показаться, что была достигнута главная цель Иры, т.е. мир между ними. Однако, до настоящего мира, конечно, еще было далеко. Не даром существует такое богословское мнение, что в случае конфликта между двумя группами верующих людей даже кровь мучеников оказывается бессильна. Однако, какие-то результаты все же были. Так, "ревнители" обратились к городским властям с просьбой вновь снять те санкции, которые те совсем уже было ввели против "братьев", и которые сделали бы невозможным их дальнейшее пребывание в городе. Братья перестали так самоуверенно и высокомерно смеяться над ревнителями. Таким образом, ужасное это происшествие не прошло совсем напрасно. У всех было ощущение, что Ира сознательно именно к этому и стремилась, что несмотря на загадочные обстоятельства ее гибели и на то, что что даже она сама никак не могла их предугадать, они именно стремилась к некоторому ослаблению конфликта, и готова была даже за это пострадать. Однако, конечно, оставался вопрос — почему эти результаты были столь малыми? И неужели ради столь незначительных изменений в отношениях между двумя враждующими группировками стоило отдавать свою жизнь столь замечательному человеку?
Вот, собственно, и все, что я могу сказать об этом столь чудовищном и ужасном происшествии. Однако, я вовсе не имею намерения закончить на этом свой рассказ, поскольку я должен описать еще дальнейшую судьбу главных героев и дальнейшее развитие событий.
.
На следующий день после похорон я решил зайти к Сергею. Он молча встретил меня на пороге и провел в свою комнату. Здесь он посадил меня на стул, сам сел напротив на незастеленный диван, и некоторое время как бы в какой-то прострации смотрел мимо меня в стену. Наконец, он хлопнул себя по лбу и неожиданно произнес:
— Какой же я дурак!.. Ах, какой же я дурак!
Я с удивлением смотрел на него.
— А я было уже совсем размахнулся жениться!.. — продолжал он, — Разве не ясно, что на эту женитьбу с самого начала не было Божьей воли?.. Эх, надо было мне с самого начала идти в монастырь! И Ире тоже, как она и собиралась! Тогда бы, кстати, ничего бы этого не произошло!.. А мы уже с ней настроились, размышляли, сколько у нас будет детей!.. Но человек предполагает, а Бог располагает!..
Я был несколько удивлен странным направлением его мыслей.
— Ну что, разве не правда, брат Андрей? Разве не правда?.. — снова продолжал он, — Ведь это же с самого начала было видно! Мы с ней вовсе и не созданы были друг для друга! Мы созданы были только для того, чтобы вместе служить Христу! Ну вот, она и послужила! И теперь я тоже должен послужить!
Он некоторое время помолчал.
— И главное, я поддался, поддался на эти идеи!.. — продолжал он, — Что мы — новый народ, и что поэтому у нас должно быть много детей! Что послужить Христу иначе невозможно, как только создав крепкую семью! Ну и вот — глядите, что из этого получилось! Бог все судил совсем по-другому! Значит, в этом его воля, и так тому и быть!..
Он встал и энергично прошелся по комнате.
— Все, ухожу в монастырь! Путь женатого священника для меня теперь закрыт. Жениться во второй раз я не собираюсь. Нет уж! Хватит с меня! Но для того, чтобы руководить "анти-братством", служащим реабилитации членов настоящего Братства, мне лучше иметь священный сан. Поэтому, как говорится, сам Бог мне велел идти в монахи. Вы помните, брат Андрей, тот фильм, где его главный герой в каком-то дальнем монастыре возил тележку с углем? Вот и я так же буду возить — а потом, глядишь, стану епископом, или патриархом. Мне бы теперь это очень не помешало.
Я решил молча слушать его и не перебивать.
— Только вот Иру жалко... — вдруг задумчиво сказал он, — Она ведь еще могла так много сделать для Братства... Впрочем, мы ведь с ней решили покинуть Братство — ну так, значит, для Церкви... Впрочем, я не знаю — я, наверное, все что-то не то говорю... У меня мысли путаются...
Действительно, эта встреча с Сергеем оставила во мне странное впечатление. Мне временами начинало казаться, что он как бы "не в себе". Напомнив ему, что скоро у Иры будет "девять дней", я поспешил его оставить.
От Сергея мой путь лежал к ее родителям. Когда я вошел в комнату, Игорь был один. Он как-то безучастно сидел на диване, и, увидев меня, ничуть не удивился — как будто только и ждал, что я сейчас войду.
Он взглянул на меня как-то отрешенно и развел руками:
— Вот и все. Нет у нас дочки...
Я молчал.
— А мы-то ее растили... Хотели выдать замуж...
Я, честно говоря, не знал, что ответить.
— Ты знаешь, — задумчиво продолжал он, — Я понял, что иначе и не могло произойти. Она с детства, всегда стремилась себя кому-то отдать. В ней вечно было это желание — чему-то послужить. И чему же удивляться, если это произошло именно сейчас?.. В сущности, здесь нет ничего странного — вот я и не удивляюсь...
Он некоторое время молчал.
— Ты знаешь, — продолжал он, — Я все-таки решил креститься. Она ведь при жизни так этого хотела!.. Только я, признаюсь, что-то не очень на это откликался — а теперь, получается, она добилась своего!..
Я с интересом смотрел на него. Выходит, Ира действительно добилась вечного спасения своих родителей — но только жалко, что это произошло такой ценой!..
— Ведь, в самом деле, это для нее было в жизни самым важным... — произнес он, — Из-за этого ведь все, собственно, и произошло... Ты знаешь, я только теперь начинаю понимать, что, значит, это действительно стоит того!..
Он сделал еще небольшую паузу.
— Я уже ходил в храм и договорился. Крещение назначено на ближайшую субботу. Ты, кстати, как, сможешь? Если будет такая возможность — приходи.
Я уточнил с ним время и некоторые детали, и заверил его, что обязательно постараюсь прийти. После нашего с ним краткого разговора и этой новости, "перекрывающей" собой все, говорить, вроде бы, больше было нечего. Я попрощался с ним и собрался идти.
— Кстати, Андрей, — остановил он меня уже в дверях, — Мы с Верой подумали и решили, что мы больше не будем здесь жить. Ведь мы только и приехали сюда ради нее! А теперь, когда ее больше нет, нам лучше всего будет перебираться обратно, в Москву. А то здесь все эти события, воспоминания.. А ты как? Поедешь с нами, или останешься? Ведь ты все-таки перебрался сюда благодаря нам!.. Впрочем, я тебя не неволю — ты сам решай!..
Я с интересом взглянул на него. Действительно, это была неожиданная новость!..
— Хорошо, я подумаю, — ответил я.
С этими словами я окончательно вышел из их дома.
II.
Жизнь в городке шла своим чередом. После недавних событий все как-то успокоились. Между "ревнителями" и "братьями" больше не было прежней вражды — хотя и до окончательного мира было далеко. Как-то сам собой "угас" вопрос с квартирой (я имею в виду прежнюю штаб-квартиру Братства) — ревнители ее, наконец, освободили, но и братья не торопились снова ее занимать. Со стороны могло показаться, что в городке наступил мир. Ревнители и братья вместе учредили фонд памяти Иры, с тем, чтобы средства из него использовать на различные духовные инициативы. Но до окончательного мира, повторяю, было еще далеко — слишком они были разные.
В один из тех дней я снова гулял по одной из узких улочек за нашими домами — как раз по той, на которой собирались ближайшие знакомые Иры. Неожиданно я встретил одну духовную сестру.
— Ах, брат Андрей, брат Андрей, как это ужасно! — сразу заговорила она, — Как по-зверски они поступили! Ира теперь — настоящая духовная мученица! Ее теперь будет вечно помнить Братство. Представляете, ведь она нас защищала перед этими гадкими "ревнителями"! Она даже добилась того, что они перестали нас гнать. Но какой ценой!.. Честно говоря, я не понимаю, зачем она с ними так возилась! — неожиданно закончила сестра, — Их гонения были для нас не столь уж и ощутимы, не более, чем укус комара! Они только укрепляли наш христианский дух!
С этими словами сестра, гордо вздернув нос, пошла дальше по улице. Я же еще раз подивился на то, какую странную организацию представляло собой Братство. Вот, эта сестра готова уже была принять, что Ира сделала доброе дело, и что она не зря общалась с "ревнителями" — и все же по-прежнему считала ревнителей "гадкими" и смотрела на них свысока. Я снова замечал и искреннюю веру, и христианский дух — и в то же время какую-то странную самоуверенность и высокомерие.
Погуляв по этому району, я, наконец-то, снова решил зайти на работу. Я не был там, наверное, недели две. Все было здесь как обычно — работа, как всегда, стояла, работники самозабвенно пили чай. Я был особенно рад, что встретил здесь в этот раз Ольгу Сергеевну. Мне хотелось знать ее мнение о происшедших событиях. Сидя в общей комнате, я прислушивался к общему разговору — пока, наконец, разговор не зашел на нужную тему, и она немедленно не приняла в нем участие.
— А что это значит? — изрекла она, — То, что и среди них есть порядочные люди. Правда, запутавшиеся, заблуждающиеся — но это-то, быть может, по-своему и оттеняет их порядочность. Вот, к примеру, эта юная леди. Она ведь, в сущности, говорила много правильного — и ей в какой-то степени удалось преодолеть вражду и противостояние. Правда, за это она поплатилась жизнью. Но уж в этом никто из наших не виноват. Это трагедия, это безумие — так что всем ее близким можно только посочувствовать.
Она, передохнув, обвела взглядом комнату — и взгляд ее вдруг упал на меня.
— Вы ведь, кажется, ее близко знали, Андрей?
— Да, я был знаком с ней еще с Москвы, — поперхнувшись, ответил я.
— Ну так примите мои соболезнования. Действительно, очень достойная девушка. Такую свежую струю внесла во все эти события, и действительно смогла что-то изменить!..
Вот так отнеслась к происшедшему одна из главных представительниц "ревнителей". Она признала заслуги Иры и даже по-доброму отнеслась к ней — и в то же время считала, что из братьев "лишь некоторые люди порядочные", и по-прежнему видела их "запутавшимися, заблуждающимися". Таким образом, две враждующие стороны сделали лишь маленький шаг навстречу друг другу.
Из общей комнаты я решил зайти в нашу маленькую рабочую комнату. Мой приятель, как всегда, был там.
— О, сколько лет, сколько зим! — радостно воскликнул он, — Я вижу, ты иногда все-таки заглядываешь в нашу скромную контору!
Я смущенно улыбнулся.
— А я знаю, почему ты так долго не приходил! — тут же догадался он, — Ты, наверное, участвовал во всей этой истории! Держал, так сказать, "руку на пульсе событий"! Тебя ведь и прежде, я помню, это интересовало!.. Кстати, ты в этой истории, интересно, на чьей стороне — "ревнителей", или "братьев"?
Я неопределенно развел руками.
— Честно говоря, я теперь предпочитаю держать нейтралитет...
— Кстати, обрати внимание, что никто до сих пор так и не знает, кто укокошил эту прекрасную юную подвижницу, — не слушая меня, продолжал он, — Скорее всего, это так навсегда и останется тайна, покрытая мраком. Некоторые приписывают это ужасное злодейство одной зловредной секте "монархионитов". Имеются в виду, конечно, не те "монархиониты", которые что-то там такое утверждают в богословии — что-то насчет главенствующей роли Бога-Отца, а самые обыкновенные монархиониты, которые считают, что у каждой страны должен быть один-единственный руководитель. Вот вынь да положь им в наше смутное и шатающееся время батюшку-царя! Да не какого-нибудь, а именно из того самого рода, который к нашему времени уже окончательно рассеялся по миру и даже думать забыл о претензиях на власть в этой богом забытой стране! И вот, когда людьми овладевает такого рода мечтательность, они становятся особенно враждебны реальности, которая любым своим движением разбивает их мечты. И временами даже пытаются "подправить" эту реальность — причем, в силу своей изначальной ей враждебности, часто средствами, которые вряд ли покажутся большинству людей нормальными и порядочными. Вот и эта юная леди, видимо, сказала в своем выступлении нечто такое, что сделало особенно ясной для них всю несбыточность их мечтаний. Вот они и решили "подкорректировать" реальность — так, чтобы убрать сам источник этих неприятных для них представлений. А средство — что ж, такого вполне можно ожидать от людей, пребывающих в мечтательности, под влиянием нереальных, несбыточных идей...
— Не забывай, что эта "прекрасная юная леди" все-таки была моя добрая знакомая! — не слишком довольно заметил я.
Он на секунду смутился.
— Ах, ну да, извини... Я этого не учел... вернее, знал, да забыл. Так значит, вы были близко знакомы? Тогда прими мои самые искренние соболезнования... Я как-то не подумав сказал... А правда, что у нее был жених, и что все это произошло буквально накануне свадьбы?.. Вот не повезло бедняге!.. Наверное, он ходит убитый горем... Слушай, ты передай ему тоже самые искренние соболезнования...
Я поспешил прервать это беспардонное вмешательство в личную жизнь близких мне людей. Мой приятель понял свою ошибку и был смущен. Впрочем, он находился в замешательстве недолго.
— Слушай, Андрей! — воскликнул он вдруг, — Так значит, ты был самый прямой участник этих событий! Все это происходило буквально около тебя! Значит, ты можешь предоставить о них отчет, "для истории"! Быть, так сказать, их "летописцем"! Помнишь, я тебе что-то подобное еще осенью говорил? Так что теперь, извини, всё, не отвертишься! Ровно через год ждем от тебя полный отчет об этих событиях, уж в какой форме — документальной или художественной — это ты сам решай!
Я устало мотнул головой.
— Извини, Аркадий (а именно так звали моего давнего друга) — мне сейчас не до того!..
— Ну, не сейчас, попозже! — нашелся он, — Вот отдохнешь, придешь в себя, немного оправишься — и за дело! Стопка бумаги у нас здесь есть. Карандаш и ручка тоже найдутся. Так что можно будет приняться за дело — главное, не робей!
Я устало помахал головой. Мне совсем не хотелось сейчас обсуждать этот вопрос. Вдруг одна, пока еще не очень ясная мысль мелькнула во мне.
— Слушай, Аркадий... — сказал я, — Ты ведь помнишь, что нашу Иру... т.е. эту "прекрасную юную девушку", как ты говоришь... отпевали в нашем храме?.. Я, кстати, не помню — ты там был?..
Он несколько опешил.
— Да мне, вроде, не к лицу... Я ведь стараюсь держаться подальше от всех этих событий...
— Там было столько народу... — продолжал вспоминать я, — почти весь город... И все были как бы заодно, будто объединены в едином порыве... И священник говорил проповедь... Ты знаешь, он ведь оказывается, образованный, культурный человек, и прекрасно осведомлен о всем, что вокруг происходит... Вот я и подумал — в нашей жизни ведь так много было всего — и событий, и мыслей, и прочитанных книг — а этого еще не было... Может быть, стоит совершить поворот именно в эту сторону? Ты не представляешь, как там красиво, и как хор поет... Может быть, стоило бы нам во всем этом разобраться, быть поближе к этому?..
Мой приятель насторожился.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я имею в виду — теперь, когда столь многое пережито, обдумано и прочитано, сделать и этот шаг — быть поближе к храму, ходить на богослужения, общаться с верующими людьми... Мне кажется, что это было бы достойным продолжением, так сказать, следующей ступенью...
Мой друг уже оправился от удивления и пришел в себя.
— То есть ты мне предлагаешь воцерковляться! — невозмутимо ответил он, — Приобщаться, так сказать, к традиционным духовным ценностям! Стать добропорядочными православными людьми, взять какую-нибудь верующую старушку и за ней ухаживать!..
Я с надеждой взглянул на него. Но мой приятель, оказывается, имел в виду совсем не то. Он по-прежнему сидел нога на ногу, и размышлял об этом вполне абстрактно и невозмутимо, как и о любой другой вещи. Я вновь имел возможность убедиться в некоторой особенности характера моего приятеля, да и вообще подобного типа людей — быть осведомленными обо всем, рассуждать обо всем — но в нужный момент быть так и не способными сделать решительного шага к Истине. Поговорив еще с моим приятелем о том, о сём, я, наконец, отправился домой.
III.
Из тех дней мне еще особенно запомнилось крещение Игоря. Он пригласил меня и еще нескольких своих знакомых. Мы пришли в храм не слишком рано — к концу утренней службы. В большом гулком храме было просторно и тихо. Священник начал совершать действия, которых никто из нас не понимал. Ему негромко и стройно начал подпевать хор. Я стоял в стороне и все это наблюдал. Несмотря на то, что я не понимал смысла происходящего, у меня было ощущение, что происходит что-то важное. Когда все закончилось и мы вышли из храма, Игорь молчал. Я проводил его до дома. Лишь в конце он как бы опомнился и сказал:
— Ну, вот я и сделал то, что должен был сделать для Иры.
Больше мы с ним эту тему не обсуждали.
А на следующий день, в субботу были поминки Иры. Я не совсем уверен, что правильно употребляю здесь это слово — но, во всяком случае, речь идет о том собрании и застолье, которое обычно устраивают на "девятый день". Все прошло очень скромно и мирно. Мы собрались в самом узком кругу. Кроме ее родителей, меня и Сергея, были еще Игорек, который ухаживал за ней в прошлом году, и ее ближайшая подруга Лена, с которой они вместе бывали в доме "ревнителей". Других ее друзей из класса, или знакомых из "братства" решили не приглашать.
Сергей к этому времени уже пришел в себя, и вел себя за столом сдержанно и спокойно. Он уже вполне утвердился в мысли вскоре ехать в один дальний монастырь.
Застолье прошло вполне мирно. Мы вспоминали Иру, молились о ее душе, потом поднялись в ее комнату, посмотрели ее вещи и книги. Мне вновь попались на глаза те большой деревянный крест и молитвослов, с которых все началось. От всей этой встречи у меня осталось доброе и светлое чувство. Я осознал вдруг, что Игорь действительно крещен — во время всего застолья лицо у него было какое-то особенно спокойное и светлое. После застолья мы с Сергеем еще раз сходили на кладбище, и после этого разошлись.
А через несколько дней Игорь вдруг сам зашел ко мне и сразу, с порога сообщил:
— Все, сегодня мы уезжаем.
Я сразу вскочил и побежал им помогать.
Они с Верой, что говорится, действительно уже "сидели на чемоданах". Собирая последние вещи, они их упаковывали в коробки и выносили из дома.
Я обратил внимание на большой портрет Иры, который стоял, приставленный к стене.
— Это мы напечатали с ее старой школьной фотографии, — сказал Игорь, — Конечно же, мы его берем с собой. А тебе, если хочешь, мы на память оставим саму эту фотографию.
Я с благодарностью взял ее и положил в нагрудный карман.
— Ты как, сам-то не решил ехать? — спросил он, — Не грустно оставаться здесь одному? Все-таки эту поездку мы с тобой вместе!
Я пожал плечами.
— Нет, пока я, вроде не собираюсь отсюда уезжать. В Москве мне пока делать нечего. Поживу еще здесь — а потом видно будет.
Он на некоторое время задумался.
— Вот что! — уверенно сказал он, — Мы тут с Верой подумали и решили — мы подарим тебе этот дом! Все равно неохота его продавать, или сдавать. Хоть сейчас перебирайся в него — и живи! Мы поэтому не будем и вещи все увозить.
— Вот это да! — удивился я, — Какой щедрый подарок! Но это же все надо как-то оформить, где-то зарегистрировать!..
Игорь только пренебрежительно махнул рукой.
— А!.. Не бери себе в голову! Все равно в этом городишке нет никакого порядка, стоит множество пустых домов и квартир, и все живут, где хотят! Никто к тебе и не подумает придраться. А мы к тебе будем иногда в гости приезжать.
Я им был за это чрезвычайно благодарен.
— Конечно, вот это и будет лучшая для меня о вас память! И Ирина комната — там, наверху — она мне будет постоянно о ней напоминать!
— Да, мы и обстановку там почти всю оставим! — подхватил он, — Только крест и Евангелие — те, с которых, помнишь, все начиналось? — возьмем.
Я принялся помогать выносить им из дому вещи. Через некоторое время подкатила большая машина, и мы принялись погружать все вещи в нее. После этого мы попрощались, Игорь залез в кузов, Вера в кабину — и машина, обдав меня клубами пыли, тронулась и скоро скрылась за поворотом улицы. Я еще некоторое время стоял и смотрел ей вслед.
После их отъезда я, наконец, решил "разыграть главную свою карту". Я начал регулярно ходить в храм. Поначалу мне было многое там странно и непонятно. Но, пользуясь поддержкой священника и других постоянных прихожан, я начал понемногу там привыкать, и передо мной начала открываться эта удивительная и необычная жизнь.
Гуляя по площади около храма, я как-то заглянул в небольшой переулок, отходящий от площади и тянущийся вдоль его стены. Мне вспомнились осень и начало зимы, и те необычные впечатления, которые я тогда получил в этом переулке. Я снова прошелся по нему, и увидел зеленый крашеный забор. Вот и знакомая калитка в заборе, ведущая во внутренний двор храма. Я постоял немного — и толкнул калитку. Вот уже и знакомый внутренний двор. Вот и несколько вагончиков, стоящих под деревьями. Только теперь все было, конечно же, не так, как тогда, в начале зимы — все деревья были покрыты молодой зеленью, в глубине двора пробивалась молодая трава. Я поднялся на несколько ступенек и постучал в дверь знакомого вагончика. Изнутри, как я и ожидал, раздались шаги, и скоро дверь распахнулась.
На пороге стояла уже знакомая мне женщина.
— О, раб божий Андрей, — весело сказала она, как будто и не прошли эти несколько месяцев, — Что-то давно тебя не было видно. Ну, заходи, заходи.
Я протиснулся внутрь вагончика, и снова оказался в знакомой обстановке. Вот знакомая плита, и обеденный стол, и лежащий в углу комнаты слесарный инструмент, и знакомый запах сигарет.
— Слава богу, появился, — продолжала хозяйка, — а то уж мы думали, совсем пропал.
— Да нет, я не пропадал... — неловко ответил я, — а просто... как-то было недосуг...
— Что же недосуг? — спросила она, — В храм ходить недосуг?
Я смущенно молчал.
— Вот, теперь буду ходить... — наконец, сказал я.
— Ну, вот и хорошо. Садись, чаю попей. Скоро и Николай с работниками вернутся.
Но мне сейчас не хотелось оставаться здесь. Мне почему-то неловко было пользоваться их гостеприимством. Все-таки совсем не этой компании мне было сейчас надо!
Поблагодарив ее и сказав, что я непременно как-нибудь в другой раз зайду, я скорее вышел из вагончика. Меня будто торопило какое-то предчувствие.
И действительно, подойдя к калитке и открывая ее изнутри, я почувствовал, что снаружи ее уже открывает другой человек. Мы буквально столкнулись с ним в проеме калитки. Это был как раз тот человек, который был мне сейчас нужен.
IV.
Я все никак не мог прийти в себя.
— Как, Виталий, это Вы?..
Он весело и улыбаясь смотрел на меня.
— Он самый. Я тоже очень рад Вас видеть.
Я все продолжал удивляться.
— Когда Вас специально ищешь, никогда нигде невозможно Вас найти или застать! А когда Вас совершенно не ждешь, Вы неожиданно сами появляетесь!
— Да, я такой, — снова улыбнулся он, — Я, как всегда, шел к моим здешним знакомым, смотрю, а тут вдруг — Вы! Мне кажется, что это очень кстати.
— Да, я тоже очень о многом хотел с Вами поговорить! — воскликнул я.
— Вот и прекрасно! — подхватил он, — Что же, мы можем сразу начать?..
— Но Вы ведь шли к нашим общим знакомым! — удивился я.
— Знакомые могут подождать, — неожиданно ответил он, — Ведь я свободен как ветер — могу зайти к ним и вечером, и через пару дней!
Мы с ним повернули от калитки, и пошли дальше по узкому переулку. Вокруг продолжали цвести тополя, все было окутано зеленью.
— Во-первых, Виталий, — сразу приступил к делу я, — Что Вы обо всем этом думаете? Мы с Вами встречались еще до этих событий, т.е. когда "братья" с "ревнителями" уже вступили в конфликт, но было еще далеко до "развязки". Я, честно говоря, и не предполагал, что все закончится так трагично. Но теперь, когда я уже немного пришел в себя, мне хочется, конечно же, взглянуть в целом на эти события, понять их смысл!
Виталий некоторое время молчал.
— Во-первых, примите мои соболезнования, — сдержанно сказал он, стараясь ничем меня не обидеть, — Ведь, как я и предполагал, эта прекрасная молодая девушка была Вашей близкой знакомой? Не так-то просто было об этом догадаться. В конце концов, оказалось, что все вы некоторым образом связаны — она, и Вы, и Сергей, и еще один человек... Мне, как несколько отдалившемуся от этих событий, и наблюдавшему как бы "со стороны", сначала это было далеко не очевидно.
— Да! — подтвердил я, — Я помню, что Вас этот вопрос интересовал. И Вы уже в прошлую нашу встречу догадались, что я знаком с Ирой, и предчувствовали, что ей грозит некоторая опасность.
Он кивнул.
— И что Вы думаете по этому поводу? — продолжал спрашивать я, — Почему это произошло? И возможно ли было этого избежать? И какой во всем этом смысл?
— А Вы что сами об этом думаете?.. — осторожно спросил он.
— Я думаю, что она совершила подвиг! — чрезвычайно горячо воскликнул я, — Что она пожертвовала собой! Что она отдала свою жизнь за мир между верующими людьми, и тем всех нас спасла! Я ей горжусь! Я горжусь тем, что я был знаком с ней! Вот как я отношусь ко всему этому, если Вы хотите знать мое мнение, Виталий!
Он некоторое время размышлял.
— Так-то оно так... — наконец, задумчиво ответил он, — Но здесь есть одно обстоятельство... Вы только не обижайтесь, Андрей, я вовсе не хочу отрицать то, что Вы только что сказали... Дело в том, что обычно результаты таких событий бывают крайне непрочными... Этот "мир" между "братьями" и "ревнителями" — он всего лишь от силы на несколько недель... Дело в том, что вообще проблемы между верующими людьми не решаются никакими жертвами, никаким мученичеством... Мученик может привести к вере новых людей — но он не может "помирить" две группы верующих, если они что-то не поделили...
Я был крайне разочарован.
— Как?!.. Значит, все было зря?!.. И Ира погибла напрасно?!.. И "ревнители" и "братья" по-прежнему будут грызться друг с другом, как кошка с собакой?!..
Он неопределенно пожал плечами.
— Как знать, как знать... Мы ведь не можем знать, как все на самом деле оценивается там... (он показал рукой вверх, на небо) Во всяком случае, новых людей к вере она уж точно привела...
Я был несколько обескуражен.
— Хорошо, но как же тогда можно представить дальнейшие отношения между "ревнителями" и "братьями"? — чтобы преодолеть смущение, спросил я, — Есть ли у них какое-то будущее?
Виталий печально усмехнулся.
— Никакого будущего у них на самом деле нет. Слишком они разные... Быть может, так и будут существовать где-то рядом на этой Земле, терпя друг друга и "подлаживаясь" — одни постоянно "уходя в прошлое", а другие — "прокладывая дорогу в будущее", но так и не достигнут гармонии, и не объединятся, и не друг с другом не заживут мирно.
— А Вы все-таки тоже согласны с тем, что братья "прокладывают дорогу в будущее"?!.. — азартно воскликнул я.
— Ну да, — без особого энтузиазма ответил он, — приходится с этим согласиться. Если трезво и непредвзято на все взглянуть, то это действительно так...
— Еще один, последний вопрос! — энергично воскликнул я, — Что же все-таки такое Братство? Вы не удивляйтесь, Виталий, что я задаю этот вопрос — конечно, я с ним в жизни сталкивался, и у меня есть какое-то свое впечатление... Но дело в том, что я все-таки никогда не встречал в своей жизни подобного общества людей! По-моему, в нем есть что-то удивительное и необычное... Я сейчас не говорю об отдельных достоинствах и недостатках — по-моему, они очевидны — а о самой сути. Мне кажется, что человек, встретившись один раз в жизни с таким явлением, будет потом всю жизнь пытаться понять и разгадать эту суть!.. Мой собеседник загадочно улыбнулся.
— А, я вижу, что Вас тоже это "задело"... — задумчиво сказал он, — Действительно, многие, столкнувшись один раз с таким явлением, потом надолго оказываются "ранены" этим вопросом... Что же до нас — то мы с Вами ведь, наверное, не в последний раз встречаемся! Еще будет время и обдумать это, и обсудить, и понять.
Я понял, что достаточно задавать "серьезные" вопросы.
Мы с ним некоторое время шли по тихой улочке нашего городка, утопающего в весенней зелени.
— Послушайте, Виталий, я сейчас вспомнил, как мы с Вами в первый раз познакомились, — наконец, сказал я, — Я тогда ушел из города и в первый раз дошел до дальнего леса. Там на просеке я нашел заброшенную деревню, а в этой деревне неожиданно увидел Вас. Вы тогда были такой необычный — выглядели как настоящий отшельник! Я подумал, что Вы и есть настоящий "лесной человек", и что Вы постоянно там живете. Но вот уже прошел год — и мы с тех пор постоянно встречаемся в городе. Вы оказались вполне обычным молодым человеком — хотя, конечно, и с некоторыми странностями, но вполне "цивильным". Я что хочу сказать — что, с этой просекой покончено, мы уже никогда не будем там вот так же сидеть и разговаривать?
Он загадочно улыбнулся.
— К сожалению, да. И, должен признаться, совершенно не по моей вине.
— А что же такое стряслось? — совершенно искренне удивился я.
— Братья, — так же загадочно ответил он, — У них на эту просеку свои планы.
— Как?!.. — удивился я, — Значит, они все-таки решили осуществить те планы, о которых говорили тогда, на собрании?!.. Я, Виталий, в прошлый раз хотел Вас предупредить — но как-то к слову не пришлось!
— А они действительно очень крепко ухватились за эту мысль, — подхватил он, — и хотят послать туда самых крепких и энергичных братьев. Там будет что-то вроде поселения, или лагеря, где они будут готовить главные свои "кадры". Так что действительно можно сказать, что для нас эта просека потеряна.
— Ну ничего, — беспечно воскликнул я, — зато у нас теперь есть храм! Тот самый, в котором мы с Вами уже два раза встретились. Я, честное слово, последнее время все туда хожу, и мне там все больше и больше нравится! И эти люди, которые живут на заднем дворе — мне кажется, они такие милые! У них есть серьезное дело, они действительно помогают строить храм — не зря же и Вы к ним тоже ходите!
Виталий лукаво усмехнулся.
— Хожу-то хожу, да совершенно на их счет не обольщаюсь! Ведь это, в сущности, тоже иллюзия, тоже "уход от жизни", как и у ревнителей. То, что несколько человек работают во дворе храма, и при этом неплохо живут, и при этом у них складывается своя особая атмосфера — ведь это еще погоды в мире не делает, ведь это никак не приближает наше духовное возрождение! Можно сказать, что они делают это только для себя. Но я, тем не менее, полюбил к ним приходить, поскольку вообще люблю людей простых и работящих, не "книжных", с которыми можно просто спокойно время провести. К тому же при храме, к тому же можно здесь оставаться, можно при случае поработать физически. А так я на их счет совершенно не обольщаюсь — если бы я решил заняться действительно серьезным делом, то я, конечно, выбрал бы себе другую компанию!
Я тоже с некоторым лукавством взглянул на него.
— Ну, Вы не перестаете меня удивлять! Вроде бы нашли таких хороших знакомых — а окончательно не вверяете себя им, продолжаете смотреть как бы "со стороны", сохраняете некоторую "дистанцию"! Впрочем, время покажет — я пока еще во всем не разобрался, может быть, Вы и правы.
Я огляделся. Мы все время ходили по улицам и переулкам позади храма — а теперь снова оказались ближе к площади. Мой друг явно направлялся снова к храму.
— Ну, наверное, на сегодня достаточно, — сказал он, — Неплохо поговорили. Я, пожалуй, все же хотел бы зайти к мои друзьям. Да Вы не волнуйтесь! — предупредил он мой протестующий жест, — Мы, без сомнения, не в последний раз с Вами видимся. Меня теперь легче будет найти — да и на той квартире я теперь буду бывать чаще.
С этими словами он повернулся и пошел снова к храму. А я, постояв немного на площади и посмотрев ему вслед, через некоторое время направился к моему дому.
V.
Через некоторое время я уже входил в мой новый дом. Здесь сохранялись следы беспорядка, торопливых сборов и отъезда прежних хозяев. Однако, кое-какие вещи и мебель они оставили, так что обстановка была вполне жилая. Я вошел в гостиную и лег на стоящий посреди нее большой диван. Настроение у меня было какое-то странное. Я вспоминал то, какое место этот дом занимал в моей жизни, и его хозяев, и эти странные события последних дней... Теперь комната была полупустая, голые стены ее вызывали во мне чувство какой-то бесприютности и одиночества.
Потом я встал и по узенькой лесенке поднялся в комнату, где жила Ира. Здесь все оставалось почти совсем, как тогда. Вот небольшой деревянный стол, полки с книгами, застеленный диван в противоположном углу, выходящее в сад окно... За окном сверкал яркий уже совсем по-летнему день, качались цветущие ветки вишен, слышалось пение птиц... Перед мои внутренним взором пронеслось все, что было для меня связано с этой комнатой. Вот я прихожу сюда к ее юной хозяйке, и мы ведем с ней долгие серьезные разговоры... Здесь мы впервые здесь заговорили с ней о Христианстве... А потом — все эти новые события, и загадочная и удивительная жизнь Братства, и возникшие в скором времени проблемы, и наши с ней искренние и откровенные обсуждения этих проблем... Все это вдруг передо мной так и пронеслось. Как многое произошло за этот последний год, как многое изменилось, и сам я изменился, так что стал уже совсем другим человеком!.. Только вот хозяйки комнаты теперь нет, и ничего теперь уже не вернуть... Но ведь главное во мне осталось от нее — это была моя вера!..
Я спустился из Ириной комнаты снова в гостиную. Почему-то прошедший день меня утомил. Я снова лег в гостиной на большой диван и как-то незаметно заснул. Мне снились снова отпевание в храме, недавние похороны... Когда я проснулся, день уже клонился к вечеру. Низкое солнце проникало в окно и оставляло полосу на противоположной стене. Мне почему-то захотелось снова на улицу. Я будто чувствовал, что должен еще с кем-то встретиться, кого-то увидеть... Некоторое время я еще лежал, приходя в себя и возвращаясь к реальности. Потом встал и вышел из дому. Мой путь теперь лежал снова к центру города.
_ _ _