Описание:
Каждый день двадцатиоднолетняя Кэндис Хоффман балансирует между двумя мирами. Один из них реальность, а второй - ее собственная иллюзия. Она потеряна. Забыта родными. Больна. Тяжелый диагноз – шизофрения. Для других страшное клеймо, для нее же суровая действительность. В периоды недолгих ремиссий девушка пытается вернуться к жизни, справится с потерей любимой матери и выбраться из плена мрачных фантазий.
В один из осенних дней в клинику, где проходит лечение Кэндис, поступает новый пациент. Тед Морган – музыкант, актер и сбившаяся с пути душа, терзаемая наркотической зависимостью и одиночеством. Сможет ли кто-нибудь из них помочь другому? Такое вообще возможно? Или же его тяга к героину, нетрадиционная ориентация и кошмары Кэндис еще больше усугубят положение? И, в конце концов, разрушит их обоих?
Пролог
Не зря судьба челом к челу
Свела два разные несчастья,
С порывом внешнего ненастья
Сличая внутреннюю мглу.
©Роберт Фрост
Яркая вспышка. Затем еще одна. И еще…
Слишком много света, чтобы разглядеть предметы в тесной комнате. Тошнота и головокружение мешают сосредоточиться. В висках пульсирует кровь, отчеканивая ровный ритм. Словно солдаты стучат в нарядные бараны. Тук-тук. Тук-тук…
Или же стучат снаружи? В дверь? Не знаю.
Я закрываю глаза и начинаю глубоко дышать. Сознание мечется внутри меня. Я стараюсь не думать. Непосильная задача. В какое-то мгновение я сдаюсь, и мысли потоком врываются в измученное сознание. Они проносятся мимо с невероятной скоростью. Сливаются. Переплетаются одна с другой. Смешиваются, и, в конце концов, превращаются в полнейшую бессмыслицу. Я буквально тону в океане фраз и видений.
Слезы никак не хотят пролиться. Возможно, мешает сильная тревога. От безысходности я медленно опускаюсь на холодный пол и обхватываю колени руками. Спасительная поза. Мне кажется, что так станет легче.
Забившись в угол, я внимательно изучаю старинную мебель. Обивку на диване давно проели крысы, а на двух громоздких креслах поселилась плесень. Затхлый запах витает по всему помещению, доводя до отчаяния. Сквозь бархатные шторы просачивается серебряный свет от луны. Он рваными лучами ложится на прогнивший пол, обнажая недостатки заброшенного дома еще с большей силой. Невозможная обстановка.
Я нащупываю ручку на двери и со всей силы дергаю ее. По-прежнему закрыта. Я никак не могу выбраться из этого кошмара.
Сколько я уже здесь? День? Два? Месяц? Я не помню. Слишком устала, чтобы считать.
В какой-то момент мой взгляд падает на коробок спичек. Пожар. Старые стены сгорят, и я смогу выбраться на улицу. Неплохая идея.
Я резко поднимаюсь на ноги и подхожу к покосившемуся столику. Мгновение, и я бросаю горящую спичку на пол. Решение проблемы настолько опьяняет меня, что я не дожидаюсь, когда половицы запылают, тут же поджигая еще одну. Мысль о скором побеге воодушевляет. Вскоре огонь распространяется по пыльной гостиной, охватывая все новые и новые предметы.
Я ликую.
Приступ кашля застает врасплох. Я практически сгибаюсь пополам, задыхаясь от едкой гари. Как я могла позабыть о дыме, который является постоянным спутником очага? Он пробирается в нос, щиплет глаза. Он душит.
Прикрыв лицо рукавом своей куртки, я подлетаю к двери. Заперта. Паника накрывает с головой. Неужели мне суждено умереть здесь? В этом пустом доме? Пожар. Какая глупая мысль. Почему я вдруг решила, что огонь пощадит меня?
Я вскрикиваю, когда чья-то безобразная рука хватает меня и тащит в противоположную от двери сторону. Во мрак. Снова. Я не хочу. Не хочу в темноту. Пожалуйста. Только не темнота. Я хочу остаться здесь у этой двери. Лучше сгореть, чем вновь оказаться в одиночестве и темноте.
Я предпринимаю последнюю попытку и вырываюсь из когтистых рук. Огонь окружает меня и становится надежным щитом от монстра. Он больше никогда не потревожит меня. Никогда не утащит в темноту. Я спасена. Я свободна.
Глава 1. Новенький
Яркие лучи солнца просачивались сквозь полупрозрачные шторы и оседали на мебели. Практически все свободное пространство комнаты окрасилось золотистым светом. В этих небрежных искрящихся полосках летала пыль, перемещаясь в пространстве в замысловатом танце, а через приоткрытое окно хорошо проглядывались верхушки многовековых елей. Они покачивались на легком ветру, щекоча лазурную гладь неба.
Стояло ранее утро.
Я лежала в своей кровати и строила планы на сегодняшний день, который обещал быть ясным и теплым.
В этом году осень решила побаловать нас прекрасной погодой, откладывая дождливые будни под самый конец сезона. Деревья еще не успели окраситься пестрыми красками, лишь кончики листьев постепенно приобретали оранжево-желтые оттенки. Небольшой пруд возле главного входа порос водорослями и теперь больше походил на болото. Несчастные утки с трудом переплывали водоем, путаясь в склизкой тине в поисках скудного пропитания. С наступлением холодов птиц подкармливали сотрудники, а когда на поверхности воды появлялась первая ледяная корка, пернатые создания исчезали до самой весны.
Должна признаться, они никогда не торопились с перелетом. Ждали первого снега. Я наблюдала за их размеренной жизнью каждый день из окна своей спальни, пытаясь разгадать их секреты, изучая повадки и запоминая раскраску на их крыльях. Это стало одним из главных развлечений в этом месте.
Вторым являлись прогулки. К особняку прилегала достаточно большая лесопарковая зона с множеством тропинок и безлюдных полянок. Многих здешних обитателей пугало столь близкое соседство с дикой природой, я же находила в этом соседстве нечто умиротворяющее и волшебное. Я могла часами гулять по липовым аллеям, читать книгу под старыми дубами или наслаждаться одиночеством среди высоких сосен.
Когда ты по воле случая отрезан от шумного города и лишен возможности выходить за пределы железной ограды, которая окружает со всех сторон, то невольно учишься наслаждаться одиночеством и однообразием своих дней. Осознание этого приходит не сразу. Со временем. Ты преодолеваешь чувство жалости к самому себе, следуешь определенным правилам, соглашаешься со всем и беспрекословно выполняешь инструкции, и тогда тоска отступает. Возможно, большую роль играет дело привычки или осознание того, что ты перекладываешь ответственность на кого-то другого. На кого-то, кто сильнее тебя и умнее. Я всегда выбирала первый вариант. Становиться зависимой и безвольной не хотелось. Это уже слишком.
В пустом размышлении по поводу своей жизни прошло минут двадцать. Минуть двадцать, прежде чем я решилась высунуть ноги из-под одеяла и поставить их на холодный пол. Еще, один бог знает сколько времени, я сидела на кровати и смотрела в одну точку, словно меня загипнотизировал искусный чародей. Что-то привлекло мое внимание, но я никак не могла вспомнить, что именно. Одинокий носок, которые лежал под стулом? Я попыталась представить себя его парой. В какой-то момент эта мысль показалось мне забавной и пугающей одновременно. Стать парой для носка. Я коротко рассмеялась и встала с постели.
Переодевшись в чистую майку и джинсы, я подошла к зеркалу. Мне не нравилось смотреть на собственное отражение. Оно стало чужим и каким-то безликим. Это пугало не меньше, чем мысль о носке.
Собственные страхи надо преодолевать? Так ведь? Я шумно выдохнула и покрутилась на месте. После детального изучения внешности, я пришла к выводу, что немного поправилась. Щеки округлились, выпирающие ключицы больше не бросались в глаза. Сказывалось здоровое питание, отсутствие физической нагрузки и побочное действие таблеток. Расстроило ли это меня? Скорее, нет. Я никогда не могла похвастаться утонченной фигурой. Она была слишком женственная. Пышная грудь. Не слишком заметная талия. Угловатые бедра. На бледном лице выделялись васильковые глаза. Нос напоминал картошку. Лишь пухлые губы и густые каштановые волосы служили предметом гордости. Пожалуй, единственное, что досталось мне по наследству от мамы.
Мой взгляд переместился на потрепанную фотографию, небрежно прикрепленную к холодной глади зеркала. На меня смотрели две счастливые девушки в цветастых шапках. Они выглядели практически одинаково. Только морщинки возле глаз и на лбу выдавали истинный возраст одной из них.
«Никогда не переставай улыбаться, Конфетка. Твоя любящая мама, Дженнифер Мария Хоффман», - гласила надпись под фотографией.
Мы сделали ее на весеннем карнавале пять лет назад. Сложно было представить тогда, что через каких-то две недели она покончит с собой. Тихо закроется в ванной и примет смертельную дозу снотворного. Не оставит даже прощальной записки. Ничего. Только горечь от утраты и пустоту.
Мама. Я скучаю по тебе. Почему ты так поступила со мной? Оставила, когда я в тебе так нуждалась. Как вообще можно оставить собственного ребенка одного в этом злом и полном разочарований мире? Разве это не высшее проявление эгоизма?
Я искренне не понимала ее поступка и сильно злилась. Мне было шестнадцать. Пока мои одноклассницы теряли девственность, я теряла самое дорогое в жизни каждого ребенка – семью.
Я долго пыталась найти достаточно веские причины для самоубийства мамы. Пыталась оправдать ее перед собой и в первую очередь перед папой, которому пришлось нелегко. Роберт остался наедине с отчаявшимся подростком и неопределенностью. Каждый раз восстанавливая по цепочке все события, я вспоминала поведение мамы в последние дни. У нас была идеальная семья. Идеальный дом. Идеальная работа. Мама занималась выпечкой, а папа содержал собственную юридическую фирму. Дела шли в гору. Мы никогда не ссорились, а если ссорились, то по незначительным мелочам. Никто долго не таил обиду. Каждые выходные мы устраивали вылазки на природу. Ходили в походы. До самого последнего момента Дженнифер оставалось жизнерадостной и общительной. Она много шутила и улыбалась. А затем? Затем просто ушла. И я недоумевала почему. Ведь все выглядело так прекрасно и легко.
Ответом стал дневник, который она вела тайно от всех. Папа обнаружил его совершенно случайно, когда собирался поменять трубы все в той же злосчастной ванне. Небольшая тетрадь раскрыла самые мрачные мысли своей хозяйки. Мама была больна. Давно и неизлечимо. Шизофрения. Она скрывала диагноз, умело подстраиваясь под окружающих ей людей. Монстрам никогда не удавалось вырваться наружу. Это и погубило ее. Желание контролировать себя и казаться нормальной. Ложь, спутанность мыслей и желаний сломили ее дух, и она решила уйти. Мама увидела альтернативу в пугающей действительности. На последних страницах Дженнифер просила простить ее и не держать зла.
Людям свойственно упускать из вида очевидные вещи. Мы все слепы. Изо дня в день мы пребываем в собственных иллюзиях. Видим то, что хотим видеть или то, что нам хотят показать. Так и я не замечала странности в поведении мамы. Или не хотела замечать.
Она ушла. Я смирилась и продолжила жить дальше, стараясь сохранить о ней только светлые воспоминания. Таких оказалось подавляющее большинство. Я окончила школу на хорошие оценки, поступила в университет на исторический факультет. Собиралась стать учителем. Хотела путешествовать и увидеть мир.
Конечно, ее смерть оставила сильный отпечаток на моем характере. Я стала немного замкнутой и тихой. Редко выбиралась с немногочисленными друзьями в кино или торговый центр. Боялась привязываться к новым людям. Старалась больше времени проводить за учебниками или за фортепьяно, разучивая новые мелодии.
Не обошлось и без поддержки личного психолога, который пытался раскрыть внутри меня спящие ресурсы, которые послужат толчок к новому перерождению.
Время шло, а перерождения так и не случилось. Дела становились все хуже и хуже. Я сильнее замыкалась в себе, в собственных фантазиях и чувствах. Папа всегда упрекал меня в излишней мечтательности и рассеянности. С самого детства я строила воздушные замки и придумывала себе невидимых друзей. Казалось бы, все дети подвержены этому процессу. Он развивает фантазию и выдает творческую личность в ребенке. Это совершенно нормально, скажем, для пятилетнего мальчика, мечтающего отправится с пиратами в дальнее плавание, или пятнадцатилетней девчонке, которая представляет, как получит чувственный поцелуй от парня из школьной команды по плаванию. Всего лишь фантазии.
Я же придумывала целые миры и погружалась в них с головой. Отдавала всю себя без остатка, подолгу плутая по волшебном лесу, не в силах отыскать нужную тропинку в реальность. Порой мне требовался практически целый день, чтобы выбраться из пелены собственных иллюзий. Я сидела в кресле перед камином, не меняя позы по несколько часов. Однажды я проснулась и так и не смогла покинуть свою спальню. Мое тело лежало на постели, а сознание перенеслось в мифическую страну. Так иллюзия стала реальностью. Папе буквально пришлось вырвать меня из нее. Он тряс меня за плечи, кричал и умолял очнуться. Я его не слышала и не чувствовала. Блуждала по вымышленному миру, даже не подозревая, что это мой собственный бред. Я искренне считала, что нахожусь среди мифических существ, спасаю города и дерусь со злобными тварями.
Психиатр в городской больнице, куда Роберт меня привез, поставил диагноз сильнее переутомление. Он объяснил мое текущее поведение реакцией на среду и прописал хороший сон и зеленый чай, как средство, снимающее стресс. Я тогда много училась и писала большую исследовательскую работу для университета, днями и ночами проводя время за компьютером. Заключение врача показались всем логичным. Никто опять не захотел замечать очевидного. Прошел целый месяц. Я круглые сутки пила чай, много спала и практически забросила занятия. Все дни я, подобно канатоходцу, балансировала между двумя мирами, смутно понимая происходящее. Видения смешивались, приобретали запахи и форму. Темнели. Превращались в кошмары. Я смутно отделяла вымысел от правды. С каждой минутой это становилось делать сложнее и сложнее.
Папа пришел в полнейшее отчаяние. Когда я опять впала в очередной ступор, он позвонил другу семьи – мистеру Уайту. Он психиатр и владелец одной из самых лучших частных клиник. Джон всегда был желанным гостем в нашем доме. Их с отцом связывали не только дружеские, но еще и деловые отношения. Он вел его бухгалтерию.
Джон устроил мне целую серию тестов и после чего посоветовал отцу привезти меня клинику. Близость к природе и свежий воздух должны были пойти на пользу измученному галлюцинациями мозгу. Так я оказалась в Шейд Виллоу. Доктор Уайт один из тех альтруистов, которые посвящают свою жизнь людям и своему любому делу. Семейный особняк он переоборудовал в пансионат и занимался частной практикой, облегчая страдания покалеченных душ, на подобии моей. Джон Уайт верил, что мою душу еще можно спасти. Тот факт, что он являлся близким нам человеком, не давал видеть ему всю разворачивающуюся картину ясно и трезво.
Я же смирилась и плыла по течению. Мне двадцать один год, два из которых я провела в клинике. Я не жалуюсь, ведь могло быть и хуже. Естественно, бывали дни, когда видения полностью изматывали меня, превращая жизнь в ад. К бреду и галлюцинациям добавлялась депрессия, апатия, расстройство памяти и воли. Доходило до того, что я отказывалась принимать пищу и вставать с постели. Лишь страх и нарциссизм не давали мне опустить руки и повторить печальную историю собственной матери. Я боялась смерти. Боялась до тошноты. Моя жажда к жизни перевешивала все, поэтому мысль о том, что я окончательно могу лишиться рассудка, доводила до истерики. Лишиться до такой степени, что могу причинить вред себе или окружающим меня людям. Эти мысли переросли в сильнейшую фобию, не давая возможности заснуть по ночам. Джон видел в этом страхе позитивную сторону. Он считал, что так проявляется моя адекватная оценка собственных поступков.
Я в очередной раз тяжело вздохнула, соорудила на голове не очень аккуратный хвост и вышла в коридор, где уже вовсю кипела жизнь. Некоторые пациенты проснулись и теперь направлялись в столовую на завтрак.
Пробежавшись глазами по толпе, я быстро нашла среди людей молодую девушку с потерянным видом и испуганными глазами. Рейчел шла немного поодаль от всех, постоянно оглядываясь и бормоча что-то себе под нос. У нее была параноидальная шизофрения. Ее вечно кто-то преследовал, а она убегала. В этом месяце Рейчел считала себя единственной наследницей престола, за голову которой объявлена награда. Она подозревал всех, поскольку главный советник сообщил о диверсии. Несколько темных эльфов проникли в клинику, сменив черные крылья и длинные уши на белые халаты.
У нас с ней установились доверительные, практически дружеские отношения, но порой и меня подозревали в измене. В такие дни я предпочитала находиться подальше от Рейчел. Она могла и вилкой в глаз ткнуть. Воинственная валькирия. Когда наступал кризис, девушку отправляли в комнату отдыха. Под комнатой отдыха я имею в виду небольшое квадратное помещение, обитое мягкой тканью. Сама я еще не удостаивалась чести попасть в обитель матрасов, видела издалека.
Я прибавила шаг и поравнялась с Рейчел. Сегодня она выглядела куда более взволнованной и нервной. Она сильно осунулась. Ее прекрасные рыжие волосы потускнели. Еще издалека стало ясно, что девушка не принимала ванну несколько дней подряд.
- Утро доброе, - полушепотом обратилась я к ней.
Рейчел ответила не сразу. Выждала небольшую паузу.
- Кэндис, - сказала она, словно констатируя какой-то очевидный факт из жизни.
- Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо. Прекрасно. А ты?
Я пожала плечами.
- В порядке. Идешь на завтрак? – поинтересовалась я скорей для того, чтобы подержать разговор. Можно подумать, что у нас был выбор.
Рейчел коротко кивнула.
- Интересно, чем нас будут потчевать сегодня? Кукурузными хлопьями, как и вчера? Что думаешь?
- Кукурузные хлопья давали на прошлой неделе, - заключила она, сфокусировав взгляд строго перед собой.
Я нахмурилась.
- На прошлой? Какое сегодня число?
- 15 октября.
По всему телу пробежались мурашки. То-то я заметила пару новых отметин от капельниц на руке, через которые меня кормили. Я пробыла в отключке семь дней. Конечно, бывало и хуже…
- Вчера давали овсяную кашу с кусочками фруктов, - поведала Рейчел.
- Здорово…
Разговор никак не хотел клеиться. Девушка пребывала в собственных мыслях, а на меня неожиданно напала охота с кем-нибудь поговорить. Видимо, неделя в собственном мире давала о себе знать.
- Сядешь со мной? – неожиданно спросила она.
- Конечно.
Я изобразила на своем лице некое подобие улыбки.
Мы прошли в просторную столовую и присели за столик, который находился в самом дальнем углу светлого помещения. Его выбрала Рейчел, пояснив это опасениями за свою жизнь. Я не стала с ней спорить. Обычно мы сидели возле большого окна, из которого открывался чудесный вид на лес, но сегодня Рейчел боялась открытых пространств. Она предпочитала сидеть лицом к входной двери и видеть всю комнату на тот случай, если к нам вломятся наемные убийцы. Она также отказалась от всех красных продуктов.
Я ела все, что предложат. Выбор был не велик. Рисовая каша или тосты. Чай или апельсиновый сок. Кофе разрешалось употреблять только сотрудникам.
Набрав на свой поднос еды, я вернулась к Рейчел, которая неспешно ковырялась ложкой в своей тарелке.
- Не вкусно? – спросила я, присаживаясь на свое место.
Она покачала головой, а затем посмотрела на меня самым умоляющим на свете взглядом.
- Попробуешь?
- Думаешь, тебя хотят отравить? - предположила я.
Она неуверенно пожала плечами.
- И хочешь, чтобы я выступила дегустатором? А если еда действительно насквозь пропитана ядом? Тебе совсем не жалко меня? – пошутила я.
Рейчел вздрогнула.
- Нет. Нет. Ты что? Прости. Я не хочу подвергать твою жизнь опасности. Ты единственный человек, которому я могу доверять сейчас, в котором уверена. Пожалуй, я лучше пропущу завтрак.
Я махнула рукой.
- Это шутка. Я что, не говорила? У меня же иммунитет ко всем возможным ядам. Если и отравлюсь, то просто чихну и даже ничего не замечу.
- Правда? – удивлено спросила она.
- Конечно. Я каждые выходные обедала в забегаловке «У Билла», а это, поверь мне, еще то злачное местечко.
Рейчел прикусила нижнюю губу, сдерживая нервную улыбку.
Я ухмыльнулась и зачерпнула ложкой кашу, которая покоилась на ее тарелке.
- Как думаешь, через сколько времени примерно подействует яд, если он, конечно, есть?
- Не знаю.
- Забыла помыть руки, - сказала я, вновь вставая со стула, но Рейчел схватила меня за руку.
- Не смей прикасаться к воде, - полушепотом произнесла она.
- Почему?
- Она точно отравлена.
Я издала непонятный звук. Теперь ясно, почему девушка не умывалась.
- Ладно.
Я вздохнула и присела обратно.
- Подождем немного, - заключила она, откинувшись на спинку стула.
Последовав ее примеру, я начала рассматривать комнату, изучая безликое помещение и людей, которые здесь принимали пищу. Если позабыть о решетках на окнах, здоровенных санитарах, расставленных по периметру, и игнорировать одинаковую одежду на пациентах, то можно решить, что ты находишься в старшей школе. Такие же пластиковые столики, неудобные стулья, холодная еда и мотивирующие плакаты из творческих кружков. И все заняли места в соответствии своим интересам и социальным группам.
Правда, для школы было весьма немноголюдно и слишком тихо. Никто особо не разговаривал, не выкрикивал лозунги. Черлидерши не репетировали танец для футбольного матча, который состоится через два дня. Сплошная тоска. Большинство больных отправились на процедуры, или лежали в своих палатах. Зависит от степени тяжести психического заболевания. Одних, особенно буйных, пичкают таблетками, превращая в некое подобие ходячего овоща, других подвергают глубокому психоанализу. Первым повезло больше. Слушать фрейдистские бредни миссис Макдугалл? Увольте. Лучше лаботомия. К сожалению, от нее отказались по ряду многих побочных эффектов. Хотя, идея имеет право на существование. Лежишь себе, спишь, ешь. Сказка.
Лаботомия. Еще одна пугающая мысль за сегодняшнее утро.
Я нахмурилась и продолжила осмотр столовой.
Мистер Уайт сидел за столиком вместе с другим медицинским персоналом и о чем-то оживленно беседовал с молоденькой медсестрой в симпатичной фиолетовой униформе. Он был холост и хорош с собой. Высокий. С непослушными, практически угольно-черными волосами. Глазами цвета ясного неба. Прекрасной фигурой атлета и ослепительно белой улыбкой. Каждая молодая девушка считала своим долгом состроить ему глазки и сказать пару-тройку комплиментов. Он отвечал взаимностью. Не знаю, говорила в нем мужская натура, или же корни аристократа. Скорее второе. Джон являлся гомосексуальным джентльменом до мозга костей. И почему-то постоянно этого стеснялся. В то время как все бегали с радужными флагами и в блестящих стрингах, он предпочитал вести скрытую жизнь, воспринимая свою нетрадиционную ориентацию подобно заразной болезни.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, он обернулся и кивнул в знак приветствия. Одними губами Джон произнес фразу «С возвращением».
Затем я обменялась улыбками со стариной Уолли, невысоким седовласым мужчиной с вечной морщинкой над переносицей. Его неизбежным атрибутом была шахматная доска. Мы часто разыгрывали партии в свободное время. Правила и расстановка фигур постоянно менялись, но даже при таком раскладе я умудрялась иногда обыгрывать его. Уолли страдал раздвоением личности. В его теле с трудом уживались добросовестный продавец из отдела садоводства и пятилетний ребенок с синдромом клептомании. Это связано с травмой, полученной в раннем детстве. Он потерял брата близнеца и застрял в его возрасте. Пустоту он пытался завалить, в буквальном смысле этого слова, безделушками, найденными в магазине или на городской помойке. Когда его сын устал от вечного хлама в доме и капризов отца, то отослал Уолли в это местечко, где тот проведет все свои оставшиеся годы жизни. Рядом с Уолли я чувствовала себя нужной. Мы стали семьей. Он практически заменил мне родного дедушку.
Также я подмигнула Бетси – сорокалетней секретарше с хронической депрессией и Руби. У нее была мания величия и бредовая ревность. Ходили слухи, что она исполосовала своего последнего мужа кухонным ножом из-за того, что тот оставил гораздо больше чаевых официантке, когда они праздновали свою годовщину в закусочной. Я не особо верила сплетням. Руби казалось тихоней, неспособной обидеть даже букашку не то, чтобы взять холодное оружие и порубить кого-то на мелкие куски. Но в тихом омуте черти водятся.
Все мы на первый взгляд кажемся безобидными и вполне нормальными, пока у нас в руках не оказывается бейсбольная бита или охотничье ружье.
В какой-то момент я наткнулась на незнакомое лицо среди пациентов. Мужчина сидел совсем один, а поодаль от него прогуливались два медбрата. Они то и дело поглядывали на него, словно ожидая какой-нибудь глупости с его стороны, готовые тут же наброситься и нацепить смирительную рубашку. И не без оснований. Если бы сейчас проводили конкурс среди сумасшедших этой больницы по самому отталкивающему и неприятному виду, то новичок, несомненно, занял бы первое место. Бледный. Худой. На всех открытых участках тела виднеются мокрые болячки и царапины. Руки сжаты в кулаки. От напряжения мужчина то и дело вздрагивает. Бронзовые волосы спутаны и больше напоминают старую потрепанную мочалку. В глазах туман и сплошная агрессия. Жуткий тип.
- Можно приступать к трапезе, - тихий голос Рейчел заставил меня на время оторвать взгляд от незнакомца.
- Приятного аппетита, - заключила я, медленно потянувшись за ложкой. Внутри зародилась тревога. Мне показалось, что мужчина может причинить вред.
Я вздохнула. Неужели параноидальная шизофрения передается воздушно-капельным путем? Или просто не привыкла к слишком эмоциональным постояльцам? Остальные ведут себя довольно мирно, находясь под действием нужных таблеток. Горы таблеток.
- Скоро я вернусь домой, - радостно заключила Рейчел.
- Домой? – уточнила я.
Насколько мне известно, она сирота. Переходила от одних опекунов к другим. В подростковом возрасте она окончательно слетела с катушек и устроила погром в супермаркете, уверяя полицию, что накрыла главный тайник террористов. Не знаю, как томатная паста могла навредить американцем, но она уничтожила несколько сотен консервных банок. Последняя семья Рейчел оказалась набожными католиками, поэтому решила, что ей управляет сам дьявол, тоже не без шизофрении, и отдала бедняжку в монастырь. Там Рейчел раскрывала кровавую секту монахинь, приносящих в жертву младенцев. Настоятельницу едва откачали после того, как обнаружили ее запертой в погребе.
- Да. Великий смотритель сказал, что вскоре разберется с мятежниками, и я смогу вернутся в родные края.
- Это прекрасные новости.
Как только опасность для Рейчел исчезала, она тут же придумывала новую. Замкнутый круг.
- Ты знаешь, кто это сидит за столиком возле месье Луи? – направила я наш разговор в другое русло.
Месье Луи я прозвала ужасное декоративное деревце с жидкой кроной и тонким стволом, который по заверениям доктора Уйта был привезен из Франции еще его прадедушкой. Джон трясся над ним, как нам самой важной реликвией семьи, в то время как на всех остальных растение нагоняло тоску. Можно сказать, он стал легендой особняка. На него даже было совершено пару неудачных покушений, но облезлый куст с честью выдержал схватку с горячим чаем и перенес штыковую атаку вилок. Огромный и бесформенный, он источал мерзкий аромат. Собственно говоря, именно из-за этого гнилого запаха его и невзлюбили. А еще из-за белых цветов, которые липли к одежде, волосам на голове и оставляли грязные разводы на полу, стоило тебе только наступить на один из них.
- Он лежит в отдельном крыле.
- Буйный?
- Богатый.
Я машинально кивнула головой.
- Что с ним?
- Героиновая зависимость и неудачная попытка самоубийства. Вскрыл вены, когда находился в бреду, - сухо ответила Рейчел.
Ее поразительная холодность по отношению к таким вещам восхищала и раздражала. Как можно быть такой черствой по отношению к другим? К их чувствам? Я, конечно, понимаю, что с таким диагнозом положено считать, что мир крутится исключительно вокруг ее натуры, а остальные люди всего лишь декорации к спектаклям, но в ее голосе сквозило явное пренебрежение и отвращение.
Я украдкой посмотрела на новичка и только сейчас заметила, что его запястья украшают окровавленные бинты. Это зрелище вызывало у меня приступ тошноты.
- На Земле столько смертельно больных людей, но даже они не отчаиваются. Ведут полноценный образ жизни. Радуются каждому новому дню. Заводят семьи, - быстро проговорила она.
- К чему это ты? – недоумевающе спросила я.
- К тому, что он никакой не больной, а избалованная звезда. Бедненький, по всей видимости, устал от любви фанаток и вспышек фотокамер, - язвительным тоном сказала Рейчел. – Хорошо, что я покину этот грязный мир. Я устала от этого прикрытия. К сожалению, у меня нет других вариантов. Только здесь у меня есть шанс спастись. Никто не станет искать королеву в таком злачном месте.
Проигнорировав ее последнее высказывание, я еще раз внимательно изучила израненное лицо мужчины, пытаясь отыскать в своей памяти хоть какие-нибудь намеки на информацию о нем. Ничего. Пустота. Возможно, звезда зажглась совсем недавно. Я не включала компьютер около четырех месяцев. В последний раз отправила письмо папе, даже погоду смотреть не стала, никаких социальных сетей. Кажется, Роберт сейчас в Бангкоке. Или уже вернулся? Мы практически не виделись. Он приезжал в пансионат на праздники, или же разрешить финансовые вопросы с доктором Уайтом. Я служила горьким разочарованием для всей семьи. Стала черным пятном на семейном древе Хоффман. Изгоем.
- Он актер? – стараясь игнорировать дурные мысли в своей голове, продолжила я свой расспрос.
Надо переключиться. Не думать. Не вспоминать.
- И актер, и музыкант. Всего понемногу.
- Как его зовут?
- Тед Ульям Морган. Чистокровный британец. Холост. Двадцать девять лет. Номинант на премию «Оскар». Его песни всегда держатся неделями в первых строчках музыкальных чатов.
- А я вижу, ты хорошо осведомлена, - поддела я Рейчел.
Девушка поморщила нос.
- Он знатный педик. Вот и нашли компанию для доктора Уайта.
- Тише. Нас могут услышать, - боязливо прошептала я, оглядываясь по сторонам.
Рейчел закатила глаза.
- Иногда я задаюсь только одним вопросом. В этой Вселенной еще остались гетеросексуалы?
Мы переглянулись и громко захохотали. Истерика. Привычное дело для психушки. На нас даже никто не обратил особого внимания.
- Знаешь, я тут размышляла по поводу твоих галлюцинаций, - сказала Рейчел, отставив от себя пустую тарелку.
Веселое настроение быстро улетучилось.
- Что ты видишь в них? Это всегда одни и те же видения?
Она сложила руки в замок и сосредоточила взгляд на мне.
- Раз на раз не приходится. Иногда я возвращаюсь в старые места, а иногда в совершенно незнакомые. Почему ты спрашиваешь? - медленно проговорила я.
Рейчел приняла задумчивый вид.
- Ты осознаешь, что это выдумка, когда находишься в другом мире?
- Не всегда.
- Я много думала над этим. И мне пришла в голову одна идея. Что если это правда? Ты допускаешь такую возможность?
- Нет, - отрезала я.
- Подумай, возможно, ты просто обладаешь способностями? Можешь преодолевать невероятные расстояния, видеть другие планеты только при помощи одной силы мысли, как чертовы тибетские монахи? Медитация, транс и все дела?
Я хотела ей что-то возразить, но меня прервал громкий и неожиданный грохот. Тед Морган швырнул поднос на пол и вскочил на ноги. Он потянулся за стулом, но тот оказался намертво прикрученным к полу. Вообще все предметы быта в этом заведении старались надежно зафиксировать на своем месте и использовать по назначению.
Тел издал практически звериный рык. Несколько попыток отодрать злосчастный стул от линолеума не увенчались успехом.
На моем лице невольно появилась глупая улыбка. Вся ситуация почему-то меня позабавила. Давненько никто здесь не устраивал революций. Перед нами разворачивалась целое реалити-шоу. Не каждый день к нам попадает актер с мировым именем. И даже за билет платить не придется. Сплошная благотворительность.
- Парень, здесь тебе не гостиничный номер, - крикнул кто-то из толпы.
Несколько пациентов разразились громким смехом.
Тед Морган рассвирепел еще сильнее. Он бросил на зевак уничтожающий взгляд, подобрал свой поднос и запустил им в медбрата, который направлялся к нему со смирительной рубашкой.
- Брюс, скрути его, - потребовал Уолли.
Дружные возгласы говорили о согласии с данным предложением. Впервые больные выступали за команду медперсонала.
Спустя несколько секунд между Морганом и персоналом начались гладиаторские бои.
Надо отдать должное Теду. Для человека, который страдал наркотической зависимостью и выглядел, словно модель перед важным дефиле, актер и он же по совместительству музыкант, обладал достаточной силой для отпора двух верзил. Он ловко увернулся от шприца с дозой успокоительного и провел мощный апперкот Брюсу. Кажется, я слышала треск челюсти.
- Мистер Морган, - обратился к разбушевавшейся звезде сам доктор Уайт.
Дело начинало принимать опасный поворот.
- Вы могли бы уделить несколько минут своего времени и пройти в мой кабинет? - спокойным тоном поинтересовался Джон, словно актер и не пытался разгромить его клинику.
- Не думаю, что сейчас подходящее время. Видите ли, я немного занят, док, - язвительным тоном подметил Тед Морган, пытаясь вырваться из железной хватки Брюса, который немного оклемался от удара.
- Мне хотелось бы кое-что обсудить с Вами, - гнул свою линию Уайт.
Он жестом руки остановил медсестру, которая хотела вести препарат в вену Моргана. По всей видимости, посчитав, что беседа принесет куда больше пользы, чем то, что последует за уколом. Комната отдыха…
- Я думаю, мисс Хоффман будет так любезна и уступит время своего сеанса, чтобы мы могли поговорить.
Все взгляды устремились в мою сторону. Так я из зрителя превратилась в непосредственного участника представления.
- Кэндис? – вновь обратился ко мне Уайт.
В его лютиковых глазах промелькнул секундный страх. Он испугался, что я вновь ушла в себя.
Чтобы подать признаки жизни, я промямлила что-то невнятное.
Джон расплылся в обворожительной улыбке.
- Благодарю, мисс Хоффман.
- Значит ли это, что на сегодня я свободна?
Выкидывать из жизни целый час драгоценного времени, пока я пребываю в нормальном состоянии, честно говоря, не очень-то хотелось. Целый час за пустыми разговорами. Да, я знаю, что терапевтические беседы снижают уровень моей тревоги, помогают структурировать все важные процессы, которые происходили внутри. Безусловно, неотъемлемая часть психотерапии. Проблема заключается в том, что мы постоянно ходили по кругу. Джон пытался из шизофренички во втором поколении сделать нормального человека. Мы попусту тратили силы друг друга.
- Думаю, я смогу принять Вас вечером, Кэндис.
Он слишком часто называл меня по имени. Это немного смущало. Все и так шептались, что отец заправляет делами в клинике, и что я пользуюсь особыми привилегиями, как близкий друг Уайта. Полное нарушение морально-этических правил. Друзья не могут быть друзьями и одновременно играть роль клиента на приеме у психотерапевта. Рамки стираются. Терапия, которая с самого начала обречена на провал. Во время сеанса я часто ловила себя на мысли, что вспоминаю те дни, когда Джон являлся обычным дядей с кучей конфет в карманах своих брюк. Веселый. Добрый. Тогда его слова не имели скрытые смыслы, а вопросы не заставляли впадать в полнейшее отчаяние. Дядя со сладостями не пытался выудить из головы самые страшные мысли и сокровенные желания. Лучший период наших отношений, если подумать. Почему он до сих пор не носит с собой конфеты? Если бы я знала, что за каждый правильный ответ получу леденец, то, возможно, больше старалась.
- Увидимся после ужина, Кэндис, - вновь произнес мое имя доктор Уайт.
Я почувствовала, как щеки наливаются румянцем. Неужели нельзя обойтись без этого? В такие минуты я просто мечтаю уйти в собственный мир и переждать.
- Да, - единственное, что я смогла выдавить из себя.
Джон наградтл меня лучезарной улыбокой и поворнулся сторону Моргана. К этому моменту разбушевавшиеся звезда немного успокоилась. Он был готов к конструктивному диалогу. Уайт кивает в сторону выхода и исчезает в коридоре. Двое охранников буквально выносят Теда следом за доктором. Конец первого действия. Занавес медленно опускается. Антракт.
- Кажется, я вовремя вернулась, - обратилась я к Рейчел, которая с таким же неприкрытым любопытством следила за происходящим.
- Добро пожаловать в реальность, - практически пропела она.