Мономиф

«Кто мы?
Куда мы летим?..»
Внутренний Космос, В.Бузин


Глава 1. Мизинный
Скелеты деревьев отражаются в мутных лужах. А меж ними плывёт одинокий силуэт. Сквер застыл в онемении и уже приготовился к зимнему сну. И угрюмо наблюдает за непрошеным движением.
Недавно шёл дождь. Промозглый, осенний, он украл у улиц тепло и оставил лишь странное послевкусие безнадёжности. Порыв ветра расчищает мостовую от утренней дымки, последние неясности исчезают. И силуэт превращается в девушку. Под её каблуками уже слышен шорох увядших, рыжих и бледно-золотистых листьев. Густые волнистые волосы небрежно рассыпались по плечам и колышутся в такт шагам. Руки спрятаны в карманы плаща. Словно медитируя, девушка шепчет что-то про себя. И окружающее пространство принимает обрывки фраз. Полубессмысленные и не связанные ни с чем, что происходит вокруг неё:
«Спаси меня от недоверия… Защити меня от равнодушия…»
А вокруг биороботами с конвейера кишит мегаполис. Потому что сквер остался позади. Он проводил внезапную гостью последним взором и передал её бушующему потоку ей подобных. Бульварная масса несётся в разные стороны, обволакивает, задевает, и пролетает мимо девушки. Она же идёт так, словно надела невидимые окружающим наушники. И ушла!
Ушла куда-то безвозвратно далеко. В какую-то свою вселенную…

Память – неимоверно странная штука. Помимо того, что она всегда права, она ещё и избирательно-придирчива к деталям. Вот и сейчас, я гляжу на экран визора и вспоминаю лишь то, что мне подсовывает память.
«Ты тот, кем ты себя помнишь!» - усмехается она. И я помню.
Я помню, как существа падали с бездонного неба, озаряемого громадными всполохами и молниями. Одно из них светилось мерцающим светом, другое – ревело и пылало, как зажжённый факел. В полёте они кувыркались, обгоняли друг друга в стремлении расшибиться о скалистую поверхность, испещрённую блестящими руслами рек и тёмными жилами склонов.
Предгорья огромного, тянущегося с юга на север хребта, были похожи на щупальца, наполовину зарытые в корнях лесов. Могучий каменный спрут безраздельно повелевал западной частью материка. Он лежал, как хозяин на своём ложе из озёр и степей. Но сейчас он весь сжался, озарённый вспышками невиданной и безжалостной силы.
Кое-где уже горели леса. Повинуясь новому хозяину, просыпались дремавшие эоны лет вулканы. Мир менялся, покуда эти двое, так бесцеремонно вторгшиеся в него, совершали своё бессмысленное падение.
И вот она – развязка! Едва ли не в самом сердце хребта зашипела воспалённая, как от ожога земля. Во все стороны полетели грады камней, тучи пепла и шлака. Хребет содрогнулся от соприкосновения с мощью, которую он не мог постичь. И от которой не мог, увы, защититься. Взорвались, как пушки, выпускающие ядра, жерла вулканов. Воздух наполнился газами и гарью, так, что всё живое вокруг истлело от яркой, всепроникающей вспышки. Реакция высвободила энергию, разрушительная сила которой оказалась столь высока, что многие миллионы лет спустя, когда стёкшая на дно воронки вода образовала озеро, больше похожее на море посреди каменно чаши, что озеро это, и чаша камня вокруг всегда оставались пусты и безжизненны.
Один из павших, тот, что сиял… Я запомнил его! Может быть потому, что мне приятно было осознавать, что он ожил, встал в полный рост в самом эпицентре взрыва, и взмыл молнией в небо вновь, вопреки всем законам времени. И память тут же, как лакей, с ухмылкой на лице выдала мне.
«Это ведь ты! Это ты, потому что ты (в который раз!) победил. Ты поверг своего врага и теперь именно ты, не он, а ты, ты, ты… Ты живёшь! А всё остальное предано смерти. В этом сила её и закон»
Да, жизнь знает лишь один верный способ сохранить себя. И потому даже здесь, в умирающем потихоньку мире, она пробила себе трещину. Материк позволил жизни создать новых существ, когда зализал свои раны, оставляя в центре себя мёртвый изрубцованный склонами огрубевший ожог. На небольших островках, что растянулись вдоль восточного склона чаши, нашли приют странного вида крылатые создания. Они здесь гнездились. Охотились они в другом месте. Они пересекли пустые отроги и вылетали на самую странную охоту. После которой, как после нашествия, оставалась лишь обильно политая кислотой земля. А потом в совершенной тишине издалека слышен был угрюмый глухой хруст, словно дробят камни. В эти минуты затишья казалось, что и ветер спрятался куда-то… Хотя, так именно казалось. Твари вылетали из своего логова лишь раз за всё то время, что мир проходил свой годичный круг. Они насыщались и улетали восвояси.
А потом я вспомнил, как впервые за долгие годы своей жизни прикоснулся к смерти. Как я увидел тело, ещё недавно наполненное самой прекрасной жизни. Но в тот миг оно опустело. Душа вылетела из него. Всего миг, но я ощутил даже не холод, нет. Я почувствовал безысходность…
А главное, я помню, с чего всё началось…
Солнце вошло в зенит. А потому тень двигающегося вдоль гряды путника еле семенила за ним по нагретым, зазубренным камням. Светло-серая одежда, с голубой полосой посредине, плотно облегала его худощавое тело. Лишь за спиной было заметно что-то, похожее на горб. Вместо головы возвышалось подобие скафандра – немного приплюснутого по бокам овальной формы с гофрированной защитой шеи. Эти странности, однако, не мешали их владельцу бодро подниматься на вершину скалистого утёса, возвышающегося над другими скалами.
Приглядевшись, можно было увидеть, что скафандр немного деформирован, словно владелец его обжёгся, когда пил что-то горячее. Очень горячее! И теперь этот остаток лавы слипся с материалом, действительно напоминая ожог.
Сперва путник часто останавливался и всматривался в горизонт. Казалось, он старался двигаться так, чтобы его не заметили. Однако, увидев некую цель впереди, путник смело пошёл по острым камням вперёд. Теперь он двигался уверенно, но так же бесшумно. До тех пор, пока его нога не наступила на полый предмет. Раздался хруст и он понял, что обнаружен.
- Я рискую, очутившись в этом секторе, - раздражённый оплошностью, путник от чего-то захотел оправдаться. В этот миг он приблизился к продолговатому гладкому камню, что подозрительно ровно стоял прямо у кромки берега.
- Не о чем волноваться, наследник Дин, - предупредил его слова спокойный, властный голос. - Смелее! Здесь и впрямь безопасно.
- Мне непривычно, то, как Вы меня называете, - смутившись, путник едва не заметил острого, как шип осколка породы. Осколок словно змея выполз из серого, похожего на пепел песка. Дин предпочёл обойти его. Когда же он обернулся, то увидел прямо перед собой владельца голоса. От неожиданности путник оступился. Его правую ступню мгновенно прожгла острая боль. Дин поморщился. Но боль быстро прошла.
Владелец голоса стоял и смотрел на него. Из-за спины неумолимо сияло солнце так, словно Дин присел.
- Что поделать? – снисходительно пожал плечами гигант. - Привыкайте!.. Давайте ка присядем, наследник Дин.
Жестом он предложил собеседнику пройти с ним ближе к продолговатому валуну. Одеяние гиганта – массивный серебряный пояс и нисходящая из-под него узкая белоснежная юбка, плотно облегали мощный торс. Но вот гигант повернулся к Дину другой стороной, и тот увидел кольцо на мизинце. Оно ярко блеснуло на солнце, будто звезда. И так же быстро погасло. Внутри валуна что-то пришло в движение. Невидимые доселе створки раздвинулись, и валун превратился в своеобразное подобие купольного шатра.
- Вы голодны, наследник? - участливо спросил гигант.
- Нет, благодарю, - заученно ответил Дин. По всему было видно, что он неуютно чувствует себя, находясь рядом с «источником повышенной опасности». Так, по крайней мере, ему поведал навигатор. Восточный архипелаг всего в тридцати декастадиях. С учётом фантастической скорости их движения, «плюющиеся смертью» будут здесь всего-то через пятнадцать, или даже двадцать мер. Он не успеет и погибнет. И вся надежда на гиганта. На природу его непонятных способностей. А гигант так подозрительно спокоен.
«Вот ведь самообладание!» - с восхищением и завистью подумал Дин.
- Повторяю, - ухмыльнулся гигант, будто услышал мысли и страхи собеседника, - Вам ничто не угрожает, наследник.
- Но конспуенты?.. - возразил, было Дин.
- Конспуентов сделал я, - просто объяснил гигант. - На самом деле, они – охранники. И как все охранники, шарахаются даже от собственной тени. Впрочем, нет, один раз в год инстинкт велит им спариться. И тогда самцы, они помельче, тучей нападают на самку. Самка отчаянно отбивается. Но в итоге один проворный самец попадает куда нужно... В общем, все делают своё дело! Самка от всех этих плясок быстро устаёт и хочет есть. Инстинкт гонит её за чашу скал. В это время самцы успокаиваются и залегают в спячку. Ну а сытые самки пуще глаза своего, берегут кладку, а с ней – и моё сокровище.
Владелец голоса улыбнулся широко и спокойно. Дину очень захотелось сесть в персональный геликоптер и улететь как можно дальше. Как и любой солдат, он нервничал, когда всё вокруг так подозрительно спокойно. Так, словно рядом грохочет война. А именно здесь, именно в этой точке пространства и времени тишина и покой. Вечность улыбалась ему лицом гиганта, и всё его тело застыло в монументальной нерешительности.
«Когда боги так жизнерадостно улыбаются, - заметил про себя наследник, - хочется не думать о смерти»
- Но это всё там, далеко! - гигант неопределённо взмахнул рукой. - Пока же я здесь, они таятся… Прямо как Вы, наследник. И ждут. А ведь всё действительно так спокойно!.. К слову, появись Вы здесь один, конспуенты конечно прилетели бы. Ближайшие из них. Скорее всего они готовятся прилететь… Если я покину этот берег первым… Хотите, я уйду?
- Плохая шутка, - выдавил улыбку Дин.
- Бодрее, наследник! - улыбка гиганта стала ещё жизнерадостней. - Покуда присядьте-ка поудобней, Дин. Хочу поплавать…
- Здесь?! - недоумённо воскликнул Дин.
- Конечно! - кивнул гигант. - Давно не плавал. Хотя в детстве любил это занятие.
Последние слова показались Дину как-то странно знакомыми. Он ведь тоже в детстве любил плавать. Во всяком случае, они успокаивали. Они приближали опасность, давали наследнику надежду на изменения этого странного ощущения сосредоточенного умиротворения. Дин немного расслабился. Гигант же встал на небольшую скалку, похожу на трамплин и нырнул в воды озера. Затем он вынырнул в пятидесяти стадиях и, мощно раскидывая руки, с шумом устремился прочь от берега. На безоблачном небосводе, ближе к горизонту поднялись вверх несколько тёмных точек. Дин моргнул, напрягся и, если это было наваждение, оно быстро исчезло.
«Даже увеличительные линзы не помогли» - с горечью подумал Дин. Но затем в его голову, словно жужжащее насекомое, ворвалась мысль.
Он подошёл к воде и осторожно опустил в неё правую ногу. Только щиколотку и тотчас отпрянул. Вода показалась Дину колючей и ледяной. Хотя он мог бы поклясться, что ясно видел дно, так, словно воды не было вовсе. Его прошиб озноб. Дин только сейчас осознал, что остался один. Действительно один!
Гигант меж тем плыл уже не менее чем в двухстах стадиях. И сам превращался в тёмную точку на лазоревой глади озера. Дин выхватил нож, припрятанный в недрах комбинезона, положив другую руку на рукоятку портативного болоида. Впрочем, он так же быстро убрал нож.
«Что это я, в самом деле? Надо быть спокойным и настойчивым» - подумал он, тревожно озираясь по сторонам. Затем Дин посмотрел на изрядно удалившуюся точку.
«Как же быстро!» - с завистью подумал Дин. Вернее, ему показалось, что подумал.
Но вот гигант повернул обратно, и так же стремительно стал увеличиваться. Дин убрал руку с рукоятки болоида. Он вновь постарался расслабиться.
Владелец голоса вышел на берег. И Дин заметил, что белоснежная полоска ткани меж бёдер гиганта, венчаемая багряным поясом с серебристой пряжкой, стала увеличиваться вверх и вниз, быстро образуя подобие платья. Причём одновременно менялся и цвет и даже, Дин мог в этом поклясться, – текстура ткани. Снизу по краю появились кисточки, а сверху, на груди и плечах – ободки под цвет пояса. Наконец, окончательно почернев, наряд гиганта сформировался прямо на глазах.
Холодное спокойствие и крайняя степень возбуждения – так, если бы Дин оказался одновременно в двух средах. На тонкой грани, которых, словно обточенная острым лезвием его душа делала замысловатые кульбиты, кидалась то в одну, то в другую строну.
- Собственно, теперь нам с вами здесь делать нечего, - заявил гигант всё так же спокойно. - Устройтесь поудобней в капсуле, Дин. Вы исполнили свою часть сделки, когда доверились мне. Теперь я исполню свою. И да! Простите меня за некую … тягу к особым приёмам, что ли…
Позади гиганта выросли огромные чёрные крылья. Они мгновенно закрыли всё пространство вокруг. Много чёрных блестящих крыльев. Бесконечное количество крыльев с длинными широкими перьями. По крайней мере, так показалось Дину.
- Как только Вы сядете в капсулу, она взлетит и перенесёт куда надо. Там мы и продолжим нашу беседу, наследник Дин, - добавил владелец голоса. Дин обернулся. Створки валуна медленно сдвигались, а внутри него так же, как и платье на гиганте, на глазах Дина создавалось сидение. Дин услышал лишь внезапно поднявшийся шум ветра и понял, что если он поторопиться, то рискует остаться на побережье один. Теперь точно – один.
Он решительно двинулся в сторону закрывающейся капсулы.
Через некоторое время одинокое создание, которого влекли инстинкты, сделало свой круг почёта над опустевшим побережьем. Потеряв последнюю надежду на поживу, самка в каком-то злобном и странном реверансе, склонила свою шею и плюнула в то место, где стоял гладкий валун. А затем улетела восвояси. Шипение окислившейся, позеленевшей и почерневшей породы стихло лишь тогда, когда самка конспуента превратилась в тёмную точку на небосклоне.
Я улыбнулся и щелчком пальца выключил экран визора. Купол над нами немного потемнел, но тотчас включилась дополнительная подсветка. Невидимые секции купола раздвинулись, образовав подобие большой светлой комнаты в стиле…
«Hi-Tec» - ухмыльнулась память. Я встал с гладкого белого кресла и налил в бокалы тягучий янтарный напиток. Один протянул вконец оробевшему наследнику. Тот машинально принял и поблагодарил коротким кивком.
- Ну, что ж, Дин! - наследник напомнил мне дрессированного пса, которого баловала вдруг некстати возникшая в голове мадам Сакс. - Могу Вас поздравить с чудесным спасением. Вот, собственно, мы и дома. Кстати, Вы – везунчик, Дин.
- Почему? - он как-то неестественно дёрнулся, посмотрел на меня и пригубил бокал.
- Вы пьёте кровь и плоть целого мира, - сообщил я. - Не правда ли, интересный вкус. Тягучий и пряный, как и у всех ликёров. Но при этом какой-то свой… Это – купуасу, наследник Дин. Его готовит моя Зоя.

Глава 2. Безымянный
- Правда внутри нас, милая моя. Всё остальное – обман, - шепчу я той, чьи нежные волосы сейчас переливаются, споря со светом в моих руках.
- Я знаю, и поэтому я не боюсь, любимый, - ресницами закрытых глаз, она касается моего живота и старается прижаться ко мне как можно крепче. - Хотя мне всё это кажется странным: и ты, и то, что я к тебе испытываю… Знаешь, я иногда иду, разговариваю с кем то и вдруг чувствую, что звуки города удаляются, чей-то занудный голос исчезает. Он – нереален, недействителен. И я теряю нить разговора… И тогда мне предстаёшь ты… такой, как есть! И ты заполняешь меня собою…
В ответ я люблю Зою так, чтоб она запомнила каждую секунду моего с ней соединения. Она привыкла к моим преображениям. Но это происходило помимо моей воли, которая в столь короткие часы нашей страсти не могла выдержать моей чувственности. Я словно пропускал через мою женщину всю вселенную. Кольцо на безымянном пальце неистово светилось. Сервер этого мира напрягал все свои ресурсы, чтобы не взорваться. Но пусть бы он взорвался! Я хочу, что бы он взорвался. Я уже знаю, что надо делать…

- Правда всегда в чём то или в ком-то, наследник, - я попытался объяснить Дину суть происходящих в его мире явлений. Но теперь осознаю, что мы всё равно не понимает друг друга.
«Понять – не значит принять», - снисходительно улыбается память. Странно, у неё всегда одно лицо. Увы, не моё.
Я позволил Дину прогуляться по коридорам моего пристанища. И теперь он впервые ощущал на собственной шкуре чувство невесомости. Гравитоны купола действовали лишь там, где я позволял им действовать. Всё остальное пространство… Я просто придумал для Дина огромный космический корабль. Купол его воспроизвёл. И теперь мы очутились в разных отсеках, и были связаны экранами визора.
И вот я закрываю лицо рукой, как бы задумываясь. На самом деле я вспомнил картину странных телодвижений тех моих созданий, что стерегут берега памятного озера.
Тени над прозрачной водой прикрыли едва пробивающиеся ростки редкой органики, что цепляется за холодные мёртвые камни. Грохот потревоженной воды звонким эхом ударился о камни. Конспуенты спустились на мокрый песок и то чинно выхаживали друг за другом, то семенили своими конечностями, оставляя на песке траншеи, то резко взлетали, но не летели, а как бы перепрыгивали друг через друга. И всё же в хаосе их движений можно было заметить едва уловимую закономерность. Мелькание блестящих крыльев, шум воды и взрывы пыли скрывали предмет, чуть проглядываемый из песка. Головка этого предмета покрылась какой-то красноватой вяжущей жидкостью. Хотя брызги не достигли его. Зато на нем осела пыль, что подняли конечности конспуентов.
Странный остаток давно иссохшего и выеденного льдом тела, с каплей свежей крови привлекал внимание созданий. Они в почтительном ритуале кружили вокруг этой пародии жизни. Кружили, не смея приблизится, и изучали его своими фасеточными глазами. Вероятно, пытались разгадать его загадку и постичь его суть. А может, в них просто бушевал инстинкт? И они жаждали, предвкушая своё пиршество…
Я резко опускаю руку и пристально смотрю на Дина. Он по-прежнему сосредоточенно-изучающе, как эти самые твари, смотрит на меня. Даром, что не выплясывает круги.
- Видите ли, Дин, - я делаю последнюю отчаянную попытку. - Вы по привычке рассматриваете событие под заданным углом и с определённой точки взглядом стороннего наблюдателя. Жизнь как бы идёт мимо Вас… Но вот что важно! И степень Вашей свободы, равно как и возможность познания зависит от того, кто определил для вас этот угол и поставил вас на эту точку зрения, а главное, кто внушил Вам ту самую привычку смотреть именно так, а не иначе! Выходит, что всё продумано за Вас, Дин.
Мой собеседник фыркнул. Я делаю предупреждающий жест. Ведь он, как ни кто другой должен знать, что есть солдатский долг. И, соответственно, понимать смысл слова «продуманно». Но ведь солдатами не рождаются, рождаются людьми.
- Всё, Дин! - повторяю я, кивая головой. - И потому для Вас должно быть важно, что даю я. Я же дарю Вам эту самую жизнь! А с ней и возможность смотреть на все события и явления вне всяких рамок, точек и углов. Так, словно каждое событие и есть Вы, наследник. А ещё точнее – Вы и есть событие. Остальное – точки зрение. Вот такой вот мой подарок!
- Я… я должен подумать над этим, - улыбнулся Дин. Виновато и фальшиво. Тело наследника сейчас плавало в невесомости, и камера визора следовала, подставляя мне лишь лицо. На миг, всего на миг его лицо предстало  мне посмертной маской какой-то странной мерзкой твари.
- Видите ли, - вдруг сказал Дин, - больше всего меня волнует практический вопрос… Как то, что Вы говорили, реализуется в нашем конкретном случае.
- Не умничайте Дин! Всё на самом деле будет очень просто! - пожал плечами я. - Намисы Сэфа не станут участвовать в этом дележе! Мы предоставим это право Вам, Дин. Именно Вам.
- Как это – мне? - изумился Дин. – И кто такие…
- Как любому, кто захочет дойти до конца! - ответил я. - Чтобы Вы поняли, этот мир… планета… она принадлежит вам и одновременно, вы на ней – всего лишь временщики до тех пор, покуда не проснётся её истинный хозяин. Её создатель! Её намис. Мы так называем друг друга…
Я поморщился и откинулся на кушетку. Скорее машинально, чем намеренно, подправил полы эльги, что, разумеется, не осталось без внимания Дина. Наследник вновь улыбнулся и чуть склонился.
- Всё же, мои друзья надеются, что Вы, по крайней мере, измените своё мнение относительно сути…
Я опять перебил. Меня раздражало, что он, похоже, возомнил себя эдаким исследователем меня. А быть подопытной крысой… бррр…
И этот его язык… Он теперь не пел… Что-то другое!..
- Наследник Дин! - ответил я, усмехнувшись внутри. Память изящно извлекла мне образ исследовательской лаборатории . - Эта история старее вселенной со всеми её звёздами. Есть герой, есть вещь. Есть начало, есть конец. Мы сейчас в конце, но Вы можете начать историю с начала. Только это будет уже ваша история. Только ваша! Вы – этот герой и Вы должны определить ценность этой самой вещи. Вот – начало истории, а конец… Помните, когда Вы нашли первую песню?
- Да, я…
- Я знаю, что Вы подумали! - я постарался успокоиться. - Но гораздо важнее, что вы почувствовали. Именно поэтому вы здесь, наследник. Настанет час, когда тот, кого вы считаете богом, проснётся и обнаружит вас. Видите ли, Дин, У него на вас … ваши души совсем другие планы...
Я помолчал, затем встал и налил себе немного памятного ликёра. Сделал один медленный, тягучий глоток. Всё это время Дин напряжённо следил за мной. Он даже развернулся так, чтобы оказаться, как ему казалось, вровень со мной. Хотя в условиях невесомости это не имело никакого значения.
- Нет, Дин, - наконец сказал я. В сознании всплыла картина пробуждения Тарнамиса. - Он не хочет их низвергнуть в жаровни и вовсе не питается ими… Мы все, в сущности, делаем одно и то же. Человек однажды понимает, что в мире, где время не имеет никакого значения, важно не то, как и сколько ты потратил, а то, на что именно. Потому-что каждый осколок опыта, что ты приобрёл, – это ты сам… Ты больше всего на свете будет дорожить не замкнутой цепью возможностей, а правом разомкнуть цепь по своему желанию. Правом сделать то, что можешь пожелать лишь ты.
Без Вас, Дин, разорвать цепь событий некому. А если так… Возможно, в будущем, когда я сочту, что ваш мир изменился как надо мне... Я не имею в виду саму планету. Нет! Рано или поздно ваши сородичи перешагнут порог своей колыбели. Они должны забыть о ней. Забудут, или погибнут, когда тот, кто уже однажды себе в угоду разомкнул цепь…
- Проснётся, - догадался Дин.
- Я лишь позволил отсрочку в надежде, что за время его сна кто-нибудь вроде Вас, Дин, дорастёт до этого шага, - улыбнулся я, наблюдая, как остатки купуасу переливаются от края к краю. - Теперь я вижу, что поспешил с выводами… Всё же Вы лично кажетесь мне не безнадёжным. И даже если Вы погибнете… Рано или поздно те, кто пойдёт по Вашему следу, достигнет нужных результатов.
Я поймал себя на мысли, что начинаю разговаривать, как Дин.
- Спящему всё равно нужны будут силы. Он ведь знает, что его ждёт за гранью этого мира. Вот вам и новая передышка.
- А если…
- Тогда-то я вмешаюсь… Но не раньше! - перебил я.
- Но возможно тогда будет поздно, - гнул своё Дин.
- Не для меня, наследник! - я показываю знаком, что встреча завершена. Изображение его комнаты исчезло. Моя же погрузилась в томный полумрак. Сенсоры всегда правильно угадывали мой настрой. Но не сейчас. Что-то обречённое было в словах Дина. Что-то, что заставило спавшую часть меня вдруг проснуться, вскочить и надеть вио на безымянный палец. Когда за спиной зашуршали готовые к прыжку крылья, пол подо мной словно упал в бездну, а гигантский купол в мгновение ока превратился в сферу серебристого цвета и так же быстро уплыл куда-то. Я посмотрел в сторону самой яркой звезды, ослепительно белой и мерцающей так, словно она – царица всех звёзд вокруг. В какой-то степени так оно и было.
Розовые всполохи справа от меня сменились тускло-голубыми. Узкие стенки телепорта расширились и призывно замаячили разноцветными огоньками внутри мёртвого матового пространства. Когда-то это пространство изображали в виде бурлящего хаотичного нечто… На самом деле оно – ничто! А у ничто нет ни цвета, ни звука, ни запаха…
Ещё через мгновение сигнал, что я послал, пронзил миллионы скрученных в гигантскую ткань спиралей и достиг нужной точки. Где очень далеко игла сигнала заставила бездну ответить. И такие же разноцветные огоньки, словно излились через раковину ничто и соединились с собратьями. Телепорт готов.
Я ещё раз посмотрел на гигантский пульсар, и устремился на другой конец вселенной…
 
Ясная погода этого города всегда застигала врасплох. Впрочем, вполне возможно, что именно очередное моё пришествие раздвигало пелену туч над туманным островом и вдохновляло местную звезду светиться ярче.
Её дом стоял особняком от остальных строений. Он был огорожен с одной стороны зелёным сквером, а с другой всегда многолюдной улицей. Тень свесилась с балкона на первый этаж, и как привратник преграждала дорогу праздному любопытству.
Крылья превратились в плащ серого цвета, эльга в костюм. Изменился цвет волос, причёска, на носу появилась горбинка, глаза стали серыми, а руки испещрили морщины. На ногах залоснились кожаные туфли. Я перешёл улицу, и под фанфары колокольчиков очутился внутри.
Она стоит за прилавком и загадочно чему-то улыбалась. Её глянцевая кожа странным образом в одном тоне с цветом моих туфель, а пухлые губки без тени помады заставляют трепетать ни одно даже искушённое сердце. Она прекрасна! И она это знает. Но так, как сейчас, она улыбается только одному. Мне.
Так женщина может улыбаться только своему любовнику. Я никогда её не разочаровывал. Не триста лет назад на рынке Стамбула, не три тысячи – в блаженном оазисе посреди знойной аравийской пустыни.
Я встретил её в первый раз на берегу угасающего моря и тщательно постарался забыть, что было до этой встречи. Вот память мне и мстит. И ухмыляется всякий раз, когда я вдруг, да и прибегну к её услугам. И она права.
Когда это нежное чудо в первый раз умерла, я аккуратно взял её лаэ, что упала на выжившую в хаосе погибающего мира раковину, и перенёс сюда. В этот мир, который показался мне тогда таким безмятежным. И ушёл на новую битву, зная, что она будет ждать меня здесь. Пускай теперь «здесь» - это маленькая кондитерская в огромном мегаполисе. Вселенная ещё больше!
Я возвращался к ней под разными именами, и теперь даже не знаю, как зовут её сейчас. Впрочем, нет! Сейчас я знаю, как её зовут…

- Мадемуазель Зоя! Вы как всегда прекрасны! - старик картинно раскланялся и извлёк из полы серого поношенного плаща фиолетовый букет.
- О, что Вы, мистер Тисран, - непритворно засмущалась девушка. - Вы как всегда меня балуете.
- Мы слишком редко видимся, милая Зоя, - вновь поклонился старик.
- Ну, Вы же такой занятой человек, - Зоя приняла букетик. Затем она поставила его в вазочку, убрав оттуда конфеты в яркой серебристой обёртке, на которой была выгравирована, насколько я помнил…
«Uit het hart», - хмыкнула память.
- Как поживает мадам Сакс? - спросил мистер Тисран.
Девушка покачала головкой и прошептала:
- Всё, как обычно.
- Пунктуальная женщина! - улыбнулся старик.
- Да, мсье Тисран, - из под занавесок, послышался трубный хрипловатый глас. И вскоре его обладательница вышла из дверного проёма навстречу улыбающемуся Тисраном. Следом за ней в магазин выскочило лохматое нечто. Подлетев к Тисрану, оно обнюхало старика. Затем, потеряв к нему интерес, нечто чинно удалилось за широкий стан хозяйки.
- И так и должно быть! Как обычно!!! - провозгласила меж тем мадам Сакс. - Добрый день, мсье Тисран. Вы пришли, чтобы вновь похитить у меня продавщицу?
- Увы, мадам! - закивал старик. - И нынче – на пару дней. Я решил, что мадемуазель Зое будет интересен балет. А после…
- Балет, мсье Тисран, - перебила его мадам Сакс, - интересен нынче разве что мне. Тем более, насколько я что-либо понимаю, вы хотите пригласить Зою на представление русских.
- Точно так, - кивнул Тисран, извлекая из внутреннего кармана билеты. - Государственный русский театр оперы и балета…
- Не трудитесь, - вновь перебила его мадам Сакс. - Давайте их мне. Такой мужчина как Вы, мсье, знает, чем поразить красивую девушку. И это явно не балет. Даже русский.
Тисран широко улыбнулся.
- Два дня, мадам.
- Два дня, мсье! - благосклонно кивнула женщина.

Глава 3. Срединный
- Знаешь, сегодня мне приснился сон. Нет города, моря… И только мы одни посреди голой пустыни… А потом к нам пришли два брата и что-то написали на песке. Дул ветер, но он не стирал запись, - вдруг говорит Зоя, вставая с пола и натягивая тунику. До этого момента я наслаждался негой утра. Я сидел в просторном кресле, наблюдая, как обнажённая кожа Зои переливается в такт движениям её тела. Она присела рядом и целовала запястье моей правой руки. Другой рукой Зоя теребила жемчужное ожерелье, что я ей вчера подарил. Я сорвал цветок из клумбы и вставил ей в волосы. Моя женщина улыбнулась, а затем плавно встала и подошла к проигрывателю. Сейчас она будет танцевать, напевая песню. Довольная планета! Благодарная вселенная. Мир, который я сделал счастливым.
Как жаль, что есть мир, который завтра я сделаю несчастным…
- И братья улыбались, - продолжила Зоя, вновь подойдя ко мне. - И мы тоже. А потом…
- Один из них вдруг захотел убить другого? Толи из-за ревности толи из-за зависти... - я, до этого вальяжно наблюдавший за нею, блаженно потягиваюсь и закрываю глаза. И (с женщинами нельзя терять бдительности) немедленно получаю тычок в колено. Надев тунику, моя радость победно шествует к выходу на балкон и уже оттуда смотрит то на улицу, то на меня. Я встаю и делаю вид, что роюсь в шкафу. Я ловлю насмешливый взгляд Зои, закрываю шкаф и подхожу к ней.
- Не смейся, - предупреждает Зоя. Она опёрлась на парапет, и разглядывает открывающуюся панораму. Величаво вспахивают борозды лодки, яхты, снуют туда-сюда машины, люди. Безмятежно светит солнце, а у кромки горизонта плывут редкие облака. Краем глаза я замечаю, как какой-то ныряльщик погрузился в море по пояс, а ещё через мгновенье только круги на воде могли бы поведать о том, что он и вправду был. И по-прежнему ярко и лениво светит солнце.
- Эти братья – писатели! - поясняет меж тем Зоя. - Они пишут книгу, про мир, в котором людей разделяют излучатели.
- Это как? - мне кажется, я уловил нотку тревоги в её голосе. Я обнимаю её, словно кутая в себя.
- Не знаю! - признаётся Зоя, блаженно тая в моих руках. - Просто эти самые излучатели делают так, что люди не могут понять, где истина, а где ложь. А тем, кто могут, становится больно.
- Ты просто насмотрелась своих фильмов, - вздыхаю я, ещё крепче обнимая её. - Эти ваши голубые экраны промывают мозги миллионам, почище любых излучателей.
- И что? Некоторые фильмы очень даже ничего… - возражает она, продолжая разговор. - И книги тоже… Кстати, это из какой-то книги… А мне вот недавно понравилась одна история про девушку, которая так любит своего молодого человека…
- Что готова отправиться с ним в странное путешествие в замок… - я ёрничаю, и заслуженно получаю что-то вроде тычка.
- Какое такое путешествие?! - возмущается Зоя. - Совсем нет! Нет никакого путешествия, ни замка… Просто, девочка влюбляется впервые в жизни… Просто фильм о том, что для любви нет никаких условностей и преград. Кстати, там музыка такая хорошая. В общем, мне нравится.
- Ну, хорошо, хорошо! - сдаюсь я на милость моей победительнице. - Так что там с братьями-то?
- Ничего! - качает головой Зоя. - Просто приснилось, как эти самые братья сочиняют историю про излучатели… Помню, что про излучатели.
- Приснилось? - улыбаюсь я. - А может, прочитала где-то или увидела? Ты же говоришь, что где-то читала…
- Может быть… - кивает Зоя. - Но вряд ли. Я бы запомнила. И потом – такое, по-моему, не снимут. Кто же захочет смотреть, как его дурят?.. Кстати, а тебе снятся сны?
- Ой, ей, мне не до снов! Но ты права, это только галактики и туманности живут по своим законам, - соглашаюсь я.
- Знаешь, я хочу избавиться, наконец, от всего! От всех лишних предметов и ненужных знакомств. Даже от собачки мисс Сакс. - Зоя лукаво улыбается. - И вот, я словно в каком-то космическом корабле, знаешь, как этот русский… Гагарин… И вот шлюзы закрыты, я скрыта в капсуле этого корабля от всех и вся. И я лечу! Неважно куда! Просто лечу и всё. Я как яркая комета, летящая в бесконечное пространство.
Зоя смеётся громко и заразительно. Я тоже вначале улыбаюсь, а потом поддаюсь ей, и мы смеёмся вместе, подплясывая и кружась. Она кричит «Я комета! Я лечу-у-у!» А я подхватываю её за талию и нежно как пёрышко кручу вокруг. Затем мы проносимся по всей комнате и валимся на кровать. И смеёмся, смеёмся…
Это ведь только на первый взгляд, кажется, что творить миры – неимоверная работа. В какой-то забавной книжке из мира Зои я прочёл, что весь её мир был сотворён за определённое количество дней. Мир, в котором впервые встретил душу Зои, был соткан, как мне помнится, за мгновение. С тем миром, куда я принёс её душу и который, собственно, зову «миром Зои», я провозился подольше. Я бы даже сказал – намного дольше… Но если пересчитывать в сутках… В общем, не более двух. Да, в первые пять-шесть часов пришлось повозиться с настройками сервера. Я хотел, чтоб Зое доставляло удовольствие в нём жить, и чтобы её душа привязалась к этому миру так же, как я к ней.
Сперва я решил, что в этом мире будет жить одна Зоя. Но ей не понравилось одной. Тогда я, питавший к ней смесь очарования и восхищения, одел мою женщину в её старые одежды, придав её совершенному телу вид некоей монументальности. Словно она – изваяние.
Зоя долго бродила от берега к опушке леса и обратно, словно искала что-то. Или кого-то. Тогда я ещё просматривал хронограф сервера.
А однажды ночью моя Зоя умерла. Легла, уснула, и не проснулась. Где-то уже на краешке стратосферы я уловил её вибрации. Ведь она не могла покинуть этот мир. Я бережно отнёс её безжизненное тело туда, где она уже была однажды. Душа Зои, которую я приковал тонкой, но прочной цепью невидимых нитей, вновь ужаснулась от этого перемещения.
«И ты долго потом корил себя»
«Да, долго…»
Во второй раз я сделал всё так, чтобы Зоя не оказалась одна. Пришлось, правда, повозиться немного. Я соткал из местных элементов своё полное подобие. Здешние люди, по моей задумке, ничем не должны были отличаться от людей нашего рода.
«Пусть, - решил я, - в них будет мой геном. Ну а Зоя…»
Поначалу мне казалось, что двойник примет её так же, как принял бы я… Тщетно! Он отказывался признавать в Зое родича. Помню, я жутко тогда на него разозлился. Но ситуацию надобно было как-то исправлять.
«Что ж, - усмехнулся я, - если он – моё подобие, пусть и та, что будет с ним, станет подобием Той, Имя Которой я не могу произнести…»
Как и сейчас не могу!
Так Она осталась с ним. А Зоя – со мной. Вечно юная и вечно привязанная к этому миру и ко мне. Словно собачонка мадам Сакс. Даже противно иногда. Самая загадочная штука во вселенной – генная память! Вот и Зоя помнила свою связь с этим миром и тосковала при том о мире, которого уже нет. И никогда не будет больше. А потомки этих двоих как-то запомнили появление рода своего в этом мире.
Даже вот в книжку записали! И, кстати, записали не только, как этот мир был создан… Соврали, конечно, многое… Но кое о чём догадались. Молодцы! Главное, поняли, что когда-то настанет миг, когда этот мир повторит судьбу прежнего мира Зои. Не поняли одного… Если бы их мир создал бог, то всё, что они там понаписали, так бы и стало. Но этот мир я создал не для них! Они все – не более чем гости моего мира. Их ждут другие звёзды. Другие миры…
Мне почему-то очень захотелось, чтобы они не только моим подобием стали. Раз за разом я помещал в этот мир всё новые и новые души. Новые лаэ!
Какие это были души?!! Я по крупицам собирал их на самом краю вселенной и щедро сеял в этом мире. Вот где настоящая работа! Каждая душа – целый мир. Мне пришлось несладко. Не один я такой коллекционер. Долгие годы я воевал с братьями Ксаа. Со всем тремя! Вихар и Дакс уснули, побеждённые мной. А вот Витцур! Он до сих пор скрывается где-то в тех своих странных мирах, не похожих ни на какие более. На едва горящей звезде он, говорят, нашел себе укрывище. И там прячет от взоров иных родов своё главное добро. Свою драгоценность.
Вечно всё исследующий Афракс! Кажется, он видел мельком эту звезду, всю испещрённую чернотой, багровую от газовой лавы. Этот гигант не вращался, он лениво перекатывался вокруг своей оси, и так же бесстрастно катались рядом с ним миры, готовые соскочить в бездну, и замёрзнуть окончательно, лишь бы не продолжать останавливаться.
Страх – вот что царило в этой системе. Витцур боялся всего! А больше всего – меня. Он боялся, что я отберу его сокровище. И повелю ему уснуть. Он избежал поединка и умчался, подальше от ристалища, на свою окраину. А я не преследовал его. Не пожалел… Просто решил, что довольно битв. Вихар и Дакс проснуться однажды. Их лаэ захотят начать всё с начала. И не важно, в каком мире. Я лишь надеялся, что это не будет мир Зои…

- И всё же мне не ясно! Почему Вы зовёте меня наследником?.. - Дин скривил губы в подобии улыбки.
Я завтракал. Вернее, просто ел то, что люди в мире Зои называют завтраком. Варёное яйцо, кофе, и жареный хлеб с тонким слоем шоколадного масла. Дин сидел напротив и тоже ел. Хотя в его мире завтракают по-другому… Если вообще завтракают.
- Не берите в голову, Дин, - ответил я после минутной паузы, неуклюже намазывая в это время масло именно тонким слоем. Затем посмотрел на него и улыбнулся, увидев, что и он не оставляет попыток. Так же безуспешно.
- Просто, мне так удобно! Слово «наследник» по-моему, очень чётко поясняет Вашу суть. Вы даже непроизвольно делаете то, что делаю я. Как… Птица такая есть… Впрочем, не важно!.. Вы хотите быть похожим на меня, видимо затем, чтобы понять ход моих мыслей. Но всё ирония в том, что уже очень продолжительное время я не живу мыслями… Хотя мне нравится Ваш подход. И если говорить серьёзно, наследник, то я очень хочу, чтоб Вы поняли меня, наконец. В нашем роду слово «наследник» появилось иначе, чем у вас. Наши дети не наступают на след отцов, «дабы показать себя достойными их благ». Мы называем их так, как в вашем языке произносится слово – «поспевший плод». Плод, который уже упал с дерева и начинает собственный путь. Мне кажется, Вы созрели, наследник Дин.
- Созрел для чего?
- Чтобы не наступать на мой след, - я вспомнил, с какими чувствами он вошёл в купол.
- Мне казалось, здесь должно быть много… - Дин долго не мог подобрать нужного слова. Или слов. Мой купол не отличается разнообразием. Больше напоминая пещеру отшельника… Иногда, для полного правдоподобия, я так и делаю… Метаморфирую его в пещеру…
Хотя было кое-что, к чему он сразу привык и безоговорочно принял, так, словно думал об этом раньше. Сейчас мы парили над миром Дина. В отличие от моего спутника я любовался красотами Элтурии. Так Дин называл свой мир. Впрочем, не совсем так… Элтурия – это просто какая-то часть названия, которую я отчётливо расслышал при нашем первом с Дином знакомстве. Кстати, и само имя Дина – не имя наследника, а всего лишь та часть, что я услышал. На Элтурии давно уже не говорили, а пели. Однажды какой-то их пророк объявил, что бог создал Элтурию пением. И они предпочли поверить словам этого пророка, нежели тем басням, что говорили пророки до него. По крайней мере – большинство. Как следствие все религиозные войны в мире Дина велись из-за того, что та или иная община признавала «Песнею создания» тот или иной мотив.
Дин красиво пел на своём языке, а мой переводчик сухо выдавал смысл его велеречивых откровений. И чем больше он пел, тем больше мне хотелось, чтобы всё в его песне было правдой. Я заметил, как он преображался, когда пел о своей земле.
Как элтуриане при всей своей страсти к пению создали технократическое общество, основанное на самых жёстких формах экономии и распределении согласно религиозно-номенклатурным традициям, сказать может разве что хронограф этого мира. Но я уже давно не пользуюсь его услугами. Впрочем, как и самого сервера в целом. Мои миры предоставлены самим себе. Я лишь иногда корректирую их поведение. Когда вижу угрозу самоуничтожения. И тогда в их среде появляются такие люди, которых в мире Зои называют гениями или пророками…
Как тот пророк, что поведал здешним обитателям о пении бога. Он сочинил красивый и поэтичный миф. И со всей страстностью пел его людям. Пока они не вырвали певцу язык и не выгнали в пустыню под сладким названием «Берега, откуда прилетает смерть». На их языке название восточного берега отдавало какой-то тошнотворной приторностью. А пророк умолк. Навсегда!
И кстати, его ведь не убили! Не разодрали в клочья хищными конечностями, даже к трупу не притронулись! Он попросту умер от жажды. Какое странное милосердие и какая ирония…
Зато, вдруг, откуда ни возьмись, появились ученики, которые видели, как он «соединился с Голосом, и как Голос развеял его песню на все четыре стороны». Вот теперь и поют. На все четыре стороны.
- Мне понравился паренёк, - заметил я Дину, который с энтузиазмом фанатика поведал мне «сию песнь». - Понравилось, как он поёт. Я взял его лаэ и перенёс в другой мир. Там он тоже стал чем-то вроде пророка… Только кончил ещё хуже. Я не стал больше с ним возиться. Возможно, сейчас его душа парит где-нибудь меж миров, и ищет новую форму самовыражения. Такие души не испугаешь временными трудностями перевоплощений.
Я усмехнулся.
- Вы и вправду верите в реинкарнацию, - изумился Дин.
- Не верю, - мотнул головой я. - Я сам делаю, когда мне это надо. Это ведь просто. Берёшь лаэ, помещаешь её в ген отца. А дальше… Всё просто, Дин. Всё просто!.. Я, разумеется, не могу заниматься всеми сразу. Да, в общем-то, этого и не нужно. Видите ли, наследник. Внутри каждого мира, в его ядре, расположен … гм, хранитель. Это такой большой и довольно сложный механизм если Вам угодно… Который с одной стороны – формирует сам мир в начале его возникновения. А потом просто распределяет структуру мира. Ландшафт, орбиту, климат. В общем – природу. А в самом конце – людей. Таких, как мы с вами. Он невероятно сложен. И я сейчас всего лишь пытаюсь донести идею сервера, используя принятые у вас понятия. В другом мире я бы сказал, что это – дух земли. В третьем – мировое древо. В четвёртом – яйцо в ларце. Но это всё – сравнения. Метафоры! Они призваны объяснить, но вот чтобы понять, что же это на самом деле… Нужно изначально отказаться от метафор…
- А это – невозможно, - улыбнулся Дин, попытавшись догадаться, что я скажу.
- Почему? - вновь качнул головой я. - Станьте мной, и Вы всё поймёте. Прекратите быть наследником… Видите этот купол? Я создал его для того, чтобы, в конце концов, поместить в нём сервер нового мира. Это – скорлупа. Я оставлю Вас в нём, и если в итоге вы избавитесь от метафор, то станете как я. Может быть даже лучше меня!
- А Вы?
- Я создам новый купол. Это не трудно, поверьте. В конечном итоге поняв, как работает этот, Вы научитесь делать другие.
- А сколько нужно времени? - вопрос был задан как-то чересчур по-деловому.
- О-у! Это – неправильный вопрос, - улыбнулся я. - Для того, кто творит миры, время не имеет значения.
- Что же тогда имеет? - раздражённо спросил Дин. Впервые он позволил себе настоящую эмоцию. Он снова промахнулся и это его взбесило. Что ж, искусство задавать правильные вопросы – самое высшее из искусств.
- Хм, - усмехнулся я, словно он рассказал забавную, но не смешную шутку. - Выбор, наследник. Выбор!

Если бы я просто жил в мире Зои, то был бы пацифистом. Иногда мне нравится мечтать, и я воображаю, что охочусь где-то глубоко в чаще, посреди белой морозной тайги. А Зоя на самом деле ждёт меня с добычей и печёт блины, надеясь, что я вернусь хотя бы к последнему дню Масленицы. Она простит мне всё, моя Зоя, только бы я вернулся. А ведь многие пропадают – лёд на реках, вдоль которых лежит мой путь, неверен. И разверзается трясина. Хорошо, что верная берданка никогда не подводит. Ей больше ста лет, её мне передал отец, и я отдам её старшому сыну, а меньшому достанется дедова. Патронов вдоволь, и верный человек в зимовье уже приготовил для нас ужин. Правда, дичи в последнее годы стало маловато. И много волков. В этом снежному углу всё по настоящему: и блины Зои, и следы на снегу и патрон, вставленный в дуло берданки. А единственное, что не по настоящему – запах какао.
Где-то далеко от этих мест война. Она всегда шла где-то далеко от этих глухих мест. Она шла потому, что люди возомнили, что вправе делить то, что принадлежит лишь мне. Люди всегда дорого платили за это заблуждение. Бессмысленность их жертв я всегда ставил им в счёт. И когда они приходили ко мне, я говорил одно и то же. И раз за разом они склоняли головы в наивном ожидании того, что я проявлю милосердие. Странные люди! Разве когда они сами предъявляли счета своим должникам, они были милосердны? Но ведь я тоже человек, я так же милостив к ним, и потому ничто человеческое мне не чуждо.
- О чём ты сейчас думаешь? - спрашивают меня глаза Зои.
- Я давно уже ни о чём не думаю, - отвечаю я.
- Тогда чего ты хочешь? - спрашивает меня её рот.
- Тебя, - вздыхаю я. - Всегда только тебя!
- Я такая обуза? - лукаво улыбается она, разрешая передышку перед главным вопросом. - Сколько жизней я прожила с тобой?
Она обнимает меня за плечи, и я чувствую, что не смогу не ответь ей. Странная дрожь пробегает по моему телу, словно меня уличили за каким-то чудовищным постыдным занятием. Как страшна бывает правда! Так вот чего ты на самом деле боишься, Витцур?!
- Много, - отвечаю я, отстраняясь. В раздражении тереблю саднящий перстень на среднем пальце. В искусстве задавания вопросов самое главное – задать вопрос правильно. Она поймала меня, поймала! Но надежда ещё есть.
- Тогда скажи мне, почему я не могу привыкнуть?.. - Зоя встала, и вяло обвела рукой окружающее пространство. Как там говорят, про смерть надежды?..

Глава 4. Указательный
- На самом деле земля не вертится вокруг солнца, глупенькая! Планеты просто летят в космосе, как кометы, по своей уникальной траектории. Всё дело в свойстве притяжения, - улыбаюсь я, объясняя Зое распространённую в их мире ошибку. - Притяжение держит планеты в их планетарных системах, эпицентром которой является звезда. Каждая система вращается вокруг эпицентра галактики. В свою очередь галактики…
Да-да-да! - восклицает Зоя, всплеснув руками и затыкая мне рот. Она ненароком задевает мою руку, которую я инстинктивно выставляю вперёд, и кольцо на указательном пальце оставляет бороздку на её запястье.
- Планеты, системы… - дует на руку Зоя. - Мне это без надобности, потому что никак на меня не влияет!..
- Прости, - я нежно беру её ручку в свою и целую ранку, - и, пожалуйста, помолчи! Давай просто послушаем тишину.
Зоя благосклонно кивает.
Уже давно за полночь. Горизонт чист, и летнее небо кажется сверкающей адамантами бездной. Я улыбаюсь той мысли, что, пожалуй, перестарался. Переусердствовал. Безмятежная погода во всём северном полушарии, до самого полюса. А юг охвачен неистовой стихией. Но, как сказала Зоя, «это на меня не влияет»!
Утром Зоя вернётся в тот город, на ту улочку, в тот дом, где безраздельно правит мадам Сакс. Вернётся, чтоб как верная Кирка ждать меня. Ждать меня и варить свой шоколад… Или что они там с ним делают?!
Мы сидим в глубоких креслах возле старинного камина и греем в руках недавно разлитый коньяк. Зоя раскрыла свой подарок, который она принесла с собой в серебристой, перевязанной лиловой шёлковой лентой, фольге. Сейчас лента распущена, фольга раскрыта, и он возвышается пирамидой над столиком ровно посреди решётки, кресел и кровати. Пирамида, выложенная плиткой, как заверила меня Зоя, шоколада по рецепту 1847 года, неверно поблёскивает в отсвете каминного огня. Эта обстановка: и огонь, и бокал в руках, и пирамида на столике, и удобство кресел, действуют на меня подобно морфию. И только внутренний я, привыкший к постоянному напряжению, неусыпным взором озираю всю эту ночную идиллию. Словно бы не я сейчас сижу в кресле и вдыхаю аромат коньяка, не я любуюсь гибким телом Зои, блаженно закрывшей свои чёрные глаза, не я уношусь вослед её мечтаний далеко-далеко.
Всё, что сейчас скрыто за занавесками балкона, таится под коврами пола, прячется за рамами полотен, висящих на стенах комнаты не способно разрушить кажущуюся хрупкость этих мечтаний. Весь мир как смазанная пародия тому устремлению, что я чувствую сейчас.
Эти последние минуты жизни до очередной вечности ожиданий наполнены особым смыслом, выражены неповторимым знаком. И я всего лишь ведомый. И Зоя – не Пенелопа. И дело даже не в Кирке…

Средних лет женщина вошла в маленькое кафе на углу дома, что гордо выпятил грудь навстречу проспекту. Сказать, что женщина была прекрасна – сказать глупость. Всё в ней говорило о красоте и гармонии, вкусе и грации. Она была совершенна, как может только богиня. Неудивительно, что все взоры устремились на свидание с ней. Все без исключения.
Не выбирая, женщина села за столик, рассмотрела предложенное меню.
- Просто кофе… без всего… Всё равно какой. Просто кофе, - пропела красавица. Или может так показалось. Во всяком случае, угадывался какой-то мотив.
Пунцовый официант быстро удалился в каком-то неестественном смущении. Женщина же тем временем посмотрела на часы. Стрелки показывали три минуты второго. Слегка нахмурившись, красавица посмотрела в сторону окна и встретилась взглядом с пожилым мужчиной. Старик полувиновато-полусмущённо улыбнулся ей, кивая головой. Красавица кивнула в ответ и улыбнулась широко и открыто, и … отстранённо. Так, словно резко, но вежливо прекратила едва начавшийся разговор. Не меняя положения головы, она мягко побарабанила по скатерти, словно сыграла на клавишах. Затем немного откинулась на спинку стула. Все движения её были плавными и одновременно энергичными. Она не суетилась, но и не выказывала лености. И вообще – держалась так, словно окружающие люди и обстановка – не более чем декорация. Причём, не самая удачная. И все это прекрасно понимали, оттого и чувствовали себя статистами.
В такой позе женщина дождалась заказанного кофе и, сделав глоток, вновь посмотрела на часы. Десять минут второго. И тогда-то дверь в кафе вновь распахнулась. На пороге появилась девушка, прелесть которой вполне могла бы соперничать с красотой сидящей. Но опытный цензор сразу бы отметил, что между ними какая-то незримая, но бездонная пропасть.
- Вы – Мидэ? - девушка подошла к столику, за которым сидела женщина. Та кивнула и указала на свободный стул.
- Добрый день, Зоя! - ответила Мидэ. - Что-нибудь будете?
Зоя села и покачала головой:
- Благодарю.
- Хорошо, - кивнула Мидэ. - Полагаю, не стоит говорить лишнего. А потому, единственное, что я попрошу – дать мне знать, на каком пальце у него кольцо, когда он простится.
Она протянула Зое карточку с набором цифр.
- Просто позвоните с любого телефона и просто назовите палец, - пропела Мидэ.
- И всё? - с вызовом посмотрела Зоя, принимая карточку.
- Да, - ответила Мидэ.
- Почему Вам это так важно? Хотите пристыдить? - негодуя, спросила Зоя.
Мидэ нежно улыбнулась, чем смутила Зою.
- Просто – это всё, что ты мне должна, - сказала она и положила на стол соверен. Затем Мидэ встала. Уже подходя к двери, она обернулась:
- Мой тебе совет – чтобы быть рядом с ним не стремись стать мной.
Зоя кивнула…

- Наследник Дин! Вы перестали меня слышать, - я вышел из ванны, натягивая эльгу, который окрасился в тёмно-вишнёвый цвет и удлинился, словно тысячи прях ткали длинное мохеровое полотенце. Это Зоя научила меня принимать солевые ванны. Вернее, привила мне эту странную привычку.
Я уже забыл, как именно эльга устроен, и как угадывает моё состояние. Сенсоры в его ткани улавливают перепады настроения, и задают команду микрофабрикам. Те окрашивают ткань, одновременно вкрапляя новые волокна, изменяя тип тканей. Вот и сейчас из тёмно-вишнёвого мохера, эльга превратился в длинную до пят льняную тунику, окрашенную в пурпурный цвет с кисточками внизу. А внешне, кажется, что полы платья растут сами по себе. Но ничто во вселенной само по себе не происходит. Чтобы фабрики, величиной с органическую клетку заработали, создавая новые клетки, нужно огромное количество энергии. Энергии моего тела, которое поддерживает жизнь этой на первый взгляд, странной экосистемы, основанной на ежесекундном поглощении отмерших тканей. Одни клетки поглощают и перерабатывают другие, сами одновременно вырабатывая всё, что нужно, дабы предусмотреть каждую прихоть моего подсознания. Совершенный симбиоз! Потому что смерти на самом деле не существует. Её придумали те, кто не понимает истинный смысл жизни.
Я взял пояс и застегнул его, потом передумал и металлический пояс превратился в лёгкий кожаный поясок с золотистой пряжкой. Тоже система, но построенная по иному принципу. Если эльга преобразует ткани моего тела, то пояс вытягивает молекулы из окружающего меня пространства, преобразуя их в неорганические композитные соединения. Пояс может стать чем угодно: непробиваемыми доспехами, скафандром или, как сейчас – пояском, поддерживающим мою тунику. Миллиарды лет люди совершенствовали технологии, стараясь сделать жизнь удобной и в самом деле приятной. Мы достигли, чего хотели, оставляя нашим потомкам достигать того же самим. Идти по нашему пути, преодолевая те же трудности и испытывая те же страхи. Но идти, зная то, чего мы, Первые Люди не могли знать. И до сих пор мы самые большие невежды во вселенной. Мы даже не знаем того, на ком нам следует жениться. А на ком ни в коем случае нельзя!
И вот теперь один из наших потомков в который раз стоит передо мной и ждёт, когда же я поведаю ему пресловутую тайну мироздания. В душе он лелеет единственную жажду. Даже не мысль, а именно жажду. Он захотел испить то, что пью я! Но ведь у него нет того, кто у меня есть. У него нет моей Зои.
- В который раз Вы задаёте мне всё тот же неизбывный вопрос, наследник, - продолжил я. - И в который раз я отвечаю Вам, что дело не в справедливости, а в милосердии. Справедливость требует, чтобы горшечник разбил неудачный горшок. А милосердие оставляет его на полке с остальными, в надежде, что однажды и он пригодится. Вы хотите, чтоб я покарал виновных и поощрил праведных. Но ведь карать и миловать – удел бога. А я-то не бог! Я проявляю милосердие не от того, что снизошёл до вашей беды. А потому, что я – такой же, как вы. Из плоти и крови. И если я буду действовать по справедливости, наследник Дин, то тогда мне нужно будет покарать всех. Потому что виноваты все. Потому что каждый хоть в чём то, но виноват. И не Ваша заслуга в том, что Вы ещё живы, наследник Дин! Это просто упущение тех, кто хочет являть милосердие.
Вам, наследник, я, скорее всего, представляюсь ангелом смерти. Но я не послан кем-то, чтоб карать, - я подошел к возникающему в пространстве камину и сосредоточенно принялся греть руки, так, будто и впрямь замёрз. Купол моей обители ощерился шпилями башен – тоже целая система. Она же откуда-то нагнала ветер. Повинуясь ей, эльга нарастила мех и опустила полы рукавов и платья, превращая тунику в шубу. А система внутри моего тела озадачилась нарастить волосяной покров на щеках и подбородке. Пояс приобрёл массивный вид и превратился в блестящую чернёную кирасу. За моей спиной появился наследник Дин. Я обернулся и посмотрел на него.
- Это – мой мир, наследник! Я, если хотите, жил в нём задолго до того, как появился ваш род. Тогда я вёл войну! Страшную и жестокую. Хотя внешне она не похожа на привычную для Вас войну. Скорее – на игру. Такую вот игру в мяч. Каждый из нас, наследник, достигает такого состояния, что победа уже не имеет никакого значения, но лишь само действо… Каждый из нас знает, что истинный смысл не в торжестве закона и не в диктате силы. Потому что и то и другое дают лишь временные блага. А для нас, для кого само время бессмысленно, закон и сила всего лишь помеха для обретения истинного удовлетворения... Даже не помеха – призрак! Я хочу, чтобы сама вечность стала залогом вашей будущности. Не Вас только, Дин, но тех, кто придёт за Вами. Всех, кого я хочу назвать своими братьями и сёстрами… Я, увы, не знаю других понятий равенства, чем равенство крови. Кровь, наследник, – тот единственный маркер, что отделяет человека от человека, и лишь он способен по-настоящему объединить людей. И дело вовсе не в красной жидкости, что течёт по нашим венам и артериям, Дин. Поверьте, эта кровь – всего лишь знак. Я принимаю кровь в её истинном значении, как мой геном, как то уникальное, что есть только у меня и ни у кого больше. И тогда кровные узы, что объединяют нас – это единство неповторимого… Знаете, где-то во вселенной растёт такое странное дерево, на местном наречии его называют яндх. Оно растёт без сезонов и в любом месте, кроме, пожалуй, снега… Но дело не в этом! Оно растёт, как растёт лиана. Каждый корень обвивается вокруг ствола другого корня. А вместе они образуют большой извивающийся в разные стороны ствол. Яндховые леса – это такая вечно двигающаяся, переплетающаяся масса. Кабы можно замедлить ход времени, то лес действительно двигался бы. И это и есть жизнь, наследник...
Я изменил этот мир не себе в угоду, а ради вас, Дин. Я изменил, а вы поломали его! Вы превратили его в какой-то извращённый конвейер. И лучше вам всё починить до прихода папы! Слышите меня?!
Я сел в массивное кресло и тяжело вздохнул, пытаясь (в который раз!) объяснить моему собеседнику мягче:
- Ваш мир слишком быстро двигается, Дин. Так быстро, что вы уже сегодня владеете знаниями и возможностями не только вторгнуться в иные миры, но и разрушить до основания свой собственный. Это конечно, здорово, что вы отказались от «прямой войны», как вы это называете. Разумеется, легче состряпать миллионы генокопий и прямо с конвейера пускать их в расход. Они ведь без души. По вашим понятиям «Не поют!» Но в этом то вся суть. Когда-нибудь настанет момент, когда кто-то из вас заронит мысль сомнения. Маленькую такую песенку споёт.
- О чём? - недоумённо спросил наследник.
- О милости, наследник! О милосердии. Именно оно составляет суть того, что мы имеем в виду, когда говорим о праве выбирать, что есть у каждой жизни.
- Но ведь они… - попытался возразить Дин.
- Они – живые, наследник, - отрезал я.
- Они – биороботы, клоны! Не более, - уцепился за своё Дин. Ко мне же вдруг пришла… Нет! Ворвалась в мою голову простая и ясная мысль. Даже не мысль – воспоминание! Я ощутил себя у края водопада, как тогда, с Зоей. Она держала меня своей хрупкой рукою, а я почти летел в ревущую бездну. И тогда, я разжал пальцы. Она охнула, и отстранилась, а я … остался стоять на месте. И вот именно тогда, как сейчас, ко мне пришла эта самая мысль.
- Идёмте! - я встал с кресла. И устремился в сторону испуганно смотрящего на меня Дина. Сфера купола приоткрылась, обнажая розовые створки телепорта. - Смотрите внимательно, Дин! Я хочу, чтоб Вы поняли, что единственный шанс попасть в иной мир – это выйти через эти двери. Умереть, если хотите…
- Но как в них войти? - изумился Дин. Мы оказались в шаге от разверзающейся бездны. Я приблизил купол как можно ближе к телепорту. И отсюда отчётливо была видна пугающе матовая поверхность, как некий чудовищный срез, вокруг которого копошились огоньки.
- Это не вход, наследник! - сурово ответил я. - А если и вход – то вход в ничто. Ни одна живая душа, ни за какие сокровища, ни под какой угрозой не захочет туда войти. Но это – единственный выход, если вы хотите добраться до иных миров так же быстро, как делаем это мы. Впрочем, другой вариант я бы сравнил с бесконечным туннелем… Правда, у вас есть одно преимущество. Оно в том, что мы давным-давно установили вот эти ободки, что Вы сейчас видите. Смотрите, как хаотично они мелькают! На самом деле здесь свой очень чёткий расчёт. Они синхронизируются, посылая импульсы на другую сторону. А потом происходить вот это: часть ткани мира словно затягивается в другую часть. И здесь огонькам главное не ошибиться и синхронизироваться с идеальной точностью. Когда это произойдёт, отверстие в пространстве будет, как бы залатано. Синхроны запомнят комбинацию и при следующем открытии дверей так же точно воспроизведут операцию. Собственно, сейчас это и происходит. Поскольку дверь была создана ещё в самом начале вашего мира. Между мирами нет входов, только выходы. Понимаете, о чём я говорю?
Дин неуверенно кивнул. Я усмехнулся.
- А теперь – самое главное! Через этот выход может выйти лишь человек. Эти двери предназначены только для людей. Вы не сумеете перевести туда нечто, большее вашего собственного пространства. В этом – суть выхода. Синхроны регистрируют только ту субстанцию, которая их спроецировала, то есть в данном случае – меня. Они реагируют на моё исключительное свойство, выраженное в моей уникальности. Вас они не пропустят. Впрочем, этого и не требуется. Вы можете сами создать подобные двери куда угодно и сколько угодно. Но это будут только ваши двери!
- И снова – кровь. Клоны бесполезны… - заключил Дин.
- Пока вы не дадите им души, - кивнул я, закрывая телепорт.
- А как только мы это сделаем, они станут людьми, - вздохнул Дин.
- Конец экспансивной мечте! - провозгласил я.
- Но как же вам удалось?..
- Ну, об этом то вы могли сразу догадаться, Дин! - я широко улыбнулся.
Наследник Дин улыбнулся мне в ответ:
- Так вот почему вам безразлично время.

Когда я впервые ясно осознал эту истину, сама её суть далась мне высокой ценой. Я бился на смерть, если под смертью понимать забвение. Но даже оно, это самое забвение не даст, увы, постичь главного: тому, кто не рождён для битвы, смерть от неё и не писана. Мы рождены для миров, а потому наша смерть – это вечная жизнь в бессилии их творить. Что может быть ужаснее жизни не способной родить новую жизнь?
- Что она сказала тебе, эта женщина? - спросил я Зою, после того, как та поведала мне о встрече с Мидэ. Мы шли по улице её города к магазинчику мадам Сакс. Времени оставалось мало. И мне, если честно, не хочется говорить на дежурные темы. Я знаю, что Урнамис Мидэ встретилась как-то с Зоей. Подробности меня не интересовали, как и сам разговор. Мне важна была реакция Зои, но говорить с ней об этом раньше… Нет!..
- Твоя жена? - переспросила меня Зоя.
- Жена?! - не понял я и, машинально, словно постигая смысл этого слова, повторил. - Жена, жена…
Ну да, мировосприятие Зои могло представить только такой вариант жизни мсье Тесрана. У него просто обязана быть жена! Мадам Тесран. Я поймал себя на мысли, что никогда не называл Мидэ женою. Но ведь она – мать моих детей. Единственная мать!
- Ты произносишь это так, как будто во Франции вообще не женятся, - улыбнулась Зоя, сжав носик. Я улыбнулся в ответ.
- По крайней мере, не в первоначальном значении.
- Мне нравится, что я – твоя любовница, - вдруг заявила Зоя. Я вижу её – смуглую в ореоле полуденного света…
Категории этого мира действительно странная штука. Жена, любовница… Почему женщина не родившая от меня ребёнка – любовница, а родившая – жена? Что же – всё дело в деторождении?! Но при чём здесь любовь?!
Уже нет никакой любви. Она ушла в какую-то новую, яркую вселенную.

- Время не изменило тебя. А ты окружил себя её вещами, как крепостью, - с улыбкой заметила Мидэ, рассматривая ожерелье из жемчужин и раковин. Она гостила в замке, который я установил посреди бушующего океана ледяной пыли громадной планеты. Этот мир затерялся в глубинах космоса в системе, недалеко от края другой галактики. Впервые за много лет она выбралась из своего уютного рая, чтобы повстречаться со мной. А я так негостеприимен.
- Мидэ, когда ты перестала создавать новые миры? - я сменил тему разговора. Не люблю, когда кто-то хотя бы мельком бросает мне вызов пренебрежением к Зое. Мидэ это поняла. Она повернулась в мою сторону. Аккуратно, почти торжественно уложила ожерелье на бархатную поверхность ткани. Она знает меня даже слишком хорошо. Ведь я забыл, каким был до встречи с Зоей. А Мидэ помнит.
- С тех пор, как потеряла тебя, сладкий мой, - она даже не улыбнулась.
- Как это по-женски, - буркнул я, щёлкая пальцем. - Ты же знаешь, что это не так…
- Это так, Радзэк, - настойчиво перебила она. - Мы можем родить новый мир, только любя, сладкий мой. Я подарила тебе столько миров, зачатых мной в любви к тебе. И только твоей любовью ко мне я могла объяснить, почему ты всеми ими так дорожишь. Могла до тех пор, покуда твоя страсть не сожгла мир Зои. А ведь это был мой особый ребёнок! Наш ребёнок! Ты даже не назвал его!!!
Она подлетела ко мне, и какой чистоты эхо разнеслось по сводам замка от звона пощёчины?!
Я обнял её, Мидэ зарыдала. Вернее, забилась в беззвучном рыдании. Я почувствовал, как наши эльги попытались соединится.
«Даже они помнят» - подумал я. Мидэ тоже почувствовала это. Она отстранилась и посмотрела на меня. Пристально и торжественно.
- Что в ней держит тебя? Что, ответь? Почему ты заставляешь меня отвечать на этот вопрос раз за разом?! Почему ты толкаешь меня в чужие объятья?! Холодные, как те миры, что они порождают. Я не согреваюсь даже в тепле своей звезды, - добавила она жалобно и повторила, поедая меня глазами. - Что?
- Шоколад, - ответил я, улыбаясь. И это была правда. Я почувствовал на губах горечь единственной, съеденной мной плитки из той пирамиды. Она лежала на самом верху, самая яркая и такая желанная. В ней было всё от Зои – и терпкость, и горечь, и сладость её тела, дыхание её губ, тепло её рук. И душа…
Мидэ впервые улыбнулась. Каким же ничтожным я должен был показаться ей в этот момент.
- Всего-то? Но ведь какаоатль растёт лишь в тени других деревьев, - заметила она.
- Я – мужчина, Мидэ, - вздохнул я, отводя взгляд. - Что ты от меня хочешь?..

Глава 5. Большой
В этом мире не будет песни! Некому петь…
Потому что даже призывные боевые гимны, и глухой рокот труб уже отгремели. И шёл бой.
Рой неистовствовал. Впервые ему попался противник, который стремился к одной цели и ради неё готов был и убивать, и погибать. И эта роковая цель означала конец всему.
Головные самки, давали всё новые и новые задания боевым. Но те лишь раз за разом погибали под натиском очередных смертников. Биороботы, едва сойдя с конвейерных модулей, получали смертоносное оружие и одну лишь команду «В атаку!» Тысячи их уничтожались укусами мелких самцов роя, которые нападали сотнями тысяч. Но мало-помалу, шаг за шагом биороботы пробивались всё дальше и дальше. Вернее, всё ближе к цели.
Уже погибли три королевы, осталось четыре. В этой шахте. Все остальные: либо затоплены, либо обрушены. Королевы решили, что пора включать «План Б», который сохранит их потомство даже спустя тысячи лет после гибели этого поколения. Ведь это они очистили воду в озере, для чего создали совершенные механизмы абсорбции. Они приготовили группы колоний по всему побережью, снабдив сотни новых роев надёжной наследной информацией по выживанию. И разве не они – вершина эволюции?!
Нет! Только теперь королевы поняли, насколько смертоносным оказалось неожиданное вторжение. По их расчётам враг стремился, во что бы то ни стало побиться в главный туннель. Туннель, что вёл к древней крипте. Их память била в набат, напоминая, что в сохранении крипты цель и смысл их жизненного цикла. Долгие тысячелетия они считали себя единственно разумной формой жизни, приоритетом для которой было охрана того, что таила в себе чёрная полусфера. Они даже не пытались определить, почему это так. Здесь их коллективный разум заходил в тупик. Рой просто решил принять эту истину, как неизбежность.
И вот теперь кто-то не просто бросил им вызов. Нет! Кто-то чужой и безжалостный лишает их смысла жизни. Тревога, осознанная королевами, передалась повышенным чувством опасности у боевых особей. Эдаких бронированных машин убийства. Рождённых, впрочем, дабы защитить кладку. А уж до стай самцов тревога дошла ужасом. И самцы обезумели. Одна из оставшихся королев передала другим мысли о том, как эффективнее использовать боевое безумие самцов. Другая посетовала на то, что после сражение от этого поколения самцов придётся немедленно избавиться, иначе они будут крушить всё подряд и в плане генофонда уже не перспективны. Третья и четвёртая немедленно разработали план по финальному использованию поколения. Первые две согласились с внесённым предложением. Немедленно запустилась программа по реконсервации запасного роя на соседнем острове. Но все четыре королевы согласились, что, возможно, время упущено. И поручили ближайшей боевой самке затопить головной тоннель. В то же мгновение одна из самок закончила шинковать свежие пополнения биороботов и покинула бой.
Командир клонов удовлетворённо улыбнулся. Он приказал ста двадцати двум модулям укрепиться на свободных участках и начать буровые, добывающие и обогатительные работы. Ещё сорок шесть модулей по его команде превратились в производственные платформы, а тридцать два модифицировались в защитные турели. Суммарное количество клонов утроилось.
Только бы королевы не догадались о главном. Впрочем, как показывали данные, у них уже нет на поверхности разведчиков. А это значило лишь одно. Командующий по очереди помассировал большие пальцы, услышав донесение группы прорыва:
«Погибла шестая суперособь»
«Освободите проход для спецгруппы», - приказал он и встал из своего кресла.
Командир дошёл до отсека, в центре которого стояла, похожая на купель, капсула. Капсула была наполнена вязкой желеобразной жидкостью. Раздевшись, командир лёг в неё и закрыл глаза. Когда он весь погрузился в жидкость, купол капсулы выдвинулся и аккуратно опустился, закрывая её.
За спинами остальных над островом кружили три особых модуля. Внешне они чем-то напоминали длинные узкие лодки, и отличались от остальных хотя бы тем, что явно не предназначались для полёта. Равно как и для приземления. Когда стало понятно, что самка всё же затопит тоннель, модули выстроились в ряд и приготовились выполнить своё единственное предназначение.
В воздухе модули поддерживали особые секции геликоптеров. В гондолах не было ничего, кроме рядов вертикально стоящих капсул. В каждой из них, наполненной такой же жидкостью, спали сотни командиров. Когда капсула на флагмане закрылась, эти наоборот, пришли в движение. Вначале из них вытянулась анабиозная жидкость. Затем клоны были разбужены. Створки капсул раскрылись и клоны как по команде вышли из них. Единым движением они протянули руки к болоидам и нажали на предохранитель генерации. Когда оружие зарядилось, клоны взяли его в руку и включили кнопку выхода на панели. Сотни створок одновременно раскрылись, разгружая смертоносный груз.
Последняя королева с замиранием шести своих сердечных камер бессильно наблюдала, как серые гондолы с голубой полосой посреди, устремляются в затопленный по её приказу тоннель. Она с горечью поняла, что сама открыла поработителям единственную дверь к капсуле. Но привычного ей коллективного разума уже не существовало. Лишь ей одной теперь предстояло принять роковое решение. Датчики на теле королевы указывали, что габариты этого самого тела были достаточны, чтобы закупорить тоннель в самом узком месте. И рой бросился в последнюю атаку!..
Здесь было сухо! Повсюду из всех щелей текла вода, наполняя даже самые маленькие выемки. Но каким-то шестым чувством Дин осознавал, что именно здесь всегда было сухо. И будет, по крайней мере, до тех пор, когда он доберётся до саркофага.
Продолговатая конструкция всего в двадцати шагах от него излучала бледный матовый свет. Наследник выбрался-таки из разрушенной гондолы, пожертвовав для этого предыдущим клоном. Память ещё фиксировала боль, но свежее тело наполняли бодрость и азарт. Возможно, кто-то из иных клонов выжил там, ближе к поверхности. И, скорее всего, бродит как неприкаянный. Приказов то больше нет. Дин отключил коллективный транслятор и теперь уже ничего не знал о том, что твориться выше его. Что он точно знал, так это то, что ему не стоит обременять себя такими мелочами. Даже если он опять включит транслятор и переместится в тело другого клона, гибель неминуема. Там, наверху, кружат его враги – те, кто хотели поживиться за счёт его победы. Стервятники! А ведь он называл их своими друзьями…
А здесь – всего двадцать шагов. И впереди эта мерзкая тварь с обрубками вместо крыл!
Конспуент яростно шевелила усиками. Сейчас, когда она осознала свою единственность, инстинкт завёл в ней процесс метаморфизации. Она поняла, что превращается в королеву. Она поняла, что скоро убийственные жвала отпадут, и под новым хитином обнаружится беззубый трубкообразный рот. Королевы ведь питались перегноем, в которой с массой останков миллионов самцов перемешались минералы и вода. Но это всё – потом. Сейчас же надо расправиться с единственным оставшимся захватчиком. И во что бы то ни стало защитить капсулу.
Дин внимательно осмотрел тварь и пришёл к выводу, что может и не торопиться.
«Ну что, плевалка, изменения-то необратимы? А у меня есть время. Теперь оно не имеет никакого значения!» - ухмыльнулся он. - «Я теперь могу позволить себе роскошь ждать. Теперь и для меня не поздно»
Он словно уговаривал себя, неровно, но уверенно подходя к зашуршавшей жвалами твари. Всего-то поразить центральную нервную систему этой бронированной машины убийства и всё. Дин вскинул болоид, и когда самка прыгнула, сжал кнопку и выплеснул на неё весь заряд электрогенератора.
Отбросив ненужный больше болоид, наследник прошёл мимо корчащейся в последних судорогах защитнице и со словами «На твоём месте я бы постарался обрести новый предмет опеки и завершить метаморфозу», начал двигать крышку саркофага. Неподатливая поначалу, она легко соскользнула. Внутри неё на Дина посмотрел … Дин. Изящно выполненная золотая маска уставилась на него мёртвыми глазами. В неверном отсвете она помнилась наследнику то зеркалом, из которого он смотрел на самого себя, то чудовищем, которое пристально смотрело на него.
Дин рассмеялся.
«Так вот ты какой – бог моего мира?!» - он отбросил посмертную маску и обратил взор на остальную фигуру.
Фигура видом своим напоминала сложившую крылья мёртвую птицу. Засунув в её нутро руку, Дин обнаружил, что там что-то отчаянно шевелится. Через некоторое время наследник извлёк большой червеобразный отросток, порытый мелкой чешуёй. Вдруг червяк впился в руку Дина и принялся всасывать ткань его защитного костюма. Свободной рукой Дин выхватил из кармана комбинезона нож и рубанул по червяку, но тщетно. Повторная попытка так же не дала результатов. Червяк мгновенно сшивался. И твёрдое, острое алмазное лезвие проходило сквозь него, как будто препятствия не существовало.
Дин хотел было отбросить бесполезный нож, но что-то блестящее выскользнуло из извивающегося хвоста червя и отскочило к ещё корчившейся в муках самке. Не глядя на червя, Дин подбежал к твари и на всякий случай рубанул по ближайшей конечности. Конспуент как этого и ждала. Превозмогая боль, и теряя кровь, что фонтаном полилась из обрубленного места, самка накинулась на Дина. Она уже почти прижала его к саркофагу, уже занесла свои убийственные чёрные сабли над ненавистной головой врага. И … осела, умолкнув навеки.
Дин вытащил из тела твари нож, смахивая с рукава кислотную жижу. Яд жвал разъел защиту комбинезона и готов был устремиться дальше. Но Дин, пренебрегая опасностью, уверенно сбросил с себя останки твари, встал и подошёл к золотистому продолговатому предмету. Нагнувшись, он аккуратно поднял предмет и так же аккуратно принялся разматывать блестящую чёрную фольгу. Когда развернул фольгу до конца, то увидел кусочек маленькой тонкой проволоки. Достав проволоку, Дин накрутил её на большой палец руки, что теперь горела, обожжённая ядом.
Его сознание озарила вспышка. Свет не мгновение заполнил всё вокруг. Последнее, что видел наследник Дин, как два конца закрученной проволоки сами собой соединяются в единое целое.
Первое, что видит Тарнамис Дин – как его ещё недавно ноющая рана на глазах затягивается. Как фольга, которую он держал ещё в другой руке, удлиняется, становясь блестящим цвета индиго поясом. Как червь, что до этого втягивал в себя его руку, вдруг сливается с тканью комбинезона. Как то, что ранее он принял за перья мёртвой птицы, оживает, приглашая Дина. Дин поворачивается и ощущает мощь своих… СВОИХ крыльев. Он надевает пояс и чувствует вокруг себя невидимый купол. Затем он подходит к отрубленной конечности конспуента и, взяв её, осматривает. Острые края угрожающе блестят.
- Из тебя выйдет славный меч! - усмехается Дин и замахивается на мёртвую тварь.
Через несколько мгновений он опускает свежий меч, удовлетворённо наблюдая, как куски некогда мощного тела плавают по гроту. И тут только осознаёт, что стоит по щиколотку в воде. И вновь он смотрит на намотанный вокруг большого пальца ободок. Знание врывается в его сознание само. Дин чувствует это знание. Он даже знает его источник. Кольцо – это точка доступа к серверу планеты. Его концы сомкнулись, и вот теперь он владеет всем могуществом, что может предоставить ему этот мир. Его мир!
Дин просто поднимает руку вверх. И толща породы крошиться у него над головой, образуя новый тоннель. Серые блестящие крылья расправляются. По мере того, как порода расступалась перед ним, Дин поднимается всё выше и выше, пока не достигает поверхности.

Моё вио – моё кольцо всевластия надето на большой палец, геф – обод на бёдрах превращён в чернённый серебряный доспех, в рваное платье цвета запёкшейся крови преображена эльга, и огромные чёрные перья – мадхи за спиной как один громадный султан грозно шелестят в такт моим движениям. Сквозь отверстия в шлеме воинственно струятся дэкли – косы, в которые вплетены ленты былых побед, а в правой руке моей постанывает от нетерпения, переливаясь серебристым светом, ритуальное копьё – эрве.
 - Будь ты проклят, Афинамис Радзэк, - тихо говорит мне красивейшая из женщин. Она стоит за мною и так странно благословляет меня. - Ты снова заставляешь меня видеть это…
- Все знают эту историю, Урнамис Мидэ, - отвечаю я. - Герой идёт за светом. На пути он встречает чудовище, которое породило его, вскормило его и назначило его себе в убийцы. А всё потому, что только убив зверя можно стать человеком.
Но свет, что хранит чудовище, помещён злою волей в сердце женщины, предназначенной ему. И вот они встречаются, и начинается битва. А всё потому, что только насилием достигается власть.
- Так что ты можешь уйти. Я пойму, - добавил я с улыбкой.
- Будь ты проклят, - повторила она. И исчезла.

Бой длится недолго. Тарнамис Дин тяжело меня ранит, и я, рыча и задыхаясь от боли, падаю. Крылья мои уже горят от трения, разум заволакивается туманной пеленой, тело стонет от боли и нагрузок. И всё же в последнем рывке я прижимаю Дина к поверхности мира. Я чувствую, как в самом сердце чаши, куда мы оба падаем, шипит, превратившаяся мгновенно в пар, вода. Во все стороны летят визжащие комья спёкшегося песка, липкие лохмотья пепла и шлака. Острова бреет гигантская бритва, а остатки былого хребта дрожат от соприкосновения с мощью, которую они так и не смогли постичь. И от которой даже я не могу защитить никого. Где-то далеко рокочущим эхом просыпаются вулканы. Воздух наполняется газами и гарью, так, что всё живое вокруг тлеет от яркой, всепроникающей вспышки. Реакция высвобождает энергию, сокрушая и обволакивая всё на своём пути. Мои доспехи чернеют, а платье выгорает почти всё. И вот, обнажённый и распластанный я лежу, не в силах пошевелиться, пока вокруг меня плавится мир.
Но страшней всего рана. Та самая, что сейчас кровоточит, из которой торчит осколок его оружия.
Что он там выбрал?! Меч? Копьё?..
- Что, мы так и будем стоять?! - язвительно замечает Дин, пряча правую руку за спиной.
- Кое-кто сказал бы, что лучше стоять, чем пылиться, - полушутливо-полумрачно заметил я.
- Ты знал всё с самого начала, так что теперь-то?.. - Дин пожимает плечами.
- Трудно было уговорить Витцура? - спросил я.
- У каждого Зигфрида должен быть свой Хаген, - показывая левую руку, ухмыляется Дин. - Да и у каждого Самсона найдётся Далила…
- Тебя встретила Миде, - кивнул я. - Что она от тебя хотела?
- Хотела узнать, что я буду делать после того, как проснусь. Она уверена, что ты…
Нет! Я не хочу это знать!
Я предупреждающе поднял руку и на несколько мгновений закрыл глаза. Мидэ, Мидэ… Я не прошу у тебя прощения, и не хочу, чтобы ты прощала меня. Ты всегда оказывалась рядом, пренебрегая любыми условностями и не замечая намёков. Ты всё понимала и ничего не требовала. Возможно, в этом ты видела своё предназначение. Но мне, увы, не нужна наперсница.
Я всегда был один, даже если мне самому казалось, что рядом со мной кто-то есть. Я стал не один, когда встретил её. Зою! Но именно тогда я почувствовал, что цена, которую каждый платит за своё одиночество – это цена свободы, которую он готов пожертвовать ради того, чтобы не быть одним.
«Лети, моя птица. На любимых не злятся»
- Что ж, намис! - обратился я, пристально посмотрев на свежего визави. - Ты когда-нибудь пил какао?
- Что? - непонимающе переспросил Дин.
- Какао, Тар-Дин! - повторил я. - Ка-ка-о! Его пьют из специальных чашек, с носиком. С его помощью выдувается пена, имеющая такой же цвет, как и цвет вашей крови. И моей крови, наследник. Каждый раз, когда я изнемогаю в объятьях Зои, она взбивает мне какао. И я пью этот напиток, а в это время меня наполняют новые силы. И я вновь сливаюсь с Зоей, чтобы вновь испить с её рук этот напиток… Вот видишь ты уже не перебиваешь меня. Ты уже понимаешь, что и как будет. Только второго раза этот мир не выдержит, так что целься точнее, намис…
Я вздохнул, закрыв глаза, и увидел, как тело поверженного, но непобеждённого Дина уже теребит в клочья обезумевшая стихия, как покрываются волдырями мои конечности… И мир взрывается вокруг меня, вскипает, превращаясь во вздыбившуюся пену магмы. В последнем усилии я поднимаю левую руку, а затем и большой палец. Время останавливается. Нет, это ткань мира растягивается, открывая врата бездны. Ещё немного и настоящее чудовище поглотит этот мир и всё, что в нём…
Я парю над умирающим миром. Брызги его крови окропляют мои поникшие крылья, мой окровавленный лик, воспалённые руки мои и ноги. И нет меня уже. И никакая сила, ни закон надо мной не властны! Я даже не воспоминание… Я – небытие. Но именно в этот миг я счастлив. Всё моё естество заполняет блаженство и наслаждение. Я заполняю одним собой то роковое пространство, которого нет и, не может быть. То ничто, в котором даже звёзды исчезают без остатка. Мне нет имени и числа. И кто я такой, и что я есть?..
Но вдруг я осознаю, что нечто сильное и решительное пытается помешать моему счастью. Я ощущаю иное движение, словно две галактики сцепились друг с другом, ворвались в пределы друг друга. И теперь здесь, в эпицентре этого противостояния, я чувствую дыхание неизбежности. Закон и сила смотрят на меня из-под вспученных обожжённых надбровий яркими глазами, полными страданий и ненависти. Окровавленное существо глядит на меня из-под вспученных обожжённых надбровий яркими глазами, полными боли и жажды.
Дин!
Нет! Только не он! И сейчас…
- Я не дам! - шепчет, сипит, кричит, молчит Дин. - Нет!
- А я и не спрашиваю, - беззвучно говорю я, улыбаясь в ответ.
В последнем усилии воли Дин пытается восстановить вышедший из строя сервер. Но эхо нашего падения как смертельный вирус проникает всё дальше и дальше к ядру стонущей планеты. А бездна неумолимо приближается. Вот она зияет своей неизбежностью, и обречённый мир потихоньку отдаёт ей себя.
- Ищи себе другой мир, Дин! - шепчу я даже не губами. Мыслью!
 - Создай новый мир и заверши превращение! Человек всегда движется вперёд, - слова улетают всё дальше и дальше. И Дин исчезает, растворяясь в потоке частиц этого мира.
- Он побеждает призраки старого мира, потому что он тот, кто он есть…
Тьма пеленает меня, словно мать младенца. Воды смыкаются надо мной. Моё сознание уменьшается и гаснет. Я уже не вижу, как полы диновой эльги кутают его, защищая от зноя дёргающейся в конвульсиях планеты. Я не чувствую, как крылья его смыкаются и образуют прочнейший кокон. Как он летит куда-то далеко, преодолевая роковое столкновение, уготованное мне.
Зато я вижу сон. Теперь я могу видеть сны.
В этом сне Зоя идёт по промокшему от весеннего дождя городу. Лукаво, словно подглядывая, светит выглянувшее из облаков солнце. Море искрится в такт качающемся не нём судам. Моя Зоя что-то напевает самой себе, не обращая внимания на прохожих… С кем-то говорит, не вдаваясь в суть разговора.
В моём сне ей хорошо и радостно. Иногда она загадочно улыбается, поглядывая на свой чуть полноватый животик, вся в предчувствии чего-то необъяснимо яркого.
Жаль одного – в этом сне нет ни Мидэ, ни Дина. Хотя я и знаю почему-то, что они очень-очень близко.
А где-то далеко в небе моя сверхновая звезда протягивает свои лучи в вечность. Как с фресок давно уснувшего в песке города. И мои братья и сёстры, знающие пьянящий вкус перебродившего и пенящегося какао, улыбаются ей в ответ.