Жулька так и умерла у ног хозяина, тихо и незаметно, уткнувшись носом в тапки Михалыча. Дело было поздно вечером, он в это время работал за компьютером. Жулька примостилась под столом, улеглась, положив морду на ступню хозяина. Время от времени она шевелилась, вздыхала. Михалыч щелкал клавиатурой, надолго замирал, перечитывая текст. Подумал вдруг, - что-то долго не слышно Жульки. Глянул под стол, а там… Голова Жульки лежала на его ступне, открытые глаза ее были безжизненны, на губах застыл зловещий предсмертный оскал... Хозяин, хоть и ожидал этой трагической развязки, невольно вздрогнул, наклонился, тронул рукой холодеющую голову…
Жулькино тело, исхудавшее, костистое и легкое Михалыч упаковал в чистый мешок и на ночь уложил в багажник стоявшей во внутреннем дворе лицея своих «жигулей», - Маруси, как он её называл. Ночью спал плохо, непрестанно ворочался на своем топчане, прислушивался. Но кругом была мертвая тишина.
Всю ночь шел снег. Рано утром, взяв у вахтеров лопату и лом, Михалыч вышел во двор лицея, запустил двигатель. Пока "Маруся" прогревалась, счистил щеткой снег высокой шапкой заваливший машину, поднял «дворники», тщательно очистил лобовые стекла. Закурил. Нужно было ехать, но он все чего-то медлил, сам не зная чего. Горько вздохнув, сел, наконец, за руль и выехал со двора.
На опушке березовой рощи, за которой скрываются первые ветлужанские дачи, расположена хорошо знакомая ребятишкам этой части города так называемая Лысая горка. В зимнюю пору при хорошей погоде здесь всегда полно ребятишек. Почти стометровый голый склон привлекает сюда и детей и взрослых, которые вместе со своими подопечными летят вниз с лысой вершины к расположенным внизу кустам и деревьям. Шум, хохот, ребячий галдеж. Одни вихрем летят вниз, другие – лезут в гору, таща за собой санки, ледянки, а то и просто фанерки или кусок картонной коробки, веселые, розовощекие, вываленные в снегу, бесконечно счастливые.
Съезд с Лысой горки заканчивается тропой, уходящей в тихую лесную низину, затененную крупными деревьями, окружающими небольшую полянку, посредине которой развалилась роскошная экзотического вида коряжина – изумительное место для любовных встреч и дружеских пикников. За полянкой начинается слабо наезженная дорога, поднимающаяся к обширной, окруженной лесом солнечной поляне, - почти полю, за которой среди деревьев проглядывают дачные постройки. На этой поляне-поле частенько можно встретить тренирующихся в приобретении первых навыков вождения молодых автомобилистов. Учились здесь и михайлычевы внуки, - и Женя, и Вовка и даже малолетний Егорка, который, правда, только рулил, поскольку ноги его до педалей еще не доставали, эту обязанность выполнял за него отец – Артем, сидевший на сиденье и державший Егорку на руках.Вот здесь-то, в тихой затененной низине между Лысой горкой и Солнечной поляной, на обочине слабо наезженной дороги, в корнях четырех сросшихся старых берез и присмотрел Михалыч место для последнего пристанища своей любимицы.
Спускаться на «Жигулях» по заснеженному склону Лысой горки, даже с пологой ее стороны, Михалыч не решился, хотя летом здесь вполне можно было проехать к самой кромке леса и даже, при сухой погоде, выехать на полянку. Поехал в объезд по дороге, мимо недостроенных корпусов сельхозуниверситета, через Солнечную поляну автомобилистов. На ее краю, уже всего-то метрах в пятидесяти от намеченной цели вышел из машины, с недоверием оглядел пологий заснеженный спуск в низину, прошелся по нему, прощупывая дорогу. Дня два назад здесь, по всему видно было, проезжала машина, но ночной снег запорошил следы, укрыв все ровным белым покрывалом, колея только чуть-чуть проглядывала. Решил все же рискнуть.
Спустился без проблем, остановил машину невдалеке от сросшихся берез, заглушил двигатель. По глубокому рыхлому снегу, невольно черпая его ботинками, прошел к сросшимся березам, внимательно осмотрел место у их основания. Сросшиеся стволы, стоявшие полукругом, образовали здесь укромный закуток, защищенный от ветра. В нем и снегу то было намного меньше, кое-где даже проглядывала земля, укрытая прошлогодними листьями. Вот здесь, между корнями и выкопаю могилку, - решил Михалыч.
Вернувшись к машине, достал из багажника лопату, топор и тяжелый жгуче холодный лом, надев варежки, двинулся снова к сросшимся деревьям.Не легкая это оказалась работа – выдолбить в мерзлой земле могилку для Жульки. Не меньше часа провозился Михалыч под деревьями, упрел от работы, расстегнул куртку, снял и положил на снег парившую шапку. Долбил неподатливую землю ломом, ровнял края ударами лопаты, то и дело становился на колени, рубил топором мешавшие копать мелкие корни, ладонями выгребал мерзлую землю. Наконец, скорбное вместилище было готово. Михалыч вернулся к машине, достал из багажника завернутое в мешковину тело Жульки, бережно перенес его к деревьям и, встав на колени, опустил в яму.
Засыпав могилку мерзлой землей, Михалыч постоял с минуту, осматривая сделанное дело, потом взял снова лопату и забросал снегом земляное пятно под деревьями, скрыв его от праздно любопытствующих глаз. Уложив в багажник инструмент, достал сигарету, прошел к коряжине на поляне против сросшихся деревьев, стряхнув с нее снег рукавицей, присел на коряжину, закурил, прощаясь с Жулькой.
Тяжело и долго переживал Михалыч потерю. Ходил хмурый, вздыхал, растерянно оглядывался по сторонам. Все валилось у него из рук, - выскользнула, упала на бетонный пол и разбилась почти готовая шкатулка из змеевика, при распиловке сердолика дрогнула вдруг рука, камень заклинило, вырвало из рук, из диска при этом выломилась алмазная кромка. Диск был безнадежно испорчен. Одним словом, работа не шла. Мастер, наконец, смирился, понуро двинул в свою "биндюжку" пить чай. Но и здесь покоя не было. В памяти то и дело всплывала веселая плутоватая мордашка с выразительными карими, искрящимися весельем глазами.
– Нет, и никогда не будет больше Жульки, - обреченно думал Михалыч. Никогда больше не будет этого удивительного чувства постоянного присутствия возле тебя живой души, ласкового и преданного друга…
Весной, когда распустились, зазеленели деревья, на стволе одной из сросшихся берез, что стоят в тихой затененной лесной низинке, появилась бронзовая табличка, аккуратно врезанная в задубевшую кору дерева. На ней, приглядевшись, можно увидеть выгравированный контур собачьей головы и короткое слово: "Жулька".
Как-то однажды Михалыч прогуливался с первым своим правнуком Лешкой неподалеку от Лысой горки. Снизу в это время поднималась по тропинке стайка молодых людей, - видимо, студентов. А навстречу им со стороны сельхозуниверситета шла другая группа, пернебрасывая друг другу волейбольный мяч.
- Куда вы?- окликнула их одна из девушек, поднимавшихся снизу.
- На Жулькину поляну, - прозвучало в ответ. Михалыч только грустно улыбнулся.
Иногда тихими вечерами на поляне против сросшихся берез можно увидеть сидящего на коряжине совсем уже седого пожилого человека с коротко стриженой «под Хэмингуэя» бородой. Он молча курит, поглядывая время от времени на маленький холмик в корнях сросшихся берез.
Это Михалыч пришел навестить Жульку.