ВОСПОМИНАНИЯ ЧУДАКА
Из далекого прошлого
1947 год запомнился мне на всю жизнь, по той простой причине, что именно в этом году я родился. Это случилось на Дальнем Востоке, на острове Парамушир, самом большом из Курильских островов, хотя в свидетельстве о рождении, в графе «место рождения» значится город Северо-Курильск Сахалинской области. Мой отец был танкистом. И ему пришлось , служить на этом острове и воевать с японцами.
Мама рассказывала, что рано утром труба проиграла солдатам подъём, а я ей сделал подъем. Папа погрузил маму в БТР и повез в санчасть. И не доезжая каких-то метров 150 до барака, в котором находилась эта самая санчасть, я решил появиться на свет божий. Но, все-таки, окончательно я родился в положенном месте и медицина мне в этом, как могла, помогла.
Было начало мая месяца, а на Курилах, в это время года, до весны еще очень далеко. Столбик термометра никак не хочет подниматься выше ноля, а если и подымается, то всё равно холодно, потому что дуют сильные, пронизывающие насквозь, ветры с океана, а океан на острове со всех сторон. А жили мои родители в то время в бараке, в котором щели между досок были законопачены мхом. Конечно, в таких условиях, буквально, через несколько дней после рождения, я умудрился заболеть двухсторонним воспалением легких.
- Зачем Вы его сюда привезли? Мы мертвых не принимаем. Надо было раньше побеспокоиться. Сказал маме врач, когда она привезла меня в госпиталь.
- Как же так, он еще живой?! – Стала возмущаться и спорить с врачом мама.
- А Вы напрасно возмущаетесь, ему осталось жить несколько минут. Уже температура ниже 35 градусов.
Маме стало плохо, и она упала в обморок. Дело в том, что два года назад, в подобной ситуации умер мой братик. Если бы ещё и меня не стало, конечно мама этого не перенесла бы.
И тут появился мой ангел хранитель в лице пленного японского врача, который сказал маме, когда её привели в чувство, что, если она не против, то он попробует меня вылечить! Ну, разве могла мама быть против?
Пенициллин тогда был большим дефицитом, а может быть, его еще вообще не придумали. Но у японца было своё, только ему известное зелье. И он таки вылечил меня!
Не прошло и недели после моего чудесного выздоровления, как случилась беда с папой.
Когда танки возвращались с учений, отец на полном ходу попытался открыть люк в башне. В танке было очень душно. В это время танк подбросило на ухабе, люк закрылся и папе, как ножом отрезало два пальца на правой руке. В полевых условиях солдат-санитар, знавший своё дело, немедленно сделал папе укол против столбняка, его погрузили в машину и привезли в тот же госпиталь, где не так давно был я. А там врачи не спросили, какая помощь была оказана пострадавшему на поле, и срочно сделали еще один укол против столбняка. По сути дела, сами врачи, введя двойную дозу сыворотки, заразили отца столбняком. Руки и ноги у него стали неимоверно толстыми, казалось, что кожа на них вот-вот лопнет, и их стало неестественно выкручивать. Весь медперсонал госпиталя бегал вокруг папы и не знал, что делать.
И опять, неизвестно чем бы эта история закончилась, если бы не всё тот же пленный японский врач. Он, с позволения главврача, сделал какой-то укол и, прямо на глазах, всё стало приходить в норму. Естественно, когда папа поправился, он стал благодарить японца и сказал что, если сможет, то поможет с его освобождением и отправкой на Родину.
Но на следующий день отца вызвали в особый отдел. Капитан-особист указал ему на стул и сказал:
- Присаживайтесь майор, разговор будет долгий. Вам не кажется странным, что пленный японский врач, обиженный на Советскую власть и выполняющий у нас работу санитара, вылечивает сначала вашего смертельно больного сына, а потом и Вас? В тоже время, он не обращает ни какого внимания, когда умирают десятки наших солдат и офицеров. Как Вы это объясните, майор?
- Вы не правы. Я знаю много случаев, когда он спасал жизнь нашим и солдатам и офицерам. Я и мой сын не были первыми.
- Я удивляюсь, как Вы, боевой офицер, могли доверить жизнь своего сына, а потом и свою личную, врагу. Я бы так не поступил.
- Конечно, лучше, пройдя всю войну, умереть от столбняка.
- А как Вы объясните, что обещали врагу, пусть даже и бывшему, помочь вернуться на родину? И как, интересно, Вы собирались это сделать? – И особист прищурился от удовольствия, предвкушая, что поставил папу в тупик.
- Я написал рапорт в генштаб. Где описал, сколько хорошего сделал этот японский врач для выздоровления наших военных, и добавил ходатайство о его освобождении. Под ним, кроме меня, подписались еще 20 благодарных, вылеченных им офицеров. И этот рапорт уже отправлен.
- Что же Вы, майор, так поторопились? Смотрите, чтобы Вам этот рапорт не повредил. Ладно. Вы свободны. Пока что.
Этот случай мог иметь самые плачевные последствия для всей нашей семьи. Но, слава богу! Через пару дней на материк была отправлена партия танков и папу назначили командиром отряда сопровождения. И мы, всей семьёй: папа, мама, брат, который старше меня на четыре года, и я погрузились на пароход и поплыли на Большую землю.
Остров Парамушир расположен к Камчатке ближе всех из Курильских островов и при хорошей погоде, да попутном ветре, от него до материка всего несколько дней хода. Но, благодаря все тем же ветрам, дующим в эту пору года со всех сторон сразу, мы плыли почти месяц! Штормило постоянно. Однажды ночью, началась паника. У кого-то в каюте упал графин с водой. Все вещи должны быть закреплены в определенных местах. Особенно такие, как графины, стаканы и так далее. А этот злополучный графин, был плохо закреплён и выпал. Он разбился, вода разлилась по каюте и стала плескаться. Брызги попали на спящих. Те, проснувшись, увидели воду, услышали её плеск, выскочили в коридор и стали кричать:
- Спасайтесь, кто может! В борту пробоина! Тонем!
И началась паника. Шум, крики. Сотни людей метались по палубе, готовые прыгать за борт в ледяную воду. С большим трудом солдатам удалось успокоить толпу.
Надо сказать, что публика на корабле была самая разная. Матросы и солдаты, демобилизованные из рядов Советской Армии, вольнонаёмные, работавшие на рыбокомбинате, солдаты из папиного отряда сопровождения и, наконец, команда корабля.
Свободного времени у всех было полно и, если не сильно штормило, всякий сброд собирался на палубе и занимался, чем кому вздумается.
Многие играли в карты. На деньги. А денег у людей было много. Ведь многие приезжали на Дальний Восток за «длинным рублём».
И, конечно, не обошлось без происшествий.
Однажды, несколько человек играли в очко. И вот стал выигрывать один вольнонаёмный. Уже многие остались без денег, а этому всё везет и везёт. Но, вдруг, один солдат, стоящий в стороне, заметил, что когда тот, кто выигрывал, сдавал карты, то держал их над портсигаром, а портсигар отполирован, как зеркало и в нем отражаются карты. Естественно, солдат открыл эту тайну играющим. Они налетели на шулера, как коршуны на добычу. Отобрали все деньги, избили его до полусмерти и хотели выбросить за борт.
И быть бы ему съеденным акулами, если бы не вмешались солдаты.
Когда, наконец-то, мы прибыли в порт Петропавловск-Камчатский, случилось еще одно ЧП. Наш пароход, ожидая разгрузки, бросил якоря на рейде. А ночью поднялся сильный шторм. В таком случае надо поднимать якоря и уходить в открытое море. Иначе корабль может выбросить на прибрежные скалы. Команда успела поднять только один якорь, а у другого цепь порвало, как нитку, а якорь остался на дне. Если корабль теряет якорь, то для капитана это такой же позор, как если воинская часть теряет знамя.
И капитан решил рискнуть и не стал уходить в открытое море, а стал крутиться на этом месте в надежде, что когда шторм утихнет, найти и поднять якорь со дна морского.
Шторм утих только на следующее утро. А ещё через пару часов вода стала прозрачной, и было видно всё до самого дна. Якорь долго искали, спустив на воду шлюпки и плавая на них около предполагаемого места утери, и всё-таки нашли благодаря тому, что вместе с якорем утонул большой кусок якорной цепи.
Полдела сделано, оставалось только достать якорь со дна. А как это сделать?
И тут вызвался один матрос.
- Товарищ капитан, разрешите, я достану якорь!
- И как же ты это собираешься сделать?
- Я нырну, привяжу к цепи трос, и матросы лебёдкой вытащат якорь.
-Хорошо, принесите сюда водолазный костюм и тонкий трос.- Приказал капитан.
- Не надо костюм. Пусть принесут побольше спирта. – Возразил матрос.
-Дайте ему всё, что он просит. Да побыстрей.
Матрос, не смотря на холод, разделся до трусов, намочил полотенце спиртом и растирался до тех пор, пока не стал весь красный. К его поясу привязали тоненький трос. Он выпил стакан спирта, крякнул и нырнул.
Все собрались у борта и стали спорить: донырнет он до дна или нет. Молодец! Донырнул! Но привязать трос не успел, не хватило воздуха. Матрос обхватил колени руками и быстро поднялся на поверхность. Опять растерся спиртом и принял дозу внутрь.
И нырнул. На этот раз ему удалось привязать трос к якорной цепи. Якорь благополучно подняли на борт.
Вскоре и мы благополучно высадились на берег.
Вот так, с приключений, началась моя грешная жизнь.
Белоруссия
Через год, после выше описанных событий, моему отцу присвоили звание подполковника и перевели служить в Белоруссию. Где-то в лесах под городом Лепель была расположена гвардейская танковая дивизия. Военный городок для офицерского состава состоял всего лишь из трёх четырёхэтажных домов, которые стояли в окружении дремучего леса. Никаких населённых пунктов поблизости не было. До ближайшей деревни километров 10 – 15 не меньше. Свет в этих домах был от дизеля, который постоянно ломался, и мы месяцами сидели при керосиновой лампе. Про телевизор тогда даже не знали что это такое. Если по радио передавали концерт в честь какого-нибудь праздника, то обычно у кого-то дома, возле приёмника собиралось несколько семей и с упоением слушали музыку: Шульженко, Утёсов, Бернес. С особым нетерпением ждали выступление юмористов: Аркадия Райкина, Тарапуньки и Штепселя, Игоря Ильинского.
В нашем военном городке был магазин. В нём продавали сигареты и водку. Всё остальное выдавали на паёк.
В лесу протекала небольшая речушка с кристально чистой и приятной на вкус водой. Местные жители, которые иногда заходили в наш городок, чтобы продавать кое-какие сельхоз продукты говорили, что вода эта была лечебной. В этой речушке было полно рыбы и раков. А уж грибов и ягод в лесу было не меряно. Грибов было столько, что собирали только белые, лисички, а иногда ходили специально за маслятами. Уж больно хороши они маринованными. По осени собирали грузди для засолки и клюкву на болоте. И ходить далеко не надо, всё рядом. Для пацанов не жизнь, а рай. А ещё в лесу, со времён войны, остался взорванный склад, толи наш, толи немецкий.
Никто точно не знал, чей это был склад. Но пацаны находили там, то целый снаряд, то ящик с гранатами. А уж про порох и говорить нечего. У каждого мальчишки карманы были набиты этим порохом. И мы часто устраивали опасные мальчишечьи забавы. Был порох нескольких разновидностей. Порох в виде длинных трубочек, который, если его теронуть об стенку, загорался от трения нам на радость. А был и порошкообразный из которого, ребята постарше меня, делали бомбочки, а потом взрывали их в лесу. В общем, было интересно.
В таком маленьком населённом пункте, как наш городок, хоть и не часто, но все же иногда что-нибудь случалось. Однажды офицер, которого хотели отдать под трибунал за какую-то провинность, застрелился в лесу. Пацаны, когда набрели на него, сперва испугались, но потом нашлись смельчаки, которые проверили его карманы и забрали у него пистолет. Стреляли из этого пистолета, пока кто-то додумался всунуть в него патрон не того, что надо калибра. Пистолет разорвало и стреляющему мальчишке поранило руку.
Однажды, в ночь под Новый Год, шла с гулянки пьяная компания офицеров. А возле магазина стоял солдат часовой. Он был одет в огромный армейский тулуп, и такие же огромные валенки на ногах и рукавицы на руках. В тулупе был поднят воротник. Так, что из всей этой униформы торчал только нос.
- Эй, солдатик! На выпей немного, согрейся, а то замерз, небось. Вон, какой мороз, аж трещит.- Пожалел часового один из офицеров и стал подходить к нему с бутылкой водки.
- Стой, кто идёт!- Послышалось в ответ откуда-то из глубины тулупа.
- Да перестань ты, сегодня праздник, выпей чуть-чуть. Ничего страшного.
- Стой, стрелять буду!- Ответил солдат и, сняв рукавицы, передёрнул затвор карабина.
-Ну, молодец, молодец! Знаешь службу. А все-таки выпей, пусть и для тебя будет праздник.- Не унимался пьяный офицер и сделал ещё шаг по направлению к солдату.
Солдат выстрелил вверх, как того требовал устав, и сказал:
- Ещё шаг вперёд и я буду стрелять на поражение.
Офицер успел сделать ещё несколько шагов. Раздался выстрел и он упал замертво прямо под ноги солдату.
- Никому не подходить всех перестреляю! Вызывайте скорую помощь и патруль.
- Ну, ты и дурак, теперь дисбат тебе обеспечен и на долго.- Закричали офицеры и побежали поднимать тревогу.
После служебного разбирательства, солдат получил 10 суток отпуска за хорошее несение службы.
Мы жили в коммунальной квартире на третьем этаже. Кроме нас, в этой же квартире, жила ещё одна семья, по фамилии Глиняновы.
Две комнаты у нас, две у них. Кухня, туалет, ванная, прихожая - общие. У них девочка, Настенька, моего возраста. Красивое сочетание Настенька Глинянова!
- Ну, что за детки. Часами могут тихонечко сидеть и играть чем-нибудь, их и не слышно, - восхищались наши родители.
Еще помню, что Настенькин отец очень любил бражку.
У него были большие специальные двадцатилитровые бутыли. Он разводил сироп, заправлял его дрожжами и герметически закупоривал бутыль, затыкая её корковой пробкой и заливая пробку парафином. Через определённый срок надо было не прозевать, когда давление в бутыли достигнет предела и потихоньку, стравив газ, открыть бутыль. Обычно это случалось ночью, и он не спал, дежурил и всё равно, каждый раз пробка вылетала сама с громким хлопком. Мы все просыпались и бежали на кухню, видели, что почти всё содержимое бутыли на потолке и сочувствовали бедному любителю бражки. Но зато, если все получалось удачно, на следующий вечер приходили гости, пили кружками брагу и хвалили хозяина. Расходились, только тогда, когда все бутыли были пусты, а гости едва держались на ногах. Наш папа тоже иногда участвовал в таком празднике, хотя и не был любителем выпить.
Мы с братом жили в отдельной комнате, детской. Брат старше меня на четыре года и был для меня большим авторитетом. Он мог обижать меня, как хотел и я на него никогда не жаловался. Нет, был один случай.
Однажды, мне тогда шел шестой год, мы с местными ребятами играли в казаки-разбойники, а ещё эту игру называли «Знамя». Кому, в какой команде играть решал жребий. И мы с братом попали в разные команды. Игра заключалась в том, что у каждой команды был свой пароль, который у каждого игрока был написан на бумажке и спрятан при себе. Игроки противники старались поймать кого-нибудь из врагов и найти у него пароль или выпытать. Тогда они шли в штаб противника, называли пароль и выигрывали. И вот брат увидел меня, но не стал гоняться за мной, схитрил. Он просто позвал меня:
- Толя, иди сюда что-то скажу. Надо маме передать срочно. Я, полностью доверяя брату, подошёл. Он схватил меня мёртвой хваткой, не вырваться.
- Называй пароль, а то бить буду.
- Не назову.
Я был в одни трусиках. Значит пароль в них! Брат стащил с меня трусики и в отверстии, куда затягивается резинка, нашёл пароль. Мне стало так обидно, что я, забыв, что совершенно голый, побежал домой и впервые всё рассказал маме. Мама сильно наказала тогда брата. Но самое интересное то, что пацаны посчитали, что он поступил не правильно, и победу его команде не засчитали.
Часто мы с братом ходили на речку ловить рыбу и купаться. У меня был надувной резиновый спасательный круг. Именно у меня потому, что брат из него уже вырос. Я одевал его на себя прямо дома и гордо шёл всю дорогу в нем, чтобы все, у кого такого не было, завидовали мне и просили дать и им поплавать. И, если я кому-то из них давал круг, то для него это был настоящий праздник, и он считал меня своим другом.
В этом же году со мной произошёл случай, уже, будучи взрослым, вспоминая который и сопоставляя его с другими подобными случаями, я искренне стал верить в Бога и знаю точно, что у меня есть сильный Ангел хранитель, который не единожды помогал мне в трудных ситуациях.
Вот что со мной приключилось. Возле нашего дома стоял военный джип с открытым верхом. Солдат привёз домой какого-то офицера, а сам куда-то отлучился на несколько минут. Мы, пацаны, тут же облепили машину. Кто-то крутил руль, кто-то изображал мотор и урчал изо всех сил, кто-то просто сидел и командовал куда ехать, изображая из себя офицера. Было очень интересно и весело. В самый разгар нашего веселья, как это обычно бывает, пришёл солдат-водитель и закричал:
- Пацаны, марш отсюда! Сейчас придет мой командир, и мы уезжаем.
Те, что поробче, разбежались в разные стороны, а я и ещё несколько мальчишек, стали просить солдата, чтобы нас прокатил. Он, ничего больше не говоря, завёл мотор и так резко рванул с места, что я не удержался и выпал из машины. Да так выпал, что моя голова очутилась под колесом. Солдат не видел, как я падал, но резко затормозил, пытаясь скинуть с машины и остальных озорников. Это меня и спасло. Все, кто был рядом, и дети и взрослые, стали кричать. Солдат выскочил из-за руля и вытащил меня из-под машины. И он, и я были бледными от страха, но довольные, что всё закончилось благополучно.
И ещё один подобный случай, который произошёл со мной на речке, через год после выше описанного.
Я уже умел плавать, а в тот день научился нырять, разгоняясь и прыгая в воду вниз головой. У меня не плохо получалось, это мне очень нравилось, и я нырял и нырял не переставая. Мальчишки, с которыми я купался, несколько раз звали меня домой, а я всё нырял. Им надоело звать и они ушли. А я решил нырнуть последний раз и тоже бежать домой. И этот раз действительно чуть не стал моим последним. Получилось так, что я разбежался сильнее обычного и подпрыгнул выше, чем надо. В результате я вошёл в воду почти вертикально и по пояс воткнулся головой в илистое дно. Дно, хотя и было илистое, но ил был довольно плотный, перемешанный с глиной. Я стал барахтаться, болтать ногами, но выплыть никак не мог, не хватало силёнок. Когда я стал чувствовать, что воздух в моих лёгких заканчивается, что ещё какое-то мгновение, и я стану глотать воду, кто-то сильной рукой схватил меня за ноги, и буквально выкинул на берег. Моим спасителем оказался солдат, который видел, как я нырнул и какие круги пошли по воде вскоре после моего прыжка. Он, не раздумывая, прыгнул в воду и вытащил меня на берег, как лягушонка.
Кто-то из читателей может сказать, что это просто стечение обстоятельств, но я знаю, что просто так ничего не бывает.
И вот я иду в школу. В руках у меня новенький, пахнущий кожей портфель. Все мои вчерашние друзья, кто младше меня, с завистью смотрят мне в след, а я их как будто и не замечаю. Ведь я уже школьник, а они ещё малявки. Первую мою учительницу звали Нина Федоровна. И она была для меня чуть ли не святая. Я представить себе не мог, что она может сказать не правду и вообще, что она такой же человек, как и все. Когда я услышал от неё, что Земля вертится, то после уроков все пошли домой, а я отошёл несколько шагов от школы и стал высоко подпрыгивать на месте, думая, что пока я в воздухе, Земля прокрутится, и я буду ближе к дому и идти, пешком вовсе не придётся. Тут со школы вышла Нина Фёдоровна, увидела этот цирк и спрашивает:
- Толя, ты что делаешь? Зачем прыгаешь и почему не идёшь домой?
-А зачем идти? Если Земля вращается, то я и так скоро буду дома!
- А если она вращается не в ту сторону, в которую тебе надо, то ты наоборот удаляешься от дома.- Засмеялась учительница.
-Лучше иди домой, - я задумался и грустный побрёл домой.
Ещё я на всю жизнь запомнил, как однажды Нина Фёдоровна повесила на доске плакат, на котором было показано, как устроены наши органы дыхания. Там было чётко видно, что нос это как бы фильтр, который задерживает пыль, находящуюся в воздухе и даже некоторые бактерии, и в лёгкие поступает уже чистый воздух. Но, если мы дышим ртом, то вся гадость, содержащаяся в воздухе, оказывается у нас в лёгких, и во много раз повышается вероятность заболевания. Это настолько врезалось мне в память, что я и сейчас, только в крайних случаях дышу ртом.
Я пришёл в первый класс, прекрасно умея писать и читать. И, наверно, этот задел очень помог мне в учёбе. До четвёртого класса я был круглым отличником и, если иногда появлялась текущая четвёрка в дневнике, то мне даже было стыдно смотреть на учительницу. Я не мог себе представить, как это делают те, кто получает тройки, не говоря уже о двоечниках. У меня не очень получалось с чистописанием. Писали тогда чернилами с нажимом и, надо было быть очень аккуратным, чтобы нигде не поставить кляксу и не размазать чернила по листу. Когда я закончил третий класс, мой папа был на должности заместителя командира полка по политической части. Командир дивизии хотел забрать его к себе заместителем и послал в Москву документы на присвоение папе звания полковника и ходатайство о переводе. Мы все, естественно, жили ожиданием этого события. Но, вместо этого, пришли документы о присвоении звания и демобилизацию. Родители были в шоке. Но делать было нечего. Они посовещались и приняли решение переехать в Украину, в Прилуки. Там жил папин брат с семьёй, хотя у них был выбор, ведь на Дальнем Востоке жил мамин брат с семьёй и с нашей бабушкой. Но выбор пал на Украину.
ПРИЛУКИ
- Хватит скитаться по коммуналкам - сказал папа – Мы построим в Прилуках свой дом и будем в нём хозяевами.
И мы стали собираться. Мама упаковывала вещи. А папа заготавливал лес для постройки дома. Для этого он брал несколько солдат, грузовик и ехал далеко в лес. Там он выбирал сосны потолще и поровнее, делал на них зарубки, а солдаты потом спиливали эти деревья, оттаскивали в одно место и там складировали. Однажды папа даже взял с собой моего брата Валеру. Когда они вернулись, брат целый час делился своими впечатлениями.
- Ты не поверишь, - рассказывал он мне – Я иду, собираю грибы. Одни белые. Вдруг, смотрю, под деревом лежит очень красивая верёвочка. Ух, ты, думаю, какая красивая. Заберу её себе, может быть, для чего-то пригодится. Только взял её в руку, а она как зашипит и, чуть-чуть меня не укусила. Оказывается, то была змея. Она за мной гналась. Я ели-ели убежал.
И, вот настал день, когда все вещи были упакованы, лес погружен в товарный вагон, и мы погрузились в тот же вагон, и отправились в загадочную страну Украину. Нашей, с братом радости не было конца. В вагоне мы играли в прятки. А между вещей и брёвен, спрятавшегося действительно найти было очень трудно. Путь был долгий. Мы ехали больше недели. Ведь поезд был товарный и подолгу стоял на полустанках. От нечего делать, папа рассказывал всякие небылицы из своей, уже бывшей, службы.
- Дело было ещё на Дальнем Востоке. – Загадочно начинал папа – Наш полк возвращался с учений. Учения прошли удачно. Я заслужил благодарность от командующего и был очень доволен.-
Чтобы ещё больше заинтриговать нас, он встал, открыл дверь вагона, не спеша, закурил и, только глубоко затянувшись, а затем, выпустив дым, продолжал:
- Так вот. Шли мы колонной. Танк за танком. По Уссурийской тайге. И, вдруг, двигатель нашего танка стал кашлять и, в конце - концов, заглох. Остальные танки объехали нас, и пошли дальше. А мы не стали вызывать техпомощь, думали сами справимся и заработаем ещё одну благодарность. Ковырялись мы в двигатели очень долго. Вроде всё в порядке, а он не заводится, и всё тут. Стал я вызывать техпомощь по рации.
- База, база. Я 236-й. База ответьте 236-му.
-А база не отвечает. Что делать?
И тогда я решил идти пешком на базу за техпомощью. Конечно, можно было послать солдата, но за каждого из них я несу ответственность и, не дай Бог, с ним в дороге что-нибудь случится. Тем более что уже начало смеркаться. И поэтому я решил идти сам.
Я приказал солдатам никуда от танка не отходить, и отправился в путь. Отошёл от танка с полкилометра, и в тайге стало совсем темно. Нет, я не боялся, но идти ночью по тайге одному не очень-то приятно. И я пошёл быстрее. И, вдруг, вижу передо мной два зелёных огонька. Волк! Я зажёг спичку и пошёл вперёд. Волк отступал, пока горела спичка. Но, как только спичка гасла, он подходил ближе. Так продолжалось, пока у меня не закончились все спички. Тогда волк осмелел и стал подходить всё ближе и ближе. Я выбрал сосну, на которую можно было забраться, и с разгону заскочил на неё. И, надо сказать вовремя. Волк чуть-чуть не схватил меня за ногу. Увидев, что меня не достать, он уселся прямо подо мной и стал выть. Созывал своих товарищей. И они не заставили себя долго ждать. Через несколько минут, возле моей сосны собралась целая стая. Что мне оставалось делать? Только ждать, когда им надоест сидеть возле меня. Стыдно, конечно, если в части узнают, что боевой офицер испугался каких-то волков и сидел на сосне. Но, всё же не хотелось, чтобы они меня съели. Я за день учений очень устал, и мне захотелось спать. Тогда я снял с себя ремень и привязался им к дереву, чтобы, если усну, не упасть прямо на волков. И тут, я подумал, а вдруг, придет медведь или еще лучше тигр. Они лазают по деревьям получше меня и тогда мне уже не спастись. И, вдруг, вижу, мои волки исчезли. Только что были, и не стало, как испарились. Ну, думаю, точно медведь идёт. И стал карабкаться выше по дереву, может быть, он меня за ветками не увидит. И, тут слышу гул. Техпомощь идёт. На базе и сами догадались выслать техпомощь. Я быстренько слез с дерева и зашагал, как не в чём не бывало навстречу.
Вот такая история.
На следующий день мы услышали другую историю:
- Помню, была у нас в части на Дальнем Востоке,- начал папа,- огромная собака. Она была примечательна тем, что днём никого не трогала, боялась, наверное. Но, как только темнело, лучше с ней не сталкиваться. При чём она действовала, что называется «тихой сапой». Подкрадётся незаметно к человеку, почти вплотную, а потом неожиданно набросится и, если не покусает, то штаны порвёт обязательно. Люди уже стали бояться ходить в темноте и чаще ходили по двое.
Ну, вот иду я однажды домой поздно вечером с работы. Темень такая, что перед собой буквально за метр ничего не видно!
Вдруг меня кто-то как толкнёт в спину. Я от неожиданности, чуть не упал. Оглядываюсь, вижу собака. Я оттолкнул её и ударил сапогом по морде. И вы знаете, толи у страха глаза велики, толи действительно она была громадная, как телёнок.
Она опять накинулась на меня и хотела схватить за ногу, но я отскочил и она вцепилась зубами в полу шинели. У меня с собой не было ничего такого, чем можно было бы от неё отбиваться и я уже не знал, что мне делать, как, вдруг кто-то огрел её палкой по голове, и она упала.
Оказалось, ещё один офицер возвращался со службы, но был умнее меня и, зная, что здесь есть такая собака, взял с собой палку.
Пока мы с ним обсуждали, то, что только что произошло, собака очухалась и снова напала на нас. Но теперь нас было двое. Да ещё один с палкой. Конечно, мы её победили и, привязав её к большому камню, сбросили с крутого берега в океан, чтобы уже не очухалась. Ещё несколько дней её было видно с берега, а потом не стало. Наверное акулы разорвали и съели.
Во время долгих стоянок нашего поезда, папа ходил на вокзал и приносил всякие вкусности, которых мы раньше не ели. Ряженку пареную в печи, домашнюю сметану, квашеную капусту вперемешку с огурцами, квашеные яблоки. Однажды даже принёс окрошку, о существовании которой мы даже не подозревали. Как всё это было вкусно!
- Привыкайте,- говорил папа,- на Украине такого добра наедитесь от пуза.
Вобщем-то, в дороге скучно не было. И, дней через десять, мы благополучно добрались до Прилук.
На первых парах, пока строился дом, мы жили у папиного брата. Моего дяди. У него был свой небольшой домик, и он согласился нас приютить.
Для строительства дома папе выделили участок земли в 12 соток не далеко от центра города.
Эта земля была на территории бывшего колхоза, а теперь здесь был 1-й въезд Карла Либкнехта, в котором нам предстояло жить. Рядом со стройкой ещё было небольшое поле, засеянное пшеницей. Нам с братом всё это было, конечно, очень интересно. Мы целыми днями бегали по стройке, и по полю и нашей радости не было конца.
Надо сказать, что наш дом строился очень быстро по тем временам. Тем более что всё делалось вручную. Вручную распиливались брёвна на доски. На высокие козлы ложилось бревно. Один из пильщиков залазил на бревно сверху, в то время, когда другой стоял под бревном, и вот они тягали огромную пилу и таким образом распиливали это бревно на доски. Вручную же, строгали потом доски и делали из них окна и двери, и строили сам дом из тех же брёвен и досок.
Наконец-то дом был построен. Оставались только малярные работы. Но мы все решили, что это сможем сделать и сами. Уж очень хотелось жить только своей семьёй в своём новом доме. И мы переехали в дом с неокрашенными дверьми и окнами. И всё лето их красили и дышали краской. Но, всё равно, все были очень довольны.
Надо заметить, что у дяди было две дочери и наша бабушка тоже жила тогда с ним. Поэтому в его маленьком домике было довольно таки тесно. И мы, с радостью, опять стали собираться к переезду.
Сам переезд тоже оказался интересным событием. Когда вещи были упакованы, папа пошёл искать транспорт. Прошло не меньше часа, и вдруг возле дядиного двора остановилась пара волов, запряжённых в огромную повозку. Мама чуть не упала, когда увидела.
- Петя, в чём дело? Неужели ты думаешь, я позволю грузить на эту арбу свои вещи? Или ты хочешь, чтобы завтра весь город говорил о том, как полковник въехал в собственный двор на волах? – Заголосила мама.
- Никто ничего говорить не будет. Зато на этих волах мы перевезём всё за один раз. – Стал возражать папа.
В конце концов, вещи были погружены. Мы с братом, забрались на самый верх. Мужик свистнул и волы пошли.
- Цоб!- сказал мужик, и волы пошли направо.
-Цобэ!- И волы послушно повернули налево.
Со стороны эта процессия выглядела, конечно, довольно смешно. Посередине улицы ехала огромная телега, запряжённая парой волов. Рядом с волами шёл мужик с большущими усами и в соломенной шляпе, которую носил ещё его дед. По одному тротуару шёл папа и изредка давал указания мужику. А по другому, шла мама и постоянно окрикивала нас, чтобы мы не свалились сверху. А Мы, как индийские принцы на слонах, восседали на самом верху вещей и кричали:
- Цоб! Цобэ!
Бедные волы останавливались, не зная, куда же им поворачивать. Мужику пришлось взять их за верёвку, и они послушно пошли за ним.
А вот и наш дом. Новенький, пахнущий свежеструганными досками и весь какой-то торжественный. Когда волы остановились, началась суматоха. Каждый брал, что попадало под руку, и заносил в дом. Мама распоряжалась:
- Ой! С этим, пожалуйста, осторожнее. Это китайский фарфор, фамильная реликвия, теперь такого не купишь! А это поставьте сюда, здесь еда, скоро будем обедать. Петя, хватит ему наливать, он и так уже ели-ели на ногах стоит.
Это относилось к хозяину волов.
- Я сам знаю коли мені хватить. Як я упаду на воза, от тоді і хватить, а воли в мене розумні, самі до дому довезуть,- заплетающимся языком, возразил хозяин волов, выпил ещё стакан водки и упал, но не на воз, а рядом. Мама с папой погрузили его на воз, и волы потихонечку пошли домой.
Так началась наша жизнь в собственном доме.
Родители завели курей. Наверное, десятка два, не меньше. Помню сколько было радости, когда они начали нестись и у нас появились свои яйца. Потом развели кроликов. И мы с удовольствием ели кроличье мясо и все ходили в кроличьих шапках.
В доме было две печки. И, когда пришла зима, эти печки топили дровами. Отходами, оставшимися при строительстве дома. О, как приятно было сидеть у печки, слушать, как трещат дрова и сознавать, что на улице во всю трещит мороз!
Вечерами, когда у печки собиралась вся семья, папа рассказывал свои байки:
- Помню, когда я ещё служил на Дальнем Востоке, был такой случай. У нас при столовой было подсобное хозяйство, где работники столовой держали свиней и пару лошадок, которых кормили пищевыми отходами. И вот стали замечать, что поросят с каждым днём становится всё меньше и меньше. В чём же дело? Решили устроить засаду. Целую ночь дежурил часовой, но никто посторонний не появился, и все поросята остались на месте. На следующую ночь охрану не выставили, а утром опять не досчитались одного поросёнка.
Тогда стали ставить часового каждую ночь. И вот, наконец-то, вор появился. Как вы думаете, кто это был? Можете не гадать. Это был волк! Дело в том, что когда ветер дул со стороны части в сторону леса, то волк нюхом чуял охрану и не приходил за добычей. А как только ветер подул со стороны леса, тут нюх волка и подвёл. Он перепрыгнул через забор, ограждающий подсобное хозяйство и пролез под стеной в сарай, где были поросята. Как, оказалось, там был прорыт целый подземный ход, который никто не заметил. Часовой потом рассказывал, что видел, как волк вытащил из-под сарая поросенка, потом закинул его себе на спину и приготовился прыгать через забор, но тут часовой выстрелил и убил волка наповал. Интересно, что поросёнок был живой и не разу даже не пикнул. Вот так вор был наказан. А все уже было, подумали на солдата, который кормил свиней. Мол, он ворует и продаёт поросят. Ведь ключи от сарая были только у него. Ещё немного и его бы судил трибунал. Ну, что интересно?
- Интересно. Папа расскажи ещё что-нибудь.- Стали просить мы.
- Ну, ладно расскажу ещё один случай. Дело было в ту пору, когда в тайге созревает малина. Я взял с собой пару солдат и пошёл собирать ягоду, выполняя приказ вашей мамы. Мы долго бродили по тайге и не заметили, как отошли от расположения части довольно далеко. Но, за то, нашли настоящие заросли малины, да вся такая крупная и сладкая. Я уже набрал полную корзину и, только было собрался звать солдат, как услышал выстрел, а за ним страшный, просто душераздирающий крик и, вдруг всё стихло. Я стал пробираться сквозь заросли малины туда откуда слышал крик, и, наконец, вышел на небольшую поляну и увидел страшную картину. Я притаился в кустах и стал наблюдать за происходящим, потому что помочь я уже ничем не мог. А на поляне огромный медведь, схватив зубами за руку, тащил по траве солдата, у которого вся голова была в крови. Медведь подтащил солдата к дереву, положил его и ушёл, но я не вышел из своего укрытия. Знал, что он сейчас вернётся. Долго было слышно, как трещали ветки под его лапами. И вот медведь появился снова. Он шёл на задних лапах, как человек, а в передних нёс огромную охапку хвороста. Медведь взвалил хворост на солдата и отправился за другой порцией. Так повторялось несколько раз. Когда он посчитал, что куча навалена довольно большая, он залез на неё и стал утаптывать хворост. Всё это медведь делал для того, чтобы никакой другой зверь не мог достать солдата из-под хвороста. А медведи свежее мясо не едят, ему надо, чтобы оно чуть-чуть подпортилось и было «с душком», тогда он его достанет и съест. Хорошо утоптав кучу хвороста, медведь, наконец-то ушёл. Я, убедившись, что всё вокруг тихо, вышел из своего укрытия и стал звать второго солдата, но тот не откликался. Неожиданно, я увидел его совсем рядом, в кустах.
- Что же ты не откликаешься? Я уже устал звать тебя. - Стал я его ругать.
И тут я увидел, что он весь трясётся от страха. Прошло ещё с полчаса, пока он успокоился.
- Идем, раскопаем твоего товарища. Может быть, ему ещё можно помочь
Когда мы разбросали хворост, оказалось, что солдат ещё жив и кровотечение прекратилось, хотя медведь почти полностью снял с него скальп. Мы соорудили носилки из двух больших веток и плащ-палатки и потащили раненого в санчасть. По дороге второй солдат рассказал, что он видел, как всё произошло:
- Мы собирали ягоды рядом, буквально шагах в десяти друг от друга. Вдруг, слышу, Васька говорит:- сиди тихо, сюда идёт медведь. Сейчас я его убью!- и выстрелил.
Попал он медведю в лапу. Тот как зарёвёт, и пошёл на Ваську. Васька вскочил и хотел выстрелить снова, но медведь схватил карабин, поломал его, как спичку и, схватив Ваську, провел когтями по его голове. Тот закричал и потерял сознание.
- Вот это его и спасло, если бы он ещё продолжал сопротивляться медведь разорвал бы его на куски.
- В общем, мы дотащили раненого до санчасти, и он остался жив, хотя и лишился волос. Всё ребята уже поздно, пора спать.
Дома в нашем 1-м въезде росли очень быстро и, буквально через два, три года, весь въезд был застроен полностью. У нас появились друзья, и жить стало веселей.
Последним строился четырёх квартирный дом для работников типографии. Частные дома строились быстро, а государственное строительство тогда называли «долгострой».
Вот и этот дом строился года три не меньше. Нам, пацанам, очень нравилось играть в нём в войну. Однажды Боря прыгнул с окна внутрь этого дома и, неожиданно земля под ним провалилась и он увидел какие-то ящики. Он позвал всех нас, и когда мы стали открывать эти ящики, то нашли в них десятка два винтовок и несколько ящиков с патронами к ним.
Мы взяли каждый себе по винтовке, и, кто сколько смог унести, патронов. Договорившись хранить тайну и никому об этом не рассказывать, мы понесли трофеи по домам, и каждый спрятал клад, как мог.
Но, всё же, кто-то из пацанов проболтался и, буквально на следующий же день к каждому из нас пришла милиция и всё забрала.
В одном из домов, жила еврейская семья. Глава семьи был зам. директора завода «Пластмасс», а его тесть, дед Вова всю жизнь прожил в Одессе, а, выйдя на пенсию, переехал в Прилуки и стал жить у зятя. Этот дед Вова был настоящий, ходячий одесский анекдот.
Однажды, возле их дома сварщик сваривал трубы, проводили водопровод. Вдруг подходит к нему дед Вова и говорит:
- Послушай парень, что я тебе сделал плохого?
Сварщик поднимает щиток. Некоторое время внимательно смотрит на деда Вову, и, не узнавая его, отвечает:
- Ничего Вы мне не сделали. Я Вас вообще не знаю.
- А почему же тогда ты хочешь, чтобы меня бросила жена?
- О чём Вы говорите? Вы меня, наверное, с кем-то путаете. А я Вас вижу первый раз.
- Ты меня видишь первый раз, и я тебя вижу первый раз, но ты хочешь, чтобы я ослеп и вообще ничего не видел иначе ты бы не слепил мне глаза своей поганой сваркой. А если я ослепну, то скажи мне, пожалуйста, кто тогда захочет со мной жить?
Однажды заходит дед Вова в ближайший от нашего въезда продуктовый магазин, долго смотрит в витрину с колбасой и молчит.
Через некоторое время к нему подходит продавщица и спрашивает:
- Дедушка Вы что-то хотите?
- Скажите, пожалуйста, это колбаса? - В свою очередь спрашивает дед Вова, тыча пальцем в витрину.
- Да колбаса.- Отвечает продавщица.- Вам взвесить?
- Да взвесте мне, пожалуйста, двести грамм масла.
Когда продавщица отдаёт деду Вове масло, он шепчет себе под нос, но так, чтобы все слышали:
- И это они называют колбасой. Вот у нас в Одессе в своё время была колбаса, можно было накушаться одним запахом. А это разве колбаса? А она мне говорит!
Перед началом учебного года, в августе месяце, папа повёл нас с братом устраивать в школу. Школа №1 хоть и была от нас далековато, но зато была русская. Ведь ни я, ни брат по-украински не знали ни слова. Директором школы тогда был Тогобецкий Петр Кондратьевич. Был он мужчиной крупных размеров и крутого нрава. Когда мы зашли к нему в кабинет и поздоровались, он пригласил всех присесть и, взяв у папы наши документы и, еще не посмотрев на них, заявил:
- У нас уже все классы переполнены. Поэтому, если я сейчас открою ваши табеля и увижу, что в них больше троек, чем четвёрок и пятёрок, то Вам придется идти в другую школу. – Он открыл мой табель первым. – О, да тут одни пятёрки! Толя, сколько будет 8 умножить на 9?
- 72.
-А если 9 умножить на 8?
-72, без запинки ответил я.
- Молодец! Принят. Посмотрим, что делается в табеле у старшего брата. Тут есть несколько четвёрок. Скажи-ка Валера, сколько будет 12 в квадрате?
- 144. - Не задумываясь, ответил брат.
- А о чем говорит первый закон Ньютона?
- Первый закон Ньютона – это закон инерции. – Не моргнув глазом, выдал брат.
- Нашей школе такие ученики нужны. Вы приняты ребята. Спасибо Вам товарищ полковник, что привели своих сыновей именно в нашу школу. Надеюсь, что они и дальше будут так же хорошо учиться, как и раньше.
Мы с братом вышли от директора очень довольные собой, но ещё больше был доволен отец:
- Молодцы ребята, не подкачали! Теперь Вы должны учиться ещё лучше, чем раньше, чтобы мне не пришлось за Вас краснеть перед директором. А сейчас я поведу Вас в кинотеатр.
Когда мы жили в Белоруссии, в военном городке, то иногда смотрели с солдатами патриотические кинофильмы, типа «Чапаев» или «Броненосец Потёмкин». Их показывали допотопным оборудованием и после каждой части киномеханик перезаряжал плёнку, а в это время солдаты свистели и кричали.
О том, что существуют кинотеатры, в которых показывают интересные новые фильмы мы даже не подозревали. Мы сидели в огромном прохладном зале и ждали когда за спиной затрещит аппарат и на экране замигает что-то не понятное, как в солдатском кино.
Моё внимание привлёк транспарант, висевший над экраном. На нем, на украинском языке было написано: « Хай живе мир в усьому світі!»
- Валера, посмотри, что там написано. Это же не хорошее слово,- обратился я к брату, показывая на первое слово.
- Дурачок! Это же написано по-украински. Хай – значит пусть, а совсем не то, что ты подумал. Понял?
- Понял,- ответил я, хотя на самом деле ничего не понял.
Между тем, свет в зале начал потихоньку гаснуть, пока не погас совсем и в зале стало очень темно и почти ничего не видно. И, вдруг на экране стало чётко видно титры, и стали показывать киножурнал «Кинохроника». Видимость и звук были просто изумительные. Я смотрел на экран не отрываясь и старался не пропустить ни одного слова. После киножурнала началось кино под названием «Дело Румянцева». Когда мы вышли из кинотеатра, у меня было столько впечатлений, что я не мог скрыть свой восторг.
- Вот это, да! Вот это кино! Папа, а когда мы ещё пойдём в кинотеатр?
- Через недельку будут идти новые фильмы, тогда и пойдём,- ответил папа.
В нашем городе было 14 школ, но только две из них, наша и школа в военном городке были русские, а все остальные украинские. В школе №1, в которой учились мы с братом, учителя преподавали на русском языке и всё было нормально. Но, хотя школа и была русской, в ней всё равно были такие предметы, как украинский язык и украинская литература. Понятно, что для меня учить украинский было то же самое, что английский или китайский. И вот, после месяца учёбы, наша учительница украинского языка устроила диктант. Конечно, я наделал в этом диктанте очень много ошибок, потому что путал украинские буквы с русскими. Учительница не стала делать никаких снисхождений и поставила мне, без всякого зазрения совести, огромную единицу, но этого ей показалось мало, и она показала мой диктант, весь красный от её исправлений всему классу.
Я, конечно, был в шоке. И, когда пришёл домой, то даже заикался от стыда и горя.
Родители успокаивали меня, как могли, но я твердил, что я больше в эту школу не пойду.
На следующий день папа одел свою парадную военную форму и повёл меня в школу, прямо к директору:
- Петр Кондратьевич,- начал папа,- мой сын не вундеркинд и поэтому не может выучить за месяц украинский язык так, чтобы написать диктант без ошибок, а учительница думает иначе и выставила моего сына на посмешище перед всем классом. Для него четвёрка редкий случай, а тут на тебе, сразу единица. Толя до сих пор в себя прийти не может, заикается. А что если это останется навсегда?
-Петр Владимирович, Вы успокойтесь, пожалуйста. Я накажу учительницу по всей строгости, а Вашего сына, если хотите, мы можем освободить от изучения украинского языка, и всё будет нормально.
- Да, пожалуй, на год можно и освободить. Пусть пока привыкает. Ну, что сын, ты согласен? А то ведь он совсем в школу не хотел идти.
Вообще жить в городе мне всё больше нравилась, хотя очень не хватало белорусского леса и реки. В Прилуках есть речка Удой, но это не то, что было там, в лесу, в Белоруссии.
Однажды, я, мой брат и двоюродная сестра Софа, пошли купаться на Удой. Пляж в Прилуках тогда был не большой, а народа было много, и мы решили отойти не много вверх по течению и выбрали место, где было народа поменьше и вода почище. Мы долго купались, баловались, играли в догонялки. Софа зашла в воду по самое горло и пыталась вернуться к берегу, но дно было илистое, скользкое и её, как бы отводило всё дальше от берега на глубину.
- Спасите! Тону!- Закричала Софа.
Мы с братом думали, что она шутит, и стали смеяться. Однако, когда она, открыв рот, вместе с воздухом вдохнула порядочную порцию воды, мы поняли, что она не шутит, и бросились ей на помощь. И как раз вовремя, потому что Софа уже пошла ко дну. Мы схватили её, кто за руки, кто за ноги и потащили к берегу. На наше счастье, на берегу оказался мужчина, который сделал ей искусственное дыхание, и она пришла в себя.
Мы с братом перепугались больше, чем сама Софа. Мы топтались вокруг неё, не зная, что делать дальше, а она твердила всё время одно и то же:
- Только не говорите ничего об этом родителям.
Конечно, никто из взрослых ничего об этом происшествии не узнал, и это стало нашей тайной.
Я рос тихим, спокойным мальчиком, но если кто-то пытался меня обидеть, всегда мог дать отпор.
Однажды у нас была контрольная по математике. Впереди меня сидел Лёня Гох, ученик ниже среднего, но сильнее всех физически, потому, что был старше всех на три года. Он всё время оборачивался ко мне, пытаясь у меня списать и, в конце концов, перевернул чернильницу. Чернила залили мою контрольную. Я, не долго думая, размахнулся и всадил ручку с пером между лопаток обидчика. Тот заорал и с торчащей в спине ручкой, побежал в медпункт.
Меня не выгнали из школы потому, что я хорошо учился и директор школы очень уважал моего папу.
В шестом классе к нам пришёл новый ученик, Коля М. Я с ним как-то сразу подружился.
Он был старше нас на год, остался в шестом классе по болезни. Ему всё давалось очень легко, и он учился на одни пятёрки. С ним всегда было интересно и в школе и дома.
Тем более, что жили мы в пяти минутах ходьбы друг от друга.
Обычно, идя со школы, мы заходили к нему, делали уроки и до позднего вечера занимались чем-нибудь интересным. А интересного у него было очень много. Например, игра «Железная дорога». Она была настолько большая, что мы её собирали несколько часов, а потом не могли никак наиграться. Там были два поезда, товарный и пассажирский, которые мы, переводя стрелки, направляли друг на друга и устраивали аварии. Было очень интересно. Мои родители знали, где я, и были спокойны. Его папа был полковником, начальником авиаполка, расположенного за городом. И наши родители, не то чтобы дружили, но иногда общались. Ещё у Коли была пневматическая винтовка, такая как в тире. Она уже была старенькая, пружина в ней слабая, но мы с ней успешно охотились на воробьёв. А однажды придумали стрелять людям в спины. Мы высовывали винтовку в окно, выбирали такую ситуацию, когда кто-нибудь шёл по улице мимо окна, а за ним на небольшом расстоянии шёл кто-то другой. Мы стреляли впереди идущему в спину, пулька пробивала рубашку, а на теле оставляла маленькое красное пятнышко. Человек, естественно, оглядывался и, увидев идущего сзади, нападал на него с претензиями, думая, что это тот чем-то в него кинул. Мы, конечно, падали со смеху.
Однажды мы, развлекаясь таким образом, прострелили щеку учительнице младших классов в нашей школе. А получилось так, что один из нас уже готов был выстрелить, но в это время другой узнал учительницу и, решив помешать выстрелу, подбил винтовку вверх, но было поздно, стреляющий уже нажал на курок. Пулька, вместо того, чтобы попасть в спину, попала учительнице в щеку, пробила щеку и выбила зуб. Учительница выплюнула зуб с кровью, пульку и, потеряв с перепугу сознание, упала на тротуар.
Собрался народ, вызвали скорую помощь, а заодно и милицию. Милиция без особого труда, нашла пульку и где живёт хозяин винтовки, с которой стреляли.
Нам бы пришлось очень туго, но помог наш классный руководитель, который был вне штатным уполномоченным детской комнаты милиции. Он за нас поручился, как за примерных учеников.
Сейчас, по прошествии многих лет, вспоминая свою школьную жизнь, я думаю, что учителя у нас были, в основном, хорошие, которые отдавали все свои знания и силы, и своё свободное время нам, чтобы мы выросли настоящими людьми. И многие из нас таковыми стали. Но тогда, в школьные годы, мы вытворяли такое, что теперь, вспоминая, становится стыдно, а порой даже страшно.
Историю древнего мира у нас читал Михаил Иванович. Он был в предпенсионном возрасте, весьма тучный и вдобавок совершенно лысый и без зубов. На его уроках первые парты обычно пустовали, потому что, когда он говорил, из его рта всё время вылетали брызги слюны. За это его прозвали «Индюком». Он был очень добрым человеком и сам про себя рассказывал:
- Когда я поставил первую двойку, началась гражданская война. Когда я поставил вторую двойку, началась Великая Отечественная война. Поэтому теперь я стараюсь двойки не ставить а ставлю единицы. Вы спросите: «Чем единица лучше двойки?» Тем что её, в любой момент можно исправить на четвёрку!
На уроке у него можно было делать всё, что угодно, но только так, чтобы было тихо.
В то время у нас были в моде ручки в виде металлических трубок в один конец такой ручки вставлялось перо, а в другой карандаш. А, если вынуть и перо, и карандаш, то это была просто трубка, с которой очень удобно было выстреливать изо рта пережеванную бумажку. И мы, на уроке у «Индюка», с удовольствием стреляли друг в друга, пока один из нас не попал Михаилу Ивановичу прямо в лоб.
Он весь побагровел и действительно стал очень похож на индюка, подошёл к провинившемуся ученику, схватил его за шиворот и вытащил из класса. Затем вернулся за стол, успокоился, что-то написал в журнале, и сказал:
-Балбес. Двойка!
Кто-то из нас потихоньку спросил:
-Михаил Иванович, неужели опять война?
-Успокойтесь, не будет войны. Я поставил единицу.
Учительницу химии мы прозвали «Селитра». Она была очень нервная, заводилась порой из-за пустяка. И мы этим часто пользовались. Особенно когда она объявляла, что на следующем уроке будет контрольная. Мы заранее приготавливали что-нибудь этакое, что могло вывести её из себя, и на следующем уроке, как только она раздавала контрольные задания, портили ей настроение. Ну, например, кто-то в одном углу класса начинал, не открывая рта, гудеть, учительница немедленно бежала в тот угол, но гул уже раздавался из другого угла. Пока она бежала в другой угол, гудели уже где-то возле доски. Она начинала психовать, потом бежала к директору и в итоге контрольная была успешно сорвана.
Однажды «Селитра», будучи в хорошем настроении, открыла нам страшный секрет объявив, что если смешать селитру с фосфором, то на воздухе эта смесь немедленно взрывается. Селитра, как известно, является удобрением, и для нас не составляло большого труда достать её столько, сколько нам было надо. С фосфором дело было сложнее. Его мы, в конце концов, стащили в школьной химической лаборатории. Мы тщательно завернули селитру в одну тонкую бумажку, а фосфор в другую, затем эти пакетики завернули в один пакет. Маленькая бомбочка была готова. Мы её скинули с пятого этажа. Бумажки порвались еще, не долетев до земли, но составные части пакета всё же успели смешаться в воздухе и взрыв, к нашей радости, получился. Но он получился очень слабый. Не взрыв, а пшик какой-то. Это нас не устраивало. Тогда мы смешали всё, что у нас осталось. Вдобавок, Коля М. предложил подмешать туда ещё и нитроглицерина, сказав при этом, что это будет настоящая бомба. Стал вопрос: «Где же её применить?» И мы придумали. Подложили нашей «Селитре» под крыльцо, а сами спрятались у неё же в саду и стали ждать. Когда она пришла домой и наступила на крыльцо, прозвучал настоящий взрыв, как будто взорвалась боевая граната. Химичку подкинуло, не меньше чем на полметра вверх и опустило на остатки крыльца. На веранде у неё повылетали все стёкла. Мы, сломя голову, кинулись наутёк, а она встала, почесала ушибленное место, и успела заметить, как кто-то убегал из её сада. Но, на наше счастье, не разглядела кто именно. Конечно, приехала милиция. Конечно, весь наш класс таскали в детскую комнату милиции, но мы держались, как партизаны. Все, в один голос твердили, что ничего не знают, и это нас спасло.
В восьмом классе, во время весенних каникул, я поломал ногу, упав с груши. А получилось это так:
Я гулял с мальчишками из нашего переулка. Когда мы подошли к этой злосчастной груше, кто-то сказал, что у него есть пачка сигарет, и он отдаст её тому, кто залезет на это дерево. Дерево было большое старое и к тому же обледеневшее. Никто не изъявил желания заработать пачку сигарет, хотя все курили. Но я всё же, решился. Я долго мучился, сползая по обледеневшему стволу вниз, и повторял попытки вновь и вновь. И я, всё же залез на середину дерева, сел на толстую ветку и потребовал награду. Когда мне кинули сигареты, я протянул руки, чтобы поймать пачку и, не поймав ее, свалился со скользкой ветки на землю. А земля была ещё замерзшая и я, ударившись об неё, сломал ногу.
Восьмой класс тогда был выпускным и надо было сдавать выпускные экзамены. А я в это время был по пояс гипсе. Без экзаменов меня могли оставить на второй год в восьмом классе. Выручил папа и его хорошие отношения с директором школы. Меня перевели в девятый класс без экзаменов.
Про нашего классного руководителя можно написать отдельный рассказ. Это был грамотный, строгий и, в тоже время, справедливый учитель. Он преподавал у нас историю и географию. Обычно, проводя урок, Николай Федотович ходил между рядами с линейкой в руках и, не в меру болтливых учеников, бил линейкой по ушам. Довольно таки больно бил, но никто никогда на него не обижался.
Каждое лето, на каникулах, он, не считаясь со своим личным временем, водил желающих в походы по родному краю. Желающими были почти все.
В то время, обычно осенью, нас посылали в колхоз. Едем мы однажды в колхоз на школьном грузовике в кузове, а Николай Федотович в кабине. А фамилия его была Чижик. У меня в руках гитара, хотя играть я толком не умел, просто знал несколько аккордов. Вот мы едем и поём, что на ум взбредёт. И запели:
- Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота,
Чижика-собаку, Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая
Вот компания, какая!
В песне поётся чижика, собаку, перечисляется. А мы пели так, что получалось, будто Чижик собака. Вдруг машина остановилась. Николай Федотович вышел из машины, посмотрел на нас с таким укором, что всем стало стыдно, и сказал:
-Спасибо за песню. Ничего лучшего в вашем репертуаре, наверное, нет?
До самого колхоза мы все молчали и работали в этот день так, чтобы не обидеть нашего руководителя.
Работая в колхозе, мы почувствовали себя взрослыми, курили никого не стесняясь, гуляли после работы, сколько хотели. Местные ребята по началу хотели показать нам, что они в селе хозяева, но быстро поняли, что с нами лучше жить мирно. Жили мы в домах местных жителей, в основном одиноких бабушек, которым было совсем не до нас.
Однажды вечером, мы с Колей вышли во двор покурить и сходить в туалет. Туалет представлял собой недавно выкопанную яму, заполненную всего где-то сантиметров на десять – пятнадцать и обставленную стеблями подсолнуха. Пол в таком туалете состояла из двух досок на половину прогнивших и ничем не соединённых друг с другом. Когда я сидел в туалете, Коля курил, стоя рядом и разговаривая со мной. Я стал подниматься и, вдруг, одна из досок переломалась и я, падая, поломал и другую и очутился в яме. Первая мысль, пришедшая мне в голову была, что я сейчас утону в дерьме. Испугавшись собственной мысли, я схватился за стебель подсолнуха, тот с треском поломался. Не выдержал моего веса и второй стебель. Тогда я увидел стоящего где-то высоко надо мной Колю, у которого лицо было, наверное, бледнее моего и закричал:
- Коля дай руку!
Коля протянул руку и благополучно вытащил меня из ямы. Я стоял перед ним в спортивном трико и кедах, которых не было видно. Были две огромные кучи дерьма. Я тряхнул одной ногой, потом другой и кучи наполовину стали меньше. И тут Колю прорвало. Он залился таким истерическим смехом, что из хаты выбежали и другие ребята и тоже, сообразив, в чём дело, хватались за животы от смеха.
Да, в колхозе было весело.
До девятого класса наш класс был хуже всех остальных и по успеваемости и по дисциплине. И бедный Николай Федотович мучился с нами, как никто другой из классных руководителей. Но после восьмого класса, слабые по успеваемости и по дисциплине ученики отсеялись и в девятый класс пришли те, которые думали после школы продолжать учёбу В результате одиннадцать классов мы закончили с тремя золотыми и четырьмя серебряными медалями. Такого никогда, ни в одной школе не было. Наш Чижик, конечно, был на седьмом небе от счастья.
Я получил аттестат, в котором было больше четвёрок, чем пятёрок. Но и это было не плохо. Этого хватило, чтобы успешно поступить в институт.
Получилось так, что мой старший брат успел проучиться два года в металлургическом техникуме, откуда его забрали в Советскую Армию, и, прослужив два года, поступил в институт в Ленинграде. А я в это же время поступил в Полтаве в строительный институт.
Наши родители были счастливы. Зато соседи шептались между собой, что мол, конечно у полковника везде блат. А некоторые прямо спрашивали у мамы: « Во сколько вам обошлось такое поступление?»
Мама нервничала, даже плакала, а папа её успокаивал:
- Не обращай внимания, Ксеня, это они от зависти.
Институт
Вместе со мной поступил Вова В. из нашего класса. Только я поступил на архитектурный факультет, а он на ПГС - промышленное и гражданское строительство.
Собственно говоря, я и поступал в этот институт только потому, что в нём был архитектурный факультет, и по сравнению с другими институтами, не большой конкурс.
Прямого автобусного маршрута от Прилук до Полтавы тогда не было. Надо было делать в Пирятине пересадку. Поэтому мы с Вовой выехали на день раньше, чтобы не опоздать на первый экзамен. И, всё же, я умудрился опоздать. Нет, вернее, я пришел ровно в девять, как раз к началу экзамена. А первый вступительный экзамен у меня был по рисунку карандашом, и на него отводилось шесть часов. Ну, зачем спешить, если такая уйма времени впереди? Когда я подошел к аудитории, где проходил экзамен, все мольберты уже были заняты, и просто негде было ногу поставить.
Ко мне подошёл преподаватель.
- Ты на экзамен? – Спросил он.
- Да.- Робко ответил я, протягивая экзаменационный лист.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ