Сердечное сияние

Анастасия Толина
«Я тебя содержу. Знай свое место!» -  сказал Настин муж, в ответ на ее робкую попытку воспротивиться его неожиданному отъезду без объяснений. В сердцах сказал,  но не соврал. Так и было. Потом хлопнул дверью и ушел.

Два года прожили вместе. Любила. Так любила, что казалось порой воздуха мало. А он всегда сам у себя на уме. Старше был ее на пятнадцать лет. Детей уже имел взрослых от первого брака. Больше не хотел детей.  А Настя - забава, вещь. Но в жены взял.

Настя села на стул в центре комнаты, огляделась по сторонам. Стильно, дорого.  «И, правда, а за что это мне? Шуба норковая за что мне, кольцо с брильянтом, его подарок на двадцатипятилетие, за что? Разве я заслужила это? Ведь я еще сама ничего не заработала. Вон даже у собаки его и то есть свое место – специально для нее купленный коврик плюшевый. А где мое место?».
 А то, что порой слезы глотала от обиды, а он не видел, прощала и компромиссы искала сама с собой, а он и не догадывался, глаза на все закрывала, лишь бы рядом быть, так это ведь Настя только свое собственное чувство пыталась сберечь.

Дверь хлопнула, тихо стало  в комнате, пусто и в сердце темно, словно свет выключили.  Взяла своего розового зайца, которого одногруппник Лешка подарил на втором курсе - Настина первая любовь, ключи на столе оставила и поехала искать свое место.

В общаге было все также шумно, весело. Народ гудел. Вошла в комнату свою прежнюю, соседка Оля встретила, улыбаясь:
- Настюшка, ты чего же не предупредила, что зайдешь…
- Я насовсем, Оль!
Она поняла всё с полуслова.
- Обидел?!
- Да, нет. Разлюбила… - произнесла Настя вслух, еще не очень веря в сказанное.

Он не звонил и не искал встреч.

Мама сокрушалась по телефону: - Дочка, ты знаешь, сколько в семейной жизни таких фраз, сказанных сгоряча. Если из-за каждой уходить… Ты еще молодая, глупая. Ты хоть бы шубу забрала, зимой в чем будешь ходить?
- Негоже это, мамочка, аспирантам ходить в норковых шубах, и брильянты носить мне еще рано. Как ты правильно сказала, молодая я еще слишком для этого. Всему своё время.

Жизнь закружила. Аспиранты – это особая категория людей, интересные, интересующиеся, с ними не заскучаешь и грустить не дадут.  В общежитии жили в комнате втроем:  три кровати, три стула, стол, шкаф и холодильник. Бедно жили. Зато здесь СВОЯ…

Предстояла у Насти защита диссертации. Разводиться надо было, не хотела Настя прославлять своими научными достижениями чужую фамилию.

Позвонила ему через полгода. Услышала голос знакомый, но уже чужой какой-то.
- Привет, малышка!
- Здравствуй, Игорь. Развод мне нужен.
Молчал, потом выдохнул:
- Ну, раз так, давай разведемся. Ты хоть вещи свои забери.
- У меня все есть, спасибо.

Оля, провожая в загс, давала напутствия: «Настюша, пожалуйста, не забудь сегодня, что ты гордая!»
- Да, я не гордая, Оль! Просто разлюбила…

Встретились. Красивый, ухоженный, успешный.  Настя думала, что врала себе все это время, переживала, что вот сейчас увидит его и сердце застучит, как всегда раньше - трепетно, нежно. Тук-тук, тук-тук. А оно возьми и не застучи.

Именно в эту минуту и поняла Настя, что всё прошло, схоронила любовь. Но осознавать, что свет,  который горел и заполнял весь твой мир когда-то, просто кто-то выключил - больно. И невозвратность некоторых мгновений тоже мучительна. Слезы полились непроизвольно. Голову наклонила, чтобы не видно было слез этих. Ему не видно. А они предательски капали на пол. Кап, кап, кап…

Игорь взял ее за плечи, заглянул ей в глаза, в эти влажные темные, когда-то смотревшие преданно и влюблено, глаза.  Видела Настя озаривший его лицо  луч надежды, понимала, что сожалел о сказанном тогда в коридоре, знала, что с трудом дается каждое слово сейчас, извиняться никогда не умел:
- Я соскучился и многое понял. Давай, начнем сначала!
- Да, нет Игорёк. Не смогу. Прости! Темно стало в сердце и в комнате пусто…



Жаль, что он такой не один. Тот, кто не оценил твоих искренних намерений, чистых и настоящих, без подтекста. Тот, кто тебя никогда не воспринимал всерьез, а ты так хотела нравиться. Тот, кто за твое трепетное внимание и трогательную радость от прикосновения к его сознанию, бросал тебе в лицо: «Я люблю другую женщину». Тот, кто обижал и даже не замечал этого, а сам потом заявлял: «Не пиши мне больше, от тебя слишком много негатива. Ты жаба ядовитая».  Тот, кто позволял себя любить, тешил свое тщеславие, копался в твоей душе, а потом в минуту плохого настроения говорил: «Я всё это время общался с тобой по инерции. Мне красоваться нужно перед кем-то, вот я и старался». А через какое-то время снова звонил и, как ни в чем не бывало, говорил: «Я соскучился!»… Конечно, он такой не один! И капли слез в пустой комнате падали на пол не один раз, от того, что кто-то пришел и выключил свет…
 
Сильнее всего нас обижают именно те, кто нам больше всех дорог, только потому, что мы сами ищем слишком много смысла в их словах и поступках, а также питаем излишние надежды.

Свет в сердце гасят одни, но зажигают его, тем не менее, снова зажигают, другие. А ценишь, в конце концов, именно тех, кто умеет беречь твое сердечное сияние.