Петр Первый. Реформы и их итоги. 2000

Историк Владимир Махнач
Дом культуры «Меридиан», Москва. 03.03.2000.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, май 2015.


БЕСЕДА ПЕРЕД ЛЕКЦИЕЙ

Вопрос: Зачем нам в эпоху Петра океанский флот? Куда плыть и чего ради?

Ответ: Дело в том, что по сути дела мы вели большую европейскую политику уже в эпоху Ивана Третьего, эпоха Петра вовсе не была ее началом. А большая европейская политика, не обеспеченная флотом, — безнадежна, невозможна для серьезной державы. Я уже обращал ваше внимание, что у нас уже были попытки обеспечить нашу политику морскими силами. Была корсарская флотилия в начале Ливонской войны при Иване IV. То была неудачная попытка, мы не сумели обеспечить устойчивую базу для эскадры. Эскадра была наемной с датским капитаном Карстеном Роде во главе. Иван, потеряв интерес к флотилии, «подставил» их, подвел наемников, когда они были арестованы в ганзейском порту. Иван просто махнул рукой. То малоизвестный, несимпатичный штрих в нашей истории. Напомню, что в XVI веке каперская грамота была нормальной практикой. Любое частное лицо могло воевать в интересах любой державы на законном основании и считаться в случае поимки не пиратом, а военнопленным, если имело от государя соответствующую грамоту.

В XVII веке мы окончательно лишились Балтийского выхода в итоге Смутного времени. Затем дважды при Алексее Михайловиче пытались обеспечить морскую поддержку нашим стратегическим движениям на Каспии. Там сначала голландцами был построен корабль «Фредерик», ему не повезло, он не плавал, сгорел во время постройки. Потом был построен вполне приличный фрегат «Орел», который может считаться первым русским боевым кораблем русского флота. Он стоял в Астрахани. Его захватили разинцы и, совершенно не понимая, для чего вообще нужен корабль, тоже сожгли.

Но и Балтийская эскадра всегда и Черноморская нужны только для флангового обеспечения наших действий или давления на Балтике близ своих границ и наших действий на Балканах. Оба этих флота считаться океанскими не могли. И мы до советского времени так и не обеспечили себе настоящего полноценного океанского флота, несмотря на все успехи русских мореплавателей и наши морские победы, так и не обеспечили себе свободного, не стесненного и никем не сдерживаемого выхода в открытый океан.

Напомню вам, что Чесменская победа графа Орлова и адмирала Свиридова была одержана Балтийской эскадрой, обошедшей всю Европу. Не очень нормально, да? Адмирал Федор Ушаков действовал на Средиземном море только в тот короткий период, когда мы оказались союзниками турок. Наконец, как это ни смешно, наши морские силы на Дальнем Востоке, которые были нам совершенно необходимы, считались Тихоокеанской эскадрой Балтийского флота. Они организационно были его частью.

А что касается севера, то мы обзавелись там серьезными военными силами для обеспечения торгового и военно-транспортного мореплавания только в дни Первой мировой войны. Там, в базе на Мурмане тоже была условная эскадра в составе Балтийского флота. Если бы мы не бросили Беломорское мореплавание, начатое при Петре, в самом начале его царствования, то мы, несомненно, просто построили бы порт на Мурмане на двести лет раньше.

Вопрос: В вашей статье «Идеологические технологии» я вычитал, что в конце XIX века – в начале XX века у нас уровень жизни был выше, чем в Англии, где он обеспечивался грабежом колоний. У нас колоний не было, мы никого не грабили. Производительность труда была выше?

Ответ: Подробно буду читать об этом в будущем году. То, что приведено в «Идеологических технологиях», заимствовано автором «Леонидом Владимировым» (то есть мною) из статьи, опубликованной известным физиком-экспериментатором, доктором физико-математических наук Федосеевым, который еще в 1970-х годах стал невозвращенцем и застрял «в Европах», что тут страшно всех перепугало, шокировало. Позднее он написал и книгу. Не знаю, жив ли он сейчас, ему и тогда уже было много лет. В самом начале «перестройки» он опубликовал так называемый «Проект для России», то есть проект переходного периода. Но от нас его старательно скрыли. Причем его проект настолько хорошо скрывали, что он ко мне в руки не попал, в отличие от «цифр с нулями» Явлинского (Махнач смеется над его программой «500 дней»). Судя по тому, что мне пересказывали, проект был весьма разумный.

Так вот, если мне не изменяет память, та статья Федосеева была опубликована в 1978 году, в журнале «Посев». В руках у меня она была очень недолго. Я бы рискнул снять копию с одной статьи, но не смог, не успел. «Посев» тогда попадал в руки «на вечерок». Но я прочитал ее очень внимательно, следя за рассуждениями Федосеева, за выкладками. Он рассчитывал именно жизненный уровень.

Сравнивать уровни жизни в разных странах с разными системами цен — очень трудно. Тем более трудно — сравнивать разные страны в разные исторические эпохи. Но есть один принцип западной социологии — оценивать продукты в часах, минутах и днях рабочего времени. Федосеев и положил в основу своих расчетов этот принцип. Например, средний автомобиль стоит 8 недель труда среднего промышленного рабочего. Его вторым правилом было сравнение только наиболее употребительных продуктов — около полутора десятка видов товаров и услуг, не только питания. Очевидно, что черную икру учитывать нельзя. Для вас она будет стоить вдвое дороже, потому что вы будете или переплачивать по знакомству, или покупать ее в ресторане с наценкой, тоже переплачивая. А для члена политбюро она будет стоить вдвое дешевле номинала через специальный распределитель. А вот батон хлеба будет стоить и вам 13 копеек и члену политбюро 13 копеек. Потому батон годится для расчетов. Шерстяная ткань годится. Хлопчатобумажная ткань тоже годится.

Я был еще студентом, был человеком очень въедливым. Его статья вызвала у меня естественное недоверие. Потому я очень внимательно следил за каждым шагом его построений. И они были без дырок, они были убедительны. Там он и привел итоговые цифры, которые есть в «Технологиях…». Я выписал их, помню наизусть, они врезались в память на всю жизнь. Если принять жизненный уровень в России в 1913 году за 100 единиц, то жизненный уровень в Великобритании составлял тогда же только 80 единиц. Жизненный уровень в Великобритании в 1968 году составил 216 единиц, а в Советском Союзе — 53 единицы. Федосеев сравнивал только эти два года. Больше всего поражало не то, что мы жили вдвое хуже, чем до революции, а то, что мы до революции жили на четверть лучше, чем в Англии. Притом Федосеев указывает, что национальный продукт на душу населения в Англии был немного выше, чем в России. Противоречия тут с его точки зрения нету. Объясняется то тем, что в крестьянской среде очень многие продукты потреблялись в натуральном виде, а не попадали на рынок и потому не входили в национальный продукт.

О грабежах колоний все понятно, но Россия не была импортирующей страной, она была экспортирующей страной, причем с постоянно положительным торговым балансом. Причем Россия вывозила не только продукты земледелия, но и в очень большом и постоянно растущем объеме продукты животноводства. Россия была первым в Европе экспортером животного масла. То были успехи нашей Северной молочной ассоциации Верещагина, родного брата знаменитого живописца. О том была прекрасная статья в 1987-88 году в «Литературной России». Россия была первым экспортером куриных яиц. Яйца конечно можно вывозить без рефрижераторов, они хорошо хранятся, но они же бьются, было несколько перегрузок, и все-таки вывозили.

Россия была очень крупным промышленным экспортером, но не тяжелой промышленности, где мы все же больше ввозили, чем вывозили, а колоссальным по размаху экспортером текстиля. Весь Китай одевался в русский ситец. Вот вам и постоянный устойчивый источник дохода. Причем торговые агенты крупных компаний, таких как Орехово-Зуевских, Вознесенских, подробно на месте изучали рынок, его вкусы, моду. Более того, наш текстиль доходил до Индии. Как вы понимаете, у англичан это не вызывало экстаза.

Мы не были тогда сырьевым придатком. Мы вывозили какое-то сырье, но и ввозили тоже. Например, вывозили коксующиеся угли, но ввозили белый кардиф из Англии, самый чистый по сгораемости уголь, которого у нас просто нету. Например, мы старались не вывозить сырую нефть. Объем производства керосина постоянно превышал объем добычи нефти в России. Производство керосина росло намного быстрее роста добычи сырой нефти в предреволюционные годы.

Кроме того, есть важный момент — мы воспроизводили естественным способом возобновляемое сырье — лес. Естественно, конечно же, мы были экспортером деловой древесины. А сырьевым придатком мы тогда еще и быть-то не могли, потому что не было столько разведанных запасов, сколько сейчас. И мы, к счастью, даже не были к тому готовы. Мы были видным именно сельскохозяйственным и промышленным экспортером. А сырьевым экспортером мы начали успешно становиться при Хрущеве и окончательно стали, как вы понимаете, теперь. Не надо забывать, что делать Россию сырьевым придатком начал глубокий коммунистический режим, задолго до всяких «перестроек». Это нисколько не оправдывает развал нашей промышленности, произведенный нынешним, посткоммунистическим режимом, но начали это давно. А вот еще один поразительный пример, как мы могли бы наладить собственное производство. Именно коммунистический режим поставил нас в зависимость от концерна «Де Бирс» и вывозил в огромном объеме необработанные алмазы, вместо того чтобы развивать хотя бы простое гранильное производство промышленных алмазов, не говоря уже о ювелирной обработке. А до революции мы не могли быть экспортером алмазов: их было очень мало у нас. Крупные золотодобывающие компании были, а алмазы начали добывать только в советские время. Я даже развернуто ответил на ваш вопрос.

Вопрос: Я полагаю, что доля вины в перевороте 1689 года лежит и на Алексее Михайловиче и на Софье Алексеевне, так как они допустили столь сильное немецкое влияние на Москве, благодаря чему руководящие должности приняли генералы Гордон и Лефорт.

Ответ: Я уже касался этого вопроса. Мы начали первые опыты регулярного обучения воинских контингентов еще при Борисе Федоровиче, и с Михаила Федоровича они были постоянны. «Устав о ратном строе пехотных людей» — это перевод издания времен Алексея Михайловича. Ко времени Петра мы не закончили то дело и неизбежно должны были прибегать к помощи иноземных специалистов. Но слишком много их не было. Вина Софьи Алексеевны не в том, что у нас были иноземные офицеры, а в том, что не было надлежащего контроля над ними, особенно, в те трагические дни. Далеко не большинство наших офицеров были иноземцами.

Вопрос: Думаю, что учитель, три месяца получавший заработную плату в размере 800 рублей при прожиточном минимуме 950 или вообще не получавший, может со спокойной совестью идти голосовать за Зюганова. А за кого будете голосовать вы? Конечно, против всех, неизбывно розовый монархист?

Ответ: Я не понял, «розовый монархист» — это подпись спросившего, или я — «розовый монархист»?

Продолжение вопроса: Советской власти можно быть благодарным уже только за одно бесплатное высшее образование.

Ответ: Ну, может быть, можно, а может быть, и нельзя. Могу ответить в духе предыдущего ответа, что практически каждый способный человек в предреволюционной России высшее образование получить мог. Разница заключалась только в одном — богатенький сынок мог получить высшее образование спустя рукава и балбесом остаться, а человек, вышедший из низов, действительно должен был быть способным и вкалывать. Все получали стипендии: народные стипендии от министерства образования, частные стипендии, стипендии корпораций и так далее.

Другое дело, что сейчас, когда у нас уже есть частные учебные заведения, почему-то не проводится очень простой государственной политики, очень простой. Тебе очень хочется открыть частную школу? Валяй! Но 20% мест отдавай стипендиатам, неимущим, за твой счет. Тогда получишь лицензию. Если нет, тогда не получишь лицензию. Просто же. Так было и в Западной Европе, так было и в XIX веке. Богатые в какой-то степени платили за бедных. Как работали порядочные русские врачи? Получали от крупного предпринимателя сотенную купюру в конверте на серебряном подносе с выражением наивысшей благодарности и бесплатно ходили к больной старухе.

Если ваш эпитет ко мне, то, извините, я не самый последовательный монархист. И уж точно не розовый. Уж белее некуда, или если хотите, чернее. Черный цвет — это ведь протестный цвет.

Вопрос: С чего вы взяли, что предки донских казаков были хазары, какие-то бродники?

Ответ: Довольно простая ситуация. То, что бродники — христианизированные потомки хазар, убедительно показал Гумилев. Возьмите его «Древнюю Русь и Великую степь». А то, что предки донских казаков — бродники, доказать очень легко. Просто на их месте больше никто не жил. Сперва жили бродники, а потом там же появились донские казаки. Вот и всё. Трудно предположить, что бродники вымерли, а потом неизвестно откуда свалились казаки.

Старая версия о том, что казаки были беглыми крепостными, не выдерживает никакой критики, потому что малороссийское казачество известно со второй половины XV века, донское — с начала XVI века. У нас тогда крестьяне, извините, были свободными, как я вам читал, а столько холопов, которые единственно были крепостными, просто не хватило бы, чтобы собою «укомплектовать» Дон, даже если бы они все побежали. Да, на Дон бежали, и с Дона выдачи нет. Но то было только пополнение. Обратите внимание вот на что — на устойчивый стереотип поведения. Донские казаки жили и сейчас живут только по рекам. Это цивилизация или, если хотите, субкультура речных долин. И бродники тоже жили по рекам. И хазары жили по рекам, а по ручьям уже нет. Тех, кто жили по ручьям, на Дону звали в просторечье «мужиками», а не «казаками», они были уже «иногородними». Такие вещи держатся долго.

Вопрос: Думаю, что у русского националиста не может возникать потребности столь сильно любить татаро-монголов, как то мы видим в многочисленных работах Гумилева. Вопросы о христианизации Орды на прошлой лекции были вызваны тем, что татары, по моему глубочайшему убеждению, были народом диким, неспособным воспринять столь сложный и высокий культ как христианство. Для того не было ни культурных, ни экономических предпосылок. А что вы хотите от хамитов! Думаю, что триста лет ига заставили нас их ненавидеть. А еще можно взглянуть на Минтимера Шаймиева, чтобы сказать, что страшнее татар, наверное, только англичане, не по внешности, конечно. Дмитрий.

Ответ: Ну, по внешности Минтимер, правда, не хорошенький. Что до всего остального, то скажите спасибо поведению московского правительства, поведению нынешней политической квази-элиты и нашему с вами поведению, себя и благодарите. Оставив Минтимера в покое, обращу внимание на его башкирского соседа, вечно забываю, как его фамилия.

У башкир положение вообще плохое, сложное у них положение. В этой республике редчайший случай — там титульная народность не является не только первой по численности, а даже и второй. В Башкирии численно первые — русские, затем татары, и только затем башкиры. То есть, они полностью зависимы от Москвы — как щелкнем пальчиком, так и сделают. А если бы Москва поддерживала местных русских, так и хрюкнуть бы не посмели.

Между тем, что происходит? Вспомните местные выборы. Там в наглую не регистрируют русского кандидата в президенты на основании несвободного владения башкирским языком. Конституционный суд в Москве, общий для всех, признает это решение неконституционным. Следовательно, оно не должно действовать дальше. Башкирия имеет наглость сослаться на «декларацию о суверенитете Башкортостана» и оставить всё в силе. И здесь, в Москве, тоже оставили их решение в силе.

Если бы большинство, русское большинство, совет федерации, в ответ на это приняли бы решение, — это так легко, — что избранные с нарушением избирательных норм новый башкирский президент и новый башкирский глава палаты законодательного собрания не будут физически впущены в зал заседания совета федерации, — то есть, физически морду набьем и выкинем, ведь к ним нельзя даже милицию позвать, они все неприкосновенные, — то всё стало бы на место. Так поступили бы в конгрессе США, так где угодно поступили бы.

Что касается татаро-монгольского ига, то, во-первых, «татаро-монголы» — это старый, безграмотный термин XVIII века. Ну непонятно, что такое «татаро-монголы» и что такое «монголо-татары». Именно потому я говорю и пишу «Орда», пишу и говорю «ордынцы», как всегда писал не только Гумилев, а также всегда пишет Егоров, например, в своей «Исторической географии Золотой Орды», и так далее. Ни термин «ордынское иго», ни «монголо-татарское иго», никакое иное иго в источниках не встречается. Ну, нет его. Нет, я вовсе не имею в виду ту ситуацию с Фоменко, который, выжив из ума, утверждает, что и Орды не было. Орда была, и этот термин в источниках есть. А термина «иго» нету. Его придумали в петербургский период, в конце XVIII века, что характерно. Обо всем остальном я читал в прошлом году. Что же касается «диких ордынцев», то напомню вам о культурной обусловленности принятия ими ислама. Когда третий золотоордынский хан Берке принял ислам и призвал ордынцев принимать ислам, он мог только призвать, он не мог нарушить ясу, он мог пожелать, больше власти не имел. Ему, Берке, знатные ордынцы, нойоны и мурзы, тогда еще современники Александра Невского, который при Берке скончался, от него возвращаясь, ответили ему очень показательно: «Разве мы городские торговцы и ремесленники-медники?» То есть, для степняка ислам был известной городской религией тогда, совсем не степной религией. А вот христиан среди степняков было довольно много, уже при Чингизе было много. Сами монголы христианами не были, они исповедовали митраизм. Черная вера бон — это митраизм, наверное, последний митраизм на планете.

Впрочем, с митраистами удобно иметь дело: они не лгут. Но христиан было много: кереиты были христиане, найманы были христиане, уйгуры частично были христиане. Они были еретики, они были несториане. Но работать с несторианами, приводить их к согласию с православною церковью было возможно. Об этом я опубликовал недавно статью в первом номере журнала «Православная беседа». На следующей лекции журнал привезут сюда. Год назад я сделал доклад в Тихоновском богословском институте о причинах возникновения Сарайской епархии. Потом сделал из него статью, и вот она, наконец, вышла. Мы проиграли миссионерское состязание с исламом. Да, в нем, конечно, были замешаны и экономические причины. За спиной исламизаторов Орды стояла Средняя Азия, ее богатые купцы, которым то было безумно выгодно. Но ведь и нам было выгодно, только средств у нас столько не было. К тому же и западные эмиссары мешали. Но заниматься этим можно было, возможность такая была. Судя по всему, так полагал, в конце концов, и сам Александр Невский, который однажды выучил Батыя. Я что-то не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь назвал святого благоверного князя Ярославича предателем и коллаборационистом.

Ну всё. Петр.


ЛЕКЦИЯ

Василий Осипович Ключевский, который посвятил в своем курсе русской истории эпохе Петра и его реформам почти целиком 4-й том и написал чрезвычайно интересную и важную статью, специальную статью «Подушная подать и отмена холопства в России», отмечал несколько особенностей Петровской эпохи. Заметим, что в отличие от меня Ключевский, хотя его частный анализ для Петра является убийственным, в итоге оказался в плену петринистской традиции и в сумме давал скорее положительную оценку эпохи. То тем более должно вызывать у вас доверие к мнению Ключевского. Он полагал, что, как правило, в истории той или иной страны либо проводят крупные реформы, либо ведут затяжные войны. Петр же навязал России одновременно двойное напряжение. Я к тому добавлю, что он навязал нам к тому же войну на два фронта, что может сделать только бездарный стратег и что до него ухитрился сделать только Иван IV. Тогда это плохо кончилось.

Далее Ключевский отмечает, что на всех реформах Петра лежит печать военной необходимости, военной целесообразности. Попробую вам показать, что Петр заслуживает подобной оценки и что Ключевский был прав в своих выводах. Во-первых, рассмотрим его любимые реформы — реформы по управлению. Этот блок реформ тянется через все его царствование. Нетрудно видеть отпечаток войны, военной необходимости на этих реформах. Губернская реформа проводится в 1708 году. Россия была поделена на 8 губерний. То есть, Сибирь — это губерния, от Урала и до Тихого океана. То вообще смехотворно, но нетрудно видеть, что и европейские-то губернии были слишком велики и посему неудобоуправляемы. С чем связана подобная реформа, которую пришлось неоднократно переделывать? Ее переделывал сам Петр, он увеличил количество губерний и поделил их на губернии 1-го, 2-го и 3-го разряда. Во главе первых были поставлены генерал-губернаторы, вторых — губернаторы, третьих — воеводы. Потом пришлось усовершенствовать эту систему при Елизавете Петровне и дважды при Екатерине. В основном всё окончательно устоялось к концу Екатерины с небольшой полезной коррекцией при Павле. Весь XVIII век приходилось совершенствовать губернскую реформу, а потом, заметьте, ни разу. Потом до революции, начиная с Павла, губернская система никак не изменялась. То есть, она доказала свою эффективность и жизнеспособность. Даже в Советском Союзе во многих случаях сохранились губернские границы. В основном только в двух случаях они изменялись: при создании национальных образований и в тех случаях, когда городу необходимо было дать статус областного. У нас же не положено, чтобы районный центр жил так же хорошо, как и областной. При советской власти так не бывает! Всяк сверчок знай свой шесток. Потому, чтобы Липецку дать областной статус, сделали Липецкую область, вырезав ее из соседних. То же самое сделали с уездным городом Иваново-Вознесенском. Ивановская область была вырезана из кусков Костромской, Ярославской и Владимирской областей. Но в общем даже сейчас мы еще пользуемся губернскими границами огромной протяженности.

Так вот, с чем была связана неудачная губернская реформа? А посмотрите сами. Прямо перед этим подряд идут Астраханское большое восстание, а в 1705-6 годах Булавинское восстание, которое в советской школе называли даже крестьянской войной. Причем ее, пожалуй, можно назвать наиболее привлекательной из четырех крестьянских войн, или второй после Болотниковской. Движение Болотникова — очень сложно, то не чисто погромный бунт, в нем есть и патриотизм, и антикрепостническая конструктивность. А при Булавине было не только нежелание нарушать казачьи обычаи, не только провокационное требование у казаков выдачи с Дона недавних беглых, но и неприятие петровской ломки русской культуры и петровского непрекращающегося оскорбления православной веры и православной церкви. В Булавинском восстании был значительный позитив. О двух других самых знаменитых крестьянских войнах я ничего хорошего сказать не могу. Конечно, Пугачевское движение было обусловлено жутким крепостничеством Екатерининской эпохи и Указом о вольности дворянской, но то не делает самого Пугачева менее бандитом. Ну а Стенька Разин был просто бандитом без позитивной составляющей и садистом. О нем ничего доброго. В Кондратии Федоровиче Булавине и персонально много привлекательного. Так вот, только что прошли две крупные социальные встряски, два крупных восстания. И Петр попросту обеспечивал себе тылы и возможность заниматься войной, создавая губернии как центры карательных акций, дабы столица не отвлекалась на следующего Булавина. И связано то было именно с тем, что Северная война вступила в очень активную фазу. Вспомните, в 1708 году — Битва при Лесной, в 1709 году — Полтава. Вот вам, пожалуйста, связка.

Далее, в 1711 году учрежден сенат. Он, может быть, самое удачное учреждение, придуманное Петром. Правда, он будет несколько раз реформирован, но с успехом доживет до революции, которой и будет разрушен, в то время как от других административных форм Петровской эпохи ничего не осталось задолго до революции. Однако для чего первоначально создавался сенат? Как своего рода регентский совет для временного управления Россией при отсутствии монарха. Опять-таки, Петр уже однажды попробовал в 1697 году покататься по загранице, а у него за спиной, в России произошел последний стрелецкий бунт полковников Соковнина и Циклера. Опять-таки связки просты. В 1711 году Петр со всей армией отправился в Прутский поход, который позорно проиграл, умудрившись не обеспечить его стратегически. Он рассчитывал на восстание славян в турецких провинциях, но для подготовки его у болгар и сербов ничего не было сделано. Расчет был на поддержку молдавского и валашского господарей. Молдавский господарь Димитрий Кантемир действительно поддержал Петра, а валашский господарь Константин Бранкован не поддержал, из-за того Кантемиру пришлось навсегда сбежать в Россию. Опять-таки можно было готовить себе стратегическую и геополитическую базу основательнее. Мы все-таки к тому моменту турок уже научились побеждать, уже были позади Азовские походы. Петр же угодил в мешок. По сути дела турки с ногайцами устроили ему Канны, полное окружение армии противника, что бывает редко, и турки могли бы тем гордиться. Если бы небольшое количество драгоценностей генеральских и полковничьих дам, прежде всего Екатерины, которая на спасение армии отдала все свои драгоценности, если бы не ловкость и незаурядный ум хитрого еврея, вице-канцлера Шафирова, который просто скупил на корню турецкое начальство во главе с великим визирем, Прутский поход мог нам обойтись намного дороже.

Но, впрочем, сенат Петру понравился и сохранился. Он получил троякие функции. Во-первых, он был высшей судебной инстанцией, а особы генеральского ранга, то есть высших 4 классов по табели о рангах, вообще могли быть судимы только сенатом. Во-вторых, сенат был контрольной инстанцией, и сенату были подотчетны президенты коллегий, которые должны были регулярно в нем отчитываться. И в-третьих, сенат был законоговорительной палатой, не законодательной, конечно. При Петре законодателем был только Петр и те, кто ухитрялись ему что-то удачно на ушко нашептать, как Лефорт. Петр ведь был внушаем, необычайно внушаем. То не значит, что он был управляем. Если бы Петр догадался, что ему внушают и пытаются быть его кукловодами, он казнил бы кого-угодно и жестоко. Но покуда не догадывался, то получалось неплохо. Так вот, то была третья функция сената — обсуждение законов. При Екатерине у сената осталась только одна функция — высшая судебная инстанция. Но, повторяю, то была эффективнейшая судебная палата во все два последних столетия русской истории.

Петр был одержим идеей контроля. То тоже очень показательно. Наверное, ни на что в гражданском управлении не тратились такие бешеные средства, как на всевозможный контроль. Я тут слышал от кого-то некоторую симпатию к красным. Как тут не вспомнить Ленина: «Социалистическая экономика — это учет, учет и учет!» Помните? Какая трогательная параллель! Это тоже интересно. По сути дела Петр не доверял русским людям. Он и иностранцам не доверял, он никому не доверял. Он не доверял, как никто из правителей, возглавлявших Россию как до него, так и после него, может быть, за исключением первого тирана. Снова параллель с Иваном IV.

Петр создал сеть гласного контроля, покрывшую всю Россию. Гласными контролерами были «ревизоры», подчиненные ревизион-коллегии, а через нее — сенату. Того Петру показалось мало. Впервые в русской истории он создал систему также негласного, но тотального контроля. Негласные контролеры назывались «фискалами». Именно с того момента слово «фискал» стало нарицательным и ругательным в русском языке. Фискалы через обер-фискалов были подчинены генерал-прокурору сената, то есть главному чиновнику, которому доверялось надзирать уже за сенаторами. То связано с постоянным подавлением собственного народа? Да, связано. Связано с войной? Да, конечно. Он за тыл боялся, всю свою жизнь боялся, пока Ништадтский мир не подписал. Но после Ништадтского мира ему осталось жить менее 4 лет, всего ничего. Вот вам еще один аспект реформ по управлению.

Далее. Ну, конечно, коллегии. Это тоже интересно. Петр срисовал коллегии. Идея коллегиальности тогда была просто модной в Западной Европе. И срисовал Петр свои коллегии с основного противника, с бюрократического шведского государства. Он много чего у шведов срисовал, но коллегии просто скопировал. Коллегий, кстати, никогда не было 12. То ошибка. Первоначально было 8, потом 11. А мы привыкли к 12-ти, потому что знаменитое здание архитектора Трезини называется «Двенадцать коллегий», но там один общий корпус с залом заседаний и общая коллежская канцелярия, которая обслуживала, так сказать, входящие и исходящие документы для всех коллегий.

Вас могут несколько шокировать иноземные названия, Петр был помешан на иноземщине. Вспомните, как потрясающе назывались при нем многие корабли русского флота. Первый полноценный линейный корабль назывался «Гото Предестинация», что значит «Божье Произволение». По-русски неплохо звучит, но назвал все-таки не по-русски.

Так вот, на бумаге все выглядит очень функционально. Берг-коллегия — это понятно, коллегия полезных ископаемых. Коммерц-коллегия — это тоже понятно. Ревизион-коллегия, о которой уже сказал, — тоже понятно. Юстиц-коллегия и так далее. Вроде бы все как надо. Многовато военных коллегий: отдельно военная коллегия, отдельно морская коллегия, мануфактур-коллегия (тогда по сути дела министерство оборонной промышленности). Ну война же, понятно.

Так вот, если вы сравните со старой и довольно громоздкой системой московских приказов, то петровские коллегии выглядят на бумаге компактней, четче, функциональнее. Но все дело в том, что система приказов складывалась веками. Первые приказы появились в правление царя Иоанна Третьего Васильевича. Система приказов сложилась при Избранной раде. Новые приказы появлялись тогда, когда в них возникала надобность. Потому случалось иногда даже некоторое дублирование функций. Конечно, систему приказов можно и нужно было реформировать. Но их к жизни вызывала сама жизнь, не произволение монарха, а необходимость появление нового, иногда очень небольшого, очень компактного приказа, как, например, возникший в XVII веке «приказ тайных дел». У нас очень любят выдавать его за пыточную избу, хотя на самом деле он был нисколько не будущей канцелярией тайных дел времен Бирона, а всего лишь ведомством секретной переписки. И подьячий приказа тайных дел, сопровождавший любого посла, был вовсе не «кагебешником» XVII века, надзирающим за дипломатом, а шифровальщиком. Да, все выглядело так, но дело все в том, что петровские коллегии были придуманы Петром, придуманы на бумаге, без всякого учета запроса реальной жизни. Как только сложилась коллежская система, так начались неслыханные раньше и всем известные уже по литературе XVIII века беды мздоимства и волокиты. Коллегии не справлялись со своей работой. И одновременно происходил бешеный рост числа чиновников, особенно низших.

В год основания коллежской системы, в 1718 году, в коллегиях было занято 1100 чиновников. За три года их число возросло почти в два раза, а число низших канцеляристов в том числе более, чем в два раза. Такого роста бюрократического аппарата мы в досоветский период не видели никогда. Привело это, кстати, не только к бюрократизации русской жизни, это привело также к тому, что чиновникам стало нечем платить. Государственный бюджет рос. Из крестьян выжимали, выбивали, выдавливали все большие подати. Государственная недоимка стала нормой. Несмотря на посылку воинских команд для выбивания, из крестьянина уже ничего выбить было нельзя. Каждый год накапливалась недоимка, весь XVIII век. Потом ее списывали: через несколько лет становилось ясно, что получить ее все равно нельзя.

И вот большого ума человек и наипервейший «птенец гнезда Петрова» Александр Данилович Меншиков выдвинул очаровательную идею. Низшие канцеляристы, которые еще не получили низшего чина, хотя бы 14 класса, не должны получать жалования, а должны кормиться «акциденциями» (случайными доходами). Не правда ли, хороший язык латынь? Вот скажешь, что низший канцелярист должен получать взятки, и тебя сразу под белы ручки и на дыбу. А вот «акциденция» звучит же прекрасно! Нечто подобное, кажется, рекомендовал Гаврила Попов еще в бытность московским «мэром». По сему поводу по просьбе главного редактора я написал маленькую издевательскую реплику, она выйдет во втором номере «Новой России» и называется «Воруют ли русские?» В том же номере будет моя большая статья о модерне. Она показывает, что чем бюрократичнее система в России, тем русские больше воруют. Как только ослабевает бюрократия, тут же выясняется, что всё в порядке, что мы обходимся без «акциденций» и живем довольно честно и даже дверь перестаем в доме запирать. Так еще недавно жили во многих деревнях, а до революции и в небольших городах. Вот вам и всё. Родина русского мздоимства, взяточничества и в какой-то степени воровства — это петровские бюрократические реформы. Кстати, чтобы не быть голословным, по самым скромным оценкам, сам Меншиков украл за время своей службы 5 000 000 рублей золотом. То был средний годовой бюджет России.

(короткий пропуск, смена кассеты)

Родовую знать можно уничтожить разными способами. Можно истребить физически. Можно социально, вытесняя в низы, или ассимилируя, как поляки ассимилировали русско-литовскую знать Великого княжества Литовского, о чем мы с вами уже говорили, и превратили тем самым православных в толпу хлопов бесправных. Так вот, Петр лишал нас аристократии как таковой, что само по себе уже разрушительно для культуры, ибо аристократия всегда отличается наивысшей ответственностью за свою культуру в любом обществе. Но, кроме того, он поступал и как упроститель. Тиран — всегда упроститель. А Константин Николаевич Леонтьев убедительно доказал, что всякое упрощение есть всегда деградация, особенно упрощение в социальной системе.

Ну не было в допетровской России вертикальной слоистости социума: дворяне, ниже буржуа, ниже крестьяне. Конечно, бояре были самой престижной и богатой социальной группой, самой влиятельной социальной группой, но и в своем влиянии и в своем достоянии, находясь, казалось бы, наверху, в нижней части наименее богатые боярские фамилии, конечно, уступали богатством наиболее богатым дворянским и наиболее богатым буржуазным фамилиям. Дальше дворяне. Беднейшие дворяне были не только беднее купцов, но и иных ремесленников и даже зажиточных крестьян Русского севера. Вот как выглядела структура общества до Петра. А Петр навязывал нам свою, упрощенную структуру. Вот что такое его «Табель о рангах».

К реформам управления Петра примыкают его антицерковные реформы. Назвать их «церковными» язык не повернется. Конечно, XVII век преувеличивал значение патриарха. Конечно, в XVII веке можно наблюдать некоторый криптопапизм (скрытый папизм) В народном, а иногда и в чиновном сознании патриарх превращается чуть ли не в представителя особой, четвертой степени священства, особой степени выше епископов. То наша старая болезнь. И сейчас мы ею страдаем, опасно забывая, что патриарх есть епископ Москвы, председатель собора епископов и самый уважаемый епископ, но не более того. Конечно, некая диспропорция была, но разве же о том заботился Петр, не давая избрать патриарха! Заметьте, он же физически, полицейскими мерами не дает возможности епископам собираться вместе. Не патриарха и патриаршества он боялся, а соборного голоса поместной церкви. И патриарх-то был ему не нужен только потому, что функция патриарха, его непреложное право и долг — созывать соборы. Так что это прямо антицерковная мера. И прошла она с большим трудом. Последний до отмены патриаршества московский первоиерарх Адриан скончался в 1700 году. И только в 1721 году Ништадтского мира Петр решился на создание «коллегии духовных дел», еще одной коллегии. 21 год местоблюститель патриаршего престола, митрополит Рязанский Стефан Яворский противостоял Петру настолько, насколько мог противостоять, насколько вообще можно было противостоять Петру, тем более почти в одиночестве. Но 21 год выстоял. Мы имеем все основания вспоминать самым добрым образом память этого ученейшего и достойнейшего иерарха. Впрочем, не он один тогда был достойным иерархом.

Петр не только не давал возможности собраться собору. При Петре епископ мог попасть на дыбу. Так попал Суздальский, обвиненный в преступных сношениях с первой женой Петра, сосланной в Суздаль царицей Евдокией, обвиненный в симпатиях к царевичу Алексею. Можно было лишиться кафедры, как лишился кафедры Крутицкий епископ Игнатий Смола за то, что отказался расстричь монаха, подлежащего аресту и пытке. Приличия же надо было соблюдать, неудобно же монаха официально пытать. Извольте, владыка, расстричь монаха, чтобы мы, уже не смущаясь, его пытали. Владыка был приличным человеком, он отказался и потому лишился кафедры. Ну ладно, на архиерейском уровне все заканчивается.

Есть еще один замечательный момент. Хотя Петр не любил монастыри, ведя войну, он не мог броситься их закрывать, но решился запретить в них постригаться — не буду закрывать, пусть монастыри сами вымирают. После Петра круг лиц, которые могли избрать для себя монашество, был ограничен среди мужчин отставными солдатами, служба которых была тогда пожизненной, а отставка была волей императора, обычно, следствием полной инвалидности солдата, и детям священников, выходцам из духовного сословия. Монахов Петр не любил, но зато как же он их боялся! Один петровский указ чего стоит! Это указ, запрещающий монаху иметь в келье перо, чернила и бумагу! Ну как опять не провести параллель с советской властью! Так еще совсем недавно у нас хранили ото всех множительную аппаратуру за стальными дверями, а в докопировальную эпоху от монахов чернила прятали. Параллель-то прямая!

Но то были меры бюрократические, а были ведь и другие. Были кощунственные «всешутейшие», «всепьянейшие» соборы, с кощунственной титулатурой их участников: «папа», «патриарх», «архидьякон»… Хоть был и «папа» (нечто далекое, римское), было же ясно, что то был вызов здешней традиции, не только вере, но и культуре, конечно же, которая одна в России, православная, за исключением окраинных народов. И другой культуры не будет. Вот еще один аспект.

Петр проводил и другие реформы. Не станем отрицать его заслуг в деле реформирования армии. Правда, не надо считать его первым. Реформы армии, как я уже отмечал, велись и прежде. Уже в неудачных Крымских походах князя Василия Голицына участвовали, кроме ничтожных групп (не более 6000 старого поместного дворянского ополчения) десятки регулярных полков: пехотных, рейтарских, драгунских. Куда же те полки подевались? Почему под Нарвой в 1700 году у Петра были только четыре хорошо подготовленных, сработавшихся полка? Они, кстати, и удержали позицию. Два старых полка Бутырский и Лефортов, и два новых Семеновский и Преображенский. Все остальные были необстрелянные новобранцы или по крайней мере не сослужившиеся, только что сколоченные полки. Почему было только два старых полка? А вот почему. После переворота 1689 года военными делами заведовал Лев Кириллович Нарышкин, дядя Петра по матери, человек, судя по всему, добродушный, веселый и полный бездельник. И его стараниями развалилось всё. Дворяне, тяготясь службой в солдатских полках, при развале дел Нарышкиными переписывались в более легкую ополченную службу по старинке. И армии, которая создана была при Алексее Михайловиче и сохранена при Софье Алексеевне, попросту не стало.

Надо было набирать новую армию. Сначала набирали даточных людей. «Даточные люди» — старый русский обычай. Раньше в даточные мобилизовали крестьян на время кампании. Так даточных собирали в XV веке, в XVI веке, в XVII веке во время войны. Правительство попросту распоряжалось выставить столько-то людей, столько-то лошадей, столько-то подвод от такого-то количества дворов. И земские власти то исправно ему обеспечивали. Но разница заключалась вот в чем. Те даточные были в основном крестьянами, которые платили подати. Эти же даточные были разного состава: дворяне из разваленной армии, служилые люди по прибору, то есть стрельцы, пушкари, городовые казаки. Теперь это были дети духовенства, еще не получившие сан, которых особенно гребли в армию, всякие гулящие люди, ну и холопы, которых выгребали просто лопатой. Те, старые даточные из крестьян, призывались обычно на сезон и, как правило, для вспомогательной службы — обозниками, для ремонта дорог и мостов, для гарнизонной службы (когда стрельцов снимали с гарнизонов в поход, их заменяли даточными). Практически те даточные были нестроевыми. Этих же петровских даточных ставили в строй и муштровали как профессиональных, пожизненных солдат. За несколько лет всех даточных выгребли.

Впрочем, была попытка объявить льготы и высокий оклад для добровольцев, которые пошли бы служить в новые драгуны. Но добровольцев практически не оказалось. И Петру пришло в голову прибегнуть к той реформе, которая была мужику одной из двух, наиболее ненавистных. Он ввел систему рекрутских наборов, которые теперь упали на крестьян. И крестьяне, которые веками кормили правительство, кормили армию, в основном дворянскую, много чего кормили и делали, теперь должны были еще и защищать Отечество. Вот рекрутчина надолго стала ненавистью всей нации, всей России. И при Петре с забритым рекрутом прощались как с покойником.

Знаете, те, кто сомневается в антинациональной политике Петра и нелюбви, если не сказать ненависти, к нему подданных, могут обратить внимание на одну очень интересную деталь. Ни до Петра, ни после Петра до зимы 1916 года, до предреволюционных месяцев, русская армия не знала массового дезертирства! Дезертиры, да, бывали. В любой армии бывают дезертиры. Может быть, только в религиозных войнах не бывает дезертиров. Но одно дело — дезертир, а другое дело — дезертирство. При Петре разбегались ротами. Повторяю, служба была тяжелой и после него, но не разбегались при Елизавете, не разбегались при Екатерине. При Петре же разбегались. Обратите внимание на цифирь. Через русскую армию за время правления Петра прошло 200 тысяч человек. Полная убыль — 110 тысяч, больше половины. Я давно заинтересовался этой проблемой, еще в университете. И внимательно посмотрев на некие косвенные признаки, пришел к выводу, что конечно служба была тяжелой, солдаты погибали, еще больше солдат умирало от болезней. Но вот что интересно. Тут полроты вымерло поносом, там чуть ли не рота целиком скончалась опять же поносом. Что за поносный народ такой! Да, я понимаю, что за поносом может стоять дизентерия, и в полевых условиях начала XVIII века от дизентерии скончаться можно было. А за поносом может стоять и холера. Но что-то уж слишком много поносников. Единственное объяснение, которое приходит в голову, — простое. Поносники эти просто разбежались. Офицер не хотел лишиться офицерского чина и попасть рядовым солдатом в полк, потому списал всё на понос. Начальство, которое жалело своего офицера, тоже не хотело отвечать за дезертирство в особо крупных размерах, и потому закрывало глаза на понос. А поносник, попавшись к полицейским, к вербовщикам, не предавался мучительной смерти как дезертир, ибо он был покойником, а как гулящий человек, бродяга, опять имел шанс попасть рекрутом в полк и даже еще раз помереть поносом.

Вопрос: А на какой срок забирали рекрутов?

Ответ: При Петре служба была только пожизненной. При Елизавете она станет известной нам 25-летней. Для дворян, кстати, она останется формально пожизненной. Рекрут же служил 25 лет и, вообще говоря, мог затем еще пожить и семьей обзавестись на пятом десятке, будучи еще здоровым мужиком. С другой стороны, 25 лет — это конечно тяжко. 15 лет начали служить при Николае Первом. То была последняя рекрутская эпоха, до начала Александра Второго.

Какой же второй ненавистный закон Петра? Это Закон о подушной подати. Вспомните, древние славяне и русы давали князю в полюдье положенное по обычаю с каждого дыма. Затем сбор с дыма сменился сбором со двора — подворная подать, подворное обложение. В сущности то было одно и то же. И так мы жили вплоть до Петра. Платила семья. Конечно, тем можно было злоупотреблять, и я рассказывал, как этим злоупотребляли. Но с другой стороны, это поддерживало дом, поддерживало хозяйство, поддерживало семейный уклад, между прочим, и не разоряло народ.

Петр же ввел разверстку по душам. Даже такой сторонник Петра, как известный предприниматель его времени Иван Посошков, автор «Книги о скудости и богатстве», прямо скажем, человек реформы, и то возмущался тем, что подать назвали «подушной». «Как же можно душу облагать податью? — пишет Посошков, — Душа же не вещественна!» Но Петру на такие философемы было в высшей степени наплевать. И вот именно она и стала самым страшным прессом на русского человека. Он все равно не мог выдавить из русского больше, чем можно было. Еще раз повторю, солдат посылали дубасить крестьян и выбивать подати. И все равно каждый год была недоимка. Тем самым Петр обострил, кстати, и старообрядческую раскольничью проблему. Раскольники как никогда прежде бросились на север. Ведь не во второй половине XVII века на далеком севере росли раскольничьи скиты, а при Петре. При Петре были не самые первые, но самые страшные гари, то есть самосожжения в ответ на пришедший воинский отряд. Вот вам еще один аспект.

Петр вызвал еще одно грандиозное социальное упрощение. Пять различных категорий крестьян с совершенно особыми правами и обязанностями в старой России, включая категорию холопов, Петр сплющил в одно крестьянское сословие. Еще раз упроститель. Притом холопы исчезают. Смысл потерялся, холопы же раньше не платили подати, холопы — это дворня. За холопов платил их барин. Холоп ничего не был обязан. С одной стороны он был полным крепостным, с дугой стороны он ничего не был обязан государству: его отношения заканчивались барином. Теперь же холоп тоже платил подушную подать, как и крестьянин, а крестьянин постепенно становился бесправным как холоп. Петр своим шляхетским поворотом открывает первые опыты торговли людьми в России. А ведь Соборное уложение Алексея Михайловича особой статьей указывает, что крещеных людей продавать никому недозволенно! Думаю, что некрещеных тоже не очень продавали, они были довольно далеко. Причем в Уложении речь шла не о крестьянине, который был прикреплен к земле и которого нельзя было сковырнуть с его земли, а о холопе. Даже холопа из собственной дворни нельзя было продать! А теперь потихонечку стало можно.

И власть помещика над крестьянином плавно, но неуклонно начала возрастать. Почему? Не только в силу давления и социального упрощения. Была еще одна причина. Петр издает Указ о единонаследии. Согласно указу только один сын помещика мог быть его наследником. Остальные должны были остаться неимущими. Притом поместье приравнивалось к вотчине и становилось наследственным владением помещика. Вот почему дворянин во второй половине XVIII века уже называется «помещиком» в другом, новом значении слова, не в значении XVII века. Теперь «поместье» значит вотчина, владение. К чему то привело? Та часть Указа, которая превращала помещика в вотчинника, в хозяина своего имения, не держателя, а хозяина, выполнялась, такой и осталась, а вот первую часть Указа о единонаследии в середине века уже перестали соблюдать. Россия стала сильно дворянской, сил у дворян прибавилось. И чадолюбие дворян победило петровский указ. Поместья дробились. Петр надеялся на то, что он Указом о единонаследии создаст большой потенциал неимущих дворян, которым ничего не останется, как служить, служить и служить ради жалованья: поместья-то нету. Но то не сработало. Зато Указ чрезвычайно увеличил власть дворянина над мужиком.

Вот такая картинка: социальное упрощение; чудовищная бюрократизация жизни; безусловно, подрыв патриотизма (о дезертирстве говорили); удар по собственной культуре. Но было еще и петровское западничество. И если бы оно было только увлечением лично Петра! В конце концов, различные увлечения имел и Иоанн Третий, и Борис Федорович, которые приглашали итальянцев; и Алексей Михайлович, барочные вкусы которого всем известны. Если бы то было только увлечением Петра! Ан нет. Кургузый голландский кафтан на узкий камзол, да еще узкие штаны со штиблетами — это всё было ужасно неудобно, а воевать в этом совсем неудобно! В советской литературе принято критиковать форму, введенную императором Павлом на прусский манер. Да, по сравнению с потемкинской она несколько неудобна, хотя гораздо красивее. Но что же говорить про петровскую! Она намного неудобнее формы Павла Первого в конце того же XVIII века. Говорят о том, что Павел полосатых будок полицейских понаставил по улицам, и Петербург и Москва стали похожи на Потсдам. Да Бог с ними, если только будки были похожи на Потсдам! А вот Петр с самого начала весь Петербург делал нерусским! Именно при Петре были созданы первые образцовые фасады, которыми надлежало пользоваться. Вообще образцовыми фасадами у нас будут с успехом пользоваться в конце XVIII века и в XIX веке. То было очень удобно. Вариантов фасадов было очень много, была большая свобода планировки. Город приобретал некую стройность, важность, создавался некий ансамбль. Но заметьте, всем обывателям предоставлялась возможность пользоваться любыми одними и теми же фасадами, на свой вкус и конечно по средствам. И в XVII веке боярин был побогаче купца, а купец жил небось побогаче кузнеца. Но никто не говорил, что купец не имеет права построить себе вот такой дом. В Москве сохранились богатые купеческие палаты, и ничем принципиально от боярских они не отличаются. Никто не говорил, что вот такой дом купцу можно иметь, а ремесленнику нельзя, не говоря уже о крестьянине. Такие запреты в голову никому не приходили. В книгах часто публикуют петровские фасады. Обратите внимание на примечания к рисункам и фотографиям. Например, вот этот двухэтажный фасад — для «именитых». А вот этот длинный, одноэтажный фасад с двумя воротами и крошечным мезонином — для «зажиточных». И если ты только зажиточный, то не смей даже думать о доме, который построил себе именитый! А вот это — варианты домов для «подлых». Я не идеализирую допетровскую Россию, я вообще ничего не идеализирую. Я понимаю, что боярин, скакавший по улице и вздыбивший коня, чтобы не задавить зеваку, который подворачивался под копыта, мог ему заорать: «Подлая твоя морда!», а мог и ногайкой съездить. Но чтобы официально обширнейшая категория русских людей, не в какой-нибудь завоеванной стране, именовались «подлыми»! Извините, такого до Петра не было, да и после не встречалось.

Западничество наносило нам страшный урон. Наши традиции демократическая и аристократическая были раздавлены прежде всего западничеством. Ведь Петр всё копировал на Западе. А на Западе именно в конце XVII века и в начале XVIII века, то есть в эпоху абсолютизма, как-то сказавшегося даже в Англии, не надо было учиться ни аристократическим, ни демократическим традициям. Именно в это, абсолютистское время учиться можно было бюрократизму. Вот мы и учились — учились худшему, что могли найти на Западе! Впрочем, даже тут перебарщивали. Я в своем «Диагнозе» привожу этот пример. Местное бюрократическое устройство на уровне уезда или волости тоже срисовывали у шведов. У шведов была трехчленная бюрократическая система. Приход (кирхшпиль) оставался ниже нее. А выше следовали чисто бюрократические инстанции: дистрикт (ну, скажем, волость), херад (ну, скажем, уезд) и, наконец, земля (ланд). Так вот, эти инстанции были чисто бюрократическими, но внизу оставался самоуправляемый кирхшпиль с выборным пастором и выборным старостой (кирхшпильфохтом). Когда в сенате рассматривалось устройство местного управления при Петре, им были сделаны замечательные пометки: «А кирхшпильфохту с выборными по селам не быти, да и вообще умных людей среди крестьян нет!» Ну, конечно, шведский крестьянин был неизмеримо интеллектуальнее русского! Это про Россию-то, с нашей многовековой традицией демократического земского самоуправления! Вот ужас в чем! Не в том, что перестали созывать земские соборы. Англия тоже прошла и через свой абсолютизм и через свою тиранию. При Генри VIII, тиране английском, парламент пикнуть не смел! И голосовал так, как велел тиран. Но тираны приходят и уходят: и парламент восстановился. В Швеции не было тирана, но жесткий абсолютизм был. И риксдаг был придавлен тяжелой рукой Карла XI. Но опять-таки всё прошло. Карл, в конце концов, скончался, и следующий Карл тоже, а риксдаг остался. А благодаря западничеству Петра наш земский собор стал относиться к «непросвещенному» прошлому, и когда русские начали подумывать о том, как восстановить сословное представительство, хотя бы умеренную демократию, то вместо того чтобы обратиться к восстановлению собственного прошлого, начали искать примеры на Западе. А чужие образцы всегда плохо приживаются. Всегда! Шведы же не смотрели для восстановления парламентской традиции на историю русских земских соборов. И французы не бегали к нам за образцами. А мы бегали. И добегались — до революции.

И еще более страшное, и это финал. Петр выкопал канаву, которая рассекала единый русский народ. В одном государстве, тем более в империи могут жить представители разных вероисповеданий и разных культур. Это совсем неплохо получалось не только у русских. Империи вообще обладают очень большой способностью обеспечивать жизнь многих разных народов. Всё это так. Но когда по одному народу, причем господствующему народу империи, выкапывается ров, отделяющий дворян от недворян, когда дворяне всё более и более начинают принадлежать к чужой западной культуре, в то время как все остальные русские, и не только мужики, и посадские, и богатейшие купцы, и духовенство остались в нашей восточнохристианской культуре, — вот это серьезно. Это — разлом культуры. Не один Петр виноват, что этот разлом мы не сумели преодолеть вплоть до революции. После него над превращением канавки в крепостной ров особенно потрудилась Екатерина, а Александр Первый превратил его, пожалуй, в пропасть. Но первым был Петр, первым официальным западником, не по вкусам своим, как Иван IV, а по государственной программе. Потому ответственность лежит на нем.

Можно также похихикать над нами, русскими, над тем, как мы сделали из Петра «великого полководца», забыв многих действительно великих. Первым посмеялся Иван Лукьянович Солоневич в «Народной монархии», которую всем советую прочитать. Он посчитал, что были четыре крупных нашествия на Россию. Первое — в начале XVII века, без какого бы то ни было правительства вообще. Справились за 6 лет, а на самом деле еще быстрее. Второе — в начале XIX века, при вполне приличном правительстве. Справились за полгода. Третье — в 40-е годы XX века, при правительстве, хуже которого не бывает. Справились за 4 года. Петр же валандался 21 год и попал в великие полководцы! То действительно даже и не смешно. Тем более что Солоневич не учел еще одного. Самозванцы и банда Лисовского имели если не численное, то материальное превосходство над русскими в эпоху Смуты. Наполеон имел над Александром Первым колоссальное и численное, и материальное превосходство. В начале войны Grande Arm;e превосходила соединенные русские армии, извините, втрое. Сталин имел превосходство над Гитлером, но лишился его в первые месяцы войны. А Петр же имел и демографическое, и материальное превосходство над Карлом с начала войны и до конца, всегда, без перебоев.

Есть ли положительные следствия эпохи Петра? Есть, конечно, безусловно. Да, они не искупают всего остального. Тем не менее мы обзавелись флотом. Ничего дурного в этом нет. Это плюс. Мы резко увеличили свой вес в европейской политике. Это положительная черта, еще один плюс. Мы испытали влияние Петра еще в одном. Из его симпатичных личных характеристик можно отметить в частности его стремление учиться и заставлять всех учиться. Но он не тому учился, и не был в том виноват. Он же был неучем. Причем на фоне своих предшественников московских царей он был полным неучем. Вина в том лежит на его матери. Учился он не тому, чему надо было. Он не учился истории, он не учился юриспруденции, он не учился философии. Он не учился военной стратегии. А учился он пехотной и морской тактике, плотницкому и токарному ремеслу, ремеслу зубодера, как известно, что в общем-то монарху необязательно. Но его установка на распространение учебы и учености — симпатична. Примера Петра хватило на весь XVIII век. Это еще один плюс. Ключевский отмечает, что русский дворянин при Петре учился навигации и фортификации, при Елизавете — хорошим французским манерам и модно одеваться, при Екатерине — читать романчики и бездарную вольтерианскую философию. Всё так. Но ведь люди и другому учились на протяжении всего XVIII века. И книг становилось все больше, и библиотек становилось все больше. Так что это — положительная сторона Петровской эпохи, и положительная часть ее наследия.

И чтобы не заканчивать за упокой, хочу признать еще одну хорошую черту в Петре, отличающую его от других тиранов. Во-первых, он был одержим не идеей собственной больной фантазии, а идеей служения государству. То частично искупает его тиранию. Да, всех заставлял служить до упаду, но ведь и сам служил. И во-вторых, что тоже нетипично для классического тирана, он все-таки был способен на широкие жесты. Иван же — никогда. Иван был способен терзаться больной совестью. Вот уж у кого мальчики кровавые должны были перед глазами каждую ночь плясать! А Петр был способен на широкий жест. По случаю Полтавской победы всех простил, кого дорезать и увечить не успели. Когда Ништадтский мир заключил, всех заключенных отпустил, ибо все пьянствовать должны: у нас победа — ура! ура! ура! Петр был одержим матримониальной идеей. Сначала выдавал племянниц за иностранных государей, потом перешел к дочерям, когда подросли. Правда, успел только Анну, Елизавету не успел. Но царевна Прасковья Ивановна, третья младшая дочь царя Ивана V, младшая из племянниц Петра, которой тоже подходящего принца искали, натянула дядюшке нос — спуталась с Дмитрием Мамоновым и, что в глазах Петра, может быть, было еще более преступно, даже с ним тайно повенчалась. Можно было Мамонову голову оторвать, но Мамонов был героем Полтавы. И Петр махнул рукой. А Мамоновы потом всегда гордились, что они в родстве с Романовыми. Да, способен был на широкие жесты, и умер хорошо. Как государственный человек умер плохо: ввел идиотический принцип завещательного престолонаследия и не успел никому завещать престол. Это, я думаю, все помнят. Ему даже приписывается последняя фраза на смертном одре: «Всё отдайте…» А вот, кому отдать, не сказал. Это плохо. Но ведь простудился, действительно людей спасая. Это хорошо. Простудился, заболел и помер. Умер лучше, чем жил. А то для человека очень важно. Всё у меня. Аплодисменты.


ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Вопрос на записке: Как вы оцениваете с точки зрения историка фильмы «Россия молодая», «Петр Первый», «Звезда пленительного счастья», «Сибирский цирюльник» (Махнач: Ой, Господи)? Можно ли на них воспитывать молодежь? Михалков нашел в архивах доказательства…

Ответ: Так, одну секунду. Значит, сначала о молодежи. Нам с историческим кино ужасно не везет. Просто не везет. Причем, почему не могут у нас грамотно ставить исторические картины, не знаю. Самые страшные фильмы, я говорил уже в этом зале, — те, которые касаются домонгольской и вообще средневековой Руси. Там полный кошмар: «Россия изначальная», «Ярослав Мудрый», «Ярославна — королева Франции»… То всё ужасно. Там безграмотно всё. Причем, интересно, что виноваты постановщики, потому что опыт есть, литература есть, костюмы есть, консультанты есть. «Ярослава Мудрого» консультировал Валентин Лаврентьевич Янин, наш ведущий археолог. Ну не мог он им такого наконсультировать. Консультант рекомендовал одно, а они сделали другое. Новые фильмы — получше. «Петр Первый» сделан очень близко к роману «Петр Первый» Алексея Толстого, роману талантливому, но безнравственному. А кино всегда же усиливает литературу. И потому фильм получился небездарным, с хорошим, точным тогда актером, который и сделал на Петре карьеру, но достаточно безнравственным. Кроме того, он откровенно петринистский. Но большого, страшного вреда, если ребенок его посмотрит, не будет. Там все-таки победы есть, какие ни какие, героические подвиги; военные фильмы вообще смотреть можно. Телевизионный сериал о Ломоносове сделан по западнической схеме. То есть, люди первого сорта, первого качества — это конечно западники, «птенцы гнезда Петрова». Люди второго сорта — старообрядцы, их положено уважать, хотя они отсталые. А настоящие православные, то есть всё большинство тогдашней России — это уже третий сорт, никуда не годные люди. Вспомните, вспомните «Ломоносова». Теперь телевизионный фильм «Россия молодая». Это лучшая лента о той эпохе. Она неплохо сделана. Но вымысла там многовато, фантазия там гуляет. Хотя случай с русскими лоцманами, посадившими шведов на мель, — исторический, то реальный случай. Другое дело, что не было в истории капитана-командора Ивлева. Да и вообще в то время не было ни одного капитана-командора. А позже, когда они появились, не было ни одного русского капитана-командора. Все были пришлые, голландцы и датчане. Ну да ладно. Но в целом этот фильм оказался более русским, чем все остальные. «Звезда пленительного счастья» — это очень смешной фильм. Но смотреть его можно, потому что там изумительные актеры, просто все — изумительные актеры! Там, что ни роль, то роль! А лучше всего сыграл там эпизодически «Николай Первый». Только Василий Ливанов создал образ на редкость обаятельного молодого царя, это в те-то времена! Но там есть ужасные вещи. Там молодой поручик носит генеральский Георгиевский крест в воротнике. Георгий третьей степени — генеральский орден. И там много такого. Там на балу танцуют в сапогах. Но так не бывало. На балу офицеры танцевали в панталонах, чулках и туфлях бальных! Впрочем, до сих пор в рекламе шоколада гусары на балу крутятся в доломанах и ментиками нещадно колотят своих дам. На балу гусару было положено быть в вицмундире, а вовсе не в парадном доломане с ментиком на плече. Ну, то наша обычная беда. Но повторяю, что сам фильм «Звезда пленительного счастья» — очень добрый и приятный. Даже у Смоктуновского, которого я никогда не любил, какая там потрясающая эпизодическая роль! В эпизоде с Купченко. А Ирина Купченко — просто моя любимая актриса, причем давно! «Сибирского цирюльника» не видел. Но мой отец, — а он профи, кинематографист, — видел и сказал, что, как всегда, у Никиты всё профессионально, но в каждом его кадре видишь одно и то же, один и тот же сигнал: вот это я сделал на Оскар, на Оскар, на Оскар…, как бы мне схлопотать Оскар! Я передал вам профессиональное суждение. Понимаю, что Михалков — талантливый человек, но не люблю его фильмы. Нет ни одного михалковского фильма, который бы не оставил у меня тягостного ощущения. Он хорошо ставит, и актеров часто хорошо набирает, но всегда корежит больше или меньше. Корежило с того самого советского вестерна «Свой среди чужих…». Больше всего корежила «Бесприданница». А нет, еще же была «Урга…», у-у-у!

Продолжение вопроса: Михалков нашел в архивах доказательство, что граф Нессельроде был английским шпионом и что Грибоедова убили по английскому заговору. Что вы о том думаете? Ваше отношение к Михалковым?

Ответ: К другим Михалковым я еще хуже отношусь. Но если вы подумаете, что к старику, — нет, ни в коем случае. Хуже всего к Андрону. Он — существо просто бессовестное, глубоко бессовестное.

Так вот, что я о том думаю. Я не знаю. Утверждения такие в литературе встречались. Притом указывалось, что Нессельроде был графом с купленным титулом, а вообще-то он был австрийским евреем. Были намеки на его масонские связи, что я не считаю реальным. Нессельроде был последовательным борцом за проведение Конгрессовой политики, был агентом влияния, если хотите. А Венский конгресс был настолько антимасонским, что во времена Николая Первого видных масонов наверху, в европейских правительствах не было и быть не могло! Но он ненавидел Россию; кроме бюрократической службы его с Россией ничего не связывало. Он России был вреден, потому что удерживал нас в тисках Конгрессовой политики. Из-за того мы теряли положение на Балканах, задерживали освобождение сербов, подводили греков, пустили на Балканы англичан и французов, достукались до международной изоляции в Крымской войне — до венца сорокалетней службы Нессельроде. Да за одну эту изоляцию на кол, пожалуй, не сажать, но вышвырнуть с лишением чинов, конечно, да, надо было. Но того не сделал ни Александр Первый, который его нашел, ни, к сожалению, гораздо более мною любимый и уважаемый Николай Первый, который, получив его в наследство от старшего брата, терпел его все царствование. За то ответственны оба императора. Больше ничего сказать не могу, какие-то новые материалы мне неизвестны. Впрочем, Грибоедова убили, потому что он проявил, как дипломат, безграмотность. Так что, если Нессельроде организовывал убийство Грибоедова, то надо доказать, что Нессельроде порекомендовал Грибоедову обязательно въехать в иранскую столицу на белом коне. Согласно иранским старинным преданиям он въехал как злой вестник. Он ошибся, но такие вещи дипломаты должны знать. А когда иностранный посол, да к тому же победившей державы, въезжает с символикой злого вестника, он совершает грубейшую ошибку. С нашими дипломатами случалось недипломатическое поведение. Ни в коем случае не защищаю Нессельроде. Достаточно того, что его мерзостная семейка была тесно связана с гибелью Пушкина, чего уж там. Это всё. Всего вам доброго.