К 70-летию со дня окончания войны.
«Я БЫЛ ТАМ»
Александр Твардовский.
"Скольким душам был я нужен
Без которых нет меня"
А.Твардовский. "Василий Теркин".
8 июня (21) 1910 года в Загорье в семье крестьянина кузнеца родился поэт.
Поэт эпохи – Александр Твардовский. Прошло 105 лет.
Поэт Борис Чичибабин посвятил поэту эпохи стихотворение.
ПАМЯТИ А.ТВАРДОВСКОГО
Вошло в закон, что на Руси
при жизни нет житья поэтам,
о чем другом, но не об этом
у черта за душу проси.
Но чуть взлетит на волю дух,
нислягут рученьки в черниле,
уж их по-царски хоронили,
за исключеньем первых двух.
Из вьюг, из терний, из оков,
из рук недобрых, мук немалых
народ над миром поднимал их
и бережно, и высоко.
Из лучших лучшие слова
он находил про опочивших,
чтоб у девчонок и мальчишек
сто лет кружилась голова.
На что был загнан Пастернак -
тихоня, бука, нечестивец,
а все ж бессмертью причастились
и на его похоронах...
Иной венец, иную честь,
Твардовский, сам себе избрал ты,
затем чтоб нам хоть слово правды
по-русски выпало прочесть.
Узнал, сердечный, каковы
плоды, что муза пожинала.
Еще лады, что без журнала.
Другой уйдет без головы.
Ты слег, о чуде не моля,
за все свершенное в ответе...
О, есть ли где-нибудь на свете
Россия - родина моя?
И если жив еще народ,
то почему его не слышно
и почему во лжи облыжной
молчит, дерьма набравши в рот?
Ведь одного его любя,
превыше всяких мер и правил,
ты в рифмы Теркина оправил,
как сердце вынул из себя.
И в зимний пасмурный денек,
устав от жизни многотрудной,
лежишь на тризне малолюдной,
как жил при жизни одинок.
Бесстыдство смотрит с торжеством.
Земля твой прах сыновний примет,
а там Маршак тебя обнимет,
"Голубчик,- скажет,- с Рождеством!.."
До кома в горле жаль того нам,
кто был эпохи эталоном -
и вот, унижен, слеп и наг,
лежал в гробу при орденах,
но с голодом неутоленным,-
на отпеванье потаенном,
куда пускали по талонам
на воровских похоронах.
1971
С кем можно сравнить поэта и главного редактора журнала “Новый Мир “? Не знаю.
Александр Трифонович Твардовский влиял на многих людей – на читателей его поэзии, на соратников – единомышленников, бок о бок работающих с ним, борющихся за каждую новую публикацию в журнале ”Новый Мир“, на читателей ”Новый Мира“, для которых журнал был единственной пристанью.
Усилиями А. Твардовского и редколлегии в нем были опубликованы произведения Фёдора Абрамова, Чингиза Айтматова, Василя Быкова, Михаила Булгакова, Юрия Домбровского, Бориса Можаева, Валентина Овечкина, Юрия Трифонова, Александра Солженицына, Василия Шукшина… Всех не перечесть.
Из тени, из неизвестности, куда загнало время и действительность, выходили к читателям авторы и их произведения.
А. Твардовский вызывал остервенение « слуг власти», не ожидавших от поэта–лауреата многих самых высоких наград, такого непослушания.
18-го декабря 1971 года не стало А.Т. Твардовского.
Не было равнодушных людей к этому русскому богатырю, которого фактически сгубили.
Его любили, ненавидели за несговорчивость, ему завидовали, безумно жалели, но никто не был равнодушен.
Я собирала материал об А.Т. Твардовском, мечтая присвоить имя поэта библиотеке, в которой я служила. Решила читать местные смоленские газеты, где появились первые публикации поэта. Это можно было делать только в газетном зале Библиотеке имени Ленина.
Написала письмо, с просьбой допуска в газетный зал. Печать в библиотеке была. Так я сама для себя открыла газетный зал. И вот стала я при каждой возможности ходить в библиотеку и читать местные газеты, начиная с 1924 года.
Тогда я почувствовала время. История открывалась с этих старых страниц. Совсем другая история страны. Цензура в те годы не выхолащивала жизнь из газет.
Мне открывалась жизнь со всеми заботами. Это был дух времени.
Я начинала сама, а не с чьих-то слов, понимать молодого, талантливого юношу, искреннего, верующего в эту новую жизнь.
И с другой стороны, я лучше понимала его отца – Трифона Гордеевича, трудягу, мечтавшего о свободной жизни, надеявшегося на семью, любимых сыновей. Ведь он уже внес первый взнос за землю в земельный банк. И вдруг сын, его надежда, в пятнадцатилетнем возрасте уходит из семьи, становится сельским корреспондентом.
А ведь любовь к книгам привил отец. В семье вслух читались книги, стихи.
Гордился отец своими сыновьями. Александром гордился за талант. С детства сын писал стихи. И вдруг – крах надеждам.
Не дали жить этой семье, как и миллионам других семей. Раскулачили. Сослали. Что пережили эти люди? Как смогли пережить?
До конца понять этого не дано никому, кроме них.
Но из стихов А. Твардовского чувствуем, что ощущал этот юноша, верующий в новую жизнь. Как дался ему этот выбор. И эта трагедия сопровождала его весь сложный путь. Два полюса – безоговорочная вера в новую жизнь и вина перед семьей.
Читала я старые газеты, знакомилась со стихами Твардовского, читала книги литературоведов и критиков, занимающихся творчеством поэта, старалась понять, что поражает меня в его личности?
А удивляло меня очень многое: тонкое видение природы и умение так передать его стихами, что даже разнообразные запахи чувствуешь.
Постоянное стремление учиться, узнавать неизвестное - одно из многих достоинств поэта.
Достигнув высот в творчестве, он не успокаивался, он постоянно был в поиске нового для себя.
При этом оставался всегда верным себе, искренним и честным.
Но вот недавно тиражом всего в 3000 тысяч экземпляров вышел в свет «Новомирский дневник Твардовского». Огромная книга в двух томах. Больно читать каждую страницу этого дневника. Сколько злобы, презрения, подлости, угроз, желания сломать, подкупить гениального поэта.
Уже после опубликования этого текста, я иногда заглядываю в эту книгу. Она подготовлена и издана дочерьми А.Твардовского.
Имеет замечательный справочный аппарат. Заглядываю, чтоб что-то проверить. И не могу оторваться от этих записей, которые Твардовский вел много лет. Он хранил их в деревянном ящике-сундучке и наказывал дочерям - в случае пожара спасать первым делом этот ящик.
Здесь его мысли обо всём, что сопровождало его жизнь.
Читайте эти дневники! Они откроют вам душу удивительной
творческой личности...
13.12.1969 года он писал: «…наверняка люди даже новомирского поколения не представляют себе… явления читательской активности по случаю гонений на журнал и меня. Да мы сами не представляли в такой очевидности этот мощный подпор за нами. Стоило за такую награду претерпеть, не рухнуть под воздействием унижений, оскорблений, угроз и видимой безнадёжности положения».
О Твардовском много написано, но ведь никто не понял этой тайны стиха, его музыки, его запахов земли и травы. Стихи поэта всегда рядом. Многие строки знаю наизусть. Когда происходит в мире террористический акт, войны, думаю словами Твардовского, ставшими и моими:
«Я знаю никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь -
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…»
Какого поэта и человека подарила русская земля в 20 веке миру!
Время от времени хорошие стихи отправляют меня к любимому поэту А. Твардовскому. В произведении «Сестра моя жизнь» Б. Пастернак пишет:
«Есть в опыте больших поэтов
Черты ответственности той,
Что невозможно их изведав,
Не кончить полной немотой…
В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущем в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту».
Может быть, это разгадка поэзии Твардовского?
Ещё хочу сказать об одном. Иногда на вечерах, посвящённых поэту, присутствовал Михаил Яковлевич Гефтер. В 2005 году вышла его книга «20 век. Голограммы поэта и историка».
Мир двадцатого века предстаёт в этой книге в ощущениях и переживаниях знаменитого поэта и главного редактора «Нового мира» и философа и публициста, историка Михаила Гефтера. Он цитировал строки А.Твардовского:
«А я лишь смертный. За своё в ответе,
Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете
Сказать хочу. И так как я хочу».
«За 46 лет творчества А. Твардовский подарил русской поэзии три замечательных дара. Дар сочувствия, дар понимания и дар выражения - так подытожил свою статью Михаил Гефтер.
Об Александре Твардовском написано много книг, разных по глубине понимания и по таланту авторов. Но лучшее, что очень редко встречается в нашей печати и цитируется полностью – это восприятие «Василия Тёркина» Нобелевским лауреатом, писателем, злобно настроенным к Советскому Союзу – Бунина Ивана Алексеевича. Этому посвящена глава книги «Я помню»-
http://proza.ru/2011/08/28/532
Подробное описание одного из множества вечеров, посвященных памяти Твардовского -
http://proza.ru/2011/08/26/440
СТИХИ.
В очерке представлены только три стихотворения Александра Твардовского.
Прислушайтесь к интонации этих стихов. Это прощание с погибшими в войне.
Какова цена победы? Многие цифры, указанные в справочниках фальсифицированы. Документы о войне хранятся в закрытых архивах.
На территории нашей страны есть ещё не захороненные жертвы. Это большая печаль для народа.
Так пусть звучат слова поэта!
В ТОТ ДЕНЬ,КОГДА ОКОНЧИЛАСЬ ВОЙНА.
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
В конце пути, в далекой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мертвыми прощаются живые.
До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учетный.
Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалеку.
И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег.
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Как нас уносят этих залпов волны,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Вот так, судьбой своею смущены,
Прощались мы на празднике с друзьями.
И с теми, что в последний день войны
Еще в строю стояли вместе с нами;
И с теми, что ее великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Еще у Волги обтекали глиной;
И с теми, что под самою Москвой
В снегах глубоких заняли постели,
В ее предместьях на передовой
Зимою сорок первого;
и с теми,
Что, умирая, даже не могли
Рассчитывать на святость их покоя
Последнего, под холмиком земли,
Насыпанном нечуждою рукою.
Со всеми — пусть не равен их удел, —
Кто перед смертью вышел в генералы,
А кто в сержанты выйти не успел -
Такой был срок ему отпущен малый.
Со всеми, отошедшими от нас,
Причастными одной великой сени
Знамен, склоненных, как велит приказ, —
Со всеми, до единого со всеми.
Простились мы.
И смолкнул гул пальбы,
И время шло. И с той поры над ними
Березы, вербы, клены и дубы
В который раз листву свою сменили.
Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.
И не за тем, что уговор храним,
Что память полагается такая,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Что ветры войн шумят не утихая.
И нам уроки мужества даны
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Нет, даже если б жертвы той войны
Последними на этом свете были, —
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мертвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.
К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.
Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.
В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Как у живых, — я так же вам обязан.
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Еще не зная отклика живых, —
Я ваш укор услышу бессловесный.
Суда живых — не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живет, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.
1948
А.Твардовский. Стихотворения и поэмы в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1951.
Я УБИТ ПОДО РЖЕВОМ
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней -
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я - где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я - где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я - где крик петушиный
На заре по росе;
Я - где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где - травинку к травинке -
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня -
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю -
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, - как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она -
Спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Мы - что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память -
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава -
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам - отрада одна,
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье -
Эта кара страшна.
Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно -
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, -
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить...
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, -
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот - еще под Москвой...
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
В городах миллионных,
В селах, дома - в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жить завещаю -
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать - горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать - не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, - счастье свое, -
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
1945-1946
Александр Твардовский. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 19
ДВЕ СТРОЧКИ.
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал...
Среди большой войны жестокой,
С чего - ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
1943