Победитель номинации "Полукарповна"!
Победитель номинации "Лучший микст"!
Победитель номинации "Легендарный экшн"!
Рассказ №13 написан для Легендарного конкурса http://www.proza.ru/2015/02/23/181
В дoрабoтке: все замечания рецензентoв принимаются с великoй благoдарнoстью
Первоисточники – мифология Древнего Рима, Скандинавии и легенд майя
«Произнеси моё имя в зарослях,
и я вновь предстану перед тобой»
Обещание Примирителя.
Мосс, Р.
Было жарко, томно и душно. Хотелось жрать. Пальма с ожесточением поскреблась задней лапой между ушами, и в очередной раз вылизала пустую миску, клацая зубами на жирных помойных мух.
И неожиданно для самой себя взахлёб завыла наклонив к земле узкую чёрную морду.
***
– Граждане пассажиры. Поезд номер двести тридцать девять Санкт-Петербург – Тунгуда прибывает к первой платформе правая сторона. Стоянка три минуты(это объявление на станции, так?). Выход на левую сторону.(а вот это уже не на станции, а внутри вагона для пассажиров?)
Состав дёрнулся, отчаянно взвизгнув. Жанна поморщилась и нетерпеливо поправила рюкзак. Проводница казённо распрощалась с единственными на весь вагон пассажирами и распахнула перед ними двери.
На платформе никого не было, если не считать двух нахохленных чёрных птиц на проржавевшей табличке: «ст. Большая Лихоманка». Странно. Куда же подевалась Надежда Петровна, тётя Надя, так настойчиво приглашавшая племянницу отдохнуть на природе и вволю надышаться чистым воздухом вдали от городской сутолоки? И на тебе! Придётся самостоятельно добираться до деревушки, расположенной в трёх километрах от станции.
Осторожно спустившись на выбитую ногами тропинку, Жанна предложила восьмилетней Соне и четырнадцатилетнему Стасу попытаться прогуляться до тёткиного дома без провожатых. По этой самой одинокой тропке-тропиночке.
– Карррга! Грроб! – пронзительно проорала одна из птиц, спикировала вниз, что-то выхватила из-под ног Сони, сделала над ней круг и улетела, сопровождаемая товаркой.
– Фига себе! ВОроны летают! – Стас швырнул им вслед камень.
Парень пребывал в плохом настроении. Перспектива оказаться в дикой глуши без привычных развлечений мегаполиса его нисколько не воодушевляла, тем более, что со вчерашнего вечера сдох планшетник.
Тропинка петляла между высоких ёлок, швырявшихся в путников пригоршнями почерневших иголок при каждом порыве ветра. Скрип стволов, шорох и тихий треск сучков под ногами усугублял недружелюбную тишину. Даже Соня перестала восторженно вопить при каждой обнаруженной шишке. «Куда же все подевались, и зачем я ввязалась в такую авантюру?», – в очередной раз мелькнуло в голове у Жанны, когда(вот здесь снова не очень красивый оборот, иностранный какой-то. Можно разделить предложение на два) ели неожиданно расступились, открывая(м. заменить на ОТКРЫЛСЯ) вид на мусорную свалку с бродящими голенастыми курятами и заросшую иван-чаем, горушки, поросшие редкими берёзками и невысокими сосёнками-раскоряками. Между ними виднелись крыши бревенчатых домов.
– Пришли! – счастливо взвизгнула неунывающая Соня, – мам, правда мы сами нашли бабу Надю?
– Каррга! Грроб! – тут же раздалось хриплое карканье.
Ворона сделала круг над головою Жанны и опустилась на зелёную крышу. Насколько Жанна помнила, тётка жила как раз на самом краю деревушки.
Дом встречал их негостеприимно запертой калиткой на большой навесной замок.
– Эй, девушки, – дребезжащий стариковский голос заставил Жанну подскочить на месте, а Соню – ещё и вспискнуть, – А Надьки ещё со вчераси нетути. И сука её всё воет, проклятущая, угомона нет никакого. Ты племяха, да, надо полагать? Заждалась, ёпт через колено, она тебя, красота залётная, все глазыньки проглядела, вас дожидаючи. Вот ключики, у меня всегда есть запасные. А сама она за клюквами ушла, позавчерась по утрецу ещё ушлёпалась, да и не пришла. Забыл представиться, етитна жизнь, не взыщи. Никита я, дядькой Никитой звать можешь, а для огольцов твоёных – Никита Власич.
– Как это ушла и не вернулась? – вскинулась Жанна. – Человека нет, никто не чешется, а если заблудилась, если …
– Если и есть, – невежливо перебил Жанну Никита. – так чего искать. Чудь болотный, хрен его в рот, к себе утянул, чтобы душу христианскую высосать, голод утолить, и не говори иного, сам скажу(вот это немного не по стилю разговора Никиты Власича, Надюха через неделю сама явится беспамятная, мать её в душу, или охотнички к заморозкам найдут еёное тело у Чёртовой Плюхи.
– Плюхи мне ещё не хватало, спасибо за заботу. Сейчас только с дороги передохну, а там разберёмся с вашими порядками. Надо же, человек в лесу пропал, а им дела никакого нет!
Жанна выхватила ключи, невежливо захлопнула калитку перед носом словоохотливого дядьки Никиты, ворвалась в избу и зашвырнула рюкзак в сени.
Со двора донёсся собачий вой.
Быстро переодевайтесь, – скомандовала Жанна насупившимся детям, – Соня, разбери вещи, возьми еду, перекусим в темпе марша, потом … Ладно, потом и решим, что и как.
И это «потом» растянулось до утра следующего дня.
Сон сморил Соню моментально. Неожиданно она проснулась из-за надрывного собачьего воя.
Пожалев собаку, так переживающую из-за хозяйки, Соня, стараясь никого не разбудить, выскользнула во двор, залитый лунным светом. Под босыми ногами неприятно скрипело и шуршало. Тропинка уводила куда-то вниз, где что-то бурлило и плескалось. А Пальма стояла прямо перед Соней и глухо рычала, оскалив поблескивающие в лунном свете клыки. Снова раздался вой. Но это выла какая-то другая собака, не Пальма. А Соне было необходимо спустится по этой тропинке к реке, где её уже давно ждал плот. Нет, не плот, а длинное и скользкое бревно, на котором она переплывёт реку в хлопьях белой пены, бурную реку, чьи мощные струи подобны сильным и быстрым змеям, и спустит с цепи ту самую воющую собаку. Нет не собаку. Это выл волк, огромный и страшный волк, которого для чего-то обязательно нужно спустить с цепи.
– Пальма, фу! Место! – крикнула Соня и, отщипнув от каравая кусок, протянула собаке. Но та продолжала рычать так, что бревно под Соней начало опасно раскачиваться. Рычал и выл ветер. Летели солёные брызги.
– Ты встаешь или нет? Быстро умываться и за стол. Ты остаешься за старшую, а мы со Стасом уходим. Со двора ни на шаг, с чужими не болтай и в дом не впускай никого. Да, ещё не забудь заправить кровать, вымой посуду и пол подмети. Найдешь, чем заняться до нашего возвращения. – слова матери выдернули девочку из объятий сна ушатом холодной воды.
Во дворе было интересно, но немного страшновато. Девочка никогда не оставалась одна в незнакомых местах, да ещё и в столь странных обстоятельствах. Только еле слышно позвякивала цепью Пальма. Гудели мухи. Где-то орал петух.
– Ты чья такая будешь? – калитка распахнулась.
Запоздало вспомнив о страшных случаях с детьми, разговаривающих с незнакомцами, Соня поёжилась. Однако вежливость заставила её натянуто улыбнуться и вежливо представиться.
– Я – Соня, мы к тёте Наде приехали, а она куда-то делась. Даже нас не встретила.
– А её чудь болотная утащила. Сколько говори людям, нечего делать людям в местах проклятых, где чудится, где дела недобрые творятся. Так разве Надьку это остановит? Отправилась за клюквами, вишь, дочка, урожай на Чёртовой Плюхе небывалый, и … – вздохнув, женщина обречённо махнула рукой в сторону железнодорожной станции. – Анна Васильевна. Можешь тётей Нюрой звать. Твои-то куда подевались? Не страшно одной?
Слова и фразы обрушились на растерявшуюся Соню водопадом. Вскоре она уже заочно познакомилась со всеми немногочисленными обитателями станции, узнала, что и в деревне нечисто стало, даже батюшка приезжал с молебном, но ничего не помогает. Даже хуже стало! Озоровать кто-то начал. Петухам из хвостов повыдергал перья, варнак окаянный! А несколько дней назад, так халат у Клавки пропал. Хороший халат, ещё покойный мужик ейный из Китая привёз, износа этому халату не было, даже не полинял ни чуточки. А что халат, когда люди пропадать стали! А опосля на этой самой Плюхе находят порой труп, а он голым-голёшенкий валяется, прям без ничего, даже без кожи, и усохший. Вся же одежда в короб сложена, а ягода с грибом вокруг поразбросана и не испортилась вовсе.
Наверное словоохотливая «тётянюра» собралась не только передать Соне все все местные сплетни, благо воспитанная девочка терпеливо слушала и не перебивала взрослого человека.
Вдруг женщина, отчаянно завизжав, начала бешено махать руками. На собачьей будке сидела огромная … белка. Сидела по-человечески, скрестив задние лапы. В передних она держала отливающее зелёным и фиолетовым петушиное перо и как-то странно дребезжала, качаясь из стороны в сторону.
– Ой, белочка! – воскликнула Соня.
– Не белочка, а нечисть дикая. Тварь поганая. – Уезжайте немедленно, как есть, на духу говорю, уезжайте. Теперь и за вами придут.
Забавно переваливаясь с ноги на ногу, как утка, словоохотливая женщина, мелко крестясь, бросилась наутёк. Так что девочке и не довелось узнать, как часовню у старого дворянского кладбища строить пытались, как цЕркву ту комиссары сносили, и даже что с уездной церковкой стало.
Из будки высунулся чёрный нос. Пальма вылезла из будки, потянулась и лениво гавкнула на лесную гостью. Белка задумчиво оглядела Соню и … свалилась с будки в собачью миску. Пальма недовольно заворчала и наступила на зверюшку лапой. Соня опомнилась и, подскочив к будке, подхватила белку на руки. От животного резко пахло спиртным: белка была пьяна до потери чувств.
– Мы скоро, не заскучала?
– Мамочка! А к нам тётя Нюра, Анна Васильевна приходила, сказала, что Надежду Петровну чудь болотная утащила, потому что нельзя ходить за клюквой в проклятое место, где чудится, вот!
– Вот! – воскликнула Жанна, – Соня! Я сколько раз тебя просила быть осторожнее с чужими? Ладно. Пошли в дом.
Пока Жанна накрывала стол, пока все обедали, Соня успела узнать, что никто ничего не собирается предпринимать для поиска пропавшего человека. Так что они сами завтра поутру отправятся в лес. А местный полицейский в любом случае должен будет организовать через три дня розыски, так что им и заблудиться не страшно.
Сонина «добыча» за это время успела не только прийти в себя, но и попыталась опохмелиться духами, разбить тарелку, слопать бутерброд с колбасой и, укусив за палец Стаса, удрать в открытую форточку.
День прошёл незаметно. А ночью, ночью Соня опять оказалась в странном сонном забытьи. Она тихо брела по топкой, жадно чавкающей при каждом шаге, дороге, проваливаясь по колено в густую вонючую жижу. Какие-то призрачные фигуры брели вместе с ней, повинуясь тихому плачу флейты, напоминающему плеск реки. Где-то опять завыл волк, аккомпанируя флейте и реке. Вскоре странная процессия оказалась на поросшем осокой и колючим кустарником берегу. Через реку был перекинуто скользкое бревно, заменявшее мост. Белёсые фигуры подобно клочьям тумана плыли над рекой вдоль бревна. Соня понимала, что ей тоже нужно перейти реку. Но когда она продралась сквозь прибрежный кустарник – на её пути опять стояла поджарая остроухая собака.
А по бревну навстречу девочке шествовал, словно и не было никакой качки, огромнейший волк. Волочившаяся за ним оборванная цепь звякала в такт его неслышным шагам. Между ногами пса сновала … белка.
«Какая чушь мне снится», – подумала Соня, выныривая, из сонного небытия. Встряхнув головой, она решительно скинула одеяло и осторожно выбралась из скрипучей кровати.
Волглая сорочка неприятно липла к телу, Босые ноги сразу намокли от росы. С нависших над Соней ветвей вишни осыпались сияющие лепестки. Но вокруг не было никаких деревьев! Соня стояла на берегу реки, заросшему кустарником и камышом. Она снова увидела медленно плывущее бревно. «Этого не может быть, – пробормотала она вслух, – это неправильное место, я же не сплю. Не сплю, правда?». И сердито пнула ногой кочку. И тут же услышала рык, похожий на раскат грома. Из ближайшего куста торчали вздрагивающие собачьи уши. От неожиданности Соня подпрыгнула.
Рычание повторилось. Из-за куста появилась странная собака, чем-то напоминающая Пальму и вставшего на четвереньки человека. А за ней – ещё одна, такая же остроухая, поджарая и слепяще-чёрная. В мерцающем ореоле лунного света существа приближались к Соне. И вот они окружили её.
Они задевали застывшую девочку костлявыми шершавыми боками, обдавали горячим дыханием и громко сопели, лязгая устрашающими челюстями.
От очередного толчка Соня не смогла удержаться на ногах и покатилась по склону и крепко зажмурилась. Раздался торжествующий вопль...
– Соня-соня, Соня-засоня! Завтрак на столе давно! Вставай скорее, так и всё утро можно проспать!
Соня медленно открыла глаза. Рядом с кроватью пританцовывал братец.
Собрались в лес быстро.
Идти по лесной тропинке было весело, но притихшая и насупленная девочка жалась к матери, Соне постоянно мерещилась тропинка из ночного кошмара.
Вскоре тропинка их вывела к заброшенному совхозному полю, за которым угрюмо темнел еловый бор.
– Всё, пришли! – радостно объявила Жанна. – Пальма, ищи, ищи. Где Надя?
Но собака скулила и тянула домой. Спущенная с цепи, она взвизгнула и опрометью ринулась обратно.
– Где же мы будем теперь искать следы? – ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотала Жанна, беспомощно озираясь по сторонам – Соня, будь добра, не теряй меня из вида, Cтас, пригляди за сестрой. Смотрим по сторонам и себе под ноги. Надеюсь, вы помните про ядовитые ягоды? Буду весьма признательна, если вы не потащите в рот всякую гадость.
Кочки неприятно пружинили, ноги поминутно проваливались в бурую жижу. Соня вспомнила ночные блуждания и вздрогнула, словно ей за шиворот угодила большая квакающая лягушка. А лягушки тут водились в превеликом множестве. Большие и маленькие, серые и коричневые, они ловко прыгали с кочки на кочку. Мерзко звенели кусачие комары.
Девочка попыталась прыгать с кочки на кочку, подражая лягушкам, но почва под ногами угрожающе вибрировала, а Соня несколько раз погрузилась по колено в торфяную жижу, зачерпнув её в резиновый сапог. Пожаловаться матери на мокрые ноги она не решилась: ещё не хватало возвращаться назад из-за какого-то хлюпающего сапога!
Утешало одно – ягоды. Нарядными ожерельями они опоясывали кочки, россыпью драгоценных рубинов проглядывали из салатно-зелёного мха , подставляя солнцу бока, багряными капельками крови мерещились в жёсткой иссиня-зелёной осоке. Ягоды, комары... Соня не обратила внимания что под ногами у неё ровное мшистое пятно с проступающей в следах влагой. Какое там! У длинного ствола давным-давно сгнившей ели, до удивления похожего на исполинского аллигатора с раззявленной пастью, она увидела большого плюшевого ягуара.
– Смотрите, что я нашла! – радостный крик перешёл в отчаянный визг, когда Соня по плечи окунулась в вонючее месиво.
Жанна ринулась к дочери.
Но затянутый лишайниками пень взорвался у неё под ногами. На подбежавшего к матери Стаса посыпалась мелкая труха. Из образовавшегося провала выскользнуло жуткое существо, неведомо как воскресший труп, Почерневшие кости с ошмётками истлевшей плоти метнулись к Жанне. Унизанные кольцами пальцы сомкнулись на шее жертвы. Из-под когтей брызнула неестественно алая кровь. Встряхнув добычу, как терьер встряхивает крысу, труп когтями другой руки вырвал левый глаз, отшвырнув агонизирующее тело прочь от себя.
Раздался торжествующий вой. Какое-то время вопящее существо корчилось в диком танце, пока перед глазами задыхающейся девочки не оказался скелет.
Скелет грациозно присел, пригладив под собой мох и, удовлетворённо урча, начал катать «добычу» на ладони.
– Зеркало, у меня тоже есть зеркало, – болью отозвалось у Сони в голове.
Приладив добычу на плече, Скелет потоптался на барахтавшемся в топи Стасе и одним движением руки выдернул Соню за волосы из жирно всхлипнувшей ловушки. Увидев напротив себя скалящийся череп, Соня потеряла сознание.
Очнулась она от холода и обнаружила, что лежит на груде камней рядом с витыми колонами. Было темно. Чудовище затащило её в какую-то подземную галерею. Затащило и оставило здесь целой и невредимой.
Куда ей нужно было идти, она не понимала, однако куда-то идти было нужно. Поскуливая от ужаса, она побрела на тусклый мерцающий в сумеречной дали свет.
Каменные своды искрились и мерцали. Иногда c оглушающим грохотом сверху падали каменные глыбы и бесследно исчезали в серебристо-сером тумане, клубящемся вдоль стен пещер. Соня вздрагивала от ужаса и старалась не приближаться к стенам.
Неожиданно туман рассеялся, и Соня оказалась на берегу. Свинцово-серые волны в хлопьях пены с гулом набегали на берег. Вдали боролся с волнами огромный корабль, чем-то напоминающий дракона. Соня отчётливо видела беснующегося на палубе громадного зверя, одновременно напоминающего ей человеко-собак и волка из её снов. Над зверем парила чудовищных размеров змея с крыльями.
А на берегу … на берегу она увидела группу каких-то людей. Один, высокий, с рыжей бородой, размахивал огромной кувалдой и что-то говорил маленькому одноногому. Поодаль – ещё два чернобородых типа в обыкновенных простынях вместо нормальной одежды. Один из них сжимал в руке пучок серебристых молний, а другой вроде как хромал, а в руке держал внушительный молот, хотя и не такой огромный, как у Рыжебородого. Рядом с незнакомцами стоял на коленях… Стас.
– Полёт орла! – хрипло орал Рыжебородый.
– Сердце! Сердце оставь для нас, жадина, – недовольно ворчал Одноногий.
Не разбирая дороги, Соня рванула наутёк и уже не видела, как сжимаемый в невидимых руках меч, вспорол грудную клетку, как забил фонтан дымящейся крови, как вздыбились обнажённые рёбра, как трепетало в руках одноногого окровавленное сердце.
Соня неслась вперёд, спотыкаясь, падая и обдирая ладони и колени, пока не увидела перед собой уступы уходящей ввысь пирамиды. Бежать было некуда. Беспомощно озираясь, она уткнулась носом в небольшую нишу, где сидела … её «знакомая» белка!
– Чего расшумелась? – услышала она сердитый голосок, напоминающий голосок её «повторюши».
Соня так удивилась встрече с говорящей белкой, что весь ужас с ней приключившийся, куда-то потерялся.
– Ишь уставилась, можно подумать, что соображать что-то можешь.
– Я человек! Пусть и маленькая ещё девочка, но всё равно разумная! – возмутилась Соня. – Это ты не не должна говорить по-человечески.
– Аxаxа! Ща помру! Разумная она! Да все разумные существа считают вас стихийным бедствием. Меня между прочим Виски звать, а ты, невежа и невежда, даже не поинтересовалась, как меня звать и представится не соизволила. Разумная чушка. Фи!
Послышались шаркающие шаги.
Девочка схватила белку за хвост и вжалась в поросший мхом и лишайником уступ, вцепившись в беличий хвост с такой силой, что Виски всерьёз начал опасаться и за целостность столь им уважаемого «гаджета», и за вероятность оказаться заживо замурованным в пирамиде.
По коридору величаво вышагивал тот самый болотный монстр. Широкий китайский шёлковый халат в драконах болтался на нём, как на манекене. Тёти Нюры, – догадалась Соня, - а перья на плюмаже, наверно, от тех самых ощипанных петухов. К ужасу девочки на плече у скелета пристроился мамин глаз, подросший до размеров зрелой антоновки.
– Гад! Убийца! – размахивая негодующе верещавшей белкой, как флагом, Соня подскочила к Скелету и замолотила кулачками по тазовым костям чудовища, продолжая всхлипывать. – Мамочка, мамуля.
Брякнув костями, Скелет перехватил Соню за шиворот, выдернул белку и отшвырнул в сторону. В бездонных провалах глазниц полыхнуло багряным.
Ммма-Мму-Ля, – проскрипел он с какой-то слабоуловимой скорбью и некоторым отвращением, – Му-Ля… Странные имена у этих существ, весьма странные. Муля. – Ласково проведя костяшкой согнутого указательного пальца по глазному яблоку, чудище добавило, обращаясь с брыкающейся Соне, – и не нервируй меня, несносное существо! Шастают тут всякие под ногами. На такое ничтожество жалко даже капли священной смолы потратить. Ни кожи, ни плоти, ни костей. Ни содрать, ни растереть. Что за недостойное поведение? можно подумать, что от тебя требуют что-то сверхъестественное! Нет. Только что и надо, так искреннего почитания да полноценной жертвы.
– Пусти, немедленно пусти!
– Как хочешь.
Освобождённая Соня плюхнулась вниз а камни.
– Постарайся вести себя достойно, презренное существо. Разве так приветствуют благороднейших? Как же вы нас достали! Расплодились безмерно, шастают непочтительно. Внимай же, недостойная, Великому Мне с должным трепетом и надлежащим почтением!
– Не буду, дурак! – всхлипнула Соня, вытирая мокрые глаза кулаком.
Скелет нависал над ней и легонько толкал ногой, пытаясь спихнуть в провал у подножия пирамиды.
– Меня Соня звать. – вспомнила она беличий урок.
– С-о-нь-а? – пробормотал Скелет, повторил более уверенно, – Со-ньа.
– Глис–глис! – заорал он торжествующе. – Ликуй и возрадуйся! Ты не столь никчёмна как кажешься на первый взгляд. Сейчас будешь удостоена высочайшей чести. Тебя зажарят на лучшем оливковом масле с маком и мёдом, чтобы подать на стол Величайшим, но не настолько Великим как мы.
Вырвавшийся, наконец, из Сониного захвата Виски, трусливо улизнул, оставив Соню на милость Скелета.
Опять подхватив Соню за шиворот, Скелет величественно прошествовал на плоскую вершину пирамиды, где его уже поджидали
– Глис-глис! – заявил он. – Я поймал для вас желанную добычу. Это ничтожество на тонких ножках утверждает, что она – соня! Не уверен, что это так. Это действительно глис глис? Нам приходится иметь дело с лживыми существами: они постоянно пытаются выдать себя за нечто более ценное! Сгодится на жаркое?
– Это? Это не желанная глис глис. Это человечий детёныш, она врёт – тут же заявил Чернобородый с молниями. – Но её желание можно и удовлетворить. Пусть её приготовят по всем правилам в нашу честь.
– Клянусь бортом дракара и краем своего щита! – хрипло взревел Рыжебородый, потрясая кувалдой в строну Чернобородого в простыне. – Я не позволю столь бездарно растачать бесценный материал на утеху желудков каких-то обжор. Придумали забаву для желудка! Жаркое, пусть и с румяной корочкой! Просто позор! О вечном надо заботиться, о душе. Какой пример мы подаём подрастающему поколению? Пусть текут реки крови, смешанные с мёдом в нашу честь.
– Эк, загнул! – фыркнул Скелет, стряхивая воображаемую пылинку с фалды халата. – Ты ещё про душевные скрепки вспомни.
– Сам ты гнилая скрепка! Духовные скрепы, вот о чём мы должны помнить!
– У меня на мёд аллергия, к вашему сведению, от мёда у нас депрессия с ностальгией случаются, могу справку предъявить, – встрял в разговор Одноногий и вцепился руками в кольцо на груди. Яркая жёлтая полоса на испачканном сажей безбородом лице брезгливо изогнулась, а зеркальце на виске стрельнуло дымным протуберанцем в сторону бородатых спорщиков. И голова его медленно растаяла, а на груди распахнулись две дверцы по обе стороны от кольца. – Это какое же варварство, какая дикость поджаривать жертву, абсолютно безбожное и безобразное отношение!.
– Ещё розовой ленточкой перевязать не хватает, – трубно донеслось сразу из двух дверок на его груди, xлопнувшиx при этом словно топор по бревну. – В колодец её сбросить намного цивилизованнее, или даже кожу стянуть! А вы что? Жарить-парить, фи!
Не обращая внимания на визжащую, лягающуюся, извивающуюся в костяных объятиях девочку, продолжающая вяло браниться процессия, оказалась прямо в жерле вулкана, превращённом в благоустроенную кухню.
На каменной плите как на кухонном столе, вовсю хозяйничал Виски. Белка сжимала в правой лапке изрядно потрёпанное петушиное перо которое сначала опускала его в амфору, а потом обсасывала, причмокивая от удовольствия.
– Держи его, хватай гнусного варвара! – заорал Xромой. – Он посмел вкусить божественную амброзию!
Застигнутая на месте преступления белка заметалась, всё сметая на своём пути, и за мгновение до того, как кувалда Рыжебородого превратила стол в гейзер из щебёнки, одним гигантским прыжком оказалась на голове у Сони. Только совершив этот немыслимый прыжок Виски заверещал, проскакал по руке девочки, нырнул в грудную клетку Скелета и закрыл лапками глаза.
Рыжебородый лишь глухо крякнул, когда его страшный инструмент врезался в неожиданное «препятствие», разметав кости по кухне».
Упругим воздушным вихрем Соню отбросило к стене вместе с белкой, прикрывшей голову нижней челюстью Скелета наподобие наполеоновской треуголки.
– Бежиииим, тупица! – пронзительно заверещал зверёк и рванул наутёк.
Их какое-то время пытался преследовать глаз, но вскоре покатился обратно к своему поверженному повелителю.
***
По лесу разнёсся заливистый собачий лай.
– Смотрите, смотрите, вон там! Девочка! Девочка нашлась! – послышались радостные голоса.
На пеньке под разлапистой елью, скрючившись, сидела Соня. Сбившиеся в колтун волосы были совершенно седые. Она смотрела прямо перед собой ничего не выражающими глазами, из уголка приоткрытого рта стекала слюна. У девочки на колене, завёрнутая в платок, храпела белка. При ближайшем рассмотрении оказалось, что белка была мертвецки пьяна.