Первое место по итогам судейского голосования!
Автор – Жан Батист
Название – Возвращение Одиссея
Первоисточник – древнегреческий миф об Одиссее
Объём 22 650 зн.
***
Менелай, златовласый повелитель Спарты, отхлебнул из серебряного кубка и скривился.
- Ты что нам принес, смерд? – гневно крикнул он и выплеснул содержимое кубка в растерянное лицо прислужника. – Я же тебе говорил: самое лучшее!.. Хочешь опозорить меня перед дорогим гостем?.. Где ты взял это пойло?
- Там же, где и в первый раз, — виновато ответил раб, утираясь полой шерстяного хитона. – Амфора в правом углу…
- Не ври!.. Пойдем, покажешь… - грузный, приземистый Менелай тяжело поднялся с резного кресла, его слегка качнуло, но он ухватился за край стола, полного яств, и восстановил равновесие. – Видишь, Одиссей, даже в своем доме ни на кого не могу положиться, всё сам, всё сам… Елена, радость моя, - обратился он к жене, покидая палату, - развлеки пока гостя…
Елена Прекрасная проводила мужа ироничной улыбкой, затем, повернувшись к Одиссею, спросила, играя глазами:
- Чем же тебя развлечь, дорогой гость?
- Не думаю, что у меня большой выбор, – ответил Одиссей, намеренно задержав взгляд на её как бы ненароком обнаженной ноге. В разрезе шёлкового пеплоса она была видна полностью - от загорелой ступни в золоченой сандалии до бедра, слепящего белизной.
- Прежде ты не был таким грубым, - сказала Елена, поправляя накидку.
- «Прежде» - это когда? – усмехнулся в темную окладистую бороду Одиссей. – Когда мы нашли тебя среди руин поверженной Трои?.. Когда из-за тебя, из-за твоего распутства погибли тысячи лучших мужей Эллады, мои друзья Ахилл, Патрокл, Аякс?.. Каждого из них ты не стоишь и мизинца!..
Тень смущения пробежала по прекрасному лицу Елены.
- Нет, - сказала она тихо, - ещё раньше, когда мне было только четырнадцать, а ты, Одиссей, был моим женихом.
- В числе многих других… - заметил Одиссей.
- Но ты мне нравился больше всех… Ты и сейчас хорош… – взгляд Елены огладил мускулистое тело Одиссея, облачённое в короткий хитон.
- Но выбрала ты Менелая…
Елена промолчала.
- Если бы ты тогда вышла за меня, - продолжал Одиссей, - я бы, клянусь богами, так тебя стреножил, что ты не то что бежать от законного мужа, а даже и посмотреть на другого не смела бы!.. И не случилось бы этой войны, принесшей столько бед ахеянам!..
- Ты вроде как сожалеешь, что я предпочла Менелая, но, помнится, ты не больно-то горевал и тут же взял в жены кузину мою, дурнушку...
- Не гневи Зевса, Елена!.. Спору нет, ни одна земная женщина красотою не сравнится с тобой, но никто не может отказать в привлекательности Пенелопе, не покривив душой... К тому же у нее много других достоинств, украшающих отнюдь не каждую женщину...
- Каких, например? - язвительно улыбнулась Елена.
- Скажи, Елена, почему твой многославный муж даже дома не снимает венок с головы?.. Не для того ли, чтобы скрыть рога?
- Ах, вот о каких достоинствах ты говоришь, - залилась смехом Елена. – Ой, умру!.. Я думаю, Одиссей, ты напрасно обольщаешься... Десять долгих лет вместе с моим муженьком ты осаждал Трою, после чего вот уже девять лет никак не можешь добраться до дома, и за это время, признайся, ты разделил ложе не с одной сотней дев... Ты думаешь, женщина сделана из другого теста?.. Ты считаешь, у женщины нет любовной нужды?.. К тому же... - Елена сделала многозначительную паузу, - занимательные слухи приходят из Итаки...
- Какие слухи? - нахмурился Одиссей.
- Пенелопа устала тебя ждать, она выбирает себе нового мужа. Сто тридцать шесть женихов живут в твоем доме, и каждую ночь она наслаждается любовью с новым претендентом...
В глазах Одиссея полыхнул злой огонь.
- Закрой свой грязный рот, потаскуха! - рявкнул он, вскакивая с места.
- Успокойся, дорогой Одиссей, - промолвила Елена, кривя губы в усмешке. - Что ты раскипятился?.. Я же не утверждаю, что это так и есть, просто передаю слухи...
В палату вошли Менелай и следом два прислужника. Они несли большую пузатую кратеру, до краев наполненную светлым вином.
- Вот теперь можно продолжать беседу! - громогласно сказал Менелай. - Это вино из амфоры, которую я сам запечатал, отплывая в Трою!.. Божественный напиток!..
- Я, пожалуй, пойду, Менелай, - произнесла Елена медовым голосом. Она сняла ноги со скамеечки и грациозно поднялась с кресла. - У меня неотложные дела на винограднике... Одиссей, милый мой, не грусти...
- Иди, моя несравненная, - Менелай попытался ее обнять, но Елена уклонилась, и Менелай остался стоять с разведенными руками.
- Менелай, - сказал Одиссей озабоченно, когда Елена вышла, - что за слухи приходят из Итаки?
- Какие слухи? - спросил Менелай, садясь за стол. Прислужники тем временем наполнили кубки вином, и Менелай жестом приказал им удалиться.
- Про Пенелопу и ее женихов.
- Вот давай за то, чтобы боги и впредь не обделяли твою Пенелопу ни красотой, ни здоровьем, мы и совершим возлияние! – воскликнул Менелай, после чего пролил немного вина на пол, а затем осушил кубок до дна.
- Так все-таки? – Одиссей тоже воздал богам, но пить не стал.
Менелай стряхнул капли вина с ухоженной, в мелких кольцах, бороды, ухватил короткопалой рукой с медного блюда маслину и отправил ее в рот. Закончив жевать, сказал:
- Уж больно долго ты, Одиссей, после войны добираешься до дому... В Итаке считают, что ты погиб, и сыны первейших семейств хотят, чтобы Пенелопа избрала средь них достойнейшего, который стал бы её мужем. Не в силах прямо им отказать, многомудрая Пенелопа объявила, что прежде она должна соткать погребальный покров для своего престарелого отца. Три года, всё ещё надеясь на твое возвращение, она водила женихов за нос, распуская по ночам то, что соткала днем. Но сейчас обман открылся, и разгневанные женихи поселились в твоём доме, едят и пьют за твой счет... Они решили, что угроза разорения принудит Пенелопу быстрее сделать выбор... Но почему ты печалишься, друг мой? - продолжал Менелай. - Завтра же утром, с ранней зарёй, я снаряжу самый быстрый свой корабль, дам тебе самых крепких гребцов, и через три дня твои ноги коснутся прибрежных камней объятой волнами Итаки... Там, на месте, ты воздашь наглецам по заслугам и воссоединишься, наконец, со своей любимой женой...
- Так Пенелопа мне не изменяет?
- Не обижайся, Одиссей, но я вижу, что за прошедшие годы у тебя больше стало седин и меньше ума. Подумай сам, если бы Пенелопа была распутной, стали бы женихи так упорно добиваться ее руки?..
Менелай серебряным, с золотой каймой, ковшом зачерпнул вина из кратеры и наполнил свой кубок:
- За Пенелопу?
- За Пенелопу! - ответил повеселевший Одиссей.
Они выпили вино, Менелай придвинул ближе к Одиссею блюдо с фруктами, потом сказал:
- Не томи же, Одиссей, рассказывай дальше о своих приключениях!..
- На чём я остановился?
- Великаны-людоеды потопили одиннадцать твоих кораблей...
- Да, - печально вздохнул Одиссей, - это случилось на четвертом году моего пути домой… Уцелел лишь один корабль, в нём я и три десятка моих товарищей... Нас несло ураганом неизвестно куда, мы потеряли мачту, парус и половину весел — видно, Посейдон был сильно разгневан в эту ночь… В кромешной темноте могучим валом судно выбросило на острые прибрежные скалы неведомой суши... Избиваемые неистовыми волнами, мы перебрались на берег и укрылись от ветра и ливня под кронами густолиственных деревьев. Утром буря затихла, я оставил спящих друзей и с вершины высокой горы увидел, что мы на большом острове. В глубине его, над долиной, скрытой горами, поднимался и таял в небе белый дым — остров был обитаем.
Я вернулся к товарищам. Узнав, что остров населен, они пришли в ужас — слишком свежо было воспоминание о последней встрече с людоедами. Я их приободрил, как мог. Решили разделиться на два отряда. Один, числом в двадцать два человека, во главе с близким другом моим Еврилохом отправился разведать, кто обитает на острове, я же с прочими остался, чтобы осмотреть корабль и выяснить, какой ему нужен ремонт.
Уже беглый осмотр показал, что дела наши плохи: корабль ремонту не подлежал, а для постройки нового судна нужны были корабельных дел мастера, коих среди оставшихся в живых не случилось ни одного... Но, может быть, островитяне окажутся гостеприимными людьми и помогут нам в этом деле? - так подумал я.
Не успел Гелиос в золотой своей колеснице объехать полнеба, как вернулся Еврилох. Один, запыхавшийся от быстрого бега, сам не свой от страха. Еле мы дождались, когда он начал говорить хоть как-то связно. Вот что Еврилох поведал. За тремя горами его отряд обнаружил обширные плодородные поля и виноградники. Великолепный каменный дом стоял в тени оливковой рощи. Они с опаской приблизились, и навстречу им вышла прекрасная молодая дева в золоченом хитоне. Лучезарно улыбаясь, она поприветствовала ахейцев и пригласила в дом. Путешественники, обрадованные такой радушной встречей, приняли приглашение. Лишь осторожный Еврилох остался во дворе и, притаившись под окном средь кустарника, стал наблюдать. Хозяйка усадила ахейцев за стол, тотчас появились многочисленные рабыни, которые принесли вино, хлеб и разную вкусную еду. Пир продолжался час или два, и голодный Еврилох хотел уже к нему присоединиться, как вдруг увидел, что его друзья, один за другим, словно околдованные, падают со стульев и, не в силах подняться на ноги, ползают на четвереньках. Тут пришли охранники и, поощряя ахейцев ударами острых копий, загнали их в хлев к свиньям... Потрясенный Еврилох бросился бежать со всех ног, не разбирая дороги…
Нужно было срочно выручать моих доверчивых товарищей, пока коварная хозяйка острова не отметила их рабским клеймом. Я повесил на плечо медный обоюдоострый меч, вооружился тугим луком и велел Еврилоху показать дорогу. Напрасно Еврилох старался меня удержать, говоря, что мне не справиться с колдуньей, что надо, пока не поздно, бежать с проклятого острова, соорудив плот из обломков корабля. Я же догадался, что дело не в волшебстве: вероломная красавица подсыпала в вино какое-то зелье, ослабляющее ноги.
- Да, я тоже слышал, что есть такая трава, отвар которой, смешанный с вином, отнимает ноги, - заметил Менелай. - И что же дальше?
- Пока мы добирались, горячность, охватившая меня, прошла, и я подумал, что умом и хитростью я добьюсь большего, чем мечом и луком.
- Хитроумность твоя известна, Одиссей, - сказал Менелай. - Если бы не твоя затея с деревянным конем, пришлось бы нам бесславно уйти от стен Трои, и любимая жена моя до сих пор принадлежала бы презренному Парису.
- Я оставил Еврилоха среди олив, - продолжал Одиссей, - и один пошел к хозяйскому дому. Прислужники, завидев меня, бросились в жилище, и вскоре на крыльце показалась стройная белокурая дева редкой красоты. Приветливо улыбаясь, она спросила, кто я и откуда боги занесли меня на её остров, весьма удаленный от морских дорог. Я назвался Леокритом из Итаки, сказав, что я сын знатного отца, лишенный наследства, что бороздил морские воды в поисках приютной земли, но ураган разбил мое судно о скалы и погубил, видимо, всех моих спутников.
Красавица ответила, что мои спутники живы, что они пришли к ней утром, были приняты гостеприимно и теперь почивают после обильной трапезы в отдельных покоях. Потом хозяйка провела меня в дом, в палату, изукрашенную янтарём, серебром и резной слоновой костью, и усадила за стол. Вскоре юные рабыни принесли воду для умывания рук, яства, пурпурное благоуханное вино и два золотых кубка. Отпустив прислужниц, Цирцея (таково было её имя), предложила отведать угощение. Я поднялся и подошел к окну, как бы полюбоваться прекрасным видом, наперёд зная, что она воспользуется этим, чтобы добавить в мой кубок зелье. Моё появление в окне было в то же время и знаком Еврилоху. Едва я отошел от окна, как Еврилох поднял в роще переполох, после чего скрылся в лесу. Шум отвлёк Цирцею, и, пока она пыталась выяснить в чём дело, я поменял кубки местами. Когда всё успокоилось, хозяйка вернулась в свое кресло и мы, совершив возлияние богам, осушили кубки...
Мне не пришлось долго ждать... Оказалось, зелье не только делает непослушными ноги, но и сковывает язык. Цирцея сидела не в силах ни сдвинуться с места, ни позвать на помощь. Будучи в полной моей власти, она то метала в меня грозные взгляды, то принималась плакать в отчаянии и страхе...
- Конечно, ты не удержался и удовлетворил свое естественное мужское желание! - расхохотался Менелай.
- Не скрою, дружище, Цирцея в легком хитоне из полупрозрачной ткани была очень соблазнительной... но я к ней не притронулся...
- Да ладно!.. - не поверил Менелай.
- Клянусь Афиной, покровительницей моей!
- Но почему?
- Вот о том же меня спросила и Цирцея, как только действие зелья стало проходить и она обрела дар речи. Я ответил, что в моих правилах делить ложе с женщиной лишь тогда, когда она сама этого хочет... Слова мои пришлись ей по душе. Я сказал также, что она имела возможность убедиться, что я не хочу ей зла и вправе рассчитывать, что она ответит тем же и, первым делом, освободит моих спутников из постыдного плена. Цирцея согласилась отпустить ахеян, заметив, однако, что пребывание в хлеву пойдет им на пользу, так как ещё до того, как она пустила в ход зелье, они стали приставать к её рабыням, задирать слуг, пить неразбавленное вино, сквернословить — словом, вести себя подобно свиньям... Я заверил Цирцею, что такое больше не повторится.
И Цирцея дала нам не только кров и стол, но и мастеров для постройки корабля. Итака, как ты знаешь, славится виноградарством и виноделием. Половина моих спутников охотно работала на виноградниках и винокурнях, остальные помогали корабельным мастерам. Какое-то время спустя, некоторые из ахеян взяли себе жен из дев, приближенных к Цирцее. Я проводил много времени с молодой хозяйкой. В легкой колеснице мы объезжали ее поля, виноградники, пастбища с тучными стадами. Тут только я понял, как соскучился по обычной мирной работе! Имение Цирцеи было в хорошем состоянии, но все равно чувствовалось, что ему не хватает мужской руки. Я подсказывал Цирцее, что надо сделать, чтобы улучшить хозяйство, и она с радостью мои советы принимала. День ото дня Цирцея становилась мне всё ближе. Невозможно было не попасть в плен её красоты и обаяния. Я чувствовал, что Цирцею тоже влечет ко мне, и
наконец, пришел вечер, когда она предложила мне остаться в её опочивальне...
Этой ночью, после того, как мы сполна насладились друг другом, Цирцея рассказала мне свою историю. Она родилась на Пелопоннесе в очень знатном семействе. Один из её старших братьев, Ээт, даже стал царем Колхиды. Именно у него, как ты, Менелай, конечно, помнишь, аргонавты похитили золотое руно. Отец Цирцеи не отличался благочестием, часто менял жен и не особо интересовался судьбой своих детей. Поэтому, когда старшая сестра Цирцеи Пасифая вышла замуж за критского царя Миноса, двенадцатилетняя Цирцея уехала на Крит вместе с ней.
Минос изменял жене направо и налево, не пропускал ни одной девы, не гнушался и отроками. Однажды, будучи пьяным, он силой овладел Цирцеей, лишив её девственности. Цирцея рассказала об этом сестре. Беременная Пасифая в отместку подложила мужу в постель порченую рабыню, от которой Минос заразился мучительной срамной болезнью. Минос догадался о роли Пасифаи, так как именно с этого дня она отказалась проводить с ним ночи, и решил отомстить. Он пустил слух, что Пасифая изменила ему с быком, а когда Пасифая родила сына, которого назвали Минотавром, он отобрал его у неё и спрятал в подземном Лабиринте. Людям Минос сказал, что Пасифая родила чудовище с телом человека и головой быка. От горя Пасифая наложила на себя руки… (В этом месте своей печальной повести Цирцея не сдержала слез и не могла говорить дальше, пока я не осушил ее глаза и ланиты нежными поцелуями…).
Цирцея была в отчаянии, тоже думала о самоубийстве, но в это время к ней посватался царь сарматов, и она уехала с ним в далёкую северную страну. Однако счастья это не принесло. Сарматский царь страдал мужским бессилием и, беря Цирцею в жёны, надеялся, что её молодая прелесть излечит его. Однако всё было тщетно, и каждую ночь властительный старец избивал юную жену, вымещая на ней зло. Цирцея возненавидела мужчин. Она тайно заказала проезжающим купцам яду из Эфиры, страны, обильной разными травами, а когда получила смертоносный кувшинчик, отравила мужа и всех его приближенных мужчин. Какое-то время она правила Сарматией, окружив себя преданными девами. Но вскоре дикие сарматы восстали. Цирцея бежала с подругами к брату в Колхиду, захватив своих рабов и слуг. Ээт был недоволен её появлением: он не хотел ссориться с воинственными соседями. В конце концов, Ээт чуть ли не силой перевез её вместе с подругами и челядью на этот затерянный остров.
Живут они здесь уже пятый год. Мужчин, коих волею Посейдона иногда заносит на остров, они обращают в рабство. «Так было до тех пор, пока на острове не появился ты, любезный Леокрит» - закончила Цирцея и прижалась ко мне всем своим прекрасным телом, побуждая меня к новым ласкам…
Начались наши счастливые дни. С утра до вечера мы проводили время в радостных заботах, а когда солнце опускалось в море, и голубой сумрак сгущался, мы уединялись в покоях, чтобы наслаждаться любовью.
Постройка корабля, однако, стала подходить к концу. Темный крутобокий корпус его уже возвышался на покатом песчаном берегу, оставалось лишь устроить лавки для гребцов, укрепить мачту и сшить надежный парус. И чем ближе становился день спуска корабля на волны, тем более печалилась Цирцея. Наконец пришла та несчастная ночь, когда из уст Цирцеи, разметавшей золотые кудри на моей груди, излетели слова, которых я так боялся.
«Милый мой Леокрит, - промолвила она, - не на этом ли острове находится то приютное место, которого ты искал, бороздя многоводное море?.. Не я ли та дева, с которой ты мог бы, соединившись в священном браке, идти по жизни дальше в счастливом согласии и любви?.. И скажи мне прямо, ничего не тая, природная ли твоя сдержанность не позволила тебе сказать эти слова прежде меня, или есть какая-нибудь другая причина?.. Может быть, я не мила тебе так сильно, как мил ты мне, дорогой мой Леокрит?..»
Я долго молчал, не зная, как ответить… Наконец произнес, обняв ее нежно: «Милая Цирцея, в подлунном мире никогда доселе не жил мужчина, который был бы так очарован девой, как очарован я тобой!.. Ты красива, словно Афродита, мудра, как Афина, изяществом подобна Терпсихоре, а нежностью превосходишь саму Эос розовоперстую!.. Назвать тебя женой — великая честь не только для смертного мужа, такого, как я, но и для любого из бессмертных богов олимпийских... Но, милая Цирцея, я уже связан браком с другой... Я обманывал тебя, Цирцея... Прости!.. Я выдавал себя за другого и скрывал свой брак, чтобы вернее добиться твоего расположения... Меня зовут не Леокрит... Я Одиссей, несчастный царь Итаки, четырнадцать лет уже не видевший ни своей жены Пенелопы, ни сына своего малолетнего Телемаха, ни отечества своего родного... Оправданием мне может служить лишь то, что я, Цирцея, совсем не знал тебя тогда, когда замыслил обман… Когда же узнал, то полюбил тебя всей душой и страдал все эти дни, не в силах признаться...»
Цирцея, не сказав ни слова, освободилась от моих объятий и горько заплакала, отвернувшись. Я попытался её утешить тихими словами и нежным поглаживанием вздрагивающих плеч, но она убрала мою руку и ушла в другую палату... Громкие рыдания, доносившиеся оттуда, всю ночь разрывали мне сердце...
Через три дня мы отплывали. Те из моих людей, что нашли здесь себе жён, решили остаться на острове. Накануне Цирцея прислала нам на корабль корзины с едой, кожаные меха с мукой, амфоры с вином и ключевой водой. Мы уже взялись за весла, когда на лесной дороге, ведущей к берегу, показалась её колесница. Я сошел с корабля. Глаза Цирцеи были красны от слез.
Мы обнялись, и она сказала: «Одиссей, никто не знает, что тебя ждет в Итаке, где ты не был так много лет... Помни же, Одиссей: твое место в моем сердце никогда никем не будет занято и ты волен вернуться на этот остров в любое время... Пообещай мне также, что, как бы чудесно не сложилась твоя судьба, ты приедешь сюда хоть раз, чтобы проведать меня. Я же буду ждать тебя столько, сколько буду жить на этом свете!..»
Я пообещал, что так и сделаю, и отвернулся, стыдясь своих слез.
... Вёсла дружно ударили по бирюзовой воде, парус затрепетал и наполнился тугим ветром. Запела вода, рассекаемая острым носом корабля... Зеленый остров становился всё меньше и меньше и вскоре исчез совсем...
- Да-а... - задумчиво произнес Менелай. Он сидел за столом, подперев тяжелую голову руками. - Путешествия — это не только радостные встречи, но и горькие расставания... Но ты, Одиссей, покинув остров Цирцеи, ещё пять лет где-то скитался, прежде чем попал ко мне в Спарту...
- Увы, Менелай, враждебный нам Посейдон так и не сменил гнев на милость. Он постоянно испытывал нас ураганами, сбивал с пути, забрасывал в дикие страны... Все мои товарищи погибли, один я остался — видно, сам Зевс-громовержец вступился за меня.
- Ну, теперь-то бедствия твои позади... Пора тебе отдохнуть с дороги, Одиссей... Пойдем, постель уже готова...
Эпилог
Как известно, Одиссей с помощью спартанцев благополучно преодолел остаток пути до Итаки. Сыну его, Телемаху, к этому времени исполнилось двадцать лет. Вдвоем они изгнали из дома Одиссея многочисленных женихов Пенелопы, неприятно пораженных внезапным появлением хозяина, считавшегося погибшим. Спустя несколько лет, заезжий оракул предсказал Одиссею, что он умрет от руки сына. Обеспокоенный Одиссей сослал Телемаха в Кефаллению, запретив ему бывать на Итаке.
А у Цирцеи родился сын от Одиссея, которого она назвала Телегоном. Когда Телегон возмужал, Цирцея отправила его на Итаку с тем, чтобы он напомнил Одиссею о его обещании проведать её хоть раз. Телегон заплутал в море и высадился на берег Итаки, принимая её за другой большой остров. Для принесения щедрой жертвы Посейдону он зарезал несколько овец и быков из одиссеева стада. Это увидел Одиссей. Решив наказать чужака, он вступил с Телегоном в бой. Телегон смертельно ранил Одиссея своим копьём.
Узнав о смерти отца, Телемах вернулся домой, и единокровные братья вместе оплакали Одиссея и сожгли тело царя Итаки на погребальном костре. Телегон вспомнил о слове, данном Одиссеем его матери, и они решили привезти Цирцее урну с прахом героя.
Телемах и лицом, и фигурой был очень похож на отца. К тому же, лет ему теперь исполнилось столько же, сколько было Одиссею в пору его пребывания на острове. Немудрено, что Цирцея, увидев Телемаха, сначала обрадовано решила, что Телегон привез ей самого Одиссея, чудесным образом нисколько не изменившегося за прошедшие годы…
Цирцея, будучи лишь немногим старше Телемаха, совсем не потеряла своей необыкновенной красоты. Между ними вспыхнула любовная страсть, и вскоре Телемах взял Цирцею в жены. Они прожили на острове в добром согласии и любви много-много лет.
А урну с прахом Одиссея захоронили на вершине высокой горы, той самой, с которой Одиссей впервые увидел белый дым приютного очага Цирцеи.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215041600012
http://proza.ru/comments.html?2015/04/16/12