Сумерки сгущались над распадком, где среди вековых дубов врастала в землю бревенчатая изба. Хозяйка избы затеплила лучину, вставленную в кованый светец, и выглянула в оконце, затянутое пластинками слюды.
— Ишь ты, — прокомментировала она, — витязь на стальном коне явился! И что ж ему неймется, что свово Сивку-Бурку по нашим-то проселкам бить не пожалел? Вон уж и шелом снял, касатик! Поди, Полуэктович, дверь ему открой!
Черный кот поднялся на задние лапы, распахивая дверь.
«Витязь», с грехом пополам припарковав свой «Харли-Дэвидсон», тряхнул длинными светлыми волосами и гаркнул:
— Здоров, бабуля! Я, это… вы типа гаданиями занимаетесь, да?
—Поздорову, добрый молодец, — распевно отозвалась бабуля. — Яга Киевна я. А ты…
— Волчара, — гордо представился гость. Подумал и уточнил: — Иван.
— Иван, Волков сын, — констатировала Яга. — И с чем пожаловал? От дела лытаешь аль дело пытаешь?
Судя по лицу Ивана, он судорожно пытался вспомнить магическую формулу «Ты бы, старая, меня сначала напоила, накормила…». Но, так и не вспомнив, он перешел к сути вопроса.
— Дык, Яга Констант… Кировна… Киевна! Обидно мне. У всех наших если не жены, так хоть зажопницы. А у меня — никогошеньки! Один я, это, как ххх… перст.
— Зажопницу, стало быть, хочешь? — хмыкнула Яга. Взяла блюдечко с каемочкой, прокатила по нему золотое яблочко. На блюдечке, меняясь, как в калейдоскопе, высвечивались юношеские лица. — А это кто?
— Ну, это Васёк, – смущенно отозвался Иван. — А это Витёк. А это, как его… Митёк из «Центральной станции»… Ну ладно, не зажопницу. Зажопника мне надо! А вам разве не один ххх… фиг, кого?
— Один, один, — заверила Яга. — Ты вот мне не ври, что ты один. У тебя их много!
— Так они все кто на месяц, кто на неделю, — насупился Иван. — А мне надо на постоянно!
Яга снова прокатила яблоко по блюдечку.
В круге старинного фарфора отразилось еще одно лицо.
— Не горюй, Иван — Волков сын. Через год свово суженого встретишь и счастлив будешь.
Иван замахал ручищами, обутыми в кожаные проклепанные перчатки без пальцев.
— Год?! Да вы чё, Яга Кир… Киевна! Я ж за год скопычусь! Мне сейчас надо!
— Какой скорый, — фыркнула Яга. — Любовь ждать надо…
Но Иван ничего не хотел слушать и тем более ждать. Наконец, спустя битый час уговоров и объяснений Яга сдалась.
— Вот тебе, Иван — Волков сын, временный… зажопник. Полуэкт!
Яга поднялась и вышла из избы. Помявшись, Иван последовал за ней, едва не споткнувшись по пути о черного котищу. Тем временем Яга воткнула в огромный пень нож; кот через пень перескочил…
По другую сторону пня стоял рослый голый парень с пышными кудрями и кошачьим блеском зеленых глаз. На могучем бицепсе красовалась татуировка в виде мышки.
— Аху… то есть, мля… очуметь! — ахнул Иван.
Полуэкт, красуясь мускулами, прошел в избу и вернулся оттуда обряженным в джинсы, кеды и джемпер с кошачьей мордой.
— Мррр… поехали, хозяин, — проворковал он, потершись подбородком о плечо разомлевшего Ивана.
Уселся за его спиной, обхватил за талию — и «стальной конь», взревев, умчался в город…
***
От коньяку Полуэкт отказался. Иван особо и не настаивал, пробормотав «ничего, стояк крепче будет». Зато охотно навернул полкурицы, пакет сметаны и литр молока, вместо «спасибо» капризно потребовав «свежей м-р-р-рыбки на опосля». Рыбки у Ивана в холодильнике не водилось, а после Полуэктова ужина там впору было мыши повеситься, но Иван рассчитывал на круглосуточный универсам поблизости.
Еле дождавшись, когда Полуэкт наестся, Иван повлек его за собой, жарко шепча «ну, давай в душ, котинька». Полуэкт расслабленно поплелся за ним в ванную, но, как только из крана полилась вода, отпрянул. В течение следующей минуты Иван обалдело созерцал, как Полуэкт умывается, облизывая руку и натирая ей лицо.
— Придурок, я сказал, пошли в душ, — не вытерпел он, наконец.
— Мя-а-а-ау! — взвыл Полуэкт, зажмурившись под душем. — В уши не попада-а-а-у…
— Ничего твоим ушам не сделается, — шептал Иван, жадно лаская широкие плечи и грудь Полуэкта. — Какой же ты сладкий… котинька… Ну же, расслабься…
Но Полуэкт перестал дрожать и жмуриться только в спальне, и то Ивану пришлось укутать его огромным махровым полотенцем. Согревшись в горячих Ивановых объятиях, Полуэкт сменил гнев на милость, уютно замурлыкал и лизнул «хозяина» сначала в щеку, затем — в губы…
Иван млел от его прикосновений.
— Муррр… чеши… за ушком чеши, — потребовал Полуэкт.
Иван так и сделал, попутно пригибая голову Полукэта пониже. Тот с готовностью прошелся шершавым языком по самому низу живота, затем по напрягшемуся стволу, слизал выступившую капельку смазки, наконец, полностью забрал член в рот и принялся сосать.
Иван стонал и вдыхал; он уже примеривался, как бы перевернуть Полуэкта на живот, как тот неожиданно распрямился и мягко, но непреклонно перевернул его самого!
— Ай, — взревел Иван, — ты что ж делаешь?
— Яга велела тебя отмуррррчать по полной. Так что впусти мурчальник-то, — деловито объяснил Полуэкт, старательно вводя «мурчальник» в сжавшийся зад Ивана.
…Когда Иван еле-еле поднялся, чтобы принести с кухни коньяку, — ему определенно надо было выпить, уж очень забористым коктейлем ощущений из боли и жгучего кайфа наградил его сегодняшний секс, — Полуэкт тоже сполз с кровати на четвереньки и принялся, томно урча, тереться об Ивановы ноги.
— Котинька, — ласково сказал ему Иван.
— Хозяин, — мурлыкнул Полуэкт, — а мр-р-рыбки-то хочется!
Иван разбудил кассиршу в универсаме, напугал ее видом свежих засосов на шее, но рыбки принес и застал дивную картину: Полуэкт в чем кошка-мать родила стоял у дивана на коленях и сосредоточенно драл обшивку ногтями…
***
Яга покатила яблочко по блюдечку и пригорюнилась.
На блюдечке Иван в каком-то кафе брал два молочных коктейля: себе и Полуэкту. Сегодня прошел ровно год с тех пор, как лихой байкер появился у порога Яги. Вот и красавец-суженый приближается…
Иван тоже его увидел. И, несомненно, узнал. Уставился, раскрыв рот… и прошел мимо. К Полуэкту.
— Ну, как есть Иванушка-дурачок! — воскликнула Яга. — И сам любовь не встретил, и котейку мне не отдает!
Большая сова тоже всмотрелась в блюдечко. Иван, никого не стесняясь, нежно почесывал Полуэкта за ушком и с умилением наблюдал, как тот лакает коктейль. Сова нахохлилась и сказала:
— А может, это и есть его настоящая любовь?