Вокруг Альберта собрались всевозможные родственники. Тут был и прадед по линии отца, и его многочисленные потомки, и вся графская часть по матери. Со службы из черной когорты вернулись так же родные, о которых многие даже подзабыли. Большинство надели праздничные черные туники, золотые лапти.
– Ну давай же, – с надеждой смотря на сына, молилась мать.
– Скажи же ты, дитя, хоть слово, – висело на языках всех окружающих.
Но Альберт продолжал молчать. Он лишь отполз в пыльный угол, отвернулся к стенке и зарыдал. Человек в белом кителе с орденами на груди и шевроном с двумя крупными и похожими на молнии буквами S не отрывал взгляда от часов на своей руке. Уверенным и строгим голосом он сообщил, что осталось 30 секунд. В воздухе повисла тотальная напряженность. Стояла тишина, сквозь которую можно было различить только всхлипывания матери и сына.
– Все. Я сожалею. Время вышло – коротко отрезал гость.
– Это невозможно! Альберт лучший во всем. Еще вчера он мог идеально поддерживать разговоры на любые темы. Это все боязнь общества и чувство ответственности.
– Да, я изучал портфолио, и личное дело Альберта Дини младшего на протяжении года. На него возлагались огромные надежды. Я и сам сильно удивлен и разочарован, что так все вышло. Возможно, тут повлиял моральный рубеж в двадцать лет. Тяжело пошутить, когда тебе сегодня исполняется первая значимая возрастная сумма в жизни. Но закон есть закон. Никакие грамоты и поощрения, коих у вашего сына огромное количество во всевозможных областях деятельности, не в силах изменить протокол SS. Желаю Альберту Дини младшему стать успешным в какой-нибудь другой области.
С этими словами он поцеловал один из орденов, поклонился и направился к двери.
– Подождите, – мать бросилась к ногам человека, от которого сейчас зависело все, – давайте, вы пообщаетесь с ним наедине, без всяких протоколов?
Эсэсовец пытался было сослаться на уставы, препятствующие такому развитию дел, но, увидев, сколько жалобных глаз обращено сейчас к нему, принял, наверное, самое правильное решение в своей жизни. Он утвердительно кивнул головой.
Люди спешно оставили комнату. Когда все ушли, Альберт повернулся к белокительному. Он не был совершенно похож на человека, убитого горем. Глаза не были заплаканы, голос не дрожал:
– Как тебя называть?
– На Вы, пожалуйста! – возмутился военный.
– Отложи все прелюдии на случай вызова на ковер сверху. Я неплохо разбираюсь в людях, и я знал, что ты согласишься на общение тет-а-тет. По тебе легко заметить, что те 10-15 лет службы на Верховицу тебе претят. Ты рассчитывал на большее, но получил лишь погоны лейтенанта и работу бюрократа. Не пытайся сейчас прервать меня, – тут Альберт поднял руку вверх с жестом, призывающим к молчанию. – Тебе кажется, ты выше всего, что тебя окружает, но не знаешь, что делать. Доверься мне. Я в том же положении, что и ты – общество семьи мне не по нраву. Мне хочется достичь большего, и ты единственная моя надежда.
Далее Дини младший описал все, что он думает о сложившейся системе власти, где на вершине стоит Школа Шуток, обьяснил, что и как хотелось бы изменить. Альберт рассказал, насколько хорош в технических науках, психологии, философии и прочих науках, которые со времен установления режима СС канули в небытие, а многие были даже запрещены Великим Уставом Верховицы.
– Возьми меня под свою опеку, и мы победим! Только совместив наши усилия, мы сможем чего-то добиться! – Альберт закончил свою речь.
– Зови меня Джейкоб. И я никогда не встречал настолько умных и целеустремленных людей. Вот, подпиши протокол. Тут вписана шутка, которую я придумал сам. Она намного лучше, чем у других конкурсантов на место ученика в школе. Я придумал ее вчера ночью, в надежде на взятку. Но, похоже, я слишком осунулся и настолько подряхлел, что выгляжу честным человеком – никто мне не предложил даже гривенного. Поздравляю, ты официально принят в интернатуру СС под мое руководство.
– Джейк, знаешь, почему я не шутил при родных? Ведь я спокойно мог бы попасть в СС и обычным путем. Ты ведь понимаешь, что я и шучу не хуже других...
– Нет, – растерянно произнес Джейкоб.
– Потому что лучшие мои шутки очень длинные, и люди над ними не смеются, они в них верят.