Было это очень давно, когда мой возраст едва только перешагнул отметку «зари туманной юности». И постигала я тогда азы машиниста мостового крана, то есть крановщицы. Когда курс теории был закончен, всех обучающихся распределили по маститым, с высоким разрядом мастерства, крановщикам для прохождения практики.
Я попала к самому лучшему специалисту, имеющему пятый разряд, очень серьёзному дядечке. Не помню его имени и поэтому назову условно Иваном Фомичём. Мастер он был великий, ибо так искусно и тонко разливал чугун по расставленным опокам, что просто залюбуешься точностью и чёткостью его действий.
А какое это восхитительное зрелище, когда капельки расплавленного чугуна, вступая в реакцию с кислородом, находящемся в воздухе, раскидывают тончайшие сверкающие звёздочки. До чего же красиво это жидко-чугунное чудо! Впрочем, я отвлеклась.
Иван Фомич был статным, голубоглазым, седовласым мужчиной, очень аккуратным, всегда выбритым и хорошо пахнущим. Вначале я предположила, что он немец, их было немало в нашем городе, но оказалось, просто, верующий в Бога.
Показав основные устройства работы кабины управления, он акцентировал моё внимание на том, что опыт, сам по себе, придёт в процессе работы и моя главная задача хорошо освоить теорию, то есть учить билеты как можно лучше. Чем я и занималась у него в кабине, когда он работал. Правда, иногда, но очень редко, он давал мне «порулить».
В свободное от его работы время он беседовал со мной на разные темы, но, в основном, о вере: о предназначении человека, об отношении к людям, к начальству, к врагам, приводил выученные наизусть цитаты из библии. Много было сказано о щедрости, милосердии, всепрощении.
Сознание моё в те годы было пустым, как бубен, я внимала его речам, не подвергая их ни сомнению, ни критике. Иван Фомич поведал, что состоит в обществе замечательных святых людей, людей будущего, потому что только эти люди будут иметь право на жизнь после конца света, остальные все погибнут, ибо не уверовали в Христа-Спасителя нашего. Сам Иван Фомич, как и многие братья из его общины, держит пасеку и они каждую осень, по его словам, поставляют мёд в детский дом, причём безвозмездно.
-- Вот так, у сироток нашего города на столах почти круглый год этот душистый и полезный натуральный продукт. -- Иван Фомич улыбнулся и глаза его засветились ласковой добротой. -- А нам, божьим людям, радость от этого великая. Мы ещё и в больницы делаем пожертвования, чтобы выздоравливали скорее. А Бог нам за это даёт здоровье и богатство духовное. И тебя угощу, если экзамен на «четыре» сдашь.
-- Не знаю, Иван Фомич, как получится, но мямлить никогда не любила.
-- Вот и постарайся уж, постарайся…Не бегай к подружкам, а сиди в кабине и учи прилежно.
Недели через две я успешно сдала экзамен и для меня определили собственное рабочее место. Про обещание Ивана Фомича как-то забыла, вернее, не придала ещё тогда ему большого значения. Где-то через недельку, после обеда, Иван Фомич окликнул меня и я поднялась к нему в кабину крана. Он достал из матерчатой сумки пол-литровую баночку мёда, открыл крышечку, протянул мне баночку со словами:
-- Вот обещал тебе, угощайся.
-- Спасибо, Иван Фомич, огромное, но я не из-за мёда сдала на «хорошо»! -- сказала я, улыбаясь и с удовольствием вдыхая изумительный аромат летнего поля.
-- Пробуй, пробуй! Прямо из баночки, ложечки нет -- Иван Фомич тоже смотрел на меня с улыбкой и я сделала глоточек. Мёд был замечательный, душистый и сладкий, о чём я и сообщила незамедлительно. Иван Фомич попросил, чтобы я ещё попробовала, как будто сомневался в том, хорош ли мёд и действительно ли нравится он мне. Я пригубила мёд ещё немного, а Иван Фомич вновь предложил попробовать, причём настоятельно. Тогда я, чёрт бы меня подрал, протягиваю ручки к крышечке, которую он крепко держал в своих руках, со словами: «Я потом с чаем попью!»
-- Пей здесь мёд! Пробуй! -- в его голосе были ласковые нотки, как и подобает верующим.
-- Я не могу мёд пить без воды! -- сказала я отдавая обратно баночку, можно сказать, с почти нетронутым мёдом.
-- Ну, не можешь, так не можешь… -- Иван Фомич закрыл мёд крышечкой и убрал а сумку.
Иван Фомич оказался жадным человеком, к тому же, чистой воды, вруном. Угощая меня таким образом, он обманывал Бога, типа, вот обещал угостить и делаю это, то есть угощаю щедро, пусть пьёт, сколько хочет, понимая, что после обеда тяжёлый мёд в его баночке почти не убавится.
Эх, взять бы и заглотить его мёд вместе с баночкой, пусть терзается лицемер до конца дней своих, жалея о «базаре» нечаянно обронённом. А на «хорошо» просил сдать, потому что за это получил доплату хорошую, по тем временам пятнадцать рублей были неплохими деньгами, к тому же слава, что наставник превосходный.
А я ещё долго постигала практику самостоятельно, огребаясь матюгами от рабочих, пока не пришёл опыт, который сын ошибок трудных. И теперь, вспоминая эту забавную историю, я улыбаюсь и никогда не верю в то, что говорят и делают верующие. Не от души это, а для показухи.