Приступ возобновился утром. Лишь только по восточной стене крепости растеклись первые солнечные блики, то тут, то там по лестницам стали карабкаться кирасиры. Стрелы, камни, смола - всё было пущено в ход, но наши силы уже были на исходе. Я сам оттолкнул от стены две лестницы. Бесполезно. Неприятельские воины уверенно карабкались к своей цели, переползали через каменные зубья, и вскоре бой продолжился внутри бастиона. Эта баталия нами проиграна. Осталось сохранить честь до конца - драться, пока есть силы. Мой меч высекал искры, ломая кирасы. В азарте драки, когда всё смешалось в единое пятно рук, ног, шлемов, мечей, криков и крови, я с трудом успел различить, как отточенное лезвие клинка прорубило мою кольчугу и вошло в мой живот.
Не было ни боли, ни страха - только темнота. Эту темноту нельзя даже назвать мраком, ведь мрак - это нечто гнетущее, имеющее глубину. А тут... тихая умиротворяющая темнота. Впрочем, тихой была не она, а всё вокруг меня. Было так тихо, что казалось тишина, всасывала и растворяла меня в себе, и я сам как бы становился этой тишиной. И стал бы, если бы не пугало абсолютное отсутствие малейших звуков. Никогда за всю свою жизнь я не сталкивался со столь оглупляющим спокойствием. Мне хотелось раскрыть глаза, но сколь ни тужился, ни всматривался, я ничего увидеть не мог. Вслушиваться (как я уже сказал) было бесполезно. Более того, я ничего не осязал, да и осязать было нечем. Я не чувствовал ни движения мускулов под кожей, ни урчания в животе. Пульсации сердца я тоже не ощущал, хотя обычно толчки крови мы слышим, хотя и не замечаем. О запахах и говорить не приходится - они, конечно же, отсутствовали. Я не понимал: тепло ли мне, холодно ли. Нет - ничего не было!
Это состояние, длившееся бесконечно, превратило сознание в маленькую микроскопическую точку. Мне хотелось вырваться, но я не знал как. Беспомощность, отсутствие всех внешних и внутренних раздражителей, казалось бы, остановили течение мысли. Не было даже возможности соизмерить, как долго длилось такое мое существование. Я уж думал, что обречен, и так будет всегда, но отчаянно сопротивлялся и не желал окончательно превратиться в ничто.
Первое, что я почувствовал - это тепло. Отовсюду, со всех сторон сквозь меня проходило тепло. Оно стало на какой-то момент сущностью моего сознания, чем-то сродни неописуемому блаженству, и, в то же время, я чувствовал его как нечто должное, неотделимое от меня. А самое главное - тепло давало мне уверенность защищенности.
Вскоре появилась пульсация. Я её не слышал. Ближе всего к тому, что я чувствовал, стоит слово "ощущал", хотя и ощущением это тоже трудно назвать. Просто была пульсация, и я четко знал, что пульсирую я. Эти ритмичные толчки стали обрастать какими-то "новыми", давно забытыми ощущениями, в которых с трудом угадывалось осязание. "С трудом" - потому что все эти прикосновения были столь легкими и воздушными, что почти не чувствовались. Но для меня после колоссально долгого периода бесчувствительности и эти, необычайно нежные, касания стали праздником, и я с затаённой тревогой и радостью отмечал для себя, как всё более раскрывается гамма моих внешних восприятии, как всё быстрее происходит нарастание каскада чувств.
К тому времени, когда я услышал первые звуки, со всех сторон меня окружало стойкое и в достаточной степени плотное прикосновение. Меня несколько пугало, что я не делал дыхательных движений, но в то же время я не задыхался и чувствовал себя при этом вполне комфортно. Звуки же были похожи на громоподобное урчание и никакой радости не принесли бы мне, если бы не радость открытия - я слышу!
Мне всё больше хотелось выпрыгнуть из стесняющего меня внешнего давления, и хотя я ещё ничего не видел, я знал, что вокруг меня что-то есть! Прошло ещё какое-то время, и я почувствовал, что мои руки сложены у меня на груди - это я уже смог различить отчетливо, что ноги я поджал и подтянул к животу. Тогда я решился и потянулся. Получилось! Моя пятка уперлась во что-то тёплое и упругое, и я перевернулся. Больше в тот раз я не ворочался, потому что от этого незначительного движения я получил такой большой эмоциональный заряд и наслаждение, что больше двигаться не хотелось. Я расслабился и стал отдыхать.
Со временем я всё больше ворочался в уютном тёплом коконе, но неизбежно упирался в эластичную поверхность, которая долгое время не поддавалась моим настырным усилиям её прорвать. Практически все мои чувства вернулись ко мне, я даже различал какой-то запах. Одно продолжало беспокоить меня - я ничего не видел.
И вот когда ограниченность кокона и отсутствие света стали невыносимыми, я взбунтовался. Руками и ногами я колотил в разные стороны, пока не почувствовал направление, в котором кокон поддался и прогнулся. Я заработал энергичнее. Слизистое тепло плотнее обступило мою голову - я уже хорошо различал все части своего тела - но труднее ползти не становилось. Когда моя голова полностью оказалась обжата чем-то мягким и упругим, я впервые за долгое время наконец-таки уловил первые зрительные ощущения. Это ещё не было видение - бесформенное, однообразное, еле различимое красное пятнышко замаячило впереди. На этот призывный сигнал я весь напрягся и усерднее стал прорываться к непонятной мне цели. Я не понимал, что мною двигало, какая страсть, но я хотел как можно быстрее добраться туда, узнать, что там. Я рванулся и сквозь тоненькую разверзнувшуюся щелку увидел яркий режущий свет семи необычных лампад.
И тут я закричал...
27.09.95