Долгое эхо детства 3 ч

Эми Ариель
Продолжение

(Начало
1 ч.
http://www.proza.ru/2015/04/30/2086)

Предыдущая глава:
2 ч.
http://www.proza.ru/2015/04/30/2135


         Вместе с теплом  возобновились приступы малярии, которые выматывали душу. Лечились страшно горьким хинином  или хиной. Они с Лёлькой поспорили, кто меньше боится горькоты и может съесть больше хины. Лёлька похвасталась, что больше ее хины не съест никто и, не откладывая в долгий ящик, продемонстрировала свою выносливость.  Сколько она съела хины - неизвестно, но от этого лакомства она прямо позеленела, так ей стало так плохо, что он перепугался и эксперимента не повторил. Злата Лёльку  еле откачала, а потом устроила ей хорошую взбучку.

         В августе заболели мама с папой. Предполагалось, что это была малярия, а может и что-то другое. Медицинской помощи в селе не было.  А маме становилось все хуже и хуже. Со страхом и тоской он подходил к ней, гладил и целовал ее исхудавшие руки, но ничем не мог помочь.  Как раз в это время к Залескерам из областного города приехала родственница, которая в городе работала медсестрой в больнице. Осмотрев больных, она предложила срочно везти папу в больницу, а о маме уже не могло быть речи, она находилась в коме без сознания.  Гришка (ему в то время шел девятый год) сумел добраться до председателя колхоза Франца Карловича и с большим трудом выпросить телегу с лошадью , чтобы отвезти папу в город. Залескеры взялись сопровождать папу, которого их родственница должна была устроить в городе в больницу.  Он, Гришка,  остался с мамой в подвале. Злата пытылась его уговорить уйти к ним :“Я посмотрю за мамой, детка, а ты иди к девчонкам, нельзя тебе быть здесь.“ Он ни за что не согласился и посмотрел на Злату полными такой недетской тоски и слез глазами, что она только покачала головой и прижав его к себе , осталась с ним .  Так  они сидели вдвоем в подвале возле мамы до самого вечера. Он не отпускал мамину руку, надеясь удержать ее .  Ах, как  тяжело и страшно дышала мама, она совсем не видела и не слышала его. Потом дыхание стало все реже, все слабее, и к вечеру  она перестала дышать. Злата  разжала его руку,  и  он все понял. Он не плакал, не было сил и слез, он ничего больше не мог и покорно пошел за Златой...

          Хоронили маму втроем  - Злата, столяр Кирюхин и он, Гришка.  Столяр смастерил гроб, погрузил тело  на телегу, и они двинули на сельское кладбище. Заброшенное место было это кладбище – деревенские были крепкие, за всю войну  на этом кладбище похоронили только бабушку этого Кирюхина, дожившую до 114 лет, да еще пару эвакуированных. И вот теперь его мама... Был хмурый, дождливый день.  Пока ехали Гришка как-то держался , но когда гроб опустили в могилу и начали засыпать , он уже больше не смог и  горько заплакал. Вместе с гробом закапывали  все его понятия и представления об окружающем мире. Все замерло, остановилось . Дрожащего, заплаканного, продрогшего , Злата увела его к себе, напоила теплым молоком и уложила спать рядом с перепуганными своими девчонками.

       А потом наступил следующий день. И еще один. И еще – дни шли , как в тумане.   Он не понимал , как можно смеяться, улыбаться, когда у него такое  горе.  Детство кончилось, осталась бесконечная тоска и горе на долгие годы, и даже теперь, спустя много лет,  он без боли не мог вспоминать это время .

              После осенних еврейских праздников из больницы вернулся исхудавший, изболевшийся папа. Известие о  маминой смерти ошеломило его . Потрясенный  он смотрел на Злату, сообщившую ему страшную весть, потом прижал к себе Гришку и  медленно пошел с  ним домой.  Надо было как-то жить дальше...

             Через пару недель после папиного возвращения Злата получила известие, что Авром, бывший в трудармии на постройке военного завода, очень  тяжело заболел  и его отправили в госпиталь, жизнь его была в опасности.  Госпиталь находился в одном из поселков области, сравнительно недалеко от их Благославенки. Злата забрала девчонок и уехала  в этот поселок.  Это было большим горем для Гришки, он почувствовал себя очень одиноко. Папа замкнулся в себе, был занят на работе, а дома погружался в книги и молитвы. Практически все время он, Гришка,  проводил со Златиными детьми, и вот теперь он оставался один.  Правда, Злата его утешала, что как только Авром поправится, они вернутся назад. Но будет ли это так, Гришка не был уверен.

          Он опять стал бывать в маленьком домике у Залескеров, только теперь один, без Лёльки. Тетя Соня неизменно ласково встречала его, подкармливала, здесь он согревался телом и душой. Он даже уроки у них делал и иногда засыпал, так это все стало привычным. Смотрел , как работают хозяева, хозяйничал вместе с ними – ходил за водой, помогал топить печку. А потом  вместе с тетей Соней читал письма от ее родственников, эвакуировавшихся в другие места и, конечно, от Гирша с фронта. Залескеры так к нему привыкли, что когда он задерживался в школе, тетя Соня спрашивала: «Почему ты сегодня так поздно, Гришенька?». Наступал вечер, она его неизменно провожала на улицу :
-  Беги домой, детка, папа скоро придет.

         В подвал он всегда возвращался раньше папы и почему-то  не рассказывал , где и как он провел  время после школы. Да и папа не расспрашивал, он интересовался только его уроками и оценками, радовался его успехам – ведь учился Гришка теперь очень хорошо.

        Вскоре  пришло  известие  от  Златы  –  Аврома  должны  были  демобилизовать  по  состоянию  здоровья,  он  очень  слаб,  но  как  только  ему станет  немного  лучше,  они  собирались  вернуться  в  Благословенку.  Оставаться  в  том  поселке    они  не  хотели  –  было  там  очень  голодно  и  трудно,  а  чужие, неприветливые  люди,  не  в  пример  сердобольным  Петровым  и  другим  жителям  Благословенки,  ничем  не  помогали  эвакуированным.  Гришка  очень  обрадовался,  что  вернутся  его    подружки,  и  с  нетерпением  ждал    их  приезда.

           В то же время  в семью Залескеров закралась  тревога.  Он заметил неистребимую  тоску в глазах тети Сони, растерянность Соломона. Оба стали молчаливые, печальные.   Спрашивать он боялся , а сами они ему не говорили. Все вроде было как прежде – привечали его, когда он приходил, подкармливали, латали его нехитрые одежки . Но было что-то , чего он не знал. Однажды он попросил тетю Соню:
- Давайте  почитаем письма. Что пишет Гирш?
- А писем нет сынок, уже три месяца , как  нет. Никаких вестей.
В глазах ее стояли слезы .  Совсем как у мамы.  Такая же тоска была в ее глазах. Она сидела такая же беспомощная,  печальная. Он подошел и осторожно погладил ее по голове:
- Не плачьте, он напишет. Я знаю, он напишет, обязательно. Обязательно.

       Он, Гриша, конечно, ничего не знал о той бессонной ночи, когда она приняла свое решение. И о споре с Соломоном – никогда этот тихий, незаметный человек ни в чем ей не возражал, а тут воспротивился – ты только врага наживешь. Долго спорили и ругались они, пока  Соломон, наконец,  не сдался, не в силах переспорить ее – Бог с тобой, делай как  знаешь , Сонечка.  И тогда она сама пришла в их холодный подвал , когда отец как раз был дома, а он, Гришка , убежал играть с Златиными девчонками, которые всего несколько дней назад вернулись в Благословенку.
- Веньямин, - начала она, - я очень хочу  с вами  поговорить.
- Проходите, Софья Абрамовна, я вас слушаю, - настороженно пригласил он ее, пододвинув табуретку.
- Веньямин, вы знаете, мы с Соломоном  очень принимаем к сердцу вашу семью. Вы знаете, как мы дружили с покойной Миррочкой, как любили ее. Гришенька нам как родной..., – она запнулась  и растерянно  посмотрела  на него.  Он молча смотрел на нее , лицо его посерело. Он все понял.

- Я вижу , как вам тяжело. Ребенку не хватает женской заботы. У вас нет таких возможностей, как у нас с Соломоном.  Отдайте нам мальчика. Мы его вырастим, выведем в люди. Подумайте, что будет , если вы женитесь. Не будете  же вы всю жизнь один!   Каково будет ребенку с мачехой ? – она хотела прибавить еще что-то, но , но заметив его гневный взгляд, замолчала.

- Я   вижу   ,   что   вы   уже   все   решили   за   меня.   Даже      женили   меня.   Я   очень   тронут   вашей   заботой   ,   Софья   Абрамовна,   -   подчеркнуто   вежливо   и   сдержанно   произнес      он,   подымаясь   со   стула.-   Я   очень   тронут   вашей   заботой,   Софья   Абрамовна,   но   ...

-  Папа,  знаешь  что...,  –  в  этот  момент  влетел  Гришка , и увидев тетю  Соню,  восторженно  закричал, -  Ой,  тетя  Соня!    -    но    ,  почувствовав  настроение  обоих  взрослых,  осекся  и  замолчал.  Веньямин  привлек  его  к  себе  и  также  подчеркнуто  вежливо  закончил:
-  Я  очень  тронут  вашей  заботой,  но  я  сам  выращу  и  выведу  в  люди  моего  Гришку.  Не  сомневайтесь.  А  теперь,  позвольте  мне  вас  проводить  отсюда.

     Она ушла из подвала,  как-то сразу сникнув , бледная и растерянная.  Душа ее терзалась за далекого Гирша и маленького Гришеньку, которых она не могла обогреть своим теплом.

            Гриша,  конечно,  тогда  не  узнал,  что  произошло  ,  о  чем  был  разговор  у  отца  с  тетей  Соней.  Об этом  узнал  он  потом,  когда  стал  взрослее.  О  том,  что  что-то  произошло  ,  он  догадывался  по  всему,  что  происходило   дальше.    Как-то  он  подслушал    разговор  Златы  и  отца. 
-  Махасейфэ  !  (Ведьма,  идиш)  А  клуге  зеер  !  (умная  очень,  идиш)    ,  -  кипятился  отец.

-  Веньямин,  не  надо.  Ты  не  понимаешь.  Она  не  хотела  ничего  плохого.  Просто  она  уже  пол-года  не  получает  писем  от  Гирша,  понимаешь.  Не  получает,  –  грустно  сказала  Злата.
-  Не  получает!  Мы  тоже  ничего  не  знаем  про  нашего  Иосифа  с  самого  начала  войны!    Но  это  не  значит  ,  что  надо  забирать  чужих  детей,  приваживать  их!

         Злата  только  покачала  головой,  не  в  силах  ничего  объяснить  ему.

      А  для  Гришки  все  стало  непонятным.  Отец  запретил  ему  ходить  к  Залескерам.  Из  солидарности  с  Веньямином  и  Злата  попросила  Лёльку  не  бегать  к  ним.  Только  он,  Гришка,  все  равно  не  слушался.  Когда  отец  не  видел,  он  подходил  к  их  маленькому  домику  и  прижимался  носом  к  окошку.  Если  первым  его  замечал  Соломон,  он  выходил  и  потихоньку  просил  :  « Уходи  ,  малыш,  не  надо  сердить  папу».  Тетя  Соня  ,  завидев  его,  втихаря  обнимала,  целовала  черненькую  головку,  совала  что-нибудь  поесть  :  «  А  теперь  беги,  пока    тебя  не  хватились».  Он  очень  переживал  от  всего  этого.  Никак  не  мог  понять,  почему  он  не  может  ходить  к  тете  Соне,  кому  это  мешает.

        Вскоре  он  узнал,  к  что  к  великой  радости  Залескеров,  отыскался  их  Гирш,  и  еще,  что  в  ближайшее  время  Залескеры  переедут  в  Челябинск,  где  обосновались  их    родственники.    Через  некоторое  время  после  отъезда  Залескеров  ,  и  они  с  отцом  вместе    семейством  Златы  покинули  Благословенку  и  перебрались  в  областной  город  Чкалов,  где  жить  было  легче,  сытнее,  где  для взрослых  нашлась  более  выгодная  работа,  и  где  их  застало  окончание  войны. 

         Последние годы войны, весь 1945-й  и начало 1946-го они прожили в  городе Чкалове, где были по тем временам прилично устроены. Жили  в бараках , выстроенных на возвышенном месте на пустыре , неподалеку возвышались радиомачты, здесь же мрачно громоздилась тюрьма с ее оградой и вышками для охранников . Город расстилался внизу. Неподалеку располагался главный городской базар.
Гришка и Лёлька повзрослели, они  учились теперь в разных школах - мужской и женской, но свободное от занятий время все равно проводили вместе. Папа работал в подсобном хозяйстве Южно- Уральского военного округа, Авром – на лесопилке, Злата и дети, когда не были заняты в школе,  крутились на базаре,  что позволяло выжить.

Продолжение
http://www.proza.ru/2015/05/01/408