Случается, детские впечатления становятся определяющими в оценке места, где побывал. И даже если позже ещё не раз приходится приезжать-проезжать, те первые ассоциации остаются неизменными. Так для меня Москва — вкусное мороженое-трубочка, большие красные яблоки и фраза: «Понаехали тут»…
Мы не «понаехали». Всего лишь пересадка в Москве. Несколько часов между поездами. А до этого — моя ангина, осложнение на почки, лечение в больнице и совет врача поехать на курорт. В Трускавец, например. Вот в этот «например» мы и отправились. Папа, мама и я — десятилетний единственный и любимый ребёнок.
Добираться предстояло с двумя пересадками — и это воспринималось как настоящее приключение. Помню своё восторженное ликование: я побываю в Москве! Нет, одного восклицательного знака явно мало, нужно так: в Москве!!! Буду потом гордо заявлять одноклассникам: «Вот когда я посетила столицу…» — скромно умалчивая, что проездом.
Путешествие началось замечательно: мне разрешили днём располагаться на верхней полке. Смотреть оттуда в окно, это не то, что с нижней! Привычная степь с ковыльными волнами постепенно сменилась перелесками, а потом и вовсе лесами. Больше всего восхитили берёзы — у нас они в таких количествах не растут. Дверь купе была приоткрыта. Часто по коридору провозили тележки, нагруженные всякой всячиной и жутко дребезжащие. Днём мама купила комплексные обеды. Продавец в белом фартуке выставила на столик чашки из нержавейки, стоящие друг на друге, с ручкой сверху. После обеда мы пили чай, принесённый проводницей. Вот, оказывается, чего мне не хватает в современных поездах: гранёных стаканов в красивых подстаканниках с высокой изогнутой ручкой; чая с чаинками и полагающегося к нему сахара рафинада; ложечки, позвякивающей о стакан в такт колёсам: тук-тук-дзинь, тук-тук-дзинь.
День приезда запомнился шумной суетой и ярким полуденным солнцем. Все вокруг спешили, даже автобусы и такси. Подхваченные толпой, мы тоже ускорили шаг, я не успевала, как следует, оглядеться. Да и что увидишь с высоты детского роста за спинами взрослых? Очередным сюрпризом стала поездка на метро — с Казанского вокзала на Киевский. Было ух, как интересно. Непередаваемое ощущение, когда встаёшь на эскалатор, и тебя несёт вниз. Или вверх. Вверх бежал, перескакивая через ступеньку, парень. Странно, лестница и так едет, зачем бежать? Заглядевшись на него, чуть не пропустила ответственный момент перехода на неподвижный пол. Не споткнулась, благодаря бдительности мамы, взявшей меня за руку. Как маленькую. Но, сама виновата, нечего рот раскрывать. Когда подошли к турникетам, папа, окинув их взглядом, сказал:
— Легко можно перепрыгнуть. — В этот момент он удивительно стал похож на мальчишку, даже младше меня. Через турникет проходила с опаской и быстро, чтобы не ударило створками.
Подошёл поезд — это был настоящий поезд, только какой-то изящный, маленький. Ехали недолго. Первым делом отнесли вещи в камеру хранения. Стоящая за стойкой женщина приняла чемоданы и сумку и поместила на деревянную полку, выдав нам номерок. Не помню, почему не в ячейки-сейфы с кодовым замком, может, их ещё не было? В здании вокзала встали в очередь в буфет. Мама углядела бутерброды с чёрной икрой — невероятной диковинкой. Мы с папой и не пробовали её никогда.
— Это так вкусно, вот увидите! — убеждала мама.
Папа, сказав: «Вы постойте, я быстро», — отправился в военную кассу компостировать билеты. Семьи военнослужащих раз в год могли проехать бесплатно, поэтому-то мы и путешествовали в купейном вагоне, а не в плацкартном. Хотя я в те времена больше любила плацкарт, там было весело. Папа успел, вернулся, когда мама уже расплачивалась. Мы расположились за столиком, водрузив на него тарелку с бутербродами и стаканы с кофе. Вдохновлённые маминым примером, мы с папой дружно взяли бутерброды, откусили, так же дружно сказали: «Фу», — и отложили обратно на тарелку. И никакие мамины увещевания не помогли. Даже всегда безотказные аргументы: «Это полезно» и «Они такие дорогие, не выбрасывать же?» на этот раз не подействовали.
— Ничего вы не понимаете! — возмутилась мама и принялась за второй бутерброд. — А я из-за вас давись! Где ваша совесть? — обиженно произнесла она, доедая третий.
Не знаю, как у папы, но у меня совесть даже не шевельнулась, настолько не понравилась икра.
Прогулка по площади нас помирила. На киоск с мороженым наткнулись случайно и замерли. От разнообразия сортов перехватило дыхание не только у меня, но и у мамы. Ну, что мы видели у себя на Урале — простое мороженое за 15 копеек, пломбир за 19 и, очень-очень редко, Ленинградское эскимо за 22.
— Мам, купи, пожалуйста, вон ту трубочку. — Наверное, в моём голосе было столько отчаянной надежды — ведь мороженое мне нельзя было из-за частых ангин — что мамино сердце дрогнуло.
— А я себе хочу крем-брюле, между вафлями. Давай тебе тоже такое? Вкусно — ум отъешь!
Но я настояла на трубочке, маминому вкусу, после истории с икрой, доверять безоговорочно не решилась.
Пока мы наслаждались мороженым, не обманувшим наших надежд, великолепным, вкуснейшим, лучшим на свете, папа в сторонке курил «Беломор». Хорошо помню бело-голубую пачку с названием наискосок.
— У меня своё «мороженое», — шутил он.
А я решила: самое вкусное то, что нам нельзя. И, как ни странно, жизнь в будущем этого не опровергла.
Потом мы бродили по улочкам, рассматривая дома и мешая прохожим. В овощной магазин зашли, увидев выходящую оттуда женщину с авоськой, полной красных больших яблок. Венгерские яблоки — такие же вкусные, как и красивые — очень редко привозили в лётную столовую, и папа покупал сразу ящик, если успевал. За прилавком стоял продавец-парень. Парень! Конечно, сейчас молодые люди, продающие всё подряд, обыденное дело, а тогда для нас, провинциалов, это было в диковинку. Очередь двигалась быстро. Покупатели брали по два-три яблока или, самое большее, полкило. Что тоже показалось странным. Когда очередь подошла, мама попросила взвесить три килограмма.
— Отпускаем только по килограмму, — буркнул продавец.
— Пожалуйста, мы в дороге, дочку хочется витаминами подкормить, — не сдавалась мама.
— Не положено, — вновь последовал резкий ответ.
В очереди стали негромко переговариваться, явно поддерживая продавца.
— Хорошо, давайте килограмм, — вынуждена была согласиться мама. Забрав яблоки и получив сдачу, она добавила: — Вы недодали три копейки.
— Нате, — швырнул монету продавец и, презрительно сморщившись, высокомерно процедил: — Понаехали тут.
Очередь одобрительно загудела.
Когда вышли из магазина, родители изо всех сил постарались отвлечь моё внимание от неприятного эпизода. И вопросы: «Что мы им сделали? За что они нас так ненавидят?» — крутящиеся на языке, так и не были заданы.
А потом я действительно отвлеклась: забирали вещи из камеры хранения, садились в поезд, размещались в купе и знакомились с попутчиком. Нам довелось ехать вместе с очень интересным человеком. Украинец-фронтовик, даже фамилию помню — Щербина, доброжелательный, приветливый, замечательный рассказчик нас просто очаровал. Почему-то запомнились его слова о мемуарах Брежнева «Малая земля». Тогда книга только вышла. В нашей школе всех, от первого класса до десятого, заставляли её изучать. Так вот, фронтовик сказал: «Мы Малую землю не шукали, мы — Большую защищали». А ещё помню, как щедро он нас угощал:
— Вы давно в дороге, поешьте домашнего, — сам же, с шутками-прибаутками, выкладывал на стол разную снедь и нарезал большими кусками шмат сала. В его лице нас встретила Восточная Украина. Нам же предстояло побывать в Западной.
Жительница города, расположенного на границе Европы и Азии, города, в котором мирно уживались казахи и русские, татары и башкиры, украинцы и немцы, я не знала, что такое национализм. Совсем не знала. Тем неожиданнее оказалась испытать его по отношению к себе. Изумительная природа, ухоженные города, красивые и нарядные хаты в сёлах, всевозможные экскурсии притушили негативные впечатления. Но не сильно. Снова отличились продавцы. Заслышав русскую речь, притворялись, что не понимают, и поглядывали с презрением, высокомерием и брезгливостью — мы с подружками даже на гусениц так не смотрели! Зато при упоминании «Жалобной книги» или заведующего, русский язык ими моментально «вспоминался». Вот тут уж я родителям вопросы задала. Бедные папа и мама, как объяснить любимому ребёнку, за что его ненавидят эти люди? В итоге узнала: Западную Украину насильно присоединили к СССР перед войной, поэтому тут нас и не любят. На языке крутилось: «Но ведь Москву никто никуда не присоединял», — и вновь вопрос не задался, пусть папа с мамой думают, что дочка забыла всё плохое. Зачем их расстраивать? Наверное, именно в той поездке я начала взрослеть…
С тех пор прошло много лет — целая жизнь. Но Москва для меня по-прежнему — вкусное мороженое-трубочка, большие красные яблоки и фраза: «Понаехали тут».