Иван да Марья

               

-Слышь, кума, а чего это Ванька с Манькой разбежались, ведь почитай полжизни вместе прожили?
- Все - то ты знаешь кум, а спрашиваешь? Разбежались видать так и надо!
- Так я того, что хочу сказать Иван смолоду конечно не подарок был, но ведь остепенился мужик, за ум то есть взялся так  он у него и раньше был.
-У него ум? Откуда? Кобелище он окаянный, да пьянь забубенная.
-Кобель говоришь и пьянь? Да ходок он отменный ну и выпить не дурак, так почитай уже лет десять как завязал, ну а бабы к нему липнут, так видно им больше надо, а тебя кума видать обошел?
-Ой, Ой, ой, очень надо, Машу вот жалко, хорошая баба, да дураку досталась.
-Ты это кума брось Иван далеко не дурак, да пил, но ум не пропивал, ты посмотри дом у него полная чаша, детей нормальных вырастил, и жильем обеспечил.
-Вырастил он, как же! Это все Манина заслуга, она крутилась день и ночь, обихаживая и детей и этого беспутного. Запьет Ванька значит, хорошо хоть не буйный, но пивал по две недели, до такой степени, что ноги не держат. Маша придет ко мне спозаранку, выручи, мол,  соседка, нет ли  у тебя бутылки, а то Ивану плохо. Плохо ему кобелю, видите ли, не пил бы и было бы хорошо.
-Злая ты кума, но ведь бутылку все равно давала.
-Конечно, давала, не ради этого обормота, а что бы он нытьем своим с похмелья Маше мозг не выносил.
-Да ладно тебе, я Ивана знаю, не ныл он и не скулил никогда, а что Маша заботилась о нем, так любила.
-Ага, любила, разлюбила. Она мне сама говорила, что лучше бы пил, а то когда завязал, просто не возможный стал, праведник нашелся, это ему не так и то не эдак.   Что бы всё знаешь по евоному  было, как он сказал значит.
-Так чего в этом плохого то?
-А чего хорошего – то, Маша женщина обстоятельная, чистюля и заботливая, и учить её порядку не надо.
-Так он и не учил, а просто требовал, чтобы она значит вещи него не трогала. Как то Ванька мне рассказывал, что со своей тягой к чистоте, она и в сарай с инструментом залезать стала, порядок там наводить, а у мужика свой порядок значит, где бросил, там и лежит. Наведет она там марафет, подметет, инструмент разложит и повесит даже занавески на окна, Ванька сунется, а найти ничего не может, всё не по евоному , все не на своем месте. Отсюда и скандал. Да мне через забор слышно бывает, как он Маньку костерит значит, за то, что удочки куда – то убрала.
-Подумаешь удочки, а раскидывать не нужно где ни попадя! Маша вот говорила, что сколько с ним не живет, тарелки за собой не вымыл, со стола не убрал.
-Так и что? Иван сам говорит, что он старорежимный значит, и бабьими делами заниматься не должен.
-Батюшки святы! Старорежимный он, люди добрые! Да он просто лентяй, прилип к Маше как репей, да и корчит из себя барина.
-Ну, какой Иван барин, никакой работы не чурается. А полы мыть да половики трясти, это и верно не мужицкое дело.
- Ну,ты кум, договорился, не мужицкое дело, а что помочь трудно?
-Помочь оно конечно можно и нужно, но не всегда и не во всем, а то ведь вы окаянные на шею сядете не стряхнешь….
-Сядешь вам, как же, там и слезешь где сядешь. Маша говорила, что замуж за него беспутного вышла в семнадцать лет. Оценил? Куда там. За воротник, да по бабам шастать, вот и вся благодарность. А она его видать до сих пор любит, только вот и терпения уже не хватает.
-Да ладно тебе кума, как разбежались так и сбегутся, я Ивана знаю, отходчивый он, вспыхнет ровно порох, накричать может, но быстро все забудет, и простит.
-А чего прощать – то? Было бы из за чего разбегаться, а ну их. Пойдем по домам кум, вон дождик вроде как начинается.
-Да кума, пойдем, посудачили и будя, а Иван да Марья, хорошая пара, и всё у них будет нормально.