Я состою из жизни моих бабушек. Я осознаю себя опосредованно, через их рассказы о себе. Это удивительно, парадоксально, но это факт. А они, лишь рассказывая мне о своей жизни, смогли увидеть, осознать свою жизнь, уникальную, неповторимую. А вообще мы все являемся частями целого. Целое же - есть народ. Все, что с нами происходит и оберегается нами, как свое, личное, одновременно является жизнью человечества вообще.
Луна от нас не зависит, а мы зависим от нее. И от солнца мы зависим. Солнце обеспечивает нам жизнь, а луна наблюдает за тем, как мы ее используем. Так распределены обязанности меж этими двумя светильниками - ночным и дневным.
Символы играют большую роль в нашей жизни. Мы перекладываем ответственность за свои действия на символы. Мы обращаем внимание на знаки, условные обозначения. Для нас играют большую роль изображения, размещенные на стенах, дома и вне его. Всяческие мульки, фетиши, штучки- бусинки и т. п. нам чрезвычайно необходимы. Лошадки, кошечки, собачки, ангелочки, черепашки и прочее и прочее. Нам обязательно нужен предмет, адекватно символизирующий нас, нашу самость ( слово мне не нравится). Кстати говоря, именно бусина прошла сквозь землю и стала представлять древнюю эпоху практически единолично! Посмотрите, что находят при раскопках Старой Ладоги, древней русской земли? Бусины, бусины, бусины!
К чему я это пишу? Да просто так, для разгону. Из праздности, в общем то. Из праздности...
К каждому из нас кто-то пробивается из прошлого. В самом деле, вдумайтесь, и вы сами почувствуете это. У каждого из нас есть прототип в прошлом. И он ищет встречи с нами. Беспокойство, которое иногда овладевает нами - мы как будто что-то должны сделать, найти, понять, кого- то встретить, догнать, подождать, но чаще поторопиться - имеет загадочную природу, знаете ли. И природа сего явления такова: нас зовет наш визави из прошлого. И здесь важно понять кто он, какой он? И только тогда мы поймем себя самих. Кто мой прототип? Великодушный и щедрый человек, герой, умный, добрый и талантливый? Или злодей, разбойник, скупой и хитрый, пьяница и лжец? В любом случае он уже состоялся во всей полноте, он совершил и завершил свои дела, но это не означает, что он не активен, что он не желает продолжить свою деятельность на том поприще, которое он хорошо освоил, в котором он достиг уровня профессионала. И повторяю, ему не нужен кто попало, он ждет, когда вы обнаружите его и откроете ему свою дверь, или по крайней мере будете чувствовать его и взаимодействовать с ним. В принципе, главное дать понять ему, что вы "на связи" и он сам найдет способ связаться с вами.
О Набокове. Я упоминала о том, что прочитала практически всего Набокова. И не рассказала лишь о том, что испытывала при чтении, о том, что это было познание иной реальности, не вымышленной, не фантазийной, не мистической, а реальности до селе мне неизвестной. Объясняю: я непосредственно сосуществовала с автором, а он со мной. Я делала что-то, а он описывал это тут же, сразу же и точно. Я подумала о чем -то, а он соглашался или нет, но определенно высказывался по данному поводу и так далее. Не буду приводить примеры. Любой, кто так или иначе открыт к восприятию чего- либо нового, неизвестного ему, может начать это общение с Великим Мастером, с Набоковым, и сам все поймет. Расскажу лишь об одном дне, проведенном в его усадьбе в Рождественно. Уже после прочтения, уже пропитанная вся его литературой, им самим, переполненная до краев живой водой нового знания, я решила отправиться в Рождественно, как это делали "литературные барышни" второй половины 20 века, посещавшие пушкинские места. Взяв с собой приятельницу и книгу Владимира Набокова "Другие берега", я отправилась в недалекое путешествие. Решили ехать на электричке до Сиверской. Это примерно в часе езды от Петербурга. В Сиверской сели на рейсовый автобус. Июль, но пекла еще не было, еще было по утреннему свежо, хотя день обещал быть жарким. Через двадцать минут мы, проехав Выру, свернули на шоссе, и вскоре перед нами открылся вид на белую усадьбу дяди Набокова, где писатель провел свое детство, отрочество и встретил юность. Мост через речку, на мосту необходимая героиня романов Набокова трясогузка встречала нас, покачивая длинным узким хвостиком. Крутой подъем по деревянным ступеням лестницы вверх, на холм, к дому с белыми колоннами. Я ждала явления. Я томилась ожиданием. Я знала, должны быть знаки. Но сначала я должна была пройти на веранду с белыми колоннами, где прятались тогда, ровно сто лет назад (в 1915) два юных человека, где шестнадцатилетний Владимир целовал пятнадцатилетнюю Тамару, собирая губами дождевую влагу с ее губ, щек, ресниц... Шумел проливной дождь, шумела трава, листья деревьев, стена дождя прятала детей от всего мира, а навес веранды защищал их от самого ливня.... Теперь я стояла здесь одна и стараясь не мешать, не нарушать этого священного уединения двух трепещущих от счастья сердец, хотела войти в роман, в книгу, в страницы, где два юных героя трепетали от любви и предстоящей разлуки навсегда. Передо мной была та же самая картина, что и перед Владимиром Набоковым тогда, в предпоследнее его лето в России. Поросший травой и кустарником крутой спуск к реке, река, церковь Рождества Христова. Моя приятельница ходила по комнатам, фотографировала зеркала, комоды, двери, светильники. Кстати, она сделала очень хорошие фотографии. Мы поторопились, ведь нам предстояла дорога через парк, к некошеным лугам, и затем через лесную чащу к пещерам. Мы шли по аллее парка, свернули на солнечную благоухающую разнотравьем поляну. А вот и бабочка.Бабочка капустница порхала,да и опустилась на цветок, сложила крылышки и заснула. Мы дошли до огромного желтого некошеного луга, заросшего желтыми цветами люцерны, вдали темнел лес. Свернули вдоль луга на дорогу, покрытую красным песком, а может быть красной глиной. Затем свернули на тропинку налево, углубляясь в лес. Нас интересовала пещера, вторая цель паломничества посещающих усадьбу. Вот уже появилась красная глинистая стена - лесной холм, покрытый растительностью - тонкими деревцами и кустами. Сквозь растительность проступал красный песок , осыпь, будто кто-то пытался нарыть песку, да так и оставил дело недоделанным. Все это говорило о том, что скоро откроется настоящая пещера. Вот еще поворот и красная глинистая, в некоторых местах мокрая тропинка спускается к темному прозрачному родникового происхождения ручью. Тянет сыростью и открывается вид на пещеру. Мы постояли пофотографировали и стали углубляться дальше в лес в поисках нового обратного пути к усадьбе. На всем нашем пути к пещере не было никого, был будний день. Мы были одни в этом лесу. И тут мы повстречали мальчика и девочку лет одиннадцати. Они прошли наискосок от нас, пересекли нашу тропу, не обратив на нас никакого внимания будто нас и вовсе не было. Они были заняты своей оживленной беседой. Точнее говорил мальчик. С детским жаром и с присущей подросткам энергией он о чем-то рассказывал или что-то объяснял своей подружке, та слушала внимательно. Они шли очень быстро и исчезли так же внезапно, как появились. Откуда и куда они направлялись в этом лесу? Было ли здесь поблизости жилище? Мы не поняли и не могли знать этого . Я предложила своей попутчице обследовать местность - авось за деревьями обнаружится дом: чья-нибудь дача, хутор, но подруга благоразумно предложила мне выбираться из лесу не разгуливая понапрасну. Явление двух детей - мальчика и девочки - мы восприняли как некий мистической знак. Дети прошли стремительно и не обратили на нас внимания, будто мы были для них невидимы, будто они (или мы) находились в другом измерении. Мы вернулись к усадьбе. Перекусив и отдохнув немного на большом лугу перед домом, мы решили идти на остановку автобуса. Обратного расписания мы не знали и не очень хорошо представляли себе, каким образом попадем на станцию. Июльская жара, которую мы почти не ощущали в парке, теперь, на открытом пространстве у шоссе, на остановке дала о себе знать. Солнце жарило вовсю. Что делать? Сколько стоять на жаре в ожидании? Подъехала машина. Когда она останавливалась, мы переглянулись с подругой и почти без слов заключили договор: на попутку не садимся. Не в том возрасте, чтобы нарываться на приключения. Машина припарковалась, вышел молодой человек. Пикнул ключами. Пошел в магазин, расположенный на противоположной стороне шоссе. Не пошло и двух минут, как перед нами остановилась еще одна машина - черная Волга. Дверца открылась. Водитель обратился к нам:
- Я могу вас подвезти на станцию.
Раздумывать было некогда. Мы опять переглянулись с приятельницей. По ее лицу я поняла, как непросто ей согласиться. Но через доли секунды мы оказались в машине, я на переднем сиденье, рядом с водителем, она на заднем. Поехали. Я успела определить, что водитель немолодой, может быть это повлияло на наше решение сесть в его машину. Мужчина сразу стал рассказывать о себе, о том, что едет встречать жену с пятилетней дочерью (для его возраста - поздний ребенок, подумала я), что у него есть взрослый сын. После резкого поворота в Выре с шоссе направо к Сиверской, когда я буквально завалилась на водителя, он посоветовал пристегнуться ремнем безопасности и стал рассказывать, что пережил аварию, клиническую смерть, операцию на голову, потерю памяти. Стал говорить о Набокове. С двух слов стало ясно, что знает его творчество. Будучи коренным жителем этих мест, он хорошо знал историю музея-усадьбы, даже работал там какое-то время после аварии, но его уволили. Он успел рассказать о своих семейных делах, и сказал нам : смерти нет. Тут мы приехали. Я за все время езды практически не смотрела на него. Настал момент с благодарностью высаживаться, я быстренько взглянула на мужчину, сказала спасибо и спросила сколько мы должны, он сказал нисколько. Мы вышли. Сделали два шага от машины, оглянулись - его и след простыл. Я достала из сумки книгу, повернула ее и показала подруге фотографию пожилого Набокова на задней обложке:
- Что скажешь? Тебе не показалось..., что... я, правда, раза два только мельком ....
- Я тоже старалась не смотреть на него...., но.... Да, ПОХОЖ.
Манятка испекла блин и зашвырнула его на небо. Так выглядит луна в момент полнолуния. Чем чревато оно, мы не ведаем, но выглядит аппетитно. Дульсинея вовсю резвится. У нее теперь два новых платья. Одно красное, вызывающее страсть кавалеров, другое ( точнее это костюм - юбка и блуза) голубое, ярко- голубое. Теперь даже если к ней утратили первоначальный интерес, как к новенькой, ни у кого не будет повода для игнорирования ее, так как она не просто привлекательна отныне, а красива той необычной, неповседневной красотой, которая встречается только разве что в кино или на сцене, и то окрашенная условностью жанра, теряет многое от того, что заложено было драматургом для создания нужного эффекта. Дульсинея же не играет, она живет, она сама равна себе в той идее, которую заложила в ее образ Природа. Но такой она может быть только в искусственно созданных обстоятельствах. Обстановка танцевального зала, которая не является ни сценой, ни съемочной площадкой, где условность и реальность максимально приближены друг к другу, где они буквально смыкаются, и где условным и истинным проявлением чувств является только танец, эта обстановка предлагает участникам выбор между подлинной жизнью и игрой и при этом сам выбор не играет никакой роли. Именно здесь человек как на ладони, он равен самому себе и поэтому счастлив, он свободен, он красив. А Дульсинея, как рыба в воде в танце, она здесь плавает в Океане Отсутствия Времени и Пространства. Конечно не будем питать иллюзий по поводу безмятежного существования обитателей сего Океана, это не Океан Иллюзий, отнюдь. Здесь как в любом океане существует иерархия отношений, здесь тоже люди, скажем так. Но суть не в этом, а в том, что самое большое блаженство заключается в обольщении, не в том религиозном смысле, в смысле соблазнения, а в том обольщении, которое дает полное ощущение своей принадлежности к полу - будь ты женщина или мужчина. Не соблазнение с последующим обладанием, а понимание головокружительного счастья от того, что ты являешься настоящей женщиной или полноценным мужчиной. Это блаженство. Дульсинея так красива, что не танцевать с ней кощунство, и подобно тому, как если бы вы, умея плавать, сидели бы на берегу прекрасного бассейна и изнывали от жары, но не окунулись бы в прозрачную прохладную воду. И если вы не ведете ее на танец, вы похожи на злодея или равнодушного человека, который видит русалку изнывающую без воды на берегу, куда ее выкинуло прибоем, и не спасает ее, торопясь погрузить ее в спасительные воды.
Татьяна же в это самое время находилась в неприятном состоянии, ее угнетало отсутствие духовной и интеллектуальной составляющей жизни. Может быть она понимала, что наполнить жизнь достойным смыслом она не сможет, те времена, когда она требовала от себя этого, пожалуй прошли. Ощущение отсутствия гармонии еще оставалось, но она теперь понимала, что ее не может быть в субъективном понимании. Гармония существует в объективном мире, там, где не царит сознание. Но размышляя так, она ловила себя на мысли, что порядок, который она наводила в себе, нарушали внешние обстоятельства. Как же так? Внешний, объективный мир, гармоничный по определению, нарушал ее внутренний порядок? Построенный на иррациональных принципах, мир вторгался безжалостно, давая проявиться гармонии вселенной, но эта гармония диссонировала с миром индивида, внутренним миром Татьяны. Отсюда напрашивался вывод, не наводить никакого особого своего внутреннего порядка. Пусть работают внешние обстоятельства, они приведут в соответствие внутренний мир с внешним и гармония восторжествует. Это понимание требовало смелости, воли, на это надо было решиться. Либо плыть смело, доверившись Океану Объективности, либо сидеть в своем утлом, обустроенном под свои нужды суденышке, и грести своим маленьким веслом, качаясь на волнах и не двигаясь с места. Другого не дано. Нырять, вот что решила Татьяна. Если этого еще не было в жизни, значит пытливому уму Татьяны это надо сделать. Таня почувствовала себя так, как чувствует себя человек перед предстоящим путешествием, предвкушая изведать неизвестное. Здесь проснулся в ней исследователь, здесь она предполагала духовное и интеллектуальное возрождение.
Мне всегда хочется увидеть обратную сторону луны, когда луна полная, посмотреть вид сзади, так сказать. А что? Нормальное желание. Всегда хочется видеть то, чего не видишь. Дом за углом, улицу за домом, человека идущего по другой стороне проспекта. Я люблю смотреть в окна, когда проезжаю мимо домов вечером. Тогда комнаты хорошо просматриваются, освещенные изнутри своими люстрами. Странно, но люди не торопятся занавешивать свои окна с наступлением сумерек, совершенно не заботясь о том, что их жизнь как на ладони. Возможно они не думают, что кому-то это интересно. И правильно делают. Мне не особо интересно, чем там заняты обитатели. Представьте, мне интересны интерьеры. Проезжая мимо, я пытаюсь выхватить главное: люстра, стол, цветы, и так далее - общий вид, общую концепцию жилища. При схожести черт, все квартиры или комнаты отличаются друг от друга, индивидуальны и неповторимы, и красивы каждая по своему. Люблю кухни. Немножко, только мельком любопытствую - чем люди заняты. Калейдоскоп штор, люстр, обоев, потолков с лепниной ( если это в центре города) проплавает перед тобой, картины сменяются, как в кино или на сцене в театре, будто декорации. Обожаю вечерний город. Так же люди - они так интересны, так неповторимы, так разнообразны... И заглядывать в людей я люблю. Люди очень разные. Это умопомрачительная тема, я даже не берусь ее раскрывать и анализировать, это нечто непознанное. Так вот луна-луна...
И вот появляется в твоей жизни новая тема. Сначала намеком, случайными несущественными штрихами обозначается она на готовом чистом листе твоего сознания, твоего бытия. Тема завязывается неспешно, и легким рефреном, даже не мелодией, а тактом настраивает твою душу на восприятие будущего произведения. И вот тема нарастает. В нее вносятся лейтмотивом новые и новые мелодические фразы, они пытаются превзойти основную тему, перехватить главенство, разрушить гармонию, и иногда кажется, что побеждают. Ты сам в какой-то момент, не выдерживая напряжения, пытаешься пресечь или нарушить ее звучание, привнести свое понимание темы. Но не тобой начатая, она не поддается изменению или коррекции, она может зазвучать тише, станет почти не слышной, но она уже овладела тобой, она вселилась в тебя и теперь только ждет от тебя талантливого воспроизведения, чистого исполнения.
Он поселился в моем доме. Я чувствую его присутствие везде: на кухне, особенно когда навожу там порядок. Я как будто забочусь о том, чтобы ему нравилась моя кухня. В шкафу! Тут он хозяйничает очень решительно. Вынес все старье - любимое когда - то пальто а' ля Коко Шанель ( гусиные лапки), черные юбки и сарафан, и кучу другого тряпья. Зато появились два платья красное и голубое, и ожидается еще одно ( все для танцев). Он уже заставил меня плюнуть на неинтересную работу - хозяйничает не только в у меня в доме. Он заставляет меня ругаться с теми, кто пытается мне помешать в чем либо или неуважительно относится к моему существованию. Он заставляет меня улыбаться ему, если я это забываю делать. Он хозяйничает во мне и вне меня. Я догадываюсь о его роли в моей жизни. Значение этой роли подчеркивает возникшее оцепление вокруг него. Оцепление создано женщинами, конечно женщинами. И откуда они появились? И их становится все больше и ряды их смыкаются. Ну что ж, ну что ж.... А между тем, напряжение, вдруг возникшее между ним и мной растет. Я не буду организовывать осаду, не буду производить атаки, я пройду мимо крепости, пройду в обход, и даже не попытаюсь зайти с тыла, ведь оцепление надо думать, круговое. Я пойду в поля широкие, дорогой стороннею. Не моя крепость да и все тут.
Я наблюдаю интересный пример того, как переменные и постоянные составляющие меняются местами. То, что призвано было составлять досуг и являться переменной величиной моей жизни, постепенно заняло ось постоянных величин, а работа, как постоянная величина заняла ось переменных величин. Стоит задуматься. Досуг стал приобретать черты работы. Регулярность посещения, старательность в обучении, участие в мероприятиях, повышение квалификации, улучшение умений и навыков, наличие достижений и тому подобные признаки трудовой деятельности, включая специальную форму одежды и обуви, отношения - межличностные, коллективные, профессиональные (партнерские) - все это говорит скорее о сфере деятельности, нежели о форме отдыха. Тогда как собственно трудовая деятельность свелась к примитивным формам досуга: многочасовое сидение на одном месте за чтением, вязанием, игрой, которые приходится чередовать при полном отсутствии какого либо дела. Причем, единственным несоответствием, а вернее признаком, который отличает досуг от трудовой деятельности остался неизменным. В первом случае я оплачиваю активную деятельность, во втором мне платят за мое безделье. Итак, первое стало константой, так как прочно вошло в мою жизнь, второе теперь непостоянно, изменчиво, нестабильно именно по причине отсутствия содержания.
На днях звонит Таня:
- Все, нет никаких сомнений, дом Брюса стоял на месте ПЯТИЭТАЖКИ! Ее прекрасно видно ровно за церковью Веры, Надежды, Любви и их матери Софии, со стороны Максидома, со Стачек. И чего я мучилась? Никаких там кораблей более поздней постройки, бред! Пятиэтажка! Она чуть в глубине, на том месте и стоял дом, поодаль от Петергофской дороги.
- Ну, молодец,- похвалила я ее.
- Как там Дульсинея поживает? Вся в танцах?
- Ну ты же ее знаешь.
- А ты? Что делаешь?
- Я придумала себе отпуск, буду сидеть дома. Сколько выдержу морально и материально.
Я заглядываю в себя, как в колодец. Что там, на дне моей души? Есть ли еще вода? Или колодец высох? Темно там, потому что глубок сей колодец, и поэтому не видать, есть там что или нету... И что делать? Ждать. Ждать, когда наполнится он подземными или небесными водами.