Словарик: Ам Монадх – Грампианские горы
Дирхоунд – порода охотничьих собак
Тан – глава шотландского клана
Лэйрд – землевладелец
Гленн – долина
Козерог – антилопа, обитатель горных районов Европы; сейчас осталась только в Альпах
Килт – мужская юбка, а также весь костюм
Тэм – берет
Цокот копытец то звенел по камням, то пропадал в лиловой мягкости цветущего вереска. Козерог мчался, делая быстрые прыжки из стороны в сторону; собаки – лучшие в этой части Шотландии дирхоунды – едва поспевали улавливать его движения. Но, как ни проворна была антилопа, как ни сроднилась она с каменистыми холмами и отрогами Ам Монадх, уйти от преследователей ей было не суждено.
Еще ни один козерог, ни один кабан, ни один волк не уходил от стрел Интайра, сына тана Эвана. Рыжеволосый, как закатное солнце, отважный, как дикий кот, и прекрасный, как резвящийся тюлень, Интайр не зря носил свое имя – «лучший лучник». Несмотря на юность, младший сын тана успел прославиться и меткостью, и удачливостью на охоте.
Сейчас тан Эван остался в старинном замке Данноттар, принадлежавшем клану Эванов с незапамятных времен. Только ради него в теплый летний день разожгли очаг и принесли теплые одеяла из овечьей шерсти, но тан мерз, точно на дворе стояло не лето, а стылая поздняя осень, и ледяные шторма обрушивались на каменные стены замка.
Старика подточили не годы – болезнь. Эта болезнь в последнее время расползалась по горам и гленнам, настигала людей в хижинах и в рыцарских замках, не считаясь ни с чем. С виду заболевший поначалу был вполне здоров, только необычно задумчив и печален, но скоро переставал узнавать даже лучших друзей, терял аппетит и мог только сидеть или лежать, зябко кутаясь в плед и глядя куда-то вдаль, сквозь людей и вещи. А теперь и сам лэйрд неподвижно полулежал на волчьих шкурах в пиршественной зале замка Данноттар, и его не могли развлечь ни менестрели, ни шуты…
Потому-то и гнал сейчас антилопу молодой Интайр МакЭван. Что может порадовать отца больше, чем успехи сына?
Солнце клонилось к заснеженным вершинам на западе, завершая дневной путь, и промозглый вечерний туман мало-помалу поднимался от бурных вод Северного моря. Еще немного – и туман загустеет, как сливки, так, что не увидишь пальцев собственной вытянутой руки…
Но для молодого МакЭвана и это не помеха!
Выгнулся тисовый лук, и протяжно застонала тетива из кабаньих жил, посылая стрелу прямо в грациозно выгнутую шею козерога. Животное дрогнуло, пробежало еще несколько шагов – и рухнуло, скатываясь по склону в овраг.
– Есть! – Интайр сверкнул зубами в мальчишеской улыбке; лицо его разгорелось от быстрого бега, карие глаза блестели, веснушки казались солнечными зайчиками, задержавшимися с полудня. – Скорее за ним! Принесем, развеселим батюшку!
МакКоннэхи, пожилой сокольничий, служивший еще отцу нынешнего тана, вздохнул, потеребил седоватую бороду, но промолчал.
Его старая подруга – знахарка из деревни Гленн-Эван – объясняла болезнь, поразившую столь многих людей, так: «Эти люди потеряли свою душу. Можно вылечить тело, если в нем есть душа, но если души уж нет – телу остается только зачахнуть и медленно сойти в могилу…» МакКоннэхи вспомнились пустые, безжизненные глаза тана Эвана, его восковые, как у мертвеца, пальцы… Но он представил себе, какую боль причинит юному Интайру, отнимая у него надежду. Нет уж, пусть мальчишка порадуется еще немного.
Интайр бросился в овраг в поисках козерога. Овраг был невелик, найти там крупное животное не составило бы труда. К тому же за Интайром ринулась и свора его верных дирхаундов – могучие поджарые тела, несокрушимые челюсти, бесконечная преданность, что еще нужно для защиты хозяина?
Однако Интайра что-то долго не было. А потом начали возвращаться собаки – с поджатыми хвостами, скуля и воя…
Вся свита Интайра, конечно, обшарила и овраг, и близлежащие склоны, но сын тана как сквозь землю канул. Пришлось им возвращаться ни с чем в замок Данноттар. По пути молодые драбанты, псари и сокольничьи шумно обсуждали происшествие, ломая головы, как объяснить пропажу Интайра его старшим братьям и сестре, и дружно надеясь, что молодой господин вскоре вернется. И только МакКоннэхи в это не верил. Уж слишком часто слышал он рассказы о полых холмах, откуда еще никто не возвращался…
***
Интайр легко спрыгнул в овраг и оглянулся. Куда подевался козерог? С такой раной в шее он не мог уйти далеко. Наверняка он уже мертв…
За спиной послышался лай собак – и сразу же стих. Туман внезапно стал таким густым, что невозможно было вздохнуть, ноги запутались в сплетении вересковых стеблей. Интайр рванулся вперед – перед глазами возникли два огромных камня-менгира, словно косяки чудовищных ворот…
Ничего подобного он вроде бы не видел, когда собирался спуститься в овраг. Но остановиться не успел – ноги сами пронесли Интайра в каменные врата; в спину, шевеля килт и волосы, дохнуло могильным холодом. «Это просто ветер, обычный вечерний ветер. Похолодало. Сейчас найду этого чертова козерога – и домой, хлебнуть горячего отвара из боярышника, запить его порцией виски…» – убеждал себя юноша, но уже понимал, что виски в замке Данноттар ему сегодня не пить.
Порыв холодного ветра отчасти развеял туман, и изумленный Интайр увидел вдалеке огромный замок из необычного, голубовато-белого камня. Прямо перед замком лежала поляна – четкий круг, покрытый не обычным вереском, а высокой и шелковистой ярко-зеленой травой, и обрамленный огромными кряжистыми дубами и буками. По кругу скользили какие-то не то тени, не то клочья облаков. Интайр сделал шаг, еще…
Что-то ему подсказывало, что пути назад уже не будет, но сын тана, как зачарованный, шел и шел. Чем ближе он подходил, тем отчетливее видел, что существа на поляне – это люди, почти такие же, как он сам, юноши и девушки, красивые и веселые, в белых и голубых одеждах. Они смеялись, разговаривали, танцевали; вот уж и звуки музыки коснулись ушей Интайра – немногие менестрели умели так красиво петь и играть на арфах и гиттернах, как те, что играли и пели на волшебной поляне.
Во главе этой веселящейся толпы стояли двое. Девушка с прекрасным белым лицом как раз подняла серебряный кубок тонкой работы. Интайр подошел так близко, что мог ее рассмотреть: длинное серое платье с серебряным пояском – цепочкой из листьев, на светлых волосах – серебряная корона с изумрудами. Судя по той почтительности, с которой обращались к деве остальные, она была здешней леди.
Рядом с девушкой стоял юноша одних лет с ней, в белой рубашке, зеленом килте и зеленом плаще, заколотом серебряной фибулой с крупным изумрудом; поразительное сходство выдавало близкое родство обоих. Должно быть, лэйрд и леди – брат и сестра, смекнул Интайр.
Лэйрд смотрел куда-то в сторону, но повернул голову так, что Интайр мог рассмотреть его лицо. О небо! – подумалось Интайру, – я никогда не видел такой красоты. Как твердо и в то же время нежно вырезан его профиль, сколько мудрости в этих больших глазах, сколько в них прозрачного голубого света… какая добрая улыбка таится в уголках свежих губ…
И захотелось Интайру присоединиться к обществу этих молодых и прелестных людей, потому что он почувствовал – их молодость и веселье вечны, их обаяние не вянет, и жизнь их – нескончаемое празднество без тревог, болезней и печали… и еще потому, что прекрасное лицо лэйрда отпечаталось на душе сына тана.
И он переступил через черту круга и очутился в самой гуще танцующих людей. Тут все они зашумели ещё веселей, запели ещё громче, заплясали ещё быстрее, чем раньше. А потом все сразу вдруг утихли; толпа расступилась перед Интайром, и несколько человек знаками приказали ему подойти к лэйрду и леди.
Юноша приблизился к ним. На расстоянии двух вытянутых рук оба показались ему еще моложе, еще прекрасней и дружелюбнее, чем прежде. Девушка улыбнулась Интайру, и грудь его затопило теплой волной, точно он увидел давно покинувшую семейный очаг сестру. А лэйрд устремил на Интайра проницательный взгляд светлых глаз.
– Миледи, – сбивчиво начал Интайр, – милорд… позвольте засвидетельствовать свое почтение… Я Интайр, сын тана Эвана из замка Данноттар… я охотился… простите, если потревожил…
Его косноязычная – от волнения – речь была встречена дружным смехом. Одна из женщин откинула чудесные белокурые волосы, и замерший, ошеломленный Интайр увидел, что уши у нее не человеческие – скорее эти острые ушки могли принадлежать летучей мыши.
Эльфы! Фейри! Дивный народ из полых холмов, который люди называют еще Добрым, – но молятся, чтобы не встретить их в сумерках…
Интайр еще раз посмотрел на лицо короля эльфов. Тонкое, младенчески чистое, старчески мудрое, оно светилось добротой и участием. И сердце юноши, еще не знавшего иных привязанностей, кроме любви к родным, лихим друзьям и охотничьей собаке, дрогнуло, впервые преисполнившись страсти. Только что он готов был присягнуть королю и королеве на верность – а уже этого было мало, хотелось, чтобы владыка полых холмов позволил прикоснуться к краю зеленого килта…
Щеки вдруг стали невыносимо горячими.
– Не нужно так краснеть и смущаться, юный сын тана, – улыбаясь, сказала молодая королева. – Испей с нами вересковой браги, веселись и пой до утра, как мы!
Король тоже улыбнулся и, в упор глядя на Интайра, протянул ему кубок, выточенный из цельного огромного изумруда. В кубке пенилась вересковая брага; Интайр сделал глоток – напиток показался ему совсем не хмельным, только в душе вдруг взыграло веселье, а ноги сами рванулись в пляс. Он поклонился королеве и, смущаясь, пригласил ее на танец.
Улыбающаяся красавица вышла в круг, волынка запела мотив флинга, серый шелк взметнулся над резвыми ножками… Интайр танцевал с ней, легко и бережно ведя во всех фигурах танца, но взгляд его был устремлен на короля, а тот, в свою очередь, смотрел на Интайра, и в лице его читалось что-то незнакомое, нежное и восторженное, но это были не те восторг и нежность, с который смотрели бы на Интайра его братья и друзья.
Так Интайр танцевал и пил брагу, пил брагу и танцевал, а после спел пиброх, который сам сложил для старшей сестры. Пиброх следовало петь под волынку, но волынщики эльфов не могли знать мелодию, поэтому Интайр взял арфу у одного из менестрелей.
– Что за дивный голос! – произнес король эльфов. – Что за чистые строки. Ты подобен самому Тому Стихоплету, сын человеческий.
Интайр остановился, дух у него занялся. Тома Стихоплета некогда полюбила и увела за собой королева эльфов. Что, если королева… нет, этого не может быть. А если вдруг?.. Как объяснить, что сердце свое Интайр готов отдать не королеве, но королю?
Взволнованный Интайр еще раз пригубил изумрудную чашу. Зажмурился, впитывая в себя напоенный солнцем напиток. А когда открыл глаза, чтобы поставить чашу на стол, – свет над поляной погас, эльфы куда-то исчезли, и только они с королем оставались в полумраке под звездами.
– Пойдем, я покажу тебе наш водопад, – произнес король, беря Интайра за руку. Интайр покорно зашагал за ним, наслаждаясь теплом небольшой изящной руки и близостью. Вот и зеленый плащ задевает колени… Ах, вот бы придвинуться еще ближе!
– У этого водопада влюбленные клянутся в вечной любви и дарят друг другу ласки и поцелуи, чтобы скрепить свои клятвы, – рассказывал на ходу король. – Под его плеск те, кто доверяет друг другу больше всего, открывают свои настоящие имена и обмениваются обручальными подарками. Килты и плащи ложатся друг на друга, а рядом на траве ложатся одно на другое горячие тела.
Интайр опьянел от его речей больше, чем от всего выпитого, и задыхался от волнения.
– После того, как вода из водопада коснется двоих, им суждено навек принадлежать друг другу, – продолжал король. – Случалось ли тебе стоять под таким водопадом, сын тана Эвана из замка Данноттар?
– О король, я доселе не знал любви, – прошептал Интайр. – И не думал о ней, пока не…
– Пока что? – переспросил король, так как Интайр надолго замолчал, не смея продолжать.
– Пока не увидел тебя, о король, – выпалил юноша и зажмурился.
Он уже понял, что король не просто так ведет его к священному водопаду, но все же боялся услышать отказ. Однако почувствовал, как тонкие ладони короля касаются его рук и сжимают его пальцы.
Они подошли к самому берегу и остановились.
– Сердце ли твое тянется ко мне, или только глаза, сын тана? – прошептал король, придвинувшись вплотную к Интайру.
– Сердце… сердце… послушай, как оно стучит, о король! – и Интайр, схватив узкую руку короля, прижал ее к груди.
– Стук сердца твоего не лжет, – ответил король, кладя на грудь Интайра и вторую руку. – Но верное ли оно, твое сердце? Твердое ли оно? Вы, люди, так легко забываете его голос…
– Позволь вечно служить тебе, о король, и смотреть на твое лицо, пока я не состарюсь и не умру, – немеющими губами выговорил Интайр. – Возьми меня в водопад, чтобы я навсегда стал твоим.
Король мягко отстранил его и сбросил свой зеленый плащ на траву.
Интайр торопливо, путаясь в одежде, разделся и прыгнул в воду. Озеро оказалось глубоким, необычайно чистым и очень холодным, а к водопаду пришлось плыть довольно далеко.
– Бррр, холодно, – Интайр шутливо улыбнулся королю.
– Значит, у тебя на душе есть что-то, что не дает тебе стать полностью моим, – голова короля поникла. – Что за слово ты дал там, в мире людей?
Интайр замолчал… и вспомнил.
– Прости, король. Там, в замке Данноттар, умирает мой старый отец. Я охотился, чтобы порадовать его своими трофеями, и вот… попал к тебе.
– Тогда я отпущу тебя, пока эта боль не покинет твою душу, – решил король.
– Нет… нет, – Интайр сжал его руку, – я хочу стать твоим, и твоим прийти к отцу.
Король в ответ положил руки ему на плечи.
– Климейн, – шепнул он прямо в губы Интайру. – Меня зовут Климейн.
«Милосердный», подумал Интайр. Какое прекрасное имя…
Вода потеплела и струилась по телам обоих. Интайр заглянул в светлые глаза Климейна.
Губы их соприкоснулись…
То, что произошло дальше, показалось Интайру сплошным сладким безумием.
Вот нежные руки оглаживают его волосы, плечи, щеки, а в ушко плывет горячий шепот «мой золотой, мой солнечный, прекрасный мой рыцарь Солнечного Зайчика…» – и вдруг шепот пропадает, зато появляется жаркая влага на ключицах, самозабвенно вылизанных и зацелованных… А вот собственные руки Интайра сжимают теплое тело, совсем маленькое, оказывается, хрупкое и трепетное, – словно птичку поймал и держишь…
Смущение заливало щеки Интайра багрянцем – он и представить себе не мог, что бывает такое. И подавно – что может сам делать это… Подхватить тело короля под тугие ягодицы, приподнять, и, баюкая в своих объятиях, вести языком от живота к плечам, сцеловывать кристальные капли воды с молочно-белой кожи, ласково щекотать губами крепенькие напряженные соски. Спуститься с поцелуями к пупку, к подтянутому упругому животу, оглаживая дрожащими от волнения ладонями разгоряченные бедра. Интайру хотелось целовать и дальше, но он вдруг застеснялся, выпрямился и ткнулся лбом Климейну в плечо.
Чуткий эльф не спрашивал, что случилось. Просто гладил Интайра по спине, шепча что-то нежное на ушко и облизывая мягкую мочку.
– Климейн, – выдохнул Интайр, вздрагивая, – Климейн…
– Ну что ты, милый, не волнуйся так, – Климейн ободряюще улыбнулся своей чудесной улыбкой. – Какие у тебя солнечные волосы здесь, – тонкие сильные пальцы огладили мускулистые предплечья, покрытые мелкими рыжими волосками, – и здесь, – рука Климейна скользнула в пах, перебирая мокрые рыжеватые завитки там.
Интайр задохнулся, схватил Климейна за руку, крепко сжал. Потом, устыдившись своего порыва, снова прижал узкую ладонь к своему животу.
Климейн обнял его за талию, гладил бедра, живот, потом игриво провел кончиками пальцев по чувствительной внутренней стороне ноги, наконец тронул напрягшиеся яички. Интайр расслабился, задышал более ровно, с наслаждением огладил льняные волосы эльфа, ласково трогая изящные острые ушки, потом положил ладони на белые плечи...
Видимо, Климейн неправильно понял его. Сам Интайр нипочем бы не потребовал от возлюбленного такое – он даже не знал, что это возможно. А Климейн опустился на колени, по самые плечи в бесконечно прозрачную воду озера, обхватил руками бедра Интайра, коснулся губами сначала живота, потом – выступающих «крылышек» на боках, и, наконец, зарылся кончиком языка в золотистые курчавые волоски.
– Мой король… любимый… что это… не надо, мне страшно, – шептал Интайр, пытаясь оттолкнуть Климейна – и вместо этого прижимая его крепче.
– Совсем не страшно, мальчик мой, – заверил его Климейн. Влажные губы прошлись по давно уже поднявшемуся члену Интайра, то шаловливо прихватывая кожу, то щекоча, то обжигая дыханием.
– Почему? Почему мне так хорошо? Так хорошо, что плакать хочется, – бормотал Интайр, сжимая взмокшими ладонями плечи любовника.
– Можешь стонать сколько угодно, – все с той же доброй улыбкой ответил он и легко лизнул набухшую головку. Раз, другой, забрал ее полностью в рот, ладонью продолжая ласкать и гладить отяжелевшую мошонку. Интайр крепился, но, когда почувствовал, что язык проникает в недра его члена, не выдержал и глухо застонал.
Он испытывал почти мучительное удовольствие, но внезапно оно прекратилось. Климейн пружинистым движением поднялся на ноги.
– Мне хочется быть твоим полностью, до конца, – шепнул он. – А тебе?
– Я твой, твой, твой, – простонал Интайр.
– Тогда давай выйдем на берег, здесь будет неудобно…
Интайру было уже все равно – на берегу или на дне озера, усыпанном светлыми, серебрящимися в лунном свете камушками, голова его кружилась, в паху появилось болезненное и тянущее чувство. Как во сне, он беспомощно опустился на шелковую траву, позволил приподнять свои бедра и закинуть ногу на плечо.
– Какой ты девственный… нетронутый, – уху снова стало горячо от шепота-воркования.
Пальцы коснулись его губ. Надавили требовательно.
Интайр приоткрыл рот и покорно принялся вылизывать эти пальцы, словно заверяя в своей вечной верности и любви. Светлые глаза оказались около его глаз.
– Какой же ты чистый, – и губы мягко тронули губы…
Интайр потянулся, ловя поцелуй, но замер от неожиданного прикосновения. Влажные от его слюны пальцы скользнули под сжавшиеся ягодицы, огладили ложбинку между ними… еще… и еще…
– Ммм, какие сокровища таятся в твоих гленнах, мой солнечный рыцарь, – шепот стал смешливым и совсем воркующим. – Ну же, не прячь их от меня так… не сжимайся…
Интайр попытался расслабиться и унять бешеное сердцебиение. Наконец, ему это удалось, – Климейн все это время терпеливо ждал, продолжая поглаживать его. И вот один из ласкающих пальцев осторожно нажал, проник внутрь, вызвав тихое «ах!» Было не больно, но как-то жгуче и странно, и в то же время хорошо до слез, низ живота наполнился новым тянущим ощущением. Следующий палец вошел в тело юноши. Интайр уже достаточно расслабился и даже попробовал двинуться вперед, невольно проталкивая пальцы в горячую влажную глубь.
Третий палец на какой-то миг причинил боль, но и боль эта понравилась Интайру – он даже пожалел, когда она исчезла, но удовольствие затмило все.
– Еще… так хорошо, – проговорил он невнятно.
– Сейчас будет еще лучше, – эхом донеслось в ответ.
Вторую ногу Интайр сам, не заметив как, закинул на талию своему королю. И почувствовал, как тот входит в него. Мягко, осторожно, словно боясь доставить неудобство, – но неуклонно и уверенно. Интайру показалось, что он впервые в жизни прочувствовал себя внутри, – с тесной и теплой влажностью, с пугливо сжимавшимся отверстием, с уязвимым набухшим бугорком, одно прикосновение к которому заставило вскрикнуть и тонко, влюбленно застонать. Опытный любовник отлично знал, как довести юношу до полного блаженства: двигался легко, постепенно ускоряясь, но входил неглубоко, подталкивая тот самый бугорок страсти. Интайр ерзал и приподнимал бедра, стонал и выкрикивал имя Климейна, обнимая его за шею и то и дело дотягиваясь губами до его губ, но тут же откидывал голову назад.
Наконец, белесая теплая жидкость выплеснулась на вздрагивающий живот. Интайр вцепился в плечи Климейна, всхлипнул, прошептал что-то неразборчивое… и снова содрогнулся, почувствовав, как такая же теплая струя выплескивается в его тело.
Сильная рука опустила голову юноши на траву. Климейн прилег рядом, обняв его.
Светало. Оба мало-помалу пришли в себя.
– Теперь я должен преподнести тебе обручальный дар, – Интайр улыбнулся, но тут же нахмурился. – У меня ничего ценного… вот разве что лук. Хочешь, я подарю тебе свой лук, который бьет без промаха?
– Ты хочешь подарить мне свое искусство охотника? – Климейн тоже улыбнулся, мягко и открыто. – Тогда и я подарю тебе свое искусство – видеть души.
– Души? – прошептал Интайр, сильно озадаченный. Но тонкие пальцы короля уже прикоснулись к его векам, тронули ресницы, потом прошлись по щекам, словно стирая слезы.
– Вот так. А теперь прощай. Ты ведь хотел утешить своего больного отца? Но прими это… – в руках Климейна появилась маленькая серебряная шкатулка с изумрудной пластиной, вделанной в крышку. На пластине были выгравированы огамические письмена, давно забытые людьми, но хранимые эльфами. – Когда поймешь, что должен вернуться ко мне, – просто открой ее.
Король эльфов в последний раз прильнул губами к губам Интайра, тот прикрыл глаза, потянулся за лаской… но только утренний туман огладил его лицо.
Интайр огляделся. Он был обнажен и мокр, одежда лежала рядом. Вокруг расстилалась знакомая вересковая пустошь, неподалеку в овраге среди редких кустов боярышника лежал мертвый козерог, добытый вчера на охоте. Ни дворца, ни столетних дубов, ни поляны… ни верного лука со стрелами.
Солнце уже встало и низко висело над горизонтом. Интайр начал мерзнуть, к тому же ему показалось, что мимо кто-то прошел, поэтому юноша торопливо оделся и поспешил вверх по склону холма.
И вдруг увидел девушку.
Девушка была знакомой – служанка из замка Данноттар. Недавно она заболела, страдая тем же недугом, что и тан Эван. В последние несколько дней она уже не выходила из своей комнатушки – неподвижно лежала и смотрела в пустоту мерзлыми бесцветными глазами, отказываясь от пищи и воды. А сейчас резво шла, точно и не думала болеть. Но, присмотревшись, Интайр понял, что служанка выглядит как-то необычно. Она показалась ему полупрозрачной, и это была не игра утренних туманов – девушка прошла прямо сквозь куст боярышника, будто его и не росло на его пути! А от груди странной девушки тянулась длинная и почти невидимая, будто сделанная из дорогого стекла, цепь…
«Душа!» – понял Интайр. Значит, его служанка мертва? Но цепь от души тянулась далеко-далеко… в направлении замка. Вот оно что, сообразил Интайр. Те, кто заболел, действительно потеряли души в холмах…
– Мэри, – окликнул он. – Мэри МакГрегор! Вернись к себе!
Мэри обернулась и широко раскрыла глаза, словно силясь вспомнить Интайра. Тот поднял руку и подтолкнул девушку в лоб. «Ах!» – слабо вскрикнула она, невидимая цепь внезапно спружинила – и душа бедной Мэри унеслась вдаль.
В замок.
Уверовав, что сможет помочь и другим больным, Интайр принялся осматриваться вокруг. Вскоре он заметил еще несколько душ. Младший сын тана, он знал – лучше или хуже – всех этих людей. И, наконец, в седом старике, одетом в щегольской тэм, он узнал отца…
– Отец! Это же я, твой Интайр! Вернись к себе!
И вдруг осекся. Цепь, которая соединяла потерявшиеся души с их телами, у тана Эвана была совсем короткой, в несколько звеньев, и едва достигала пояса. Но рука Интайра уже коснулась отцовского лба…
Душа тана Эвана вздрогнула и исчезла. Только что-то – не то стрекоза, не то бабочка с прозрачными крыльями – пролетело мимо и растаяло в утреннем небе.
Вернувшись в замок Данноттар, Интайр застал сестру в слезах, а остальных домочадцев – в трауре.
– Батюшка скончался рано утром, – прошептала сестра. – Улыбнулся перед смертью, прошептал «Интайр!» – и отошел… упокой Господи его душу…
Интайр побоялся признаться, что видел, как душа отца отлетала в небеса.
С тех пор в клане Эван уже никто не боялся потерять свою душу. Интайр чутко следил за тем, чтобы никто не заходил на вересковую пустошь, где открывается вход в мир эльфов.
А сам бродил по ней все чаще и чаще, и нередко по щекам его скатывались слезы, а губы сами собой вышептывали имя прекрасного короля Климейна. Всякий раз Интайр доставал из-за пазухи заветную шкатулочку, и всякий раз клал ее обратно со словами «Еще не время».
Вышла замуж его старшая и любимая сестра, женился старший брат – новый тан. Вот и третий племянник лежал в колыбели, радуя всю родню.
И однажды мимо прямо в знакомый овраг проскакал козерог.
Интайр вскинул стрелу на лук, прицелился… и опустил оружие. Антилопа смотрела на охотника так, словно хотела что-то сказать. Прекрасные глаза животного моргнули – и Интайр узнал этот взгляд. Взгляд, словно говоривший «Время пришло, Интайр МакЭван».
Интайр вынул шкатулку из-за пазухи. Улыбнулся, шепнул «Я иду, мой король» – и открыл ее. За спиной заклубилась холодная чернота, но Интайр ее не боялся. Он смело шагнул вперед, между двумя огромными менгирами, туда, где виднелся белый замок над зеленой поляной, окруженной вековыми дубами, и король Климейн ждал его у ворот…
Наутро слуги нашли на вересковой пустоши мертвое тело Интайра МакЭвана. Окоченевшие губы улыбались, словно в последний свой миг брат тана был счастлив, а выбеленные смертью пальцы сжимали что-то вроде коробочки, обугленной и почерневшей.