Итак… Самое тяжелое потрясение я пережила в период окончания школы… Все начиналось довольно радужно, и, как и всегда это случается во время очередного романа, мне казалось, что это самое яркое событие в моей жизни… Во время очередных каникул в нашей школе организовали экскурсию в столицу. В то время для девочки-подростка это было просто приключением века. Как раз в эти дни в страну, смиловавшись над изнывающими людьми, пришло долгожданное бабье лето, и по сердцу разливалось такое тепло, какое посещает человека, когда после длительной, сильной агонии наконец отступает боль…
Эти выходные были невероятно яркими. Как правило, такие короткие, но красочные эпизоды потом вспоминаешь всю свою жизнь. Увиденное было таким интересным, дни такими теплыми и солнечными, а поток информации таким насыщенным, что, казалось, будто за эти пару дней мы успели прожить несколько лет…
Незадолго до отъезда гид предложил нам несколько часов свободного времени для того, чтобы прогуляться по наиболее понравившимся местам. Разумеется, город мы знали еще очень плохо, а амбиций шестнадцатилетним подросткам не занимать, поэтому совершенно не удивительно, что уже через полчаса мы глубоко и безнадежно заблудились… Я уже устроилась было нервно рыдать посреди улицы, как прямо ко мне неизвестно откуда подъехал мой принц-спаситель на белом Volvo и предложил подвезти к месту назначения. На вид ему было лет двадцать восемь, и с первого взгляда доверия он не вызывал. К тому же, надо добавить, что не в моих правилах было садиться в машину к незнакомому человеку. Но и не в моих правилах было ночевать на бордюре в незнакомом городе, заставляя волноваться родителей, поэтому решение было очевидным.
Эти несколько минут спасительного движения к цели были для меня громом среди ясного неба! Впервые рядом со мной сидел красивый, зеленоглазый, обаятельный мужчина, который проявлял ко мне настоящие знаки внимания! Внезапно все отошло на второй план – учеба, намеченные цели, переживания по поводу прошлых неудач… Мы общались, и впервые в жизни мое остроумие было оценено по достоинству, впервые в жизни на меня смотрели, как на объект вожделения, женщину, способную вызвать интерес у лиц противоположного пола…
Водителя звали Михаил. По прибытии на вокзал мы обменялись телефонами и на некоторое время я о нем забыла. Пришла жестокая пора подготовки к будущему поступлению. Оказалось, что одного моего «снисходительного» согласия учиться в выбранном вузе было, к сожалению, не достаточно. В год университет набирал лишь двадцать человек на курс переводчиков, а желающих учиться на этой специальности было в сотни раз больше. Единственным способом пробиться в желанную двадцатку была победа на Всеукраинской олимпиаде, для участия в которой необходимо было заниматься с репетитором чуть ли не каждый день. А учитывая сложности учебы в выпускном классе да еще тот факт, что в этом году я заканчивала музыкальную школу, можно было сказать, что двадцати четырех часов мне попросту не хватало для выполнения всего необходимого.
Про сон я уже и не говорю. Единственным возможным временем для занятий с тренером было шесть часов утра, если не считать поздних вечеров, которые, начиная с ноября, становятся очень темными в нашей стране, учитывая, что дом моего наставника находился не близко.
Я уже и думать забыла о Михаиле, когда, вдруг, в один из холодных ноябрьских вечеров в нашей квартире раздался звонок. Он заявил, что приехал по делам в наш город и предлагал встретиться. Объясняя ему дорогу к своему дому, я еще даже не подозревала, как объясню родителям тот факт, что собираюсь уйти на ночь глядя, но одно я помню точно: в таком бешеном темпе я еще не работала никогда! Правду говорят, что в экстремальных ситуациях мозг работает на тысячу процентов!
Слушая краем уха наставления отца, я собиралась со скоростью молнии, и уже через час словно ошпаренная выбежала из дома. Не успела я опомниться, как мы уже сидели в каком-то небольшом ресторанчике. Я никак не могла припомнить, чтобы давала на это согласие, но вдруг словила себя на мысли, что уже поведала этому человеку всю свою жизнь. О нем я узнала лишь то, что он торговал автомобилями и часто бывал по делам в разных городах Украины. Это давало мне повод надеяться, что наша встреча была не последней.
Начиная с этого вечера, я стала жить только им. Каждый его приезд был волшебным праздником. В эти дни я выполняла задание даже во время еды и на протяжении уроков, пряча тетради под партой. Я не спала от волнения, но, не смотря ни на что, энергия счастья била из меня ключом. Я дышала, болела, грезила ТОЛЬКО ИМ. Ничего не было так важно, как долгожданные минуты нашей встречи, как наш разговор, его объятия… Я даже во время занятий воспринимала только ту информацию из слов учителя, которая хоть как-то перекликалась с тем, что мне рассказывал Михаил…
Приближался Новый год. Я с детства любила эту сказочную пору, когда в доме пахнет сосной и гирляндами, шорох мишуры, звон новогодних игрушек, походы по праздничным магазинам в поисках подарков… К тому же в эти дни даже учителя с репетиторами берут выходной! Но в этом году для радости у меня был особый повод. Конечно, в сам праздник у Михаила приехать не получилось, зато он обещал прибыть первого числа и отметить со мной праздники так, как мне и не снилось. Все эти дни я ждала его как самого дорогого подарка. Но первого он не приехал, ровно как и второго, и третьего. И только когда выходные закончились и родители ушли на работу, в доме наконец раздался такой долгожданный телефонный звонок.
Отпрашиваться было не у кого, я собралась и вышла на улицу. До сих пор помню, как морозный воздух ударил мне в лицо, но разгоряченная чувствами, я ничего не ощущала. Он приехал, он был здесь, он стоял передо мной с букетом из еловых веток и подарком в руках! Все происходило как во сне. Я бросилась к нему на шею и принялась целовать, радуясь и плача от негодования одновременно… Это был мой первый раз. Насколько холодно было на улице, настолько горячо было в нашей постели в снятом Михаилом номере. Я сходила с ума от его большого, теплого, сильного тела, крепко сжимающего меня в объятиях, а от поцелуев сознание туманилось так, словно я вот-вот лишусь рассудка.
Я помню, как потемнело за окном, но мы не зажигали в комнате свет. Мы лежали обнявшись, и было так хорошо, что хотелось плакать от счастья. Что бы там ни творилось в эти часы во вселенной, у нас был свой мир, мир, умещавшийся под одеялом в гостиничном номере на шестом этаже. Пусть это не был дом моей мечты и даже не наша кровать, но мне не хотелось в эту минуту быть ни в каком другом месте, кроме этого. Меня охватывала такая эйфория, что только одна мысль омрачала безграничное счастье: я понимала, что не переживу, если это закончится…
Праздники прошли, и Михаил уехал. Я только и жила надеждой на новый его приезд, но этого не происходило. А тем временем работа давала о себе знать ежедневно. Начались олимпиады, и подготовка стала еще интенсивней. Школьную олимпиаду, пусть и не без усилий, но все же я одолела малой кровью. Городская забрала побольше нервов, но, как ни крути, тоже была мною пройдена довольно уверенно. Настал час областного соревнования, и тут уже сердце тяжело забилось. Ответственность была такой большой, что от волнения бросало в жар. Мой тренер не привыкла сдаваться, и поэтому к подготовке относилась очень серьезно. Занятия стали каждодневными, а задания стало в три раза больше. Работы было немерено, а отрады – никакой. Идя в шесть утра на нулевой урок, когда все вокруг спали, а на улице было еще темно, когда тяжелый от множества словарей и тетрадей рюкзак тянул мою хрупкую фигуру назад, а февральская пурга добавляла свое, я просто рыдала от отчаяния! Я рыдала во весь голос, на всю пустынную улицу, где никто меня не слышал, так как вокруг не было ни души…
Пробираясь темными вечерами через сугробы к дому своего репетитора, я думала только об одном; единственная мысль грела меня изнутри в тот момент, когда снег и ветер обжигали мое лицо и руки. Я думала о мгновениях, проведенных с любимым под теплым одеялом, о его жарком теле, прижимавшемся ко мне до такой степени, что тяжело было дышать. Тяжело дышать…
Ничего не было тяжелее разлуки, ни каждодневная убийственная нагрузка, ни нервное напряжение перед сложным и ответственным испытанием. Со свинцовым сердцем мне приходилось штудировать правила и темы, на которые со мной могло беседовать жюри на олимпиаде.
На областном этапе моих нервных и физических резервов оказалось достаточно. Я заняла второе место, и пришло время готовиться к соревнованию страны. Весь этот нелегкий период я только и надеялась на помощь и поддержку Михаила. Но взамен получила лишь телефонный звонок с уведомлением о том, что ему необходимо срочно уехать в Германию для решения важных рабочих вопросов, и сколько продлится эта командировка, он точно не знает.
Такой новости мое сердце не выдержало. Силы покинули меня, и я очень сильно заболела. В тот момент, когда было без меры проблем в школе, когда нужно было аккумулировать все запасы энергии для подготовки к последней решающей олимпиаде, мой организм просто не вынес нервного напряжения и слег с высокой температурой. Я лежала в бреду, родители и репетитор хватались за голову от отчаяния из-за сдачи позиций в самый ответственный момент. Они переживали, что я упущу единственный шанс, сойду с дистанции, такими тяжелыми усилиями дойдя уже почти до самого финиша, а я сквозь жар и агонию думала только об одном: его сейчас нет рядом! Он где-то там, за тысячу километров, и нет никакой надежды на встречу, как нет надежды на глоток воздуха у утопающего в морской пучине…
Как ни бились в истерике репетитор и родители, но я не встала ни через неделю, ни за сутки до условленного срока… В день проведения Всеукраинского конкурса я все же шатаясь поднялась с кровати. У меня не было сил ни что-либо повторять, ни тем более что-нибудь заучивать. Но я просто не простила бы себе, если б так легко сдалась и отказалась даже от одного шанса из ста довести начатое с таким трудом дело до конца. Вся зеленая от слабости, с черными синяками под глазами, попросив маму отпроситься с работы и помочь мне доехать до места, я отправилась в здание, где проводилась олимпиада. Бог пожалел меня только в одном: в минувшем году на конкурсе одержали победу мои земляки, и трястись в поезде с температурой мне не пришлось.
То, что происходило там, я помню с трудом… В мою память врезался лишь жуткий ажиотаж вокруг собеседования, на которое я попала под последним оставшимся в списке номером 63. Я припоминаю, как, шатаясь от температуры и слабости, изнывала шесть часов в мрачном коридоре незнакомого помещения, мучаясь от волнения и изнеможения одновременно, при этом выслушивая краем уха соображения напыщенных конкурентов по поводу того, какие задают вопросы, у кого есть шанс победить, и кому насколько важна эта победа.
Когда в десять часов вечера, не чувствуя уже почти ничего, я наконец вошла в этот злосчастный кабинет и взяла со стола единственный оставшийся там потрепанный билет, меня мало волновали витиеватость фраз и красота отточенных выражений. Я просто начала, как могла, шутить и поднимать настроение не менее меня уставшим членам жюри. Мы просто беседовали о жизни и так увлеклись, что даже забыли о теме вопроса. Но в тот момент меня ничего уже не волновало. Я так устала от этого тяжелого, изнемождающего дня, от шести часов ожидания в коридоре, но самое главное – от шести месяцев изнурительных занятий и тренировок, что, как только мне удалось наконец выбраться на свежий воздух, то половину дороги домой я просто прошла пешком, наслаждаясь такой долгожданной свободой!
До дня оглашения результатов оставался один день, когда все мои мечты разбились вдребезги, смертельно раня и калеча своими осколками… Я находилась в квартире с отцом, который, по счастливой случайности, рано пришел с работы и, отдыхая, смотрел телевизор. Раздался звонок… Я подошла к телефону и впервые за несколько месяцев услышала его голос. Но в тот момент я никак не ожидала, что уже спустя минуту он зачитает мне мой смертный приговор…
С каждым его новым словом тучи сгущались над моей головой, а мозг отказывался воспринимать услышанное… Он делал большие паузы, как бы надеясь, что я неким образом подброшу ему ниточку, с помощью которой он сможет вытащить на поверхность всю ту грязь, которую он от меня скрывал. Но мой язык словно парализовало, и, даже при желании, я не смогла бы им пошевелить. Я чувствовала, как мое тело словно наполняется свинцом, как этот тяжелый металл заполняет ноги, грудь и наконец подступает к легким, мне становилось все тяжелее дышать, и сознание затуманивалось… Мысли душили меня, вся моя жизнь вмиг потеряла всякий смысл, а все мечты и надежды рассыпались, как карточный домик.
Все это было так гадко и глупо! Он плел что-то о том, что уже давно был женат и имел взрослую дочь… что их отношения с женой были обречены на провал, и он не чувствовал никакой радости в жизни до тех пор, пока не встретил меня… Говорил, что уже несколько лет не жил со своей семьей, и дело уже близилось к разводу… Что я была лучшим, что произошло с ним за все его годы… Но, внезапно, жена сообщила ему, что ждет второго ребенка, и его план уйти из семьи претерпел крах… Он болтал что-то о благородстве, с которым решился мне об этом сообщить, и о том, как он безмерно страдает в этот момент, но я его уже не слушала.
Задыхаясь и ничего не видя от слез, оглушенная шумом в ушах, я направилась в свою комнату. В одно мгновение передо мной сложился страшный паззл, объясняющий его редкие приезды, трехдневное опоздание на Новый год, темные комнаты в заброшенных отелях и еще многое, многое другое… «Знаешь ли ты его?», - звучали вопросы родных в моей голове и сам собой на них возник горький ответ: НЕТ! Этот человек, которого я считала самым близким в своей жизни, оказался абсолютно чужим! Я не имела к нему никакого отношения, хотя так долго была уверена в обратном. Сами собой мои руки потянулись к его фотографии, затем к еще одной, и еще... Я хотела выкорчевать из своей жизни и памяти этого абсолютно постороннего человека, который по какому-то недоразумению был ближе, чем кто-либо другой к моему телу и, что самое страшное, к моей душе...
Пройдя на кухню, чтобы выбросить обрывки, я, вдруг, увидела боковым зрением лежащий на столе нож. Я подняла его и стала вертеть в руках, восхищаясь тем, как тот переливался на свету, демонстрируя свои идеальные грани… «Как он прекрасен», - подумала я. Казалось, в целом мире не было ничего более гармоничного, не было на свете лучшего лекарства от моей нестерпимой боли… В восхищении я поднесла стальное лезвие к своей руке, в которой с невыносимой тяжестью пульсировала кровь. Каждый вздох давался мне все с большим усилием, и я не мешкая провела острием по запястью. С невероятным облегчением из вен высвободилась кровь. Дыхание стало легче, и из глаз хлынули распирающие горло ядовитые слезы. Они были такими горячими, что, казалось, обжигали щеки. Пробежав по щекам, горькой капелью они стекали вниз, разбавляя собою бардовый липкий кисель на дрожащей левой руке. Я попыталась сделать над собой усилие и переложить нож в онемевшую руку, но та словно билась в лихорадке, и нож со страшным лязгом упал на пол. Меня охватило отчаяние, и я завыла не своим голосом…
Спустя пару секунд на кухне появился отец. Я никогда не смогу забыть ужаса в его глазах! Крепкий, непоколебимый мужчина залился истеричным воплем. Скорее всего, он сам не подозревал, что на свете могут существовать вещи, способные довести его до такого состояния. Всегда трезво принимающий решения, он вдруг превратился в беспомощного ребенка, у которого отбирают единственную игрушку, и, не в силах что-либо сообразить, начал звонить с мольбой о спасении во все возможные инстанции. Что было дальше, я не знаю. В глазах у меня потемнело, во всем теле появилась невообразимая слабость, ноги подкосились, и я, повинуясь надвигающемуся забытию, опустилась на пол...
На следующее утро я проснулась с дикой головной болью и скребущими кошками на душе. Я долго не могла понять, где нахожусь, пока не увидела торчащую из руки трубку, подвешенную на передвижной металлический штатив. Глаза едва раскрывались, а голова была не в силах даже повернуться. И все же противное ощущение не отпускающей меня жестокой жизни довольно явственно распространялось по всему телу.
Как только вынули капельницу из моей руки, я сразу же попросила дать мне ручку и чистый лист бумаги. Эмоции не давали мне дышать, и это был единственный способ справиться с распирающим меня душевным смятением. Дрожащими, ослабленными пальцами я царапала на странице строки, словно кислота, разъедающие мою душу:
Растоптать я себя не позволю.
А растопчешь – что ж… вновь прорасту
Я сквозь снег многолетней травою,
Что зимой в душе греет весну…
Одолеть я себя не позволю!
Я к страданьям привыкла уже.
Но откуда, скажи, столько боли
В моей бедной, несчастной душе?
Я люблю твои губы и руки,
Но они мне не принадлежат!
Нестерпимые, страшные муки
Причиняет холодный твой взгляд!
Что мне делать, скажи, я не знаю!
Ты мне нужен! А я тебе нет…
Я во тьме беспросветной блуждаю,
И, мне кажется, выхода нет!...
Я привыкла к тебе, породнилась…
Привязалась всем телом своим;
И дурной голове не под силу
Осознать, что ты даришь другим
Свои нежные руки из стали,
Поцелуев пьянящих дурман,
Свою мудрость, поддержку в печали…
Нет! Скажите, что это обман!
Я открыла тебе свою душу
И доверила сердце свое.
Я считала тебя своим мужем…
Ты же… страстно целуешь ее!
Кто она для тебя, я не знаю!
Знаю только, что это не я!
Я тебя безвозвратно теряю,
Безнадежно и сильно любя!...
Меня мучает страшная сила,
Рану в сердце больном теребя…
Никого, знай, я так не любила,
Как ЛЮБИТЬ ПРОДОЛЖАЮ ТЕБЯ!
А на следующий день мы позвонили в приемную комиссию и узнали, что меня приняли в Университет по результатам олимпиады…