Ночь

Старый Русский
Я сегодня рассказал историю своему хорошему знакомому, чувашу, о своих переживаниях за одну девочку, с которой свела меня судьба, практически на мгновение, но оставила сильную боль в сердце, поселила отчаяние от бессилия, от осознания, что не могу изменить её жизнь, не успел ничем помочь, остановить, спросить, не смог подобрать правильных слов, она уходила, а сердце моё щемило болью, а глаза видели стену, выстроенную ею от внешнего мира, от меня, от людей, девочкой… с глазами притворной независимости, но полными печали.
Второй день мысли о ней не покидают меня. В порыве рассказа я назвал президента тварью, вспомнив его холёное лицо, его "заботу" о людях, "пахоту" на галерах, всю его свору… проклял, вот за эти печальные глаза девочки, которой я, ничем не смог и не могу помочь, не смог подобрать слов, а она уходила, и душа моя следует за ней до сих пор, моля её душу не сотворить с собой ничего плохого ни в настоящем, ни в будущем.
Глаза моего внимательного слушателя увлажнились, он попытался скрыть и отвернулся, будто отвлёкся на что-то. Его кадык дёрнулся несколько раз, сглатывая спазмы от накатывающихся слёз. У меня нет бездушных друзей и среди них нет подлецов, нет равнодушных. 
Не сплю вторую ночь. Из-за этой девочки, из-за её глаз, из-за воспоминаний о ней. Прокручивая и прокручивая в своей голове, просматривая навязчивые видения моментов её жизни, жизни её семьи, всякий раз бьюсь в бессилии, в бесплодных попытках прорваться к её душе, бьюсь о выстроенную ею стену. Со мной подобное происходит не сказать, что часто, но именно такое, в первый раз - предчувствие реальной беды, увиденный в образах путь девочки на встречу тому, о чём боюсь думать, произносить, потому и заменил словом беда.
То было в гипермаркете. Выйдя на улицу, тщетно пытался её отыскать, надеялся на повторную случайную встречу. Меня задержала касса, и теперь я проклинаю тот момент. Надо было бросить всё и бежать за девочкой. Все мысли смешались в кучу, готов был дать денег, предоставить свою квартиру на сколько потребуется, молить поверить мне, но судьба не дала второго шанса встречи с ней и везде была стена, стена, стена, она и сейчас передо мной, невидимая теперь глазами, но ощущаемая бьющейся об неё душой.

Она купила полуторалитровую бутылку  минеральной воды, похоже, без газа, и, что-то в маленьком пакетике съестного "в развес", в совсем маленьком, вернее, совсем мало было чего-то в обычном фасовочном пакете. Рассчитывалась, укладывала в потрёпанный временем и затёртый цветастый рюкзачок, всё неловко, быстро, стесняясь, боясь смотреть вокруг, на очередь, на кассира, в чужие глаза, в то же время демонстративно пытаясь держаться независимо. Молодёжное, претендующее на модное, с завышенной талией, укороченное пальтишко светлого тона, джинсики с подвёрнутым низом, когда-то "крутые" кроссовки, такое же всё, достаточно поношенное, как и рюкзачок.  Кроссовки в трещинках, ткань на стыках с кожей, местами надорвана. Ей лет пятнадцать на вид. Без косметики. Волосы длинные, чистые, ухоженные, однако, не стрижены, тело чистое, пахнет молодостью. Глаза загнанного зверька, огрызаются на мир, а в глубине печаль, безысходность.
Как бы я хотел ошибиться!

- Что скажешь мне на это, друг?
- Что, я могу тебе сказать?
Что сердцем надо понимать?
Болеть душой и совести внимать?
Когда тяжёлый груз итак мне виден,
Достаточно для всех он очевиден.
Глаза потухшие, и на устах…
Покрыл событий тех минувших прах.
Лишь разделить с тобой могу я
Часть груза, но не в силах взять
Всю тяжесть… что мне врать?..
Не каждому дано такое превозмочь,
Когда в его душе настала ночь…