Татьяна Юрьевна рассказывала что-то,
Из Петербурга воротясь,
С министрами про вашу связь,
Потом разрыв…
Горе от ума
Паутина – тонкая нить, получающаяся
из клейкого сока, выделяемого пауком.
Очень прочна на разрыв…
Из умной книги
***
"Тебя, дорогой", – сказала жена. Эти два невинных слова были произнесены с интонацией, допускающей трактовку в самом широком диапазоне – от скрытого раздражения до неприкрытого сарказма. Не испытывая особого желания заняться точным толкованием интонационной окраски, Игорь с безразличным видом взял трубку. Голос был не то чтобы незнакомый, но, во всяком случае, неопознаваемый. Впрочем, человек на том конце провода и не испытывал иллюзий по этому поводу, поскольку разговор начался с вопроса: "Не узнал, конечно?" – "Ну, в общем…" – промычал Игорь. – "Не буду тебя интриговать. Тем более что некогда – мне еще два десятка звонков надо сделать…" Оказалось, что это Томка, староста их десятого класса, и что в этом году ("Если ты не забыл, конечно…") десятилетие их выпуска, и что по этому поводу есть мнение приложить все силы к тому, чтобы обеспечить максимальную явку на школьный вечер встречи.
Записав день и час в свой роскошный ежедневник ("Сделано в Польше", но по американской модели), Игорь сообщил жене Ляле о происходящем. "О, да, разумеется! – ответила она с сарказмом, уже вовсе не скрываемым. – Школьные годы чудесные. Присядем, друзья, после давней разлуки. Ты что, совсем плохой? Десять лет не виделись, и никто вроде бы по этому поводу не рыдал. Так чего вдруг именно сейчас?" Поскольку ответа на этот, естественный, в общем-то, вопрос у Игоря не было, желание поступить наперекор стало совсем уж неудержимым. "Вот после такого срока как раз и есть смысл повидаться. Тем более что год на дворе юбилейный. У кого – сто, а у нас по-скромному. Пусть вдесятеро меньше, а тоже дата круглая. Или ты считаешь, что лучше не ходить?" – "Отчего же, дорогой. Я думаю, пойти надо. Даже обязательно. Поскольку тогда и я смогу кое-куда смотаться. Раз уж все равно субботний вечерок выдастся свободным…" Игорь, не желая ввязываться в разговоры такого направления, только пожал плечами: "Твое дело…" – "И не интересно, куда я пойду?" – "Мне интересно, когда ты вернешься". – "А зачем тебе?" – "Чтобы прийти не позже…" – "Но и не раньше?" – "Но и не раньше", – ровным голосом подтвердил Игорь, внятно давая понять, что на ссору его не спровоцируешь.
***
В тот самый субботний день, наставший через три недели после Томкиного звонка, Игорь вовсю демонстрировал смирение духа: с утра пораньше смотался на рынок за картошкой и прочими сельхозпродуктами, потом отстоял очередь в молочном за все реже и реже появляющейся в продаже "серпуховской" сметаной, принял посильное участие в еженедельной уборке и сменил прокладку в подтекающем кране. По окончании сантехнических работ, достойно завершивших его сегодняшнюю полезную деятельность на семейном фронте, он принял душ, чтобы смыть трудовой пот, и с чистой душой отправился туда, откуда доносились умопомрачительные запахи тушеного в сметане мяса. Войдя на кухню, он сделал глубокий вдох и подхалимски закатил глаза. "Нравится?" – спросила стоящая у плиты жена. – "Спрашиваешь!" – "Я тебя о другом спрошу: не хочешь ли овощи для салата почистить?" – "И порезать?" – "И порезать, разумеется…" – "А если я чего другого хочу?" – как бы вскользь сказал Игорь, делая попытку приобнять жену. Она, на секунду прижавшись к нему, мягко выскользнула из объятий: "Не мешай! Но вообще – заслужил. Только давай сначала поедим, а там и получишь причитающееся".
После обеда они немного посидели, каждый в своем кресле, просматривая свои газеты, потом немного вздремнули, а потом Игорь получил – ну, если быть точным, то взял – обещанное. Потом они еще немного поспали, после чего Ляля отправилась принимать ванну. Оттуда она появилась через полчаса, в одном полотенце вокруг талии, розовая и благоухающая различными ароматами. Игорь немедленно ринулся заключить ее в объятия, но она не без резкости отпихнула его, со словами: "С тебя на сегодня хватит!" – "А с тебя?" – машинально сказал он, не вкладывая, впрочем, в вопрос никакого особенного смысла. Но, тем не менее, получил ответ. Причем ответ несколько ошарашивающего свойства: "А что до меня – то видно будет…" – "Не понял", - искренне отозвался он. – "А тебе и не обязательно понимать. Не мешай, я голову будут приводить в порядок". – "А ты куда-то собралась?" – спросил он, вовсе забыв ее слова трехнедельной давности. Или не придав тогда им значения. – "А то как! Ты будешь Бог весть, где шастать, а я – у телевизора отсиживаться?" – "И куда же ты намыливаешься?" – "На вечер встречи!" – "Что, тоже в школу?" – спросил он как дурак, превосходно ощущая идиотизм вопроса. – "Нет, я уже вышла из школьного возраста. В мои годы встречаются со взрослыми…" И взревел фен, что сделало дальнейшие разговоры физически невозможными.
Ну, что ж, побеседовали, сказал про себя Игорь. Взглянул на часы – а ведь пора и собираться. В ванной, натираясь дезодорантом, он вдруг со злостью подумал: "На хрена ж я в эту школу тащусь? Надо было под всем этим соусом к Маргошке на вечерок подкатиться. А, теперь уже поздно. Раньше надо было соображать…" Тем не менее, надел парадный костюм – отчасти с намерением позлить жену. Тщательно вывязал итальянский галстук. Подумав, взял пару червонцев из заначки – так, на всякий случай. Посмотрел, что имеется в бумажнике. Так, рубль на такси, трешка и пятерка – ну, смотря по сколько будем скидываться. Может, взять бутылку? Ладно, не к чему, да и бутылка – это портфель тащить… А впрочем – вроде бы есть в баре фляжка ноль двадцать пять, как раз в задний карман брюк. Зайдя перед уходом в спальню, он застал жену в самом разгаре одевания, застегивающую темно-фиолетовый кружевной лифчик. И на кровати лежит то самое французское платье, с глубоким декольте. "Хороша баба", – без особой, впрочем, иронии сказал он. – "Кто бы спорил. Ты присмотрись повнимательнее, чтобы потом, в случае чего, мог сравнить…" – "С кем?" – "Ну, почем я знаю – с кем. Куда-то же ты идешь…" – "В школу иду. На вечер встречи школьных друзей!" – "Вот-вот. Где школа – там и нимфеточки. Так пусть у тебя перед глазами будет образ зрелой женщины…" – "Ты у меня всегда перед глазами", – твердо заявил Игорь и на автомате сделал шаг вперед. – "Ну-ну-ну… Какие нежности. Да и не раздеваться же тебе…" – "Можно и раздеться, – пробормотал Игорь, делая еще один шаг. – Точного времени никто не назначал – имею право на получасовое опоздание…" – "А я себе такого позволить не могу. Все, желаю удачи! Постараюсь прибыть не позднее двенадцати – чего и вам, юноша, убедительно советую. Понял?"
Давно уже понял, продолжил свой внутренний монолог Игорь в кабине лифта. Последнее время внутренние монологи вошли у него в привычку, поскольку он осознал бессмысленность всех этих объяснений, ненужность любого выяснения отношений, бесполезность взывания к разуму или хотя бы к логике. И ведь далеко не самая глупая баба на свете, продолжал он беседовать сам с собой, по пути к метро. Вообще-то, если честно, то умнее многих и многих. Растет по службе бешеными темпами. Ну, а жопа какая! А как готовит! Да и все прочее – когда она в настроении… Вот только насчет настроения последнее время… И, осознав, что за каких-то четверть часа он использовал эту формулу ("в последнее время") вот уже минимум пятый раз, Игорь попробовал прикинуть, какова конкретно продолжительность этого последневременного периода. Заняв местечко в углу сравнительно пустого вагона метро и прикрыв глаза – не столько для целей сосредоточения, сколько чтобы не смотреть на окружающий мир. На эту действительность, надоевшую – чтобы не сказать, осто-ну-мягко-выражаясь-чертевшую… И углубился в расчеты: когда начались у них семейные непонятки. А ведь, пожалуй, уже к двум годочкам дело идет. Аккурат когда он начал кататься с достаточной регулярностью. А первая серьезная стычка случилась как раз после возвращения из месячной командировки в Венгрию. До того была пару раз Болгария, разок Польша – и вот сказочный Будапешт, причем на такой срок! Тогда это казалось сказкой сказок, потому что и регулярная Чехословакия, и даже Югославия, не говоря уж о четырех деньках в Лондоне – все это пришло потом. А началась его головокружительная (по всеобщему мнению – как дружков, так злопыхателей) карьера именно с той поездки в Будапешт. Заодно он подробно изучил этот замечательный город, благо, что гостиница была в самом центре, и два уик-энда полностью оказались в его распоряжении (еще один конец недели был, естественно, проведен на Балатоне). А к концу последней недели прибыла из Москвы группа старших товарищей, подводить итоги и подписывать договоры. Три человека – пара мрачноватых мужичков из заинтересованных ведомств, на уровне зав отделов, и министерский юрисконсульт, Галина Тимофеевна.
Галка была на пару лет его постарше, но все равно они оказались самыми молодыми в команде, что уже создавало некие предпосылки. Кроме того, будучи единственным реальным техэкспертом делегации, он провел с ней два дня в тесном единении, за одним столом, разбирая документацию. В обед, на правах старожила, он всячески опекал девушку и давал консультации – что брать, чего остерегаться с непривычки, и все такое. А по окончании рабочего дня она сказала: "Из вас отличный советчик – и поэтому я накладываю на вас обе руки. Будете меня повсюду сопровождать. Город покажите. Поужинаем вместе. И все такое…" Это был вечер четверга. Потом была пятница, снова полный трудовой день бок о бок. И даже – нет-нет, да и колено к колену. В субботу после обеда состоялось торжественное подписание договора и протоколов. Потом прием, устроенный венгерской стороной. А где-то часам к шести вечера вдруг выяснилось, что начальству необходимо срочно возвращаться в Москву. Прямо завтра же, чтобы послезавтра в девять утра присутствовать на важнейшем совещании в ЦК. А билеты у них на понедельник – естественно, собирались после завершения трудов праведных погужеваться лишний денек на берегах Дуная. На воскресный рейс, которым улетала вся команда, удалось найти только одно свободное место – так что Игорь (как самый молодой) вынужден был уступить свой билет. И остался, таким образом, с Галиной, которую в Москве никто особенно не ждал, и потому она улетала в понедельник, как и было обозначено в командировочном задании.
О том, что он не летит завтра и остается еще на сутки, его известили в самый разгар приема, так что нашлось время еще как следует выпить (в том числе и с Галиной Тимофеевной на "ты"), а потом еще выпить, уже с Галкой. А потом Игорь повел ее шататься по вечернему городу, и тут-то, на скамеечке в скверике, они, как школьники, поцеловались в первый раз. А пятый раз поцеловались уже перед дверью ее номера, после чего она впустила его – спросив, правда, с усмешкой: "А не боишься?" На что он ответил: "Боюсь только одного – что у нас не с первого раза все как следует получиться…" Но это он зря опасался, потому что в следующую ночь, а точнее, уже где-то под утро, она сказала: "Мы с тобой просто созданы для совместных постельных подвигов. Не находишь?" На что он ответил: "Нахожу, нашел и счастлив, что нашел…"
В самолете они наконец-то смогли побеседовать на общие, нейтральные темы (а то все работа да постель). Выяснилось, что Галка замужем за малым из первого отдела министерства ("Не боишься?" – снова спросила она с привычной уже усмешкой) и что у нее дочка во втором классе. "А вот у нас детей нет, – сказал Игорь. – Сходу как-то не получилось, а теперь…" – "Что, не стараетесь?" – "Стараться-то стараемся…" – "Ну, судя по некоторым косвенным данным, которые оказались в моем распоряжении на протяжении последних двух суток, ты мужик куда как старательный. Даже, может, чересчур…" И после паузы докончила: "Только не на мой взгляд. А на мой взгляд ты – то, что надо. То, что доктор прописал…" И они помолчали – на протяжении примерно 15 километров. Или, во временном выражении, чуть больше минуты. После чего она сказала: "Можешь считать меня наглой бабой. Твое дело. Но ты у меня фактически первый мужик. Вне брачных уз, я имею в виду… Кстати, можешь не верить – тоже твое дело. Скажи мне: мы в Москве будем общаться?" – "Если ты…" – "Я-то хочу, – перебила она, не дослушав. – А если и ты не против, то скажи мне вот еще что: как у тебя расписание рабочего дня?" – "В смысле?" – "Ну, в смысле, не очень напряженное? Ты можешь иногда выскакивать на часок-другой – скажем, в районе полудня?" – "Запросто и без проблем". – "Вот и прекрасно. Моя подружка живет буквально напротив твоей конторы. Значит, решили проблему. Так, что ли?"
Ну, вот и обзавелся постоянной любовницей, говорил себе Игорь в автобусе, по пути из Шереметьево (за Галкой приехал муж на новеньком "Москвиче", и ему предложили, естественно, поехать третьим – но он начал мычать что-то про приятеля, который якобы встречает его, да вот куда-то задевался, небось, припоздал, надо поискать, подождать…). Собственно, до сего дня он по адюльтерной части особо не отличался (ну, если не считать нескольких разовых, почти случайных вариантов, в командировках). Добравшись до дому, что называется, засветло, еще до возвращения жены с работы, он с особым тщанием разложил на столе и на диване привезенные вещички (в основном, конечно же, женские) и отправился на кухню чистить картошку. Обновив при этом картофельный нож с яркой желто-оранжевой пластмассовой ручкой, купленный за гроши, на сдачу. С этого ножа и началось. Жена пришла явно в дурном настроении – а он выскочил в прихожую встречать ее, с ножом в руке. "Что такое? – спросила она, уклоняясь от поцелуя. – Зарезать меня собрался?" – "И хотел бы – не получится. Потому что это картофелечистка…" – "А зачем всякую дрянь накупаешь? Валюту девать некуда?" – "Отчего же некуда, – смиренно ответил он (ощущая свою моральную, скажем так, неправоту в широком смысле этого слова). – Все полезные вещи лежат вон там. Иди и примеряй…" Она осмотрела привезенное, улыбнулась примирительно и даже сказала: "Ты не сердись, что я на тебя кинулась – денек, понимаешь ли, неудачный…" Тут он обнял ее как следует, как полагается после месячной разлуки, на что она отреагировала: "Неудачный во всех смыслах – не соображаешь, что ли! К тому же устала как собака. В том числе и от этого самого…" – "Да ладно, чего там… Раздевайся и примерь…" – "Ну я же тебе говорю, – и опять это раздражение в голосе. – Внятно говорю и уже который раз: день хреновый! Так что какие тут раздевания. И не мечтай даже. Потом примерю. Но все равно спасибо, милый. Ты у меня чудо. Только вот ножи дурацкие покупаешь. Ладно, иди дочисти картошку, а я сейчас… Очень голодный?"
Спали, естественно, каждый в своей кровати. Воссоединение семьи произошло на третий день, и все бы ничего, да только в этот же день он впервые встретился с Галкой в квартире ее подружки. На широченной софе – мебелишка впору турецкому сералю – они вытворяли черт-те что, с полудня до двух; может, этим и объяснялась причина его недостаточного вдохновения в домашней постели? Жена не оставила происшедшее – точнее, не очень-то происшедшее – без внимания, сказав саркастически: "Ты что, отвык за месяц? Или к чему другому привык? Небось, шлялся там по цыганкам да по опереточным певичкам, согласно специфике страны?" Собственно говоря, это было, пожалуй, первое проявление сарказма в супружеской постели. Но, что называется, лиха беда начало.
За всеми этими мыслями Игорь и не заметил, как добрался до родной школы. В вестибюле его уже встречали активисты – Томка и еще… вроде бы, Серега. Староста деловито поцеловала его, а Серега (точно, Серега, и живет возле школы, дом в двух шагах), подмигнув, сказал: "Ну, по трешнице не многовато будет?" – "Какие проблемы, – бодро отозвался Игорь и тут же достал из бумажника запрошенное. – А где пристроимся?" – "Нам Оскар Исаакович выделил химический кабинет…" – хозяйственно пояснила Томка. "Оскар – вроде бы классный руководитель", – припомнил Игорь, кивая с умным видом. Тут в дверях появилась роскошная баба, вовсе неузнаваемая – но, видать, из наших, поскольку Томка кинулась к ней с кличем: "Раиса, пришла все-таки! Молодец!" – "Какая же это Раиса?" – подумал Игорь. И узнал ее – буквально в ту секунду, когда она повернулась к нему. Со словами: "А вот и наш Игорясик. Это правду про тебя говорят, что ты из-за бугра не вылазишь?" – "Ну, катаюсь время от времени…" – пробормотал он, вспомнив, как на выпускном вечере они с этой Раечкой пытались поцеловаться, без особого, впрочем, толку. Она и тогда была девкой яркой, а теперь так вовсе ослепительна. Уж не коллега ли? Или, не к ночи будет сказано… ну, точнее, как раз к ночи и будет сказано. И то, и другое вполне возможно. Ладно, разберемся. А Раиса тем временем продолжала: "Так, галстучек итальянский, костюмчик французский – красиво живем…" – "Костюмчик, вообще-то, венгерский…" – "Надо же! Такая глушь, а умеют. Ну, значит не здесь купленный. Угадала?" – "Все-то ты знаешь…" – "Все – не все, а по мужской верхней одежке меня обмануть трудно. Все-таки товаровед со стажем. С опытом…" – "Значит, продавщица. Впрочем, это не исключает и побочного занятия. Ночного. А точнее, поздневечернего. Глаз-то у меня наметанный… Повидал я ихнюю сестру и возле Наца, и в вестибюле Межа…"
"Ладно, мы пошли в залу", – сказала между тем Раечка, убирая бумажник в сумку. И потянула Игоря за рукав, чтобы взять его ловчее под руку. И усмехнулась: "Ну, а как мы целовались на выпускном – помнишь?" И, не дожидаясь ответа, продолжила: "Так ты во Внешторге окопался? Молодец! Но и я – баба не промах. Заведую секцией мужской одежды в Добрынинском. Если что надо – заходи. Сертификатов-то на все про все не напасешься, правда ведь?" – "Верно говоришь". – "А то! Я девка опытная. И смышленая. Кстати – держи-ка!" И она протянула Игорю свою визитку. Пришлось произвести информационный обмен, причем Игорь не без неудовольствия заметил, что у девушки качество печати получше. И в две краски – в отличие от его черно-белой. Застегивая сумку, Раиса сказала: "Да ты не переживай – я сама названивать не буду. В смысле – навязываться. Тем более что наша школьная дружба отягчена неудачным поцелуем…" – "А если бы удачным?" – спросил Игорь против своей воли. Ну, спросилось, и все тут. Что поделаешь. "Если бы удачным – мы бы продолжили этот разговор. А пока давай-ка тормознемся. Тем более что надо и с другими школьными друзьями пообщаться…" – "С более удачливыми?" – сорвалось с языка, и Игорь тут же пожалел о сказанном. А Раечка посмотрела на него… Ох, как посмотрела. И сказала: "Дурак ты, ваше благородие, вот что я тебе скажу". – "Он самый, – поспешно согласился Игорь, – дурнее дурного. Ты уж извини…" – "Ладно, Бог простит". – "А ты?" – "Ну, и я – куда же деваться. Профессия обязывает. Для продавщицы все клиенты всегда правы. А это значит, что она вечно не права. Вот такие дела. Понял теперь?"
Игорь собрался было продолжать покаянные речи, чувствуя себя реальным идиотом, но Раиса сказала совершенно нейтральным голосом: "Вон тебе какая-то юная дева ручкой машет. Неужели кто из наших так хорошо сохранился?" Посмотрел Игорь на юную деву – и ее не узнал точно так же, как и других прежде встреченных. А та бодренько подскакала к нему, со словами: "Да это я, Игорь! Я, Лариса!" – "Господи, Ларочка, какая же ты выросла!" – "Ну, и какая же? – кокетливо спросила та. – Большая? Красивая?" – "Сейчас мы с тобой разберемся…" И – к Раисе: "Ты посмотри! Это моя соседка. Я ее в последний раз видел лет десять тому назад. Была от горшка два вершка…" – "И неправда! Я уже в первый класс пошла…" – "Да, такова жизнь, – философски заметила Раиса. – Детки-то на чужих руках быстро растут. У тебя их сколько, кстати?" – "Никого", – почему-то виноватым голосом отозвался Игорь. – "А вот у меня уже такая же, как была твоя соседка в момент вашего расставания. Ладно, общайся с молодежью. Еще увидимся…"
"Я тебе мешать не буду – ты ведь хотел бы своих ребят повидать…" – неуверенно сказала Лариса. – "Да повидаю еще. Весь вечер впереди. Тем более мы там скинулись, так что пообщаемся за рюмкой чаю. А пока ты про себя расскажи…" – "Да чего рассказывать… Родители живы-здоровы, братец еще в школе. В этой же, в нашей. Ты-то как? Что детей нет – это я поняла. А женат?" – "Ну, это дело нехитрое…" – "А что родители?" – "Все у них в порядке. Давай лучше про тебя поговорим. Вон ты какая стала…" – "Ну, так скажи же: какая!" – "Очень мила. Совсем взрослая. И фигурка – на зависть подружкам…" – "Ты прямо вообще… Мне даже неудобно…" – "Спросила – я ответил. Всю правду. С какой бы стати я стану врать". Тут из динамиков послышался обнадеживающий хрип, за которым последовали звуки музыки. Видимо, администрация приняла смелое решение приступить к развлекательной части вечера еще до начала торжественной. Несколько пар сразу же вышло на середину актового зала, словно только того они и ждали.
"Может, и мы потанцуем?" – неуверенно спросила Лариса. – "С огромным удовольствием. Держать такую женщину в объятиях – это сказка". – "Ой, да ладно тебе. Не смущай девушку…" Какое-то время они танцевали молча. Выражение лица Ларисы было отрешенным и горделиво-торжественным. "А что, – подумал Игорь, – есть чем пофорсить перед подружками. Солидный мэн, в итальянском галстуке, и все такое…" – "Ну да, – сказала она, как бы отвечая на его мысли, – это мой первый вечер встречи. Первый бал Наташи Ростовой. И вот я танцую с тобой. Почти на равных…" – "А почему – почти?" – "Ну, все-таки. В возрасте разница. И вообще. Я-то всего-навсего первокурсница…" – "А где ты учишься?" – "Да тут, неподалеку. В асфальто-топтальном…" – "Смотри-ка! Я ведь тоже МАДИ кончал". – "Надо же! А сейчас ты где?" – "Да как тебе сказать… Вот был хорошим студентом, активным комсомольцем, и мне было оказано доверие…" – "В ЦК, что ли, взяли?" – вытаращила глаза Лариса. – "Ну, зачем такие крайности. Во внешторговской системе…" – "И чем торгуешь?" – "По основной специальности. Автомашинами, в смысле безрельсовыми транспортными средствами…" – "Ну, и как?" – "Как торговля идет? Успешно". – "Да я не об этом. Ты, небось, по заграницам раскатываешь?" – "Случается. Но это ведь часть моих служебных обязанностей…" – "Не фига себе – "обязанности". Это же удовольствие…" – "Видишь ли, – сказал Игорь наставительно, – ты вот каждое утро к девяти ходишь на занятия, и это тоже твои обязанности. А какой-нибудь работяга из литейного цеха тащится на смену к семи утра, еле жив с похмелья, и думает себе: эти студенты, мать их, они еще дрыхнут. А проснутся, кофейку попьют и в чистых костюмчиках айда лекции слушать. Одно удовольствие…"
Музыка кончилась. Танцующие разбрелись на прежние места, вдоль стен. Несколько человек окликнули Игоря, и он помахал им рукой. "Ваши?" – спросила Лариса. – "Ну, да…" – "Ты сейчас пойдешь с ними общаться? Не буду тебя отвлекать. Только дай мне телефончик – на всякий случай…" – "Телефон – не проблема, – отозвался Игорь, доставая из бумажника визитку. – Лучше звонить по рабочему. И спрашивай меня по имени-отчеству…" – "Не волнуйся, дома беспокоить не буду. Понимаю, что жена… Ой, извини, я не туда лезу. Не мое это дело… Ну, пока…" – "Чего ты прощаешься – вечер еще даже не начался. Я пообщаюсь со своими, а потом мы еще потанцуем. Хорошо?" – "Отлично!" – просияла Лариса.
Общение с одноклассниками прошло вполне бездарно. Выпили водки, потом повторили, разговор стал общим. А поскольку Тамара постаралась на славу, и пришел практически весь класс, то гул стоял как на площади. Допили последнее и по одному потянулись в зал – на других посмотреть. Или, как Раечка, себя показать. Игорь при входе сразу же увидел Ларису – то есть, нельзя сказать, что она его поджидала… а может, и поджидала, потому что немедленно кинулась к нему, со словами: "Ну, пошли?" Танцуя, Игорь машинально подприжал ее – она хихикнула: "Пьем, значит, со старушками, а танцуем с малолетками?" Еще плотнее прижалась к нему, на секунду, и тут же отстранилась – настолько, насколько можно было высвободиться из объятий партнера. Игорь, вполне на автомате, вернул ее на предыдущую дистанцию, и в таком положении они дотанцевали до конца пластинки. Игорь кивнул головой в сторону двери: "Ты что? Покурить?" – невинно спросила Лариса. – "А ты куришь?" – "Нет. Но ты научишь. Или как?" – "Научу, научу, тем более что дурное дело не хитрое".
Зашли за угол школы. Игорь полез в карман: "Ну, закуривай". – "Я, пожалуй, не стану. А ты кури…" – "Да я, вообще-то, тоже не очень… Разве что сигареты таскаю с собой, потому что бывают ситуации, когда приходится…" – "Какие-такие ситуации?" – "Ну, разные. Производственные…" И, чуть приобняв девушку, он спросил: "Ты чего дрожишь? Холодно?" – "Вовсе нет. Кофта теплая. Это я так…" Игорь вспомнил о предусмотрительно захваченной фляжке. – "Может, выпьешь немного?" – "А где?" – "Да у меня с собой…" – "Что это?" – "Польская вишневка". – "Сладкая?" – "Вполне". – "А стакан?" – "Зачем тебе стакан? Пей так…" – "Ой, я не умею из горла…" – "Учись. Вот, смотри: подносишь фляжку к губам, чуть запрокидываешь и – аккуратненько, маленькими глотками. Чтобы не захлебнуться…" – "А сколько глотков делать?" – "По вкусу". – "Ну, ты первый. Покажи, как надо…" Игорь открутил колпачок и отхлебнул. – "Вот… Теперь ты…" – "Ой, и в самом деле вкусно, – сказала Лариса, протягивая ему фляжку. – А теперь ты…" Пару раз фляжка переходила из рук в руки. Наконец, Лариса сказала: "Ой, голова кружится. Я уже пьяная…" Игорь завинтил колпачок и убрал фляжку в карман. Лариса хихикнула: "Мы с тобой эту бутылку от губ к губам, от губ к губам… Будто целовались через посредника…" Собственно, Игорь собирался сделать это и без намека со стороны партнерши – а уж теперь-то тем более. На первый, разведывательный поцелуй Лариса никак не отреагировала, не высвобождаясь, впрочем, из его объятий, и тогда он поцеловал ее как следует. И прижал к себе, почувствовав, что она вовсю дрожит мелкой дрожью. "Может, лучше пойдем назад?" – тактично осведомился он. – "Ага. Сейчас пойдем. Только поцелуемся еще разок…" После этого поцелуи затянулись минут на пять, и прервали их чьи-то шаги – судя по всему, еще одна парочка пробиралась в это укромное место. Лариса решительно потянула Игоря за руку. И едва слышно прошептала в самое ухо: "Все. Побежала домой…" – "Я тебя провожу…" – "А если увидит кто? Не, лучше пойду одна…" И, после крошечной паузы: "Ну, так я позвоню? В понедельник, ладно?"
***
Игорь вернулся буквально на сорок пять секунд позже жены, аккурат в ту минуту, когда она стягивала через голову платье. И повернулась к нему, вошедшему в спальню, во всем блеске своего кружевного облачения: "Ну, как погулял?" – "А ты?" – "Я-то? Хреновато…" – "А почему?" – "Да кто ж его знает – почему…" – "Кого это – "его", если позволительно спросить?" – "Это так… фигура речи". И она решительно обняла Игоря. Потянула носом. "Ого! "Сикким"! Ну и девушки у вас!" – "Это не девушки, – искренне отозвался Игорь, – это одноклассница Рая, зав секцией мужской одежды в Добрынинском универмаге". И сказал чистую правду – потому что Лариса вообще не пользовалась косметикой, а с Раечкой они на прощание все-таки поцеловались, заверив друг дружку в том, что зла не помнят и не держат. – "Тем более! Значит, вот у вас какие знакомые, они же одноклассницы. Теперь сможешь одеваться у нее…" – "Вот она и пригласила". – "И отлично. Глядишь, на меня больше сертификатов будет оставаться. А может, она и мне кое-что сможет отстегнуть?" – "Тебе я отстегну", – сказал Игорь, расстегивая застежку лифчика. Они, не мешкая, запрыгнули в постель, а через полчаса жена, сладко потянувшись, сказала: "Знаешь, дома оно все-таки как-то надежнее. И спокойнее". – "И эффективнее", – подначил Игорь. – "Тоже верно", – вполне мирным тоном согласилась жена.
***
Лариса позвонила в ближайший вторник (видать, понедельник выжидала как бы из вежливости), и они посидели немножко в кафе ("Ой, что ты, в ресторан я не пойду!" – "Мама не позволяет?" – "Точно. А как ты догадался?"). Посидели недолго, до половины девятого. Разговор был какой-то пустой, непонятный. В том смысле непонятный, что неясно: назначать ли следующее свидание или закрыть тему. В лучшем случае, спихнув ее в архив. Лариса отказалась от выпивки ("Что ты! Приду я домой, а от меня пахнет…"), отказалась от еды ("Нет-нет, я сытая…"), согласившись лишь на мороженое. Игорь ковырялся в салате и слушал рассказы об учебе вообще и о том, как прошел сегодняшний учебный день, в частности. Паузы в рассказе становились все более долгими. Наконец Лариса сказала: "Проводи меня до метро. Домой пора…" Вышли на улицу, некоторое время шли молча. Потом Лариса судорожно вздохнула: "Ох, и дура я! Тебе со мной неинтересно. Зачем я тебе только позвонила. Но больше навязываться не буду…" Игорь принялся за увещевания, опасаясь только одного: как бы девушка не расплакалась посреди городской суеты. Но она сказала, оборвав на полуслове его очередной деепричастный оборот: "Не бойся. Реветь на людях не стану. Я ведь не из плаксивых. И в детстве не хныкала. А детство-то все прошло у тебя на глазах. Помнишь?" – "Помню", – согласился Игорь. – "А еще чего ты помнишь?" – "Ну, разное…" – "А как мы целовались позавчера, помнишь?" – "Поза-позавчера…" – "Так давно? Ну, значит, уже забыл. Но я тебе напомню!" – "Прямо здесь?" – усмехнулся Игорь. И сделал движение: как бы приобнять ее. Она на секунду прижалась к нему и быстро сказала: "Нет, конечно же. В более подходящем месте". – "А где?" – "Ну, вот, первый разумный вопрос за весь вечер. А то –"Какие у тебя отметки, Ларочка?", "Как зовут твою куклу, девочка?", "Какую кашку ты ешь на завтрак, детка?" – "Про завтраки, положим, я тебя не спрашивал…" – "А кто же, на ночь глядя, про завтраки спрашивает? Об этом утром спрашивают, уже после ночи". – "А тебе откуда бы знать?" – "Про что?" – "Про утро после ночи…" – "Вот про это – только по рассказам подружек…" И она осеклась, почувствовав, что диалог выходит из-под контроля. Игорь же, как ни в чем не бывало, спросил: "А что еще тебе подружки рассказывали?" – "Почему же только "рассказывали"? – встряхнулась Лариса, явно преодолев секундную неловкость. – У нас обмен мнениями на равных…" – "Ладно, по-другому спрошу: "А ты им что рассказываешь?" – "То, что для них в новинку". – "И хочешь сказать, что тебе есть чем их удивить?" – "Вот представь себе!" – "С удовольствием представил бы – жаль, не получается". – "Бедное же у тебя воображение", – сказала она с явной издевкой. – "Зубки показываем?" – "Вовсе нет. Даже коготки не выпускаем. Так, разве что шерстку вздыбила…" Игорь погладил ее по спине и пояснил: "Это я твою шерстку приглаживаю". – "А зачем?" – "В смысле?.." – "Зачем посреди улицы это делаешь?" – "А где же?" – "Вот мы и снова вернулись к этому вопросу: где? А и в самом деле – где?" – "Если ты его всерьез задаешь, – осторожно начал Игорь, – то есть варианты…" – "Давай об этом поговорим в другой раз, хорошо? Потому что вот уже метро, надо прощаться…" – "И когда же будет этот другой раз?" – "Как скажешь. Я-то девушка свободная. Разве что сессия на носу, а вообще я открыта для любых разумных предложений". – "И когда ты совсем освобождаешься?" – "Последний экзамен тринадцатого". – "Вот сдашь – и звони. Отпразднуем. Согласна?" – "А где отпразднуем?" – "Ты звони – а я подумаю, где. Договорились?" – "Ладно. Спасибо тебе за мороженое. И за все остальное…" Она воровато оглянулась – нет ли кого в пределах слышимости, и сказала, на всякий случай понизив голос: "Значит, сегодня без поцелуев? Жаль!" И мгновенно скрылась за тяжелой входной дверью станции "Маяковская" Московского метрополитена им. В.И.Ленина.
***
Эпизод следующий. Место действия – московский лесопарк. Время действия – сумерки. То есть, это время суток – сумерки, а в более широком плане время действия – середина июня. Лариса разделалась с экзаменами и празднует окончание сессии. Пока еще праздник на самой начальной стадии – участники только собирают горючий материал для костра. Разбредшись в процессе собирания вокруг облюбованной для празднования полянки. Участников шестеро. Три пары. Данная конкретная пара – Игорь и Лариса – уже отчасти выполнила свою миссию по лесозаготовкам, отыскав в зарослях сухую корягу вполне приличных размеров, и теперь они отдыхают, сидя на скамеечке. Вылазка в этот лесопарк явилась компромиссным вариантом в разных смыслах. Общаться с Ларочкой, по определению, надлежало не под пристальными взглядами приятельских жен, а временно свободными от супружеских обязанностей по состоянию на сегодняшний вечер оказались всего двое дружков. Вшестером же разумнее гулять в пределах, ограниченных городской чертой. К тому же Лариса сказала, что ей надо быть дома "не поздно". – "Что значит: "не поздно"?" – "Это значит, – ответила она недрогнувшим голосом, – что ночевать я должна дома". Что ж, заявлено яснее ясного, тем более что там, где она обычно ночует и должна – по обыкновению и по определению – провести сегодняшнюю ночь, телефона нет. Следовательно, передоговориться с мамочкой и сказать "Не волнуйся, я у подружки" невозможно физически.
Итак, одна из трех пар присела на скамеечку, и Лариса положила Игорю голову на плечо, со словами: "Устала я…" – "От чего же ты устала?" – спросил Игорь, обнимая ее. – "От сессии. И вообще… Ну, мы будем целоваться?" На такого рода прямые вопросы полагается давать ответы прямые и по существу. Что и было проделано. Спустя совсем короткий промежуток времени Игорь, ободренный реакцией партнерши на третий по счету (за сегодняшний вечер) поцелуй, принялся, не отрывая губ от губ, проводить разведывательные действия руками в разных направлениях, и эти поползновения не встретили никакого отпора. Что побудило его поинтересоваться (невинным голосом, как бы между прочим), зачем вообще возвращаться домой в такую рань. "Разве рано? – спросила Ларочка еще более невинным голосом. – У нас до полуночи масса времени ". – "Тогда пошли скорее костер разводить…" – "А куда торопиться?" – "Ну, пока огонь разгорится, пока мангал наладим, пока то да се…" – "Но это не ответ на мой вопрос. Я-то спросила: куда торопимся? Мне, например, и здесь хорошо…" – "Здесь – это на лавочке?" – "Угу". – "Не весь же вечер сидеть на скамеечке – можно и на диванчик перебраться…" – "Это где же?" – "Да хотя бы у меня дома…" – "С женой хочешь познакомить?" – "Вряд ли удастся. Она сейчас в Праге". – "Тем более. Зачем тогда ты юную девушку тащишь в пустую квартиру?" – "Ну, зачем… Чаю попьем…" – "Или кофе?" – "Или кофе". – "Лучше чаю. Но с конфетами?" – "Обязательно!" – "А какие у тебя есть? "Красный Октябрь"?" – "Есть и "Черная магия"…" – "А это что такое?" – "Английский шоколадный набор. Придешь – увидишь". – "А не приду – не увижу? Так, что ли?" – "Но лучше увидеть". – "Лучше – попробовать…" И с этими словами Лариса сама поцеловала его. Впервые, кстати, проявив инициативу. После чего Игорь вовсю дал, что называется, волю рукам, на что она сказала: "Ты рукам-то волю не давай… Здесь, во всяком случае… Пошли лучше шашлык жарить, а то я проголодалась…"
Часам к десяти, когда основные припасы были съедены и выпиты, Лариса сказала – как бы Игорю, но достаточно громко, чтобы слышали все присутствующие: "Ну, маленьким девочкам пора домой". Решительно встала и, распрощавшись, направилась к машине. Один из Игоревых приятелей рванулся за ними, со словами: "Старик, я тут хотел тебя спросить…" И, отойдя от костра, шепотом: "Ты сейчас ее провожать повезешь – дай мне ключи от хаты, хотя бы на полчасика…" Лариса, по идее, не должна была бы услышать сказанное – но услышала. И сказала, как бы в пространство: "Мы сначала к Игорю заскочим – он меня конфеткой обещал угостить…" – "Ну, извини", – растерянно отреагировал приятель.
Сели в машину. "Поцелуй меня на прощание, – попросила Лариса голосом благонравной девочки, – и поехали домой…" – "Почему на прощание?" – "Потому что домой ко мне…" – "Как-то я тебя не совсем понимаю…" – "А чего тут непонятного. Сейчас начало одиннадцатого. Пока доедем, пока что –двенадцатый час. Самый мой срок. Я же тебе не Золушка, чтобы до полуночи непонятно где шляться…" Игорь поцеловал ее. – "Нет, как следует. На прощание. Ведь когда еще увидимся…" – "Через десять минут. Тут до меня недалеко…" – "Ты, наверное, не так меня понял. Или вообще не понял..." Игорь, не поддерживая разговорчик, полез с поцелуями. – "Погоди, погоди… Вот ты меня спросил… ну, тогда, у метро, помнишь?.. откуда я знаю про утро после ночи… Так вот, про утро я ничего не знаю. А про ночь… Я и про ночь-то ничего не знаю. Ну, толком ничего не знаю. Ты думаешь, я такая шустрая… Это я с виду такая… И с тобой… А на деле я почти нецелованная. Так что давай лучше в следующий раз…" – "А когда еще такой случай представится…" – "Чтобы жена не просто в другом городе оказалась, а вообще заграницей? Чтобы вероятность ее появления в самый интересный момент вообще была нулевой?" – "Верно формулируешь". – "Знаешь, ты вот не смейся, а мне вовсе не хотелось бы воспользоваться таким подарком судьбы. Сказать, почему? Потому что за такие сомнительные подарочки потом приходится очень дорого расплачиваться". – "А какие подарки стоят дешевле?" – "Ну, разные бывают ситуации. Допустим, у моей подруги на даче… Но это я к примеру говорю, чисто в абстрактном плане… Погоди, погоди, ты куда поехал?" – спросила она потому что Игорь на середине фразы все-таки включил зажигание. – "Куда скажешь, туда и поедем. Вот только жаль, что останешься без английских конфеток – есть опасность, что к следующему разу их доедят подчистую…" – "Это точно. И конфетку, вообще-то, хотелось бы попробовать". – "Давай так: подъедем к дому, ты посидишь в машине, а я сбегаю за шоколадкой". – "Ну да, чтобы меня там соседи засекли. В лучшем случае жене сообщат, а в худшем – вообще милицию вызовут и заметут как угонщицу". – "Тогда поднимемся вместе, на минутку…" – "Ладно. На пять минут – и все тут". – "Как скажешь…"
У подъезда Игорь сказал хриплым шепотом: "Ты иди прямо, потихоньку. Вызывай лифт и езжай на третий этаж. А я рысью по лестнице и буду тебя ждать". – "А где квартира?" – "От лифта направо. Дверь будет открыта, я же тебе сказал…" Лариса, как было велено, поднялась на третий этаж, как было сказано, повернула направо, решительно, одним прыжком, пересекла тускло освещенную лестничную площадку и влетела в темный дверной проем. Где ее уже ждали и прямо на пороге сграбастали в охапку. "Ты хоть дверь закрой, – прошипела она. – И свет включи. А то подсунешь мне вместо конфеты аспирин…" – "А почему аспирин?" – машинально спросил Игорь, прикрывая дверь. – "А ты хотел бы цианистый калий? И не лезь целоваться, времени нет. Я ведь только на пять минут. Включай, включай свет – хочу посмотреть, как ты живешь…" – "За пять минут ничего не разглядишь". – "Ничего, я глазастая…" И Лариса сама щелкнула выключателем, который – очень удобно – оказался на видном месте. – "Ну, где ты конфетки хранишь? На кухне, в буфете? Или в гостиной, в баре?" – "В баре. Вместе со спиртным. Пошли…" И он подтолкнул ее в нужном направлении. Лариса заглянула в первую по коридору комнату и, поняв, что это спальня, сказала совсем новым для Игоря, незнакомым, неприятно взрослым голосом: "Ты же ведь не потащишь меня сюда силком? Правда ведь?" – "Я вообще никого никуда силком не таскаю, – ответил Игорь не без обиды. – Тем более девушек…" – "А женщин?" – "Какая разница?" – "Ты не знаешь этой разницы? Ну, я тебе в следующий раз объясню. А пока кончай болтовню и давай конфетку, потому что время идет".
Игорь, не включая свет в большой комнате, открыл бар – где имелась внутренняя подсветка, и достал черную картонную коробку. "Ну, а что пить будем? Есть кассис, есть куантро, есть бехеревка…" – "Слова какие-то непонятные. К тому же пить я не собираюсь. Съем конфетку – и домой!" – "Давай по рюмочке куантро. Это такой апельсиновый ликер. Французский…" – "Апельсиновый, говоришь? Ну, давай. Чуть-чуть, ладно?" Выпили, и Лариса погрузилась в недра шедевра английской кондитерской промышленности. Тем временем Игорь как бы невзначай снова взялся за бутылку. "Не-не, все! Пить больше не буду. С питьем на сегодня хватит!" – "Ну, тогда поцелуемся?" – "Только на прощанье. Вот еще конфетку съем, и побегу. А у дверей поцелуемся. Ладно?"
У выхода Игорь сказал едва слышно: "Погоди, я сейчас посмотрю, нет ли кого на площадке…" И выключил свет. И тогда они поцеловались – на прощанье. Этот прощальный поцелуй получился долгим до бесконечности, да к тому же руки Игоря как бы сами собой оказались сильно ниже талии партнерши – собственно говоря, никакой не партнерши, а всего лишь гостьи, соблазненной английскими конфетками, но соблазненной лишь в этом, вполне невинном смысле, а в том, другом, смысле не поддающейся на соблазн. И потому Лариса решительно вывернулась из объятий, резко одернув юбку, под которую уже успели забраться шустрые ручонки, и сказала едва слышно, с отчаянием в голосе: "Нет". И еще тише: "Нет и нет!" И потом чуть громче, уже деловито: "Ну, Игорь, пожалуйста. Отвези меня домой. Или хотя бы в метро посади…" – "Глупости какие – метро. Сейчас я тебя отвезу, куда скажешь. Сейчас–сейчас. Только еще поцелуемся на прощанье, хорошо?" – "Мы уже попрощались. Открывай дверь – только посмотри, как насчет соседей…"
Когда они отъехали от дома, Игорь спросил, не без легкого оттенка раздражения: "А какое тебе дело до соседей?" На что Ларочка спокойно ответила: "Не хотелось бы, чтобы они меня заприметили". И, после паузы: "Я ведь не последний раз у тебя в гостях?" Всю дорогу они молчали – впрочем, молчание это было не злым, а скорее раздумчивым. Когда свернули с проспекта на улицу, которая вела к переулку, в котором стоял дом, в котором жила Лариса, а когда-то давно жил и Игорь, Лариса сказала: "Давай я здесь выйду. На трамвайной остановке". – "Зачем? Я понимаю, что к самому дому подъезжать ты не хочешь, но я могу тебя высадить на углу…" – "Ты только не смейся, но я лучше проеду эти пару остановочек, и там уже выйду. Вроде бы я на трамвайчике от метро и прикатила. Так лучше будет…" – "Как знаешь. Но трамвая ты можешь и в машине дожидаться". – "Да, конечно…" Какое-то время они сидели молча, поглядывая на угол дома, из-за которого должен был показаться трамвайный вагон. Лариса заговорила первой: "Спасибо тебе за прекрасный вечер. За все-все-все. За ликер с шоколадкой отдельно. А особенно за то, что ты меня отпустил. Ты не сердишься?" – "С какой стати?" – "Ну, я не знаю. Потому что у тебя вечер прошел впустую…" – "Не говори глупостей, а то и вправду рассержусь!" – "Больше не буду. Извини. Я тебе позвоню на той неделе, хорошо?" – "Обязательно. А чем заниматься будем?" – "В гости к тебе я не пойду. А вот пригласить тебя куда-нибудь… Ты, к примеру, сможешь поехать со мной к подружке на дачу?" – "На шашлыки?" – "Вроде бы…" – "На весь день?" – "А если с ночевкой?" – "Можно и с ночевкой, – медленно ответил Игорь. – Только лучше меня заранее предупредить…" – "Как – заранее?" – "Н-ну… если ехать с пятницы на субботу, то не позднее среды…" – "Чтобы ты мог что-то правдоподобное придумать?" – "А ты – змея!" – "Это плохо?" – "Это отлично!" И Игорь полез целоваться, но тут из-за поворота со скрежетом вывернул трамвай.
Вернувшись домой, Игорь нашел на автоответчике две важных записи. Звонил начальник жены, чтобы сообщить, что та возвращается не в ближайший понедельник, а в следующий, поскольку так сложилась производственная ситуация. Другой звонок был от Маргошки, которая лаконично доводила до его сведения, что в воскресенье, от десяти и до примерно пяти у нее неожиданно выдалось свободное время и что в связи с этим она готова рассмотреть любые серьезные предложения.
***
Последняя декада июня – самое время для буйного бесчинства всех видов насекомых. От этих бесчисленных беспозвоночных членистоногих животных, с крыльями и без, нет покою ни в какое время суток. С утра начинают беспокоить спящего человека мухи: жужжат над ухом, прохаживаются по лицу, щекоча своими тощенькими лапками в самых неожиданных местах и лишая тех, быть может, самых сладких минут утреннего сна, которых тем и драгоценны, что последние перед пробуждением, что больше уже в эту ночь, которая заканчивается этим утром, сна не будет. То есть, может и случится послеобеденный, серебряный, или золотой дообеденный, но это уже другое, не ночное. Впрочем, и тогда, после полудня, допекут все те же мухи. А за завтраком налетят осы, и будут кружиться возле вазочки с вареньем, грозя ужалить и всячески отравляя удовольствие от первой сегодняшней трапезы. Потом, в течение дня, настанет черед и кусачих черно-рыжих муравьев, и стрекоз с челюстями, наводящими первобытный ужас, и пауков, сплетающих свои сети, слава Богу, не на тебя – но все равно вид мерзостный, что у шестиногого ткача, что у липкой паутины. К вечеру, на кухне, тараканы расхаживают с наглым видом, будто они тут и есть хозяева – впрочем, отчасти они и правы, поскольку, в отличие от так называемого Человека разумного, проживающего на этой планете каких-то 200 тысяч лет, они-то как раз животные реликтовые. А уж в ночное время из щелей, согласно пословице, лезет клоп и дурит голову своим якобы бы коньячным запахом.
…Итак, на этот раз место действия – лес. Подмосковный лес вблизи дачного поселка, в котором расположена скромная избушка, принадлежащая родителям Ларисиной подруги. Которая празднует сегодня свой день рождения, и потому, как известно, гости съезжались на дачу. Игорь внес значительный вклад в организационное обеспечение мероприятия, поскольку именно на его машине были привезены из Москвы все запасы и припасы. А также виновница торжества и ее мама. Приехали с утра, разобрались, наскоро перекусили, после чего совестливая мамочка сказала Ларисе, чтобы она шла с кавалером в лес, погулять, нечего ей тут на кухне вертеться, без нее управятся.
Пару часов бродили по лесу, присаживаясь на поваленные деревья, чтобы поцеловаться. Но долго ни на одном месте не задерживались – такое ощущение, что оба несколько опасались, как бы процесс почти невинных дневных лобзаний не перешел на следующую, более целеустремленную стадию. Да к тому же еще и комары, не дающие покоя. Если принять во внимание бесспорный научный факт, что именно ихние самки, то есть комарихи, кусаются и пьют кровь теплокровных животных, то нельзя не подумать, будто делается это нарочно. Из зависти. Чтобы заставить сидящую рядышком парочку забыть обо всем на свете и лишь остервенело отмахиваться от неистовствующих крылатых бандиток – хорошо еще уступающих по размерам другому кровососущему крылатому животному. То есть, летучей мыши из семейства десмодовых, они же вампиры, длина тела которых достигает – не про нас, Господи, будет сказано – девяти сантиметров.
К трем часам Игорь с Ларисой, пройдя лесной массив насквозь, вышли к станции, встречать гостей, основная масса которых, как было условленно заранее, приехала электричкой двенадцать пятьдесят восемь. И Лариса, будучи старинной подружкой именинницы, повела группу товарищей к месту назначения, издавна знакомой ей дорогой. Беспорядочное пиршество на открытой веранде началось, как и было запланировано, к четырем часам, а спиртного, закусок и энтузиазма участников хватило, как и предполагалось, часов на пять. Все те, кто не собирался (или не приглашался) ночевать, отправились на электричку двадцать один сорок девять, и на Ларису снова была возложена функция доведения участников до железной дороги.
Проводив отъезжающих, Лариса с Игорем уселись на лавочку в привокзальном скверике. Не целоваться – потому что на виду, а поговорить. На протяжении всего дня как-то некогда и не с руки было поднять этот вопрос – но вот уже ночь на носу, и откладывать дальше просто некуда. Лариса сама начала разговор, строго, четко и деловито: "Ну, ты видел – тут у них всего две комнаты…" – "И веранда…" – "И открытая веранда, на которой не поспишь – холодновато. То есть, сам понимаешь, что стелить будут девочкам отдельно, мальчикам – отдельно. Да к тому же Светкиной мамане в голову не придет уложить дочкину подружку с незнакомым мужиком…" – "Так чего же притащились сюда?" – хотел было спросить Игорь. И не спросил. Но пауза была достаточно красноречивой, и Лариса ответила на незаданный вопрос: "Мы, вообще-то, ехали на дачу к подружке, а не… ну, в общем, на день рождения мы ехали…" – "А может, сядем в машину и рванем ко мне?" – "Так ведь поздновато уже. И ты все-таки пил…" – "Да я в порядке". – "Ты-то, может, и в порядке. Только сам знаешь, какая это трасса. Гаишники на каждом шагу. После полуночи они всех останавливают и заставляют дышать в трубочку. Уж лучше не нарываться…" – "В этом смысле ты права". – "А в каком не права? Тебе разве просто так со мной не интересно?" – "Ну, это не тот разговор – интересно-неинтересно…" И снова пауза.
"Ладно, встали и пошли, – решительно сказала Лариса. – Там, небось, беспокоятся, не случилось ли чего…" – "А что с нами может случиться?" – "Пошли, я тебе по дороге расскажу…" Вопреки обещанию, шли они молча. И быстро. А когда добрались до поселка, то Лариса ухватила Игоря за руку и молча же потянула его вправо от основной дорожки – к колодцу. И там, в тени колодезного сруба, она яростно поцеловала его. Раз, и другой, и третий. И также молча потянула на хоть тускло, но все же освещенную дорожку. А тут как раз из-за поворота появилась подружка в сопровождении нескольких дачных соседей, соучастников праздничного пира. "Мы вышли чуть-чуть продышаться, – пояснила она. – И вас встретить. Ну, как, всех проводили, никто не от поезда не отстал?" И, получив заверение, что все в полном порядке, бодро отреагировала: "Нормалек. Пошли тогда торт доедать…" – "А то давай возьмем тортик и двинем к нам? – предложил один из соучастников. – Твои предки пусть спать укладываются, а мы еще посидим. Тем более я сегодня один ночую".
Через четверть часа остатки компании уже устраивались на новом месте. Веранда оказалась крытой, да и дачка посолиднее, двухэтажная. Девицы расставляли посуду, а хозяин тем временем притащил гитару. Выпили по одной и какое-то время сидели молча. Прислушиваясь к своим ощущениям: как именно новая порция после часового перерыва легла на старые дрожжи. Наконец, хозяин убежденно сказал: "Хорошо сидим!" и тронул гитарные струны. Дальнейшие события в течение ближайших двух часов развивались по стандартной схеме, не нуждающейся в описании. Время от времени то одна, то другая парочка выскальзывала за пределы видимости коллектива – впрочем, довольно скоро и возвращалась, явно ограничиваясь – если у всех происходило то же самое, что и у Игоря с Ларисой – минимальным набором поцелуев. Во всяком случае, после некоторого количества поцелуев Лариса каждый раз (а они уже трижды скрывались в соседней комнате) говорила: "Нет, пошли на веранду…" На четвертый раз Игорь спросил ее: "Может, попроситься здесь переночевать? В смысле, не ходить к твоей подружке?" – "Да ты что! Завтра же все станет известно моей матери, и меня убьют!" – "А что именно станет известным?" – "Да все! Я уже и так жалею, что привезла тебя сюда… В смысле, к материным знакомым. И без того начнутся расспросы и разные разговоры: зачем, почему, с какой целью… И вообще: приведи его домой познакомиться… Ты пойдешь знакомиться?" – "Да мы вроде бы знакомы. Лет пятнадцать жили стена в стену…" – "Вот-вот…"
Когда они в пятый раз вышли на веранду, то обнаружили, что все уже разбрелись – оставались только хозяин и подружка, убирающая со стола. Которая тут же сказала, на одном дыхании: "Все, Ларка, помоги мне, и пошли спать, а Игоря можно здесь оставить, мы уже обо всем договорились". – "В принципе они вместе могут оставаться…" – начал было хозяин, но подружка перебила его и заявила совершенно невинным тоном: "Нет-нет, спасибо, для Ларисы место спальное имеется, вот только с Игорем были проблемы. Ладно, спокойной ночи, спасибо тебе за приют, и приходите завтракать – у тебя же, небось, в доме пусто. Я за вами заскочу, не позднее полдесятого…" И она буквально за руку уволокла Ларису. "Ну, пошли, я тебе постелю, – сказал хозяин, зевая во весь рот. – А чего ж ты с ней не остался? Я-то был не против…" – "Да так, – неопределенно ответил Игорь. – Не склалось как-то…" – "Ох уж эти целочки", – недовольно пробурчал хозяин дачи, и на этом дискуссия прекратилась.
Наутро за ними прискакала Лариса, свежая и бодрая: "Ну, пошли скорее, а то есть хочется до смерти. Да, тетя Лиза просила лучку нарвать к завтраку, если не сложно…" – обратилась она к хозяину дачи. – "Без проблем", – ответил тот и отправился в направлении огородных грядок. Лариса тут же схватила Игоря за руку и потянула в комнату, где повисла на нем. А после первого поцелуя сказала: "Сам во всем виноват!" – "В чем это?" Прежде чем ответить, она еще раз поцеловала его, а потом сказала злым шепотом: "Мог бы и догадаться – притащить из дому какое-нибудь полотенце махровое побольше. Неудобно же у чужих людей такое устраивать…" – "Что именно – такое?" – "Совсем не соображаешь? – сказала Ларочка с еще более явной злостью. – Представь себя на месте этого человека. Ты пустил гостей из милости, а они тебе всю кровать кровищей залили…" И, после растерянной паузы: "Ты что, и в самом деле не допер, что я еще… ну, ни с кем… ни разу?.."
После завтрака Лариса во всеуслышанье обратилась к Игорю: "Ладно, как ни хотелось бы еще по лесу походить, а надо ехать". Игорь открыл было рот, но она спешно продолжила: "Нет-нет, не стоит из-за меня свои планы ломать. Раз тебе нужно быть в Москве к часу…" Перед выездом на шоссе Лариса нарушила напряженное молчание: "Сверни-ка к обочине на минутку…" И, глядя прямо перед собой, выдала заранее подготовленную фразу: "Извини, что я за тебя решила – но я уже решила. Сейчас едем к тебе. Надеюсь, у тебя дома есть махровые полотенца?.."
По дороге они едва перебросились десятком фраз, а когда вошли в квартиру, Лариса решительно направилась к ванной, бросив на ходу: "Ты там пока… подготовься…" Между первым, разъединившим их, щелчком щеколды и следующим, предвестившем ее появление на пороге, прошло добрых десять минут. Она вышла полностью одетая ("А ты чего бы хотел? Чтобы она выскочила голой? Или в халате жены?") и неуверенно остановилась. Игорь обнял ее и шепнул: "Может, выпить хочешь?" – "Нет-нет. Пошли! Я хочу, чтобы все было осознанно… На трезвую голову…" А когда они начали целоваться в спальне, она хихикнула: "Зря, наверное, мы луку наелись за завтраком. Ну, да ничего, ведь оба ели…" Игорь, не отвечая, сосредоточенно раздевал ее, перемежая процесс поцелуями и следя за тем, чтобы по завершении каждой отдельно взятой стадии процесса на его участниках оставалось по возможности одинаковое количество одежды. Когда это количество дошло до предельного минимума, Лариса сказала дрогнувшим голосом: "Ну, не тяни!.. Страшно же!.."
Потом они лежали молча, и Лариса неотрывно смотрела в потолок. Игорь подумал: "Вот сейчас бы закурить… Ну, в широком смысле этого слова… Жаль, что она не курит…" Тут Лариса повернулась на бок, прижалась к нему и зашептала в самое ухо: "А знаешь, чего я так долго в ванной сидела? Хочешь, скажу? Я в последний раз попробовала это… ну, сама… Чтобы сравнить с тем, когда это по-настоящему. Тем более, подумала, что ведь если сейчас я стану женщиной, так это уже… ну, бесповоротно… И никаких больше девичьих ощущений, никогда в жизни… Значит, решила я, надо все-таки напоследок… И вот…" И долгая пауза – она явно решила дождаться вопроса, чтобы продолжить свою исповедь. Как-то не по душе был Игорю этот разговор – Бог знает, куда все это может завести, – однако пауза затянулась, и пришлось спросить: "Ну, и как тебе?.. По сравнению?.." – "Ты знаешь, – ответила Лариса серьезным и очень взрослым голосом, – вот не знаю, что сказать. Ну, тогда-то… в смысле, до того… в смысле, до сегодняшнего… тогда все было более-менее… ну, привычно. Главное, я была сама по себе. А сейчас нас двое… Я непонятно говорю? Конечно же, непонятно – я и сама себя не понимаю. Ну, в общем… ты не сердись, но я… И все девки тоже говорят в один голос, что этого сразу не прочувствуешь… К тому же, когда еще и больно… Нет, ты не думай, не так уж и больно, хотя, конечно… Ладно, я пойду в ванную…"
Вышла она оттуда одетая, тщательно причесанная и с подмазанными губами. Игорь ринулся в освободившееся помещение, прикрываясь окровавленным полотенцем, но она легонько приостановила его: "Погоди, я сама простираю. Хорошо?" – "Да чего там, ерунда…" – "А вот вовсе и не ерунда. Ну, я тебя прошу…" И она потянула полотенце, решительно и так неожиданно, что Игорь выпустил его из рук, оставшись совсем голым. Лариса пристально посмотрела на него и сказала с непонятной интонацией – странная смесь торжества и жалости: "Ага, ты тоже весь в крови…" И, с ноткой превосходства: "В моей крови…" И, заботливо: "Ну, иди, иди, не стой в коридоре…"
Потом она долго и тщательно стирала полотенце, а потом позвала его в ванную: "На, выжми как следует – ты же все-таки посильнее меня…" Когда Игорь вернулся в комнату с балкона, где он тщательно развешивал полотенце – так, чтобы оно побыстрее высохло и можно было убедиться, что никаких следов и в самом деле не осталось – Лариса обхватила его руками за шею, со словами: "Ты меня не поцелуешь?" Тут только он заметил, что она накрасилась, и спросил, зачем она это сделала. "В самом деле, не понимаешь? – спросила она с чувством явного превосходства. – Сейчас объясню. Только поцелуй сначала…" И потом, отступив на пару шагов, поучительно сказала: "Я и намазалась, и причесалась, чтобы мы могли начать все заново. Но чтобы ты уже не с девчонкой, а с женщиной… Ну, целовался и все такое…" – "Что именно – такое", – поддразнивающе спросил Игорь. – "А все!" – ответила она с вызовом. А потом спросила: "Еще одно полотенце у тебя найдется?" И смутилась. И закрыла лицо руками.
Часа в два Игорь предложил поехать куда-нибудь пообедать ("Ну, а там – по обстоятельствам… Может, ты и заночуешь у меня?"). На это Лариса сказала: "Отвечаю по пунктам. Начнем с конца: ночевать у тебя не с руки – и так уже я ночь пробыла вне дома. Да и потом…" – она чуть замялась. Глубоко вздохнула и вполне уверенно продолжила: "И потом дай мне чуть-чуть прийти в себя. Чтобы раны зарубцевались…" И гнусно хихикнула. Тут же сделала серьезное лицо: "А в ресторан мне просто неохота. Давай лучше я тебе сама обед приготовлю. Хочешь?" – "Ну, рискни…" – "А что тут рискового?" Она решительно ринулась на кухню, обревизовала холодильник, задала несколько вопросов относительно состояния запасов на текущий момент и подвела итоги: "Часок потерпи, и я тебя накормлю…" И сдержала обещание. "Где же ты так готовить научилась?" – с искренним восхищением спросил Игорь. "Чему-то у матери, чему-то у подружкиных матерей. Что-то в книжках вычитала. А тебе и взаправду понравилось?" – "Очень!" – "Вот видишь, какая я: и на кухне вполне, и в постели вроде бы ничего себе… Да и вообще все это – дело опыта. А опыт – дело наживное…" И после паузы: "Ну, как, будем мы наживать опыт?" И тут же спохватилась, смутилась и скороговоркой докончила: "Я имею в виду постельный опыт, конечно. А насчет ведения домашнего хозяйства… Ой, как глупо получается… Ну, ты меня понимаешь, правда? Я ведь ни на что такое не претендую… Ну, Игорь же, заставь меня замолчать, а то я сама не знаю, что несу. Ну, пожалуйста…" И Лариса кинулась к нему в объятия. Впрочем, через пару минут она шепнула: "Нет, милый, пожалуйста. Не надо. Мне бы и вправду опомниться и отдышаться…" – "Очень болит?" – заботливо спросил Игорь. – "Ты знаешь, и побаливает, и… И вообще, надо передохнуть. Правда, милый… Давай-ка двинемся, хорошо?"
В машине Игорь спросил деловитым тоном, изо всех сил стараясь, чтобы в вопросе не прозвучало ни нотки иронии: "До трамвайной остановки?" – "Естественно. Но только сегодня довези меня даже не до угла, а тормозни пораньше. Сразу за мостом". – "Как скажешь". Видимо, что-то услышала Лариса в этом ответе, при всей нейтральности его тона, и потому сочла нужным отреагировать: "Ну, теперь-то нам реально есть чего скрывать. Это до сегодняшнего дня все у нас было невинно…" Она хихикнула и после крошечной паузы добавила: "Ну, все-все, включая меня…" Еще одна пауза, чуть подлиннее, и Лариса сказала уверенным голосом: "Вообще-то, у нас по-прежнему все-все абсолютно невинно. Специально говорю, чтобы у тебя на этот счет не было никаких сомнений. А за все сегодняшнее тебе спасибо. Я ведь на полном серьезе. Это же закон природы, и чему бывать, того не миновать. Рано или поздно. Так лучше с приличным мужиком, в чистой постели, на трезвую голову и при свете дня. Когда ты сама осознаешь, что делаешь…" Она перевела дыхание и продолжила монолог – явно заранее заготовленный и не раз отрепетированный в часы ночных раздумий: "Чтобы не вышло по пьянке с полузнакомым сопляком, который к тому же и сделать-то ничего не сможет, а только измучит тебя… Безо всякого толку… И потом еще гадай, было ли что-то или ты все еще невинная девушка…"
Затянувшуюся паузу Лариса нарушила уже на подъезде к мосту: "Скажи, я не очень деловой тебе кажусь?.. Ну, в смысле, циничной и все такое? Но просто я думаю, что лучше быть откровенной с человеком… тем более, что с человеком, который тебе не чужой…" – "Да нет, чего там", – промычал Игорь, делая вид, что занят дорожной ситуацией – а в действительности просто не зная, что и ответить. Лариса или приняла это мычание как должное, или не придала ему значения. И продолжила вполне деловито: "Ну, я тебе звякну – в среду, не раньше. Ты приходи в себя, и я буду приходить в себя. А на всякий пожарный – Нинкин телефон у тебя есть. Она девка добрая, тут же сбегает ко мне, и через двадцать минут я тебе перезвоню. Ну, все, давай тут к обочине. Простимся без поцелуев – хотя и очень хочется. И правда, милый, спасибо тебе за все. Если бы ты знал, как отлично я себя чувствую…" Вылезая из машины, поморщилась и хихикнула: "Хотя и побаливает…"
***
К вечеру позвонила жена начальника жены и сказала: "Ляля просила вам передать, чтобы вы не беспокоились со встречей. За ними пришлют машину, и всех развезут по домам…" После звонка Игорь еще раз внимательнейшим образом проинспектировал оба выстиранных и уже высохших полотенца, а также состояние простыни и другого постельного белья. Заглянул под подушку и под кровать – не забыты ли какие-нибудь резинки для волос, сережки и все такое. Внимательно проверил полочку в ванной на предмет недомашней косметики. Столь же тщательную инспекцию учинил на кухне, расставил по полкам всю сухую посуду, вынес мусор. За ужином подчистую доел остатки Ларисиной стряпни, вымыл, вытер и убрал в кухонный стол все использованные Ларисой кастрюльки и сковородки.
Ляля позвонила ему на работу после трех: "Я уже дома. А ты когда будешь?.. Пораньше не сможешь?.. Да тут есть кое-какие новости… Ладно, до вечера…" Вернувшись, как обычно, в восьмом часу, с букетом роз – так что обе руки заняты – он не полез за ключом, а позвонил. Жена встретила его вопросом: "Чего трезвонишь?" – "Руки заняты", – ответил он, вручая букет и ставя кейс на пол. Поскольку теперь букет сковывал ее действия, полноценного поцелуя не получилось, но, тем не менее, оказавшись на достаточно близком расстоянии, Игорь успел приметить легкий запах спиртного. "Где пила?" – на ходу спросил он, не очень, впрочем, ожидая ответа. Однако получил развернутый отчет, с уточнением самолетного меню и марки поданного вина. Если бы не вчерашние его похождения, такая готовность к изложению деталей сама по себе могла бы его насторожить. Но, пребывая в состоянии легкой эйфории, он не обратил внимания даже на некоторый беспорядок в баре, когда полез туда по просьбе жены: "Давай-ка по маленькой, и я тебе изложу новости". А новости были и впрямь серьезные. Эта поездка, и без того затянувшаяся на лишнюю неделю, теперь обещала перерасти в двухгодичную командировку. "Позволь, а я как же?" – растерялся Игорь. – "Вопрос серьезный, и надо изыскивать возможности. Чтобы и ты смог поехать, так сказать, параллельно. Но время еще есть. Полгода как минимум. Причем при условии, если все решится положительно в течение ближайших двух недель". – "А что будет в течение этих двух ближайших?" – "Мы со Славиком прокатимся по Сибири, по нескольким точкам. Определим реальные возможности проекта. Проектный потенциал, как любит говаривать Пахомыч – ну, ты же знаешь этого мудака из главка…"
Естественно, Игорь знал мудака Константина Пахомыча – кто же его не знает. Но знал он и Славика, начальника жены. Знал еще по внешторговским языковым курсам. Противный малый. Собственно говоря, просто говнюк. Но отнюдь не мудак. И жутко пробивной ("инициативный", на языке кадровиков). Ладно, сейчас не до него. К делу. Супруги выпили еще по одной и принялись в деталях рассматривать потенциал проекта, предлагаемого к реализации – будучи коллегами, они досконально знали и ситуацию, и правила игры, и психологию игроков. Просидели около двух часов, и при этом нанесли серьезный урон первой из трех привезенных литровых бутылок "Бехеревки". И как-то неожиданно для себя оказались в постели – еще и десяти не было. Причем по инициативе Ляли, чего тоже сто лет не бывало. Ощущая себя в шкуре кошки, съевшей вчера неположенное ей мясо, Игорь старался изо всех сил, чтобы жене ничего такого и в голову не могло прийти, да и она проявляла едва ли не чудеса активности и покорности. А потом они вместе пошли в ванну – обожаемое Игорем занятие, к которому Ляля относилась, как правило, безо всякого энтузиазма, но тут они в полном согласии мыли и скребли друг дружку, а потом снова оказались в постели, и дело кончилось такими Лялиными воплями, что с трудом отдышавшийся Игорь сказал самодовольно: "Смотри, как бы соседи милицию не вызвали…", на что Ляля, укусив его за ухо, шепнула: "Ну и пусть завидуют!.." Кстати, только на утро Игорь обратил внимание, что Ляля сменила постельное белье: до ее приезда на обеих кроватях были постелены розовые комплекты, а сейчас – голубые. Тогда, впрочем, он не придал этому никакого значения – ну, вернулась жена и наводит порядок в домашнем хозяйстве…
А на утро Игорь, по пути на работу, с автомата, позвонил Нинке и попросил, чтобы Лариса связалась с ним как можно скорее. Когда в трубке раздался Ларисин голосок, соседи по комнате как раз ушли обедать – везение, везение! Игорь сообщил, что со среды он снова свободен на две недели, на что Лариса спросила недоверчиво: "Совсем–совсем свободен?", а на его подтверждение: "Да, все нерабочее время…" уточнила: "И днем, и ночью?", а на его: "Да, с семи вечера до семи утра!" сказала: "Хорошо. Тогда я постараюсь что-нибудь придумать…" Замялась и решительно закончила: "Ну, чтобы хоть одну ночку провести у тебя, как и положено взрослой женщине".
На протяжении этих двух недель Лариса приходила каждый день и трижды оставалась на ночь. Сука-соседка засекла ее довольно скоро и спросила, нагло улыбаясь: "Это у тебя Лялина сестра ночует?" "А ведь и в самом деле, Лариса чем-то походит на Ляльку в молодости", – мельком подумал Игорь и еще молниеноснее отпарировал: "Никто у меня не ночует. Если хочешь – сама приходи и убедись. Только приходи на всю ночь, чтобы уж наверняка…" На что она сказала: "Поздно спохватился. Надо было пять лет тому назад приглашать, когда у меня еще запал был…" Вот так и поговорили у почтовых ящиков, доставая вечерние газеты. Надо ли уточнять, что соседка открыла глаза Ляле чуть ли не в первый же час ее возвращения.
Беда, как известно, одна не ходит – и за пару дней до возвращения жены Игорь совершенно случайно подслушал разговорчик референта своего отдела, Мариночки, с секретаршей отдела Натальей Павловной. Мариночка, молодой специалист, нагловатая особа, пришла к ним после МИМО и тут же приступила к строительству карьеры по комсомольской линии – а поскольку Игорь отвечал в партбюро за работу с молодежью, то она присосалась к нему не хуже пиявки. Но была она вовсе не в его вкусе, да к тому же он слишком хорошо знал ее папочку, и потому на прямые домогательства не отреагировал, сказавши ей – также напрямую, на первой же отдельской праздничной пьянке: "У меня жена жутко ревнивая – как бы нам с тобой без глаз не остаться. Да к тому же служебный роман – это фи! Согласна?" Мариночка будто бы согласилась с его аргументацией, но с тех пор явно затаила – и не обиду даже, а скорее злость.
Итак, в один прекрасный день, практически накануне прибытия жены Ляли рейсом "Новосибирск-Москва", произошло вот что. К концу этого рабочего дня Игоря вызвал зав отделом; только они начали разговор, как солидно звякнул внутренний телефон, и начальник сказал: "Посиди тут пару минут, меня вызывают…" – и показал глазами на потолок. Начальник выскочил в такой спешке, что неплотно прикрыл дверь кабинета – вот почему Игорь довольно отчетливо смог услышать всю беседу в приемной. Судя по общей интонации, Мариночка давно уже избрала Наталью Павловну в наперсницы, и этот разговор был лишь звеном в цепи многих ему подобных. "Он, видите ли, против служебных романов, – говорила Мариночка раздраженно. – А вот его мадама вполне одобряет такой стиль действий…" И не слишком потрясенный, хотя и неприятно шокированный деталями, Игорь услыхал историю Лялечки и Славика, изложенную пусть и тенденциозно, но все-таки, видать, с соблюдением основных фактов. ("Ой, они уже давно шьются… А сейчас, в Праге, так это просто позорище… И теперь он ее в долгосрочку пропихивает… Стыдобушка!.. Да вы только посмотрите, как он эту сибирскую командировку организовал – ведь нет, чтобы с понедельника и до пятницы, как все нормальные люди… А они вылетают в среду и возвращаются во вторник – чтобы на два уик-энда себе растянуть удовольствие… У него дружок в кадрах, Петя-собутыльник, он их и покрывает…") Рассказ, длившийся минут десять, был прерван телефонным звонком. Наталья Павловна переспросила растерянно: "У вас сидит? В кабинете?" Какое-то время слушала молча, а потом сказала, уже ровным голосом: "Да, Сергей Сергеевич, все понятно. Конечно, сейчас передам…" Потом она сунула нос в кабинет и спросила, как бы не веря своим глазам: "Ой, Игорь Николаевич, так вы здесь… А Сергей Сергеевич позвонил от зампреда и сказал, что он там надолго – так что не ждите, идите себе домой…" И Игорь направился к двери, и пока он пересекал немалых размеров приемную, обе волчицы – молодая и пожилая – провожали его злорадными взглядами.
Был ли Игорь потрясен услышанным – собственно, скорее, случайно подслушанным? Вряд ли. Или, во всяком случае, не до глубины души. Впрочем, он не отверг полученную столь нетрадиционным образом информацию, использовав ее как дополнительный материал для объективной оценки событий того памятного дня, когда жена вернулась из Праги. И ее дневной звонок по прилете ("Надеюсь, ты на работе до конца дня – то есть, не заявишься неожиданно, не помешаешь нам…"), и беспорядок в баре ("Давай-ка сначала все-таки по чуть-чуть…"), и смененное после краткосрочной послеполуденной оргии постельное белье, и необычная Лялина покорность в постели – аналогичная, впрочем, его тогдашнему смиренному поведению, которое объяснялось сходными причинами. Словом, кусочки головоломки сложились в яркую картинку. Понятно, кстати, почему Славик поспешил отметиться именно тут и именно тогда, будто недостаточно было ему двухнедельной пражской командировки плюс предстоящая двухнедельная же сибирская. Это в его стиле – пометить территорию, задрать лапку и опрыскать все углы: "Я здесь был! Я, Славик! Здесь, в этом доме. В этой постели! На этой бабе!"
Обдумав ситуацию в целом (как по пути домой, так и в процессе приготовления скромного ужина: жареные сосиски, огуречный салат и бутылка пива), Игорь решил повременить со стратегическими выводами. Утро вечера мудренее – в широком смысле слова. Что же касается тактических действий, то план мщения был сформулирован в тот же вечер, в ходе телефонного разговора с Ларисой: две ночи вместе – с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье. Более чем успешная реализация плана, включая поездку на пляж в Клязьме и последующий обед в "Сказке", дала Игорю необходимый запас душевных сил, благодаря чему он отчасти спокойно встретил вернувшуюся во вторник Лялю. На этот раз яркой сексуальной сценки у них не вышло – по причинам, как пояснила Ляля, чисто физиологическим. Сообщила она Игорю об этом, не успел он, что называется, переступить порог. Начинать с ней выяснение отношений, когда она в таком состоянии – вещь смертельно опасная, сказал себе осторожный Игорь. И, следовательно, разумнее отложить разговорчик до благоприятного момента. После ужина Ляля навела порядок на кухне, достала уже изрядно початую бутыль "Бехеревки" и сказала: "Ну, давай, поговорим о деле. Значит, судя по всем признакам, я еду. Теперь – что с тобой. Слава считает, что ты мог бы провести кампанию через Милку…" – "Через кого?" – искренне не понял Игорь. – "Ну, через Людмилу твою Станиславовну", – пояснила Ляля не без легкого раздражения. Тут Игорь уяснил ход мыслей дорогой супруги и слегка обалдел: во-первых, оттого, что его отношения с Людмилой столь неожиданно всплыли на поверхность семейной беседы, а во-вторых, потому, что сказала об этом Ляля с какой-то обидной легкостью, как о деле вроде бы малозначащем, в том числе и для их внутрисемейного согласия.
Людмила была Галкиной начальницей; завертелось же у них все совершенно неожиданно, после того, как Галка дала ему – буквально ни с того, ни с сего – зверский отлуп. Накануне важного семинара в Суздале позвонила и заявила, что видеть его не хочет, и чтобы он не смел к ней даже подходить, в том числе и по делу. А на растерянный вопрос "Что случилось?" он получил классический ответ: "И у тебя еще хватает наглости спрашивать!" Таким образом, в Суздале ему пришлось контачить с этой самой Людмилой Станиславовной, и уже к вечеру, за расслабляющим ужином с обильной выпивкой, она сказала, подводя итоги первого рабочего дня: "Какое у нас взаимопонимание нарабатывается, Игорь Николаевич, просто на удивление…" А потом, когда все стали расходиться, она сказала: "Загляните-ка ко мне на минутку…", и он зашел в ее одноместный номер, и она, демонстративно запирая дверь, сказала с усмешкой: "Видать, Галочка вас отшила… Ну и дура. Потому что молодая и ничего не смыслит. А ведь такие мужики на дороге не валяются…" На следующее утро он обиняками выяснил у ребят, что эта Людмила ко всему прочему еще и генеральша – то есть, замужем за каким-то бронетанковым начальником из Генштаба, что она вхожа повсюду, знает всех и вся, и преград для нее нет ни в море, ни на суше. Галочку же – которая, кстати, на пару лет старше его – она не зря назвала молодой дурой, поскольку между ними разница лет десять, не меньше. Впрочем, Людмила и сама этого вовсе не скрывала, сказавши с циничной откровенностью: "Знаешь, милый, сорок-пять-ягодка-опять – штука забавная, но недолговечная. Потому и приходится торопиться напоследок. Ты только не вздумай носом вертеть, сам-то, небось, с молоденькими девочками вовсю прыгаешь – так войди и в мое положение…" На что Игорь ответил – причем вполне искренне – что в свои сорок пять она сто очков дает вперед любой сопливой телке, и она сказала: "Спасибо на добром слове, если не шутишь. А если даже и шутишь, все равно спасибо – потому что для меня главное не слова, а дела. А делаешь ты все замечательно. На пять с плюсом…" А когда уже подали автобусы возвращаться в Москву, она зазвала его к себе, поцеловаться напоследок, и сказала: "Ты не переживай, я тебя дергать особо не буду. Хотя бы потому, что мой-то вечно начеку, а с ним связываться неохота. Но мне было бы приятно, если б мы с тобой время от времени возвращались к нашей теме. Кстати, учти, что всю техническую сторону я беру на себя…" Они и в самом деле встречались на арбатской квартире ее приятельницы, но в последнее время эти встречи назначались все реже и реже. "Старею я, Игорек. Нельзя сказать, что вовсе пропал интерес, но – потихоньку пропадает". Зато по работе Игорь теперь не знал проблем, и Милка помогала ему подписывать на верхах любые, самые невероятные бумаги, лично готовя их, а потом к тому же и визируя.
Тем временем Ляля, как ни в чем не бывало, стала излагать детали их частного проекта: к кому целесообразно обратиться, кого попросить, на кого надавить, какие аргументы представить… Видно было, что они со Славиком не зря провели эти две недельки, и особенно пару последних денечков, когда трахаться было уже не с руки и можно было заняться другими делами. Игорь слушал, прикидывая про себя, реально ли и в самом деле обратиться к Милке, с которой он в последнее время виделся все больше по службе. Впрочем, может, и хорошо, что они давно уже просто друзья. Хотя их старые делишки, видать, не секрет – для того же Славика, к примеру, если Ляля использует (по его наущению, а как же!) словосочетание "твоя Милочка".
"Ладно, давай-ка суммируем, – сказал он, наконец. – Ты получаешь постоянное место у Вацлава, там же организуется координационный центр, вроде нервного узла, в масштабе всей страны, и Слава (все-таки Игорек – молодец: сдержался, не сказал "твой Славик") дает зуб, что меня туда назначат главным – особенно если этому посодействует Людмила. Так?" – "Ну, постоянное место на два года. А в остальном все верно. Если, конечно, Милочка постарается…" – "Хорошо. Давай сделаем так: ты сейчас ей позвони…" – "Я?" – "Именно ты. Чтобы был женский голос, если ответит муж. Перекинься двумя фразами, скажи, что последний месяц ваш отдел работал в таком-то направлении, появились кое-какие планы, про которые лучше расскажет муж. То есть, я. И потом дашь мне трубку". – "Н-ну, если ты так считаешь…" – "Считаю, полагаю и думаю". – "Ладно. Номер помнишь?" – "Нет, – хладнокровно ответил Игорь (дешево пытаешься купить, детка!). – Но в книжке он, безусловно, есть". Разговор не занял и десяти минут. Мужа не было дома, и потому Людмила говорила легко и раскованно. Идею одобрила, присовокупив, что разговоры в этом направлении уже велись, так что почва отчасти вспахана. Пообещала разузнать кое-какие детали и потом дать развернутый ответ. И только в заключение подпустила яду: "Значит, это все идеи Славика? Надо же, какой хороший начальник, как заботится о коллективе. Ну, во всяком случае, об отдельных его, так сказать, членах. Вплоть до того, что охватывает заботой члена семьи члена…" – "Это ты иронизируешь или как?" – не выдержал Игорь. – "Считай, что "или как". Да ведь и не нам бы с тобой, милый, возникать в такой ситуации. Или ты по-другому думаешь?" – "Полностью с тобой согласен". – "Вот и славно. В таком случае, целую тебя. Чисто по-дружески…"
Положив трубку, Игорь конспективно изложил итоги переговоров. "Замечательно", – улыбнулась Ляля. Игорь счел деловой вечер оконченным и уже собрался было включить телевизор, как вдруг – к немалому своему изумлению – у него вырвалось: "Все бы замечательно, если бы не всякие ее намеки на твоего Славика…" – "А чем плохой начальник?" – "Слишком уж хороший. До неправдоподобия". Ляля спокойно посмотрела на него: "Вижу, что дело еще не началось толком, а уже пошли разговорчики… Конечно, когда пара едет на два зарплаты… Есть чему завидовать". – "Разговоры не только об этом…" И вовсе не хотелось Игорю заводиться, но как назло крупным планом всплыли перед глазами злорадные морды двух волчиц, юной и заматеревшей. – "Вот как?" – с полным хладнокровием отреагировала Ляля. – "Да вот, представь себе..." – "Значит, разговоры идут?" – "И, видать, не без основания…" – "А кого фачит – есть основание или нет, – ровным голосом продолжила Ляля. – Ведь это без разницы. Любая болтовня не на пользу. Значит, голубчик, тем более нам надо исчезнуть на пару лет. И чем скорее, тем лучше". И замолкла, явно ожидая ответа. А не дождавшись, сказала, по-прежнему не переходя на крик: "Ты, вообще-то, кончал бы целочку из себя строить! Я уж и о Милочке-старушке не говорю, и ни о чем прочем, но тут вот соседи мне сообщают, что чуть я за порог, ты сюда какую-то молодую девку водишь. Совсем обалдел! Ей хоть есть восемнадцать?" И снова воцарилось молчание, которое снова нарушила Ляля: "Значит, решено. На уши встаем, но уезжаем на два спасительных года. Глядишь, и ты с этой девицей расстанешься, да и я со Славиком перестану общаться. Все на пользу здоровой советской семье". И она включила телевизор.
А когда кончились новости, Ляля приглушила звук и спросила, как ни в чем не бывало: "Все эти идиотские сплетни про меня – кто их распускает?" Игорь конспективно изложил происшедшее в приемной. И снова Ляля не сорвалась в истерику: "Значит, Мариночка. Надо же, какая сука! Из молодых, да ранних. Ну, я ей покажу!" И, после паузы: "У тебя и впрямь с ней ничего не было?" – "Иди ты знаешь куда!.. – разозлился Игорь. – Я же рассказывал тебе про все ее…" – "Про домогательства-то? Рассказывал, рассказывал. Не кипятись только. Значит, тем более надо ей хвост прищемить – и я знаю, как". С этими словами она снова увеличила громкость телевизора.
***
Эта милая семейная беседа имела место в конце лета, а вся осень прошла под знаком борьбы за реализацию проекта. И самое забавное, что дело начало вытанцовываться. Постепенно главная бумага, при активном содействии Людмилы, стала обрастать визами и резолюциями типа "Считаю целесообразным", "Полагаю, что это будет полезно", "Согласен"… К концу года уже можно было говорить о начальной дате – где-то в первой половине сентября, после сезона отпусков. А в предпоследний день уходящего года Игорь достал из почтового ящика послание, столь любимое всем мужским населением страны – военкоматовскую повестку. Выписанную, соответственно, накануне. Ну, по сложившейся в стране традиции на первое послание такого рода принято реагировать вполне однозначным образом – то есть, не реагировать вообще. Будто бы ничего такого и не было. Как бы по умолчанию.
Однако вечером в понедельник – в первый, кстати, понедельник нового года – раздался телефонный звонок. Ляля взяла трубку и поинтересовалась: "А кто его спрашивает?" Звонящий ответил вопросом на вопрос: "А это я с его супругой имею честь?" И, получив подтверждение, продолжил: "Разрешите представиться – майор Соткин, из райвоенкомата. Передайте, пожалуйста, старшему лейтенанту, что если завтра он не объявится у меня, в пятой комнате, то до конца недели в его кадрах получат телефонограмму, после которой он может считать свою карьеру законченной. Поймите, это не шутки. Мы устали отлавливать всех офицеров, которые помнят о своем гражданском долге только когда мылятся в загранкомандировку. Тогда они – образцовые военнослужащие, и с гордостью пишут в выездной анкете свое звание и ВУС. А поехать на сборы – так их нет. Зря, между прочим. Посидит пару месячишек не в самых жутких условиях, зато очередную звездочку получит – что, кстати, может открыть перед ним новые карьерные перспективы. Задумайтесь и над таким аспектом вопроса. Все! Жду его завтра с девяти ноль-ноль. Повестку, кстати, отметим на весь день, так что еще и погуляет за казенный счет".
После трезвого анализа ситуации было признано, что высказанная угроза более чем серьезна, тем более сейчас, буквально накануне оформления командировки. "Придется пойти, – вздохнул Игорь. – Раньше сядешь – раньше выйдешь. Тот самый случай…" И подумал: "Вот Славику лафа – два месяца привольной внебрачной жизни". А малость спустя, будучи в глубине души стихийным фаталистом, не мог не признать: "Это плата судьбе. За два года загранки. И за Ларису…"
В военкомат Игорь отправился с самого утра. Чему бывать – того не миновать, так разберемся поскорее. За столом у входа, под табличкой "Дежурный", красовался мордастый прапорщик, топорща рыжие усы. "Здравия желаю! По какому вопросу?" – "Меня майор Соткин вызывает…" – "А, – возрадовался рыжеусый, – уклонисты! Милости просим! Давно ждем! На второй этаж, пожалуйста, и направо..."
Майор Соткин, также обладатель пушистых усов, хотя и более темного колера, встретил его как родного: "Игорь Николаевич, как хорошо, что вы пришли. Анечка, вычеркни старшего лейтенанта из того списка!" – "Из какого именно?" – угрюмо полюбопытствовал Игорь. – "А вот из какого, – охотно отозвался майор. – Из списка офицеров, которым завтра будет дана телефонограмма по месту работы за подписью горвоенкома. И там будет убедительно рекомендоваться принять относительно этих офицеров запаса меры дисциплинарного характера. Что, как вы сами понимаете, не может не сказаться на их выездной анкете. А вы, Игорь Николаевич, пройдете офицерские сборы и, как говорится, на свободу с чистой совестью…" – "А когда отъезд и на какой срок?" – еще более мрачно спросил Игорь. – "Это мы сейчас с вами договоримся. Значит, ситуация такая – буду с вами предельно откровенен. Вы пришли сегодня первым – следовательно, имеете право выбора. Полгода на Кавказе или два месяца в менее благоприятном климате. Скажем, в Казахстане. Отправление через неделю – чтобы вы успели все дела на работе подчистить. Так на чем мы порешили?" – "Вы, товарищ майор, помните, как в детстве рыбий жир пили в детском саду? Там тоже предлагалось на выбор: или сразу столовую ложку, или эту же ложку вам наливают в суп – который тоже заставят съесть, будьте любезны…" – "Разумеется, отлично помню. Прямо как сейчас. Представляешь, Анечка, какое у нас с Игорь Николаичем было суровое детство? Однако выросли физически здоровыми и крепкими офицерами, готовыми к выполнению любого задания Родины. Значит, на два месяца, я вас правильно понял? Анечка, выпиши старшему лейтенанту документики. Это, Игорь Николаевич, в отдел кадров, чтобы они вам оформили командировку по линии МО. И выплатили зарплату за один месяц сразу. А за второй месяц супруга ваша потом получит, по доверенности – не забудьте, кстати, ее оформить. О дне отъезда мы сообщим особо. Рекомендую одеться попроще, по-зимнему. Свитер захватите, носочки шерстяные. Это на дорогу. Ну, по приезде вам, естественно, выдадут форменное обмундирование". – "А какова, так сказать, программа сборов?" – "Боюсь, вряд ли смогу удовлетворить ваше естественное любопытство. Это дело секретное, и у меня просто-напросто допуска нету к таким вопросам. Но думаю, что по вашей специальности. Ведь вы же танкист?" – "Был танкистом, а теперь вот уже три года военный переводчик". – "В самом деле? Анечка, как же так? Что за непорядок! Почему путаница в документах?"
Майор с грохотом отодвинул стул и самолично ринулся рыться в картотеке. Минут через пять нашел искомое и повернулся к Игорю с улыбкой: "Вот как хорошо-то, Игорь Николаевич!" – "Чего же хорошего? Чуть на полигон не загнали…" – "Но ведь не загнали же! Все и выяснилось. С вашей ВУС вообще только двухмесячные сборы предусмотрены. И никаких Казахских степей – исключительно в пределах Московской области. Может, даже отпускать домой будут. Пару раз в месяц. Но, разумеется, только в качестве поощрения – вы же понимаете. Анечка, готовы бумаги? Распишитесь, Игорь Николаевич, вот здесь… и здесь… И до встречи".
Игорь, с видом курицы, попавшей под велосипед, вышел в коридор, где уже собралось несколько мужиков, причем с одним они как-то пересекались на вечерних сборах. "Ну, чего там?" Игорь объяснил ситуацию. Один из пришедших заявил: "Ладно, пусть хоть сам горвоенком звонит, хоть маршал. Пока на танке за мной не приедут – никуда не пойду…" Двое других поддержали вольнодумца: "Хрен им, а не полгода. Отваливаем, мужики…" Однако коллега по языковым сборам сказал со вздохом: "Ситуация – абзац. Этим-то, инженерам, терять нечего, а нам с тобой если закроют границу, то хоть в петлю. Ладно, пойду сдаваться. Подождешь меня? Потом обсудим, что с собой брать и вообще как жить дальше…" Через пять минут он вышел, достал из кейса элегантную прозрачную папку и запрятал туда полученные бумаги: "Хрен с ними. Тем более что у меня сейчас кое-какие шероховатости намечаются по работе – значит, самое оно скрыться с горизонта на пару месячишек. А там, глядишь, вернулся герой с фронта – кто ж рискнет его попрекать". – "И вообще все забудется, – поддержал его Игорь. – А у меня осенью двухгодичная намечается… туда… Глупо было бы, если б все сорвалось из-за такой херни…" И однополчане двинулись вниз по лестнице, рассматривая на ходу практические аспекты предстоящей двухмесячной ссылки.
***
Из военкомата Игорь прямым ходом отправился на работу, чтобы порадовать начальство. Новость была встречена взрывом мата: "Мало того, что ты на два года хвост задираешь, так еще и сейчас…" Игорь попытался урезонить шефа, сосредоточив его внимание на предстоящих радостях, вроде маршировки по зимнему плацу при температуре минус двадцать пять и в февральские вьюги. "Знаю я эти нечеловеческие условия! – не унимался шеф. – Сам мучался. Подмосковное поместье, комнаты на пятерых максимум заместо казармы, полдня кино смотрите на английском, а другие полдня лингафон и усиленный курс военного перевода. А плаца там просто нет. Есть заснеженные аллеи…" – "По которым гоняют десятикилометровые кроссы…" – "А ты бы хотел дом отдыха с телками и четырехразовым питанием? Побегаешь кроссы, не развалишься. Жирок лишний сбросишь. Заодно и нагрузка будет физическая, чтобы бабы не снились на лекциях по общевойсковой подготовке. Ну, на стрельбище повозят, это уж как водится. Стрельба из М-16 в пургу – кайф! А вообще тебя мне не жалко – мне себя жалко. Я-то рассчитывал, что ты за эти полгода успеешь подготовить себе подмену – а теперь что? Два месяца тебя не будет, а потом заявишься и начнешь деньки считать до отъезда…" – "Зря ты так. Все-таки мы не первый день знакомы, и ты меня знаешь не с самой худшей стороны…" – "Ладно, ладно. Но ты стань на мое место, хоть на минутку…" – "Конечно, я тебя понимаю: жаль лишаться такого замечательного работника…" – "Иди в задницу!" – "Заметь, у меня повестка на весь день отмечена, а я на рабочем месте…" – "Хорош себя нахваливать! Я тебе цену, конечно, знаю – но пойми и меня… Ладно, иди и постарайся за эту неделю хоть как-то наладить дела…"
Жене Игорь решил не звонить – обрадую вечером. Чтобы Славик хоть на день меньше торжествовал. Сел за стол, чтобы начать серьезную разборку бумаг – ожидая при этом звонка Ларисы. Через час перезвонил Андрей, новый однополчанин: "Чего на трудовом посту? Нам же освобождение на весь день выдали…" – "Да так, производственная необходимость…" – "Ты еще и трудоголик, бля! А мне уже Юрец звонил, мой старый однополчанин. Его тоже загребли. Вот и компашка подбирается ничего себе. Кстати о компашке – ты не хотел бы к нам присоединиться в субботею? На дачку рвануть. Там печка имеется, все путем. Нас трое офицеров, и девочки. Сам понимаешь, без жен…" – "Лучшая идея из слышанных за последнее время!" – "Тогда заметано! В восемь у расписания электричек на Ярославском – нормально? Берешь сухой паек…" – "И мокрый?" – "Это само собой. Вот только насчет постельного белья не обещаю – потому что все увозится осенью в Москву. Станки имеются в необходимом количестве, но подстилочку привози с собой. Все понял?" – "И текст, и подтекст, и контекст". – "Ну, ты смышленый… Ладно, до встречи!"
Ляле он сообщил все новости вечером, за ужином. И про предстоящую разлуку на два месяца ("А тебе лафа. Соломенная вдовушка, гуляй – не хочу!.."), и про субботнюю поездку ("Мужики собираются устроить отвальную. Скромная офицерская пирушка, без дам…" – "Что, совсем без дам? – ехидно уточнила Ляля. – "Но, надеюсь, с девочками? Так вы уж не посрамите чести доблестных вооруженных сил!") Вот какие у них последнее время преобладают диалоги. В основе которых – вроде бы уверенность, что знают все-все-все друг про дружку. И вместе с тем эдакая непринужденно-юмористическая форма выражения – вроде бы все это шутка, не более. Не то, чтобы невинная, но и не так, чтобы очень злая. При этом, кстати, регулярное и добросовестное выполнение супружеских обязанностей – вроде бы ничего такого ни в каком другом месте и не происходит. Вообще главенствующей в их взаимоотношениях прослеживается простенькая мысль: "Вот уедем на два года – и все забудется. А там… там видно будет!"
Субботним утром Игорь с трудом разлепил веки в начале седьмого (всю ночь жена не давала ему покою – и с вечера, и потом пришла сама часа в три к нему в постель, чего уж точно сто лет не случалось). "Я сейчас встану, приготовлю завтрак", – пробормотала Ляля. – "Да ладно тебе. Буду привыкать к армейской жизни…" – "Вот и привыкай. Раннее вставание – это, разумеется, по-солдатски. Но только с одной стороны. А с другой – еду там готовят в централизованном порядке, на кухне. Господа офицеры на глупости не отвлекаются. Значит, пора кончать с самостоятельно зажаренной яичницей…"
С Андреем они столкнулись буквально при входе на эскалатор. "Вот она, офицерская точность", – самодовольно сказал тот. – "Хренушки. Мы на пару минут опаздываем. Сейчас уже ноль-ноль, а пока поднимемся, пока за угол завернем…" – "Ничего, подождут. Ключи-то все равно у меня". На месте встречи их действительно уже ждали и Лариса, и отиравшийся возле нее шикарный мужик где-то сильно за сорок. "А, Юрец уже здесь, – сказал Андрей. – Вы не знакомы? Он из внешторговских кадровиков, вполне большой начальник. Вот и это тебе пойдет на пользу". Подошли, поздоровались. "Так, – заметил Юрец начальственным голосом, – а дамы-то заставляют себя ждать. Кроме твоей, разумеется. Лариса – она молодец. Мы с ней самые первые прибыли – значит, нам приз полагается. (Когда шли к электричке, Лариса шепнула с торжеством: "А он ко мне уже кадрился!", на что Игорь ответил: "И я его понимаю".) Действительно, сегодня она была как-то по-особому хороша, несмотря на неказистое пальтишко и самовязаную шапочку. Тем более на фоне двух других дам – явной министерской машинистки, приведенной Юрцом, и чуть ли не детско-мировской продавщицы, призванной составить временное счастье Андрея.
Только вышли на дачную платформу, как их ослепил сверкающий под лучами яркого солнца чистый, нетронутый снег, и машинистка-секретарша не медля нацепила на нос роскошные темные очки, небрежно пояснив, что это у нее привычка на уровне рефлекса, как у старой горнолыжницы. К дачному поселку шли лесом, по дорожке настолько узенькой, что пришлось растянуться в колонну по одному, как не преминул высказаться Юрец ("Товарищи офицеры, привыкаем к военной терминологии!") и двигаться гуськом. Игорь с Ларисой замыкали шествие; Лариса, умышленно подотстав, дернула Игоря за рукав и быстрым шепотом проговорила: "Оно и видно, что старая. И ясно, что горнолыжница – ноги кривые, потому как переломанные…" Сказала с хорошей злостью, и Игорь сходу сообразил, в чем суть: ему вздумалось было по пути побеседовать с дамой Юрца на абстрактные темы вроде поиска общих знакомых, уделив ей некоторое персональное внимание – и вот ребенок мстит. То есть, демонстрирует ревность. Он притянул Ларису к себе, поцеловал в нос и сказал умиротворяюще: "Старая, кривоногая и бесхвостая…" – "Да, и бесхвостая", – убежденно подтвердила Лариса.
Пока добрались, пока растопили печку, пока накрыли на стол – время уже было к полудню. Пьянка (ледяная "Пшеничная" под холодные салаты, приготовленные дамами и бакалейно-гастрономические изыски, припасенные кавалерами) развивалась вполне уныло. Юрец отвалился от стола первым и, не теряя времени, повлек свою машинисточку на второй этаж. "Не самое мудрое решение, – заметил хозяин, – поскольку там попрохладнее будет. Хотя и уединеннее. Самая уютная комната – вот эта…" – он кивнул головой на дверь. – "Но там – хозяйские владения", – деловито подхватила Лариса. – "Правильно рассуждаешь…" – откликнулся Андрей. – "А мы побудем здесь, у самой печки. Верно, Игорь?" – "Как скажешь". – "Так и скажу. В тепле, хоть и не в уюте. Можно, я тебе на колени сяду?" – "Ну, мы тоже пошли", – заявил Андрей. Хозяйски пошуровал кочергой и добавил: "Объявляется мораторий на хождение взад-вперед". – "Как минимум на час", – добавил Игорь. – "Заметано!" Лариса взгромоздилась Игорю на колени и, уклонившись от первого за сегодняшний день поцелуя, шепнула смущенно: "Только я сегодня не в форме… По-дурацки все разложилось… Человек уезжает на такой срок, а я вот…"
***
Однако никакой разлуки не случилось. Когда товарищи офицеры покорно собрались, в указанный день недели и назначенный час, в большом военкоматовском зале, к ним вышел мужик с полковничьими погонами. Он высокопарно поздравил всех с началом сборов и объявил группам номера их автобусов. Народ потянулся на выход, c вещичками. Наконец, в зале осталось около десятка человек. "Военные переводчики? – деловито уточнил полковник. – Для вас у меня имеется новость. Согласно решению командования, ваши двухмесячные сборы с отрывом от производства заменены на месячные вечерние. Сейчас зайдете в пятую комнату и получите у Анечки новые предписания. Начало завтра, в семнадцать ноль-ноль. У меня все, товарищи офицеры. Благодарю за службу". Полковник сделал многозначительную паузу, но, не дождавшись молодцеватого, в унисон "Служим Советскому Союзу!", безнадежно махнул рукой и добавил не без угрозы в голосе: "Да, товарищи офицеры, вижу, что вам бы на пользу пошли эти два месяца… Ладно. Разойдись!"
Игорь тут же позвонил по своему стандартному неудобному каналу – и вот везение: Лариса, как оказалось, сидела у подружки. Готовились к экзамену. Она схватила трубку и сказала прямым текстом: "Какое счастье! Тем более что завтра надеюсь уже обрести привычную форму. Ну, ты понимаешь… Часам к двенадцати с экзаменом я разделаюсь, и хорошо бы ты нашел какое-нибудь пристанище. Сможешь?" – "Я очень постараюсь. Позвони мне с утра на работу, ладно?" – "С кем это ты воркуешь? – поинтересовался Юрец, ждавший своей очереди к телефону. – Уж не с этой ли своей, дачной?" – "Догадался…" – "Хороша девка. Я тебе точно говорю. Даже сейчас куда как хороша, а у нее к тому же и потенциал потрясающий. Годам к тридцати она будет о-го-го, если, конечно, в замужестве не испортится. Завидую я тебе – такой, знаешь, доброй мужской завистью". Игорь махнул рукой: "И девка хороша, и все хорошо – одно плохо: негде!" – "Ну, это проблема решаемая. Хочешь, я тебе дам ключ от квартиры сына. Он сейчас в отъезде. Там, правда, бардак и грязь – но это не беда. Купи комплект постельного белья, пару полотенец, веник – и пользуйся до весны. А наведете там порядок, так мы с тобой сможем посменно отмечаться". – "Слушай, это сказка. А где квартира?" – "Да тут, неподалеку. Хочешь, сейчас смотаемся и посмотрим. Заодно и отметим свое чудесное избавление – под бутербродики, что брали в дорогу…"
Съездили, осмотрелись, выпили и посильно закусили, после чего Игорь забрал ключи от квартиры и тотчас же принялся хлопотать по хозяйству. В универмаге через дорогу удалось купить вполне приличные комплекты постельного белья, в синий и – на смену – в коричневый цветочек, а также полотенца; буквально в соседнем подъезде была обнаружена прачечная, где он сразу же заказал номерки. После чего отнес все покупки в квартиру и еще раз, уже по-хозяйски, огляделся, прикидывая, что надобно приобрести для уюта и пропитания – мыло, кофе, сахар и прочие самоочевидные вещи. Второй раз сгонял в магазин, причем в винном отделе неожиданно обнаружил мукузани и взял пару бутылок ("Штопор у этого красавца уж наверное имеется, но все равно, как приду, надо проверить…"), и еще бутылку армянского коньяка, в силу своей пятизвездности явно не пользующегося спросом местного населения. Потом, дивясь на самого себя, присовокупил к покупкам пачку масла и коробку яиц ("Хлеб завтра куплю… и сыру поприличнее… и в буфете ветчины взять…и сосисок…"). На удачу позвонил Нинке и обнаружил, что удача от него не отворачивается: прилежные студентки по-прежнему овладевали необходимой для предстоящего экзамена премудростью. "Господи, – вздохнула Лариса, выслушав все новости, – за что же нам такое счастье! Молодец, что предупредил – я тоже приму кое-какие меры… ну, чтобы порядок там навести…"
Придя назавтра по указанному в повестке адресу, Игорь у доски объявлений, на которой было вывешено расписание сборов, столкнулся с Юрцом. "Ну, как, обживаетесь?" – "Все прекрасно, спасибо тебе. Мы там вдвоем кое-что поделали, потом я вот отправился выполнять воинский долг, а она осталась наводить блеск". – "Вы там не очень старайтесь, а то малый своей квартиры не узнает, когда вернется..." Примерно в таком ключе Игорь высказался на следующий день, когда они с Ларисой, встретившись у метро, направились к своему временному месту обитания: "Ты там не перетрудилась? В смысле, не слишком усердствуешь?" Лариса сбилась с шага и ответила глухо, как бы в сторону: "Для себя стараемся…"
Войдя в квартиру, Игорь был поражен: "Это ты все за один вечер?.." – "Я же тебе сказала: для себя стараемся… И потом, знаешь, это ведь мое первое в жизни логово, что тоже ко многому обязывает…" – "О, да ты и постель постелила…" – "Естественно. А иначе зачем мы сюда ходим? Ладно, хватит болтать! Это вчера я еще была никакая, а сегодня готова на все. А ты?" – "Я с тобой тоже готов на все", – и он сгреб Ларису в объятия так стремительно, что, похоже, не расслышал ее сказанного едва слышно: "Правда?" Потом уже, когда они вылезли из постели и пили кофе с трехэтажными бутербродами, которые в мгновение ока соорудила Лариса, Игорь спросил: "Кстати, хозяйка, ничего мы не забыли? Завтра еще чего-нибудь прикупить – ну, кроме хлебца свежего?" – "Конечно, забыли", – улыбнулась Лариса и достала из портфеля коробочку, из которой извлекла катушку ниток и пачку иголок. – "А это зачем?" – "Номерки для прачечной пришить. Ведь мы будем часто менять белье – потому что и пользоваться им будем интенсивно…" Она хихикнула в своей стандартной манере и осторожно спросила: "Слушай, ты на меня не сердишься… ну, вот за такие откровенности? Я понимаю, что девушку украшает скромность, но почему-то в твоем присутствии мне совсем не до украшательств…"
В пятницу Лариса сдала последний экзамен, а всю субботу они провели вместе (дома Игорь предусмотрительно заявил, что в армии существует шестидневная рабочая неделя). Таким образом, по милости Министерства обороны он получал верных пару часов ежедневно (с работы удавалось удрать сразу после обеда, а на сборы можно было приходить и не обязательно к пяти, особенно если первой в расписании стояла лекция, а не языковые занятия). Плюс ко всему еще и четыре полновесных субботы. Где-то посредине этого месячного военно-полового марафона Игорь вдруг с пугающей явственностью осознал, что отклик на Лялины постельные инициативы по воскресеньям стоит ему явных усилий. В смысле, чисто морального характера. То есть, он, разумеется, приходил к ней в койку и проделывал там все, что положено – но с пугающим его самого автоматизмом солдата в третьеразрядном борделе. Сначала такой настрой ума и чувств он объяснял присутствием тени жениного начальника на супружеском ложе, но с течением времени иные мысли стали посещать его голову.
Особенно хорошо думалось на лекциях по структуре армий потенциального противника, поскольку вести записи было категорически запрещено – так что оставалось или дремать, или погружаться в размышления, ничего общего не имеющие со штатной численностью танков в мотострелковой дивизии вермахта. Самая главная мысль довольно четко оформилась на третьей неделе сборов, в среду. Группа только что закончила просмотр учебного фильма о стратегических ракетных силах США, и теперь прыщавый майор давал комментарии к показанному материалу. Игорь, стараясь по возможности не отвлекаться на майорские откровения, тщательно и дотошно обсасывал разнообразные факты, детали, подробности и всяческие тонкости, которые в совокупности своей подталкивали его к очевидному выводу: их практически ежедневные свидания с Ларисой разительно отличаются от всего, что у него бывало раньше. С той же Галкой, например. Не говоря уж о других, не столь, кстати, многочисленных и достаточно краткосрочных романах. Господи, а вдруг это любовь, подумал он едва ли не с ужасом! Ведь пойди-разбери… Вот с Лялькой была у него любовь? Или как? А может, просто встречались-общались, целовались-миловались – и скок под венец, поскольку все кругом уже не первый год состоят в законном браке? Тогда он тоже на свиданки бегал, будто по воздуху летел. Но все это было именно что воздушно, разве что не легковесно. Всякие там поцелуи на парковых скамейках, вечера поэзии (на которые, если по-честному говорить, Лялька его и таскала – он-то обошелся бы чем-нибудь попроще), воскресные прогулки в Коломенском и Останкино. Жили до недавнего времени у ее родителей – поневоле удерешь на природу или вообще куда угодно, только бы с тещей поменьше общаться, особенно по выходным. Так и бродили по столичным лесопаркам, запасшись бутербродами и вооружившись термосом, или пили пиво под сомнительные сосиски в городских парках культуры и отдыха. Одним словом, культурно отдыхали.
А Лариса, едва они в самый первый свой раз вылезли из койки, тут же отправилась на кухню и сварила суп, решительно отказавшись при этом от похода в ресторан. И вообще девка домашняя. В смысле, ручная. Ни в чем не прекословит, и буквально в рот ему смотрит. Что, если и она потеряла голову? То есть, в каком смысле – "и она"? Ведь это означает – "как и он". А он, он-то что? Здрасьте вам, ау и бесповоротно? Ну, и дальше? Домашняя-то она домашняя, а ведь вот Юрец тот же высказался, причем со всей определенностью: потенциал, дескать, у нее потрясающий, и вообще цены ей не будет, как станет она малость постарше. Этот-то кобелина дело знает и все сечет очень хорошо, так что его слово – верное и твердое. Кстати, и Андрей тут на днях, вроде бы ни с того, ни с сего, высказался в смысле, что имеется у девушки некий особый шарм. А с чего это, в самом деле, разговор зашел? Вроде на пустом месте. Трепались в перерыве между занятиями, несли всякую хренотень, и вдруг он: "А как твоя дачная подружка поживает?" Тут-то насчет шарма он и высказался, по личной своей инициативе, никто его за язык не тянул.
Такие вот заявления делают мужики, буквально в один голос. И ведь они правы, причем даже не подозревают, насколько. В самом деле, у Ларочки масса всевозможных достоинств: и то, и это, и еще сверх того. И в голом виде она весьма и весьма (одежка-то у бедняжки, конечно, не ахти, но стоит раздеться – баба словно с картинки), и ласковая, и игривая, как котенок. При том – чувство юмора в полном порядке, даже бывает, что и язвит вполне уместно. А на кухне она отчасти даже лучше, чем в постели. Впрочем, в постели просто опыта недостаточно, а учиться, между прочим, готова, и многое схватывает на лету. Ни в чем ему, кстати, не противится – а за эти пару недель ежедневного трахания они много всякого уже успели перепробовать. Кое о чем из проделываемого она вроде бы даже слыхом не слыхивала, но при этом исходная неосведомленность отнюдь не препятствовала более чем удовлетворительному выполнению различных фигур повышенной акробатической сложности…
Неизвестно, куда бы завели Игоря размышления, если бы не подоспел перерыв, после которого эстафету принял языковый подполковник. Этот, в отличие от прыщавого неряшливого общевойскового майора, выглядел офицером Королевской конной гвардии, с соответствующими британскими усиками; судя же по акценту, может и реально был конногвардейцем – в своей прежней ипостаси, пребывая в длительной служебной спецкомандировке в Соединенном Королевстве. Полтора часа с подполковником требовали неустанной концентрации внимания, так что к своим неслужебным мыслям Игорь смог вернуться только в метро. И вернувшись, тут же постарался запихнуть рассуждения трехчасовой давности поглубже в подсознание. Именно этого мне сейчас и не хватало, сказал он решительно: влюбиться в молоденькую девчонку – как раз накануне первой серьезной долгосрочки. Кстати, и в том самом смысле надо поосторожнее – то-то будет номер, если она подзалетит. И ко всему прочему – вот сейчас кончатся сборы, и производственная нагрузочка сразу станет выше крыши. Начальство и так уже высказывается, хотя отчасти и смехом, что понимает западных борцов за мир и всеобщее разоружение, поскольку милитаризация общества идет не на пользу экономическому прогрессу и построению светлого будущего. "На вас намекаю, причем впрямую, товарищ старший лейтенант, завтрашний капитан. Ну, да ничего, со своими четырьмя звездочками ты у меня за двоих прапорщиков пахать будешь!" Ясное дело, во что эти песни выльются на практике: обеденный перерыв не более сорока минут и как минимум два часа сверхурочных ежедневно. А то и в субботу придется вкалывать… Стало быть, с Ларочкой смогу видеться только урывками. Оно, может, и к лучшему – поостынем маленько. Кстати, и у нее на той неделе каникулы кончаются. Глядишь, все одно к одному.
***
Приехав в отпуск после первого года командировки, Игорь сразу же позвонил Нинке, которая сообщила ему важную новость: Ларисиным родителям дали квартиру, с телефоном, все как полагается. Записав номер, Игорь немедленно его набрал. "А, это ты, – услышал он в трубке довольно равнодушный голос. – Надолго приехал?" – "В отпуск. Когда мы увидимся?" – "А ты когда хочешь?" – "Прямо сейчас!" Ответом было знакомое хихиканье: "Надо же, какой нетерпеливый. А если девушка не может?" – "Ну, хотя бы просто так…" – "Что значит: просто так? А если она не в постельном смысле не может, а в моральном? Если у нее жених и все такое прочее?" – "Ты серьезно?" – "Нет, пока шучу. А вообще-то – почему бы и не быть жениху? Ты как считаешь?" – "Н-не знаю…" – с запинкой выговорил Игорь. – "А вот я знаю. Пропал на год, ни слуху от него, ни чего прочего – и вдруг сваливается как сосулька на голову". – "Ну, мы же сами решили, что не будем переписываться… потому что…" – "Потому что почтовая цензура и вообще. Знаю-знаю. Я с тобой тогда согласилась, целиком и полностью. Хотя при этом мы оба превосходно знаем, что каждый едущий в отпуск везет с собой пачку конвертов, которые он бросает в первый же попавшийся на советской территории почтовый ящик. Хочешь сказать, что ты сейчас не привез такую пачку?" – "Представь себе, не привез!" – "Но тебя просили?" – "Просили". – Сколько человек?" – "Ну, я не считал…" – "Больше десяти?" – "Пожалуй…" – "Вот видишь… Но ты пойми, я не об этом. Я сейчас вовсе о другом… Ой, слушай, тут пришли… Ты сможешь мне перезвонить через часок?" – "А мы сегодня увидимся?" – "Думаю, что да. Перезвони!"
Они встретились в семь на Маяковке. Внимательно оглядели друг дружку. Он как-то странно обрюзг и начал лысеть. Зато она – она, похоже, вовсю приступила к наращиванию своего потенциала, о котором столь горячо говорил Юрец. "Ты очень похорошела…" – "Вот как? Приятно слышать. Ну, куда мы двинемся? Надеюсь, не на конспиративную квартиру?" – "А если да?" – "А если нет? Ты у девушки спросил, пойдет ли она туда с тобой?" Он открыл было рот, но Лариса его перебила: "Знаю, что хаживала. Но сегодня ничего не выйдет. По ряду причин". После такого категорического заявления Игорь вздохнул – про себя – с облегчением, потому что хату ему так и не удалось отыскать. И вообще – вот был бы номер, если бы она сказала ему: "Веди меня – я готова!" Значит, можно спокойно предложить: "Ну, если не туда, так куда? "Пекин"? "София"?" – "Идешь по пути наименьшего сопротивления? Чтобы в двух шагах от метро, чтобы не утомляться? Нет, в ресторан я тоже не хочу. Давай двинем в ту кафешку, где мы с тобой в самый первый раз сидели. После вечера встречи. Не забыл?" – "Вечер воспоминаний?" – спросил он про себя, а вслух сказал: "Нет проблем…"
Кафе, впрочем, было вполне уютное и тихое; к тому же, удалось занять столик на двоих. В отличие от того, давнего, вечера Лариса не стала ограничиваться мороженым. Когда официантка отправилась выполнять заказ, Игорь достал из внутреннего кармана пиджака коробочку, со словами: "Посмотри, я не ошибся с размером?" Лариса примерила кольцо с чешскими гранатами и улыбнулась: "Ой, какое! Прелесть! Спасибо тебе…" Полюбовалась колечком, поворачивая руку против света и так, и эдак, после чего со вздохом стянула его с пальца: "Как по-твоему, что я отвечу матери на естественный вопрос – "откуда это?" Значит, сам понимаешь… Ты только не сердись, хорошо?" – "Плохо. Значит, не берешь подарок?" – "Знаешь, давай так: я его с благодарностью принимаю и оставляю тебе на хранение. До лучших времен. Договорились?" Игорь пожал плечами и сунул коробочку в карман. "Ну, вот, обиделся… А зря. Ты поставь себя на мое место. Тихая, невинная девушка вдруг заявляется домой в полночь. От нее пахнет вином, а на пальце горит гранатовый перстень. Будь это твоя дочь, что бы ты подумал?" – "Нет у меня дочери, и ты это превосходно знаешь". – "У тебя и воображения нет, чтобы представить себе такую картину…"
Тут официантка принесла бутылку "Цинандали" и кое-что из заказанной еды. Разговор прервался, наступило время тостов. "Ну, за тебя?" – полувопросительно сказал Игорь. – "А за кого же еще? Впрочем, и за тебя тоже. Будем!.." – "Здоровы и счастливы", – как бы подхватил фразу Игорь. – "Это уж как получится. Но постараться надо". Лариса сделала несколько маленьких глотков и, не отрывая бокала от губ, пристально уставилась на Игоря поверх золотого ободка. – "Что смотришь?" – "Год не видела". – "Соскучилась?" – "Не знаю. А ты?" – "Я – очень. Ты себе не представляешь, как я к тебе привязался…" – "Не представляю. И объясню, почему. Только без обид, хорошо? Помнишь, как у нас все начиналось?" – "Бурно…" – "Отличная формулировка. Именно так. А потом наш безумный январь…" – "Разве такое забудешь?" – "Согласна. Незабываемо. А потом – потом мы виделись хорошо если раз в неделю. Реже, вообще-то – если считать на круг…" – "Ну, ты же помнишь, что…" – "Помню, разумеется. Что у тебя работы было выше крыши. Что ты готовился к командировке. Что сын Юрий Дмитрича вернулся до срока, и нас прогнали из квартиры. Все это я помню. А еще помню, как в январе я тебе, бывало, говорила: опоздаешь на свои сборы, а ты отвечал: ну, и черт с ними. И оставался со мною, хотя бы еще на полчасика. А вот в марте ты заскакивал в ту квартирку всего на полчасика: быстро в постель, еще быстрее одеваться. И бегом, бегом, и никаких обедов-ужинов… А мне так нравилось тебя кормить. Ну, вообще-то мне и все другое тоже нравилось – особенно когда мы часами из постели не вылезали. А потом ты стал все за считанные минуты проворачивать… Ладно, давай лучше выпьем, а то больно грустные у нас воспоминания получаются".
Допив вино, Лариса активно принялась за еду. "Знаешь, обедала рано и как-то вскользь. А тут неплохо готовят…" – "С тобой не сравнить…" – "Естественно. Я вообще во многом девушка уникальная. Ладно, лучше ты расскажи про страну". – "А что именно?" – "А все, что хочешь. Что в голову придет. Мне все интересно". И Игорь с готовностью согласился на такой, благоприятный для него, поворот темы, и принялся рассказывать о чешских пивных и о тамошнем меню. Лариса слушала с интересом, задавая массу уточняющих вопросов. Под приятную беседу докончили антрекоты со сложным гарниром. Когда заказали кофе и пирожные, Игорь спросил: "Ну, а ты – как живешь?" – "В каком смысле?" – "В самом широком. Расскажи, как учишься, чем занимаешься в свободное время…" – "Учусь я, дорогая редакция, на "хорошо" и "отлично", причем отличные отметки преобладают в моей зачетной книжке. А еще я усиленно изучаю английский язык и занимаюсь в кружке бальных танцев…" – "А это зачем?" – опешил Игорь. – "А это для шутки. Для смеха. Подгребываю я тебя. В смысле – с танцами подгребываю. А вот английский учу всерьез". – "Это ты правильно делаешь. Язык всегда пригодится". – "Ну, девочкам-то он менее нужен. Это мальчикам надо уметь "Плейбой" читать…" – "Есть и для девочек журналы…" – "Знаю. Но шведский я учить пока погожу…" – "А кстати, – с легкой небрежностью спросил Игорь, – как у тебя дела сердечные?" – "Это ты насчет того, с кем я трахаюсь? Знаешь, стараюсь воздерживаться. Таких, с кем было бы интересно – не видать в принципе. А просто так, без интереса – боязно. Еще залетишь. Сам понимаешь, только этого мне не хватало. Ты-то был в этом смысле осторожный и заботливый. Что тебя и отличало выгодно на общем фоне…" – "Только это?" – "Ну, почему же. Я ведь уже сказала: ты умел быть ласковым и неистовым. Целыми днями напролет. Сколько у нас таких дней было? Целых четыре субботы. Или пять?.." Лариса машинально поднесла к губам пустую кофейную чашку и не без раздражения поставила ее на стол. "Еще кофейку?" – быстро спросил Игорь. – "Неохота. Попроси-ка лучше у нее минералки". И, дождавшись, пока официантка отойдет на безопасное расстояние, продолжила: "Ты одно пойми: я ведь все это говорю не для тебя даже, а для себя. Нет, ну и для тебя тоже. Чтобы мы оба поняли одну простую вещь – ты сумел тогда сделать меня счастливой. И потом уже никакие твои усилия не могли изменить общую ситуацию. Во всяком случае, изменить коренным образом, с плюса на минус. Понятно?" Лариса решительно встала из-за стола: "Пойду, носик попудрю. И тебе, кстати, советую – ведь потом прогуляемся немного, подышим воздухом?"
Выйдя на улицу, какое-то время шли молча. Потом Лариса спросила: "Куда это мы направляемся? Никак ты меня на Патриаршьи ведешь? Целоваться на скамеечке? Знаешь, лучше бы не надо…" – "Ты хочешь сказать, что у нас все?.." – спросил Игорь севшим голосом. – "Я хочу сказать только то, что мне пора к дому двигаться. Да, как-то не успела тебе сказать, ну, со всей этой лирикой и выяснением отношений: я завтра уезжаю со стройотрядом…" – "Куда?" – "Да какая разница. Ну, в Калмыкию. Ты лучше спроси, насколько. И я тебе отвечу: до начала сентября. То есть, тебя в Москве уже не застану…"
***
Утренний телефонный звонок вернул Ларису от двери. Незнакомый женский голос сообщил: "У меня для вас письмо из Чехословакии – когда бы мы могли встретиться? Хорошо бы во второй половине дня, где-нибудь в центре". Лариса ответила, что готова приноровиться к расписанию благодетельницы. "Тогда давайте часа в три, у фонтана в скверике Большого театра…"
Посланницу и посредницу Лариса узрела еще издалека, что и не удивительно, поскольку она составляла среди посетителей сквера хрупкое женское меньшинство. "Мне сказали, что здесь можно купить билетик… ну, у спекулянтов…" – "Можно, можно, – подтвердила Лариса, – только попозже. Поближе к началу спектакля. И не у этих…" – "А разве это не спекулянты?" – "Пидоры это! – внесла ясность Лариса. – А вы не москвичка?" – "Я из Запорожья…" – "Кто же это вам наговорил про билеты?" И, не дожидаясь ответа, продолжила на одном дыхании: "Пошутили над вами, юмористы. Ладно, давайте письмо". Девица полезла в сумку и извлекла конверт с карандашной надписью "Лариса". – "Спасибо вам большое. Вы долго пробудете в Москве? Я к тому, что могла бы вам кое-что…" – она замялась и сказала "посоветовать", вместо "показать". – "Нет, я сегодня в ночь к себе. Но возвращаюсь в первой декаде октября, пробуду здесь до отъезда недельку, по делам, и вот тогда… Кстати, сможете и ответ через меня переслать".
***
11/10/73
Здравствуй, Игорь!
Надеюсь, что у вас с Лялей все в порядке. Извини, это я не со зла написала, а по глупости. Но зачеркивать или начинать на новом листочке не буду.
Я была очень рада, получив твое письмо. Даже не стану занудничать и говорить, что мог бы написать побольше. Правда, спасибо тебе. Я, вообще-то, дура – потому что мерзко вела себя с тобой тогда, в тот вечер. Правда, имеется у меня некоторое оправдание, чисто формальное, физиологического характера. Но все равно я не права. О чем тебе совершенно искренне заявляю. Жаль, что все так сложилось и что даже просто полизаться на лавочке мы не смогли. Конечно, после всех наших замечательных достижений в той самой сфере такие вздохи на скамейке просто смешны, но все-таки… А что "все-таки" – и сама не знаю.
Может, тебе интересно знать, как я съездила в Калмыкию? Отлично съездила. Работа была не очень тяжелая – да ты, наверное, и сам догадался, что я была поварихой. Конечно, приходилось вставать на полтора часа раньше всех, но зато днем я могла вздремнуть часок-другой. Коллектив очень высоко ценил мои кулинарные достижения, и потому мне выделили в помощь пару кухонных мужиков, чтобы я не очень перетруждалась, таская воду или растапливая печь. То есть, чтобы я могла в полной мере проявлять свои кулинарные таланты. Я даже посуду не мыла – то есть, мыла, но только миски и ложки. А котлы и всякие сковородки драили мужики. Между прочим, заработала неплохие денежки.
Кстати – как там мое колечко поживает? Ты его еще никому не передарил? Потому что я бы с радостью его получила, когда ты вернешься. Вы же ведь возвращаетесь следующей осенью? Правда?
Не буду подписываться: "твоя" Лариса.
Просто: Лариса.
Но на следующей строчке ставлю "ХХХХХ" – это я тебе демонстрирую свои успехи в английском. Надеюсь, ты знаешь, что это означает. Шутка!
***
Для передачи письма Лариса выбрала "Космос": "вы его легко найдете, и мороженое там вкусное, в общем, давайте в два часа у дверей, и кто раньше придет, занимает очередь…" Лариса была уже первой на вход, когда подбежала запыхавшаяся курьерша: "Я не опоздала?" – "Ничего, все нормально, в самый раз. Как раз сейчас нас и впустят…" Письмо перекочевало из студенческого портфеля в чешскую сумочку, было съедено по порции "Планеты", дано (и с благодарностью принято) несколько практических советов относительно московских достопримечательностей и магазинов, и они разбежались по своим делам. То есть, это сотрудница советского торгпредства в Чешской и Словацкой Федеративной Республике отправилась по своим делам, а Лариса пошла к метро. По дороге чуть поколебалась – не заскочить ли в "Сыр", но решила, что лень стоять в очереди. Прошла мимо – и тем самым, возможно, предопределила свою судьбу.
Из арки Георгиевского переулка вышел мэн, весь из себя, в прикиде и все прочее ("Ничего себе папик", – машинально подумала Лариса) и окликнул ее по имени. Она растерянно приостановилась. "Никак ты меня не признала?" – спросил мэн игриво. – "Господи, – ахнула она, – Юрий Дмитриевич! Вы ли это?" – "Я самый. А куда это ты направляешься?" – "Да так… Вот поела мороженого в "Космосе" и – домой". – "А я сейчас был на совещании в Госплане, – солидно пояснил Юрец. – И собираюсь зайти в "Нац", перекусить. С удовольствием тебя пригласил бы, если ты не против. Ну, как?" – "А вы знаете – вот и я с удовольствием!" – "Отлично. Пошли, поговорим про жизнь-жестянку. Сто лет не виделись, ты вон меня уже и не узнаешь. Честно говоря, и я тебя не сразу опознал – уж больно ты похорошела. Ты и тогда была вполне, но сейчас просто расцвела…" – "Да ладно вам…" – смутилась Лариса. – "Ты слушай, что тебе говорят старшие! И учти, что от комплиментов никто еще не умирал. Тем более когда они по делу". – "Не умирал", – легко согласилась Лариса. И добавила: "Своей смертью не умирал. А насильственной – сколько угодно. От рук ревнивых соперниц, к примеру…" Юрец приостановился и внимательно посмотрел на нее: "Мало тебе, что ты хорошенькая – так ты еще и умненькая…"
Войдя в кафе, Юрец за руку поздоровался со швейцаром ("Как жизнь, Боря? Нормально?") и спросил Ларису, еще до входа в зал: "Сядем к окну или как?" – "Можно и к окну. А какая разница?" – "Ну, если ты не опасаешься, что тебя увидит кто-то из знакомых…" – "А чего опасаться?" – не без удивления спросила Лариса, усаживаясь за столик с видом на Манежную площадь. – "Не чего, а кого. Мало ли – кавалеры, к примеру. Или муж…" – "Да я не замужем…" – "Вот и я в процессе развода. Значит, дома нас обед не ждет. В таком случае давай съедим по куриной котлетке. Надеюсь, ты себе аппетит мороженым не перебила?" – "По котлетке я готова". – "И по сто грамм коньячку?" – "Ну, возьмите графинчик на двести, и я вам помогу, хотя на половину не подписываюсь". – "Вот и славно. Только знаешь что? Я как-то себя неловко чувствую: ведь мы тогда, на даче, перешли на "ты", хотя ты куда моложе была. Может, вернемся к старым установкам?" – "Можно и вернуться. Тем более что я и в самом деле повзрослела с тех пор". – "Это заметно". – "Я про свой внутренний мир говорю". – "Ну, так расскажи мне про этот мир. Только ты не думай, что я из тебя всякие тайны вытягивать собираюсь. Так, в общих чертах. Ты на каком курсе?" – "Четвертый начала". – "Самое святое время. Выгнать уже никто не выгонит, а делать можно, что хочешь. Ну-ка, в двух словах: чему учишься, чем занимаешься, чем увлекаешься…"
И Лариса сжато изложила ему и про учебу, и про НСО ("так, занимаюсь оптимизацией транспортных потоков"), и про занятия английским. Тут же Юрец задал ей несколько вопросов на английском, выслушал ответы, после чего сказал: "А ты девка что надо!" – "Знаю", – уверенно улыбнулась в ответ Лариса. – "Знаешь, но не до конца". Он добавил несколько капель в ее рюмку, налил себе и сказал: "Умные девочки не должны пропадать без толку. Поэтому буквально с завтрашнего дня ты займешься реальным делом". – "Это каким же?" – "Будешь строить свою карьеру". – "А поточнее?" – "Сейчас выдам все детали. Ну, во-первых, чтобы ты знала: я с этой весны большой начальник в сфере кадровых ресурсов. То есть, занимаюсь как раз подбором и подготовкой людей для нашего завтрашнего дня. Ты явно вписываешься в эту категорию. Комсомолка?" Лариса кивнула. – "Общественную работу ведешь?" – "Член факультетского бюро по вопросам НСО". – "Сказка! Родители у тебя чем занимаются?" – "Отец автослесарь, мать по дому…" – "Домохозяйка? Нормально. Отец партийный?" – "Да". – "Ну, это и не столь важно, хотя тоже тебе в плюс. И последнее – судя по твоей мордочке, ты вполне русский человек?" – "И по сути, и по паспорту". – "Ну, давай!" – он сделал приглашающий жест своей рюмкой и выпил. "Значит, так. Имеется в моем ведении некая Школа молодого внешторговца. При МИМО. Я там и преподаю, к тому же. Завтра, в шестнадцать сорок пять, жду тебя у входа в институт. Занятия, правда, уже начались, но я почему-то думаю, что мне не откажут, если я походатайствую о твоем зачислении. Но ты как, не против?" – "Что ты, Юра, это же сказка!" – "Правильно говоришь. В смысле, обращаешься правильно. За столиком – так и надо…" – "А в школе – "вы" и "Юрий Дмитриевич"…" – "Все понимаешь. Но смотри, от застольного обращения не отвыкай. Потому что теперь мы частенько будем общаться. Еще раз спрашиваю: ты не против?" – "Налей еще по одной, и скрепим наш договор". – "Коньяком?" – "Ну, не кровью же…" – "А ты язва. Знаешь об этом?" – "Знаю. И стараюсь сдерживаться". – "Вот-вот, особенно в официальной обстановке. Ну, а в неофициальной – имей в виду, что мне нравятся такие… с коготками…" – "Но не с клыками?" – "Умничка! Давай еще коньячку закажем?" – "Знаешь, Юра, давай лучше по кофейку с ихним яблочным паем, и пошли. Тебе же еще на службу надо…" – "Ты умница-разумница, все на свете понимаешь".
***
17/05/74
Здравствуй, Игорь!
Я очень рада, что у тебя все в порядке и что ты сбросил три кило. Молодец! В ситуации, когда человек постоянно подвергается искушениям в виде чешского пива и всяких жареных колбасок, это похоже на подвиг. А вообще-то и есть самый настоящий подвиг.
Я продолжаю свои интенсивные занятия в Школе имени Юрца, и вроде бы все идет успешно – тьфу-тьфу-тьфу. Нас там учат разным полезным вещам и интенсивно пичкают английским. Знаешь, похоже, что у меня способности к языкам, о чем мне говорит и наша преподавательница, Марина Владимировна. Она и Юрцу об этом сказала, и он заставил меня взяться еще и за немецкий. Делать нечего – взялась. В институте я немножко отбилась от рук, но на это смотрят сквозь пальцы, потому что зимнюю сессию я сдала нормально (два "отл." и два "хор."). Ну, в том смысле отбилась от рук, что меньше участвую в разных институтских мероприятиях, и не удивительно, потому что зовут на аналогичные мероприятия в МИМО – догадайся с трех раз, что я обычно выбираю.
Ты же знаешь, какая я хитренькая: я взяла одну и ту же тему (ну, ты помнишь, я тебе рассказывала, насчет оптимизации транспортных потоков для нужд крупного промышленного предприятия) и сделала на ее основе два итоговых доклада – и в Юркиной школе, и у себя в НСО. Но вообще-то ничего страшного в том не вижу, ведь доклад я писала сама, без посторонней помощи. Удостоилась похвалы – и там, и там. Вот я какая молодец!
А предыдущую неделю я провела в прекрасном городе Баку. Приезжала индийская делегация, и их возили туда для ознакомления. И Юрец, как главный сопровождающий, взял с собой несколько человек из Школы – "приучаться", по его выражению. Ну, что ж, лично я не подкачала. Нормально общалась – как ты сам догадываешься, на английском, и вообще привыкала к международной жизни и деятельности. Такая жизнь, как тебе известно, имеет массу преимуществ, включая роскошные гостиницы, соответствующее питание и прочие радости – ну, да чего я тебе-то буду это рассказывать…
Ладно, будь здоров. Неизвестно, получу ли еще одно письмо от тебя, или ты уже прибудешь собственной персоной, к началу моего пятого курса.
Во всяком случае,
ХХХХХ
Лариса
***
Надо сказать, что в цитируемом письме Лариса отчасти вольно обошлась с фактами. То есть, общие положения она изложила в полном соответствии с истиной, включая название делегации, цель и место командировки. Но кое-что она оставила за скобками. Прежде всего, не было там нескольких человек из школы: Юрец взял ее и только ее – персонально и исключительно. Не сообщила она и о том успехе, который имела у принимающей, то есть, у азербайджанской, стороны – каковой успех выражался не просто в комплиментах и прочих вербальных заявлениях, но и в более конкретных действиях, включая приглашения совершить прогулку на яхте, а также поехать на дачу, где ее ожидают роскошные шашлыки из осетрины. Но все это, суммарно и в общей сложности, бледнеет перед главным событием бакинской поездки: после очередного банкета, в предпоследний день пребывания делегации в столице Азербайджанской ССР, Лариса стала любовницей Юрца. Произошло это тихо и даже в чем-то буднично. Когда вернулись в гостиницу и поднялись на свой этаж, Юрец кивнул ей на дверь своего номера: "Загляни на секунду, я тебе кое-что покажу…" Достал из кейса документы по приему делегации, и минут пять они пялились в эти бумаги глазами, осовевшими от обильной выпивки и, главное, роскошной еды. После чего Юрец как бы невзначай обнял ее, а она не то чтобы вывернулась из объятий – нет, она просто-напросто прижалась к нему. Потом она спрашивала себя: зачем ты, дурочка, это сделала? Спрашивала не раз, и ни разу не могла дать сколь-либо внятного ответа. Так вышло! Через минуту они оказались в огромной кровати его номера "люкс", а выскользнула она из двери этого номера только в три часа ночи. И, тогда-то, стоя под душем в своем вполне приличном, хотя и не столь роскошном, одноместном номере, она в первый раз задала себе этот вопрос ("Зачем, ну, зачем, дурочка?"). А потом, уже в своей постели, еще один вопрос из категории не имеющих ответа: "Ну, и что теперь будет?"
Утром Юрец позвонил ей в восемь (завтракала делегация обычно в девять). Спросил, встала ли она уже, спросил, как спалось, спросил, как себя чувствует… На все вопросы Лариса отвечала односложно – но не потому, что была недовольна происшедшим, а скорее от смущения. "Я заскочу к тебе без четверти, хорошо? И вместе пойдем на завтрак…" К указанному моменту Лариса была полностью одета, причесана и все такое – вот только губы не намазала, полагая, что Юрец с порога полезет целоваться. Если она и ошиблась, то лишь отчасти. С порога он сделал ей комплимент насчет того, что она такая свежая и розовая, как заря в день битвы. Тут же смешался (странно было видеть этого большого начальника и матерого кобеля смущенным – но, тем не менее, таковы факты) и пояснил, что это некая цитата из какого-то английского классика и что во всех английских романах так принято говорить поутру красивой женщине. Потом длинно и витиевато стал излагать, что вчерашнее было не каким-то там случайным поступком, или, допустим, действием, а напротив, явилось закономерным следствием того отношения к ней, тех – не будем бояться этого слова – чувств… Ну, касательно первой части заявления Лариса ответила (про себя, разумеется), что какая же тут случайность, если они трахнулись не разок и наспех, а дважды и, судя по качественным характеристикам, находясь в здравом, пусть и не вполне трезвом, уме. А по поводу второй части заявления сказала вслух: "Юра, пошли лучше завтракать. Не надо натощак про чувства, хорошо?" Тут он улыбнулся, сказал: "Ты безусловно права. Не будем натощак…" И поцеловал ее в предусмотрительно ненакрашенные губы.
***
Заключительный банкет, устроенный на следующий день в отдельном кабинете дома приемов "Гюлистан", прошел в атмосфере особой сердечности, поскольку азербайджанской стороне удалось подписать концептуально важный протокол о намерениях, дававший возможность до конца 1974 года дважды посетить Республику Индия (города Дели и Бомбей), каждый раз на недельный срок, причем за счет, разумеется, общесоюзных внешнеторговых структур. При этом индийская сторона брала на себя обязательства исключительно нематериальные: выслать официальные приглашения советским партнерам и обеспечить визовую поддержку.
Юрец и Лариса поднялись на свой этаж уже во втором часу ночи. Номер Ларисы был ближе к лифту, люкс Юрца – в глубине коридора. Когда проходили мимо Ларисиного жилья, Юрец как бы слегка тормознул у ее двери (вроде бы намекая: если девушка предпочитает спать в одиночестве, то…), но Лариса никаких намеков не восприняла и ровным шагом проследовала далее, в торец коридора, в господские двухкомнатные чертоги. А потом уже, когда Юрец спросил, не собирается ли она пойти спать к себе, а она ответила, что пока побудет здесь, тем более что чемодан практически собран и всех делов утром – почистить зубки и уложить ту одежку, которая в настоящее время валяется на кресле в гостиной, то есть, там, где они нетерпеливо начали раздеваться, а дорожные джинсы и кофта лежат, заблаговременно приготовленные, на стуле в ее номере, – вот тогда у них состоялся первый из серии их долгих и серьезных разговоров. Начала его Лариса.
"Ты знаешь, все это как-то странно. Вот когда у нас начиналось с Игорем, мне было восемнадцать, и он был старше меня на десять лет. А сейчас мне двадцать два, но между мною и тобой разница уже в двадцать лет. Так что же будет в мои двадцать пять? Какой разрыв – сорок или только тридцать?" – "Что значит: тридцать или сорок?" – "Сорок – это вдвое больше, чем двадцать, то есть срок теперешней разницы. А тридцать – это на десять лет больше. То есть, геометрическая прогрессия или арифметическая…" Какое-то время они молчали, потом он спросил, явно через силу: "Я не то имел в виду. Я хотел сказать: с кем разрыв?" – "С моим следующим дружком, – охотно отозвалась Лариса. – В смысле, с хахалем…" – "Не самое лучшее слово…" – "Придумай что-нибудь другое, я не против". И после очередной паузы: "Молчишь? Ничего в голову не приходит? Вот то-то…" На этот раз молчание затянулось, и нарушила его снова Лариса: "Двадцать пять плюс тридцать – пятьдесят пять. Ну, что ж, это уже может быть и не хахаль, а муж…" – "А ты пошла бы за старика?" – "За какого?" – "Ну, вообще…" – "Я тебе не наследная принцесса, чтобы идти вообще за кого-то… в смысле, за кого скажут. Я советская студентка, и потому могу сама выбирать…" – "Ну, а все-таки?" – "А все-таки я тебе вот что скажу: если человек мне настолько по сердцу, что я согласна за него выйти – так значит, он вовсе никакой не старик. В моих глазах, по крайней мере. Все понял?" Лариса не дождалась ответа – да, собственно, и не ждала, поскольку вопрос был чисто риторический. И, хихикнув, добавила: "Тем более что моя так называемая история так называемой личной жизни – исключительно с мужиками старше меня. Впрочем, может, потому, что сверстники меня вовсе не интересуют. Такой вот любопытный феномен". – "Какая ты…" – "Ну, и какая же? Юная дева с большим потенциалом?" Юрец явно смешался: "Это тебе Игорь разболтал?" – "Допустим. Кстати, надеюсь, что, говоря о потенциале и его величине, ты не имел в виду мою задницу? Или какие иные части тела? Ну, чего молчишь! Ответь хоть что-нибудь…" – "Ларочка, что это ты на меня напустилась? Я ведь не хуже того же Игорька…" – "Лучше. Потому я и позволяю себе с тобой кое-что сверх простых постельных радостей. Ты ведь умнее его. В чем-то добрее. Во всяком случае, щедрее – в смысле, великодушнее…" – "Ну, говори, говори…" – "Скажу, скажу. Ты к тому же и в постели лучше его. Именно потому, что великодушнее. Не только о себе думаешь…" – "Больше ничего?" – "Есть еще кое-что, но об этом не сейчас. Чтобы ты не возгордился. Не возомнил о себе, как некоторые…" – "Кто это – некоторые?" – "Слушай, мы с тобой вдвоем в этой постели – так зачем же сюда еще кого-то пускать? Я, во всяком случае, таких шведских штучек не понимаю…"
***
30/07/74
Здравствуй, Игорь!
Сегодня я, наконец, встречусь с твоим приятелем Стасом, заберу у него твое письмо и отдам ему это, написанное, так сказать, впрок – потому что твоего письма я еще не видела. Стас не застал меня дома, так как я практически весь июнь провела в командировках. Я становлюсь большим деятелем международной торговли, ты себе даже не представляешь, насколько большим. Шутка!
Еще раз хочу подчеркнуть, что твоего письма, на которое я как бы отвечаю, я не видела – и потому извини заранее, если там написано что-то такое, что не соответствует игривому тону моего послания. А прочесть твое письмо и потом ответить на него у нас со Стасом не получится: он, правда, настолько любезен, что соблаговолит заскочить ко мне домой прямо по пути в аэропорт и произвести обмен посланиями, но согласись, что заставлять его ждать, пока я прочту письмо, а потом напишу ответ, было бы негуманно.
А я вовсю раскатываю по Союзу с делегациями и приучаюсь к взрослой жизни молодого специалиста. Вот ты приедешь, а у меня начнется пятый курс. Диплом и всякие дела. Которых будет "выше крыши", как ты говаривал весной нашего прощального года. И если я тебя тогда не очень понимала – извини. Тем более что сейчас тебе придется делать над собой усилия и понимать меня и мою загруженность. Ведь наряду с написанием диплома мне, может, придется еще и ездить куда-то, с делегациями.
Такая жизнь. Интересная, но непростая.
Лариса.
Ах, да: ХХХХХ
***
Вот и в этом письме, скажем прямо, Лариса не вполне строго придерживалась фактов. Точнее говоря, вовсю пользовалась пресловутой фигурой умолчания. Сообщая Игорю, что раскатывает по Союзу с делегациями, при этом она не уточняла, что сопровождающим этих делегаций был, сами понимаете, Юрий Дмитриевич лично. И что теперь они забивались в койку начальственного люкса в первый же вечер пребывания в чужом городе – а то и не дожидаясь вечера. И что таким же образом она намеревалась вести себя и в течение последнего семестра своей студенческой жизни, и во время написания диплома: Юрец уже дал ей примерный график поездок – недельку в октябре, в Ташкент, три дня в ноябре, в Ригу, четыре дня в декабре, в Питер, и так далее… Кроме того, Юрец отправил в адрес институтского начальства несколько бумаг соответствующего содержания, за своей подписью, высказывающих благодарность студентке такой-то за ее неоценимый вклад в дело развития международных контактов. И самое главное – он пообещал означенной студентке, что выступит от имени своей школы с просьбой выдать ей свободный диплом. И сообщил, что уже заготовил ей место в одной из подведомственных ему – по определению – внешнеторговых организаций.
***
И год спустя – снова встреча на Маяковке. Как только Лариса вышла из метро, Игорь кинулся к ней, с явным намерением поцеловать тут же, среди бела дня. "Ну-ну, какие страсти, – усмехнулась она. – Не при народе же". И чуть выставила вперед ладошку правой руки, как бы тормозя его порыв, и вместе с тем отстраняя его. – "Плевать на народ", – выдохнул Игорь и сделал еще одну попытку сгрести ее в объятия. На это заявление Лариса не усмехнулась, а хихикнула, в более традиционной своей манере, но при этом еще решительнее отстранилась и сказала: "Смотри, как бы я милицию не позвала…" И, после драматической паузы: "Нет, не за сексуальные домогательства, а за неуважение к народным массам. Ишь ты, расплевался…" При этих словах она, наконец, улыбнулась: "Ну, здравствуй. Выглядишь неплохо. Действительно, похудел…" – "А ты…" – "Знаю, что ослепительна. Верю, что нет слов. Поэтому ничего не говори. Во всяком случае, воздержись от необдуманных высказываний. И действий, если на то пошло. Ну, куда мы с тобой двинемся?" – "Снова в то же кафе?" – "С какой стати?" – "Ну, тебе же оно так нравится…" – "Мне нравится? Кто это тебе сказал?" – "Но ведь мы же…" – "Да, забредали, по необходимости. А сейчас мы пойдем в "Якорь". Там вкусно кормят. Разные салатики с крабами и прочие морепродукты…" – "Ты, я вижу, стала разбираться…" – "Да, взрослею и набираюсь опыта. Ну, так двинулись?"
В ресторане Лариса непринужденно выбрала столик, уверенно сделала заказ. Поставив локти на стол, положила подбородок на сжатые кулаки и пристально уставилась на Игоря. Он ответил ей столь же внимательным взглядом. "Ну, и чего?" – "Любуюсь. Надо же, какая ты стала…" – "Обыкновенная взрослеющая женщина. Чуть приличнее одетая. Чуть больше накрашенная. Но, по сути дела, все та же Ларочка…" – "А мне кажется, что ты очень изменилась". – "В какую сторону? Нет, на дурацкий вопрос не отвечай, а то полезешь с комплиментами…" – "А тебе их надоело выслушивать?" – "Честно? Да, поднадоедает. Иногда даже начинает раздражать. Я-то знаю, что ни в чем практически не изменилась – так за что все эти восхваления? За импортную кофтенку? За помаду французскую?" – "Я ведь тебя восхвалял еще до французской косметики…" – "Было дело, помню. Ты ведь вообще особая статья… Первооткрыватель. Нет-нет, ничего плохого сказать не хочу. Каждая девушка – ну, точнее, каждая девушка, ставшая женщиной, имеет своего первооткрывателя. А он имеет ее". Она снова хихикнула, на мгновение превратившись в ту, прежнюю и давнюю, Ларису. И тут же посерьезнела: "Извини за дурацкую шутку – вырвалось. Я вообще-то стала сдержаннее. Стараюсь, во всяком случае. Ну, еще со старыми знакомыми могу расслабиться…" – "Так я, выходит, докатился до категории старого знакомого?" – решил, наконец, обидеться Игорь. – "Ничего плохого в этом статусе не вижу. А ты как бы хотел именоваться? Старый любовник?" – "Старый друг, хотя бы…" – "Да что-то я не вижу вокруг себя друзей. Знакомые – имеются, да и те в ограниченных количествах…" – "А любовники?" – "А тебе какое дело? Тебя должны волновать только Лялины любовники – если, разумеется, таковые существуют. А я – девушка самостоятельная, за моим моральным обликом вправе следить исключительно комсомольская организация. У них же ко мне вроде бы претензий нет. Ладно, давай выпьем за твое возвращение. Со свиданьицем! И приступаем к трапезе, потому что у меня со временем не так, чтобы свободно…"
Углубившись в самую сердцевину рыбного ассорти, Лариса деловито спросила: "Какие планы? После отпуска, я имею в виду? Возвращаешься на старое место?" – "Наверное. А там посмотрим. Да что ты все на производственные темы сворачиваешь? Я, может, хотел бы с девушкой поговорить о личном, о заветном". – "Ну, валяй. Кто же тебе мешает?" Несколько фраз спустя выяснилось, что мешает такому разговору сама Лариса, которая решительно прекратила Игоревы излияния и предложила отложить их до более подходящей обстановки: "А сейчас ешь и рассказывай, что у тебя новенького". Покончив с основным блюдом и с обзором событий за минувший год, Игорь решительно сказал: "Мы с тобой последний раз целовались два года тому назад. Долго еще будет длиться эта пытка?" – "Да как тебе сказать… – пробормотала Лариса, аккуратно складывая салфетку в мелкие квадратики. – Я, может, и пошла с тобой – было бы куда". – "Ко мне?.." – "В смысле, к вам? Нет, знаешь, по семейным домам я завязала шастать. Не хватает только, чтобы Ляля нас застукала". – "Она сама вовсю…" – "Совсем другой разговор, – с резкостью перебила Лариса. – Во-первых, это не мое дело, а во-вторых – это факт ее биографии. То есть, тем более не мое собачье дело. Вы сами и разбирайтесь. А я орудием мести служить не стану". – "Допустим, я найду дружественную квартиру?.." – "Найди. Я ведь не говорю тебе, как та лягушка: нет, нет и нет! Я только против поцелуев среди бела дня, у входа на станцию метрополитена. Или, к примеру, на скамеечке…" – "А если я попрошу Юрца? В смысле, попрошусь к его сыну?" Лариса чуть улыбнулась (про себя расхохотавшись во весь голос): "Ну, попробуй. Попытка, сам понимаешь…" – "А можно, я тебе все-таки вручу подарок?" – "В смысле, прошлогодний дар? Давай, если оно при тебе…" Лариса протянула руку через столик и оттопырила пальчик, на который Игорь надел злополучное кольцо. Полюбовалась сложившимся ансамблем ("перстень на персте") и послала дарителю этой же рукой воздушный поцелуй: "Спасибо тебе. Очень мило…"
Когда официант принес счет, Лариса откашлялась и сказала, тихо и внятно: "Слушай… только не лезь сразу на стенку, очень тебя прошу! Что, если я заплачу свою долю? Я теперь девушка состоятельная…" – "Ты совсем рехнулась?" – "Намек поняла. Извини. Еще раз спасибо за обед. А за колечко – особо. Ну, тронулись? А то я, если честно, уже опаздываю…"
***
Пару дней спустя Лариса с Юрцом пребывали на кухне в квартире его сыночка. Лариса, в халатике на голое тело, вертелась у плиты, а Юрец смешивал коктейли, по неистребимой своей привычке московского плейбоя-ветерана. "Как у тебя появится пауза – отвернись от плиты, и давай выпьем". – "Могу и без отрыва от производства", – рассеянно пробормотала Лариса. И, не глядя, протянула левую руку за стаканом. – "За великолепие изготовляемого блюда!" – провозгласил Юрец. – "Я постараюсь", – ответила Лариса. Юрец поставил опорожненный стакан на стол и коротко хохотнул: "Ты чего?" – "Сейчас расскажу. Тут звонит наш общий знакомец… ну, Игорь… и спрашивает, нельзя ли ему квартиркой попользоваться". – "Интересно, что именно ты ему сказал?" – "Практически всю правду. Что там сейчас занято. А на вопрос: "кем" – заявил, что там пребывает пара, находящаяся в сходной ситуации, но имеющая чуть более весомые права". – "А у нас более весомые права?" – "Ну, вообще-то я эту квартиру и купил своему оболтусу. Так что…" – "Ясное дело".
Воспользовавшись технологической паузой, Лариса отвернулась от плиты: "Кстати о звонившем… Юра, у меня очень важный вопрос. Отнесись к нему со всей серьезностью, хорошо? Только не перебивай, дай мне до конца высказаться…" – "Надо же, как торжественно. Ты чего это, заяц?" – "Я тебя просила же: не перебивай! Так вот. Ну, ты знаешь все про нас с Игорем. Все, что было до его отъезда. И вот он приезжает…" – "И ты собралась меня бросить…" – "Юра, я тебя очень прошу: не лезь со своими шутками! Никто тебя бросать не собирается, по известной тебе причине: потому что лучше тебя никого нет. По состоянию на настоящий момент, во всяком случае. И уж тем более ничего не светит конкретно Игорю – даже если бы тебя и не существовало. Не говоря уж о том, что ты есть… Но я сейчас о другом. Когда мы с ним общались во время его московского отпуска… Я же тебе рассказывала, как мы год тому назад просидели полвечера в кафе, пытаясь прожевать жесткие антрекоты… Ну, и так далее… И вот в разгар ужина он мне вроде бы подарил кольцо – этакие, знаешь, шикарные чешские гранаты… То есть, не вроде бы, а реально подарил. Просто я тогда не взяла, потому что как бы я стала матери объяснять, откуда у меня такая роскошь. И мы порешили, что подарок пока полежит у него, а потом, когда он вернется… Ну, вот он и возвратился…" – "Так в чем проблема, заяц? Боишься, что он не отдаст тебе эти гранатики?" – "Боюсь, что отдаст – вот чего боюсь…" – "Я тебя как-то плохо понимаю. Отдаст и отдаст, что страшного?.." – "А ты?" – "Что – я?" – "Как ты посмотришь на то, что бывший любовник мне подарки делает?" – "Заяц, скажи прямо: тебе понравилось это кольцо?" – "Прямо? В смысле, честно? Очень…" – "Ну, так носи на здоровье". – "Как это?" – "Да просто. Молча. В конце-то концов, он тебе когда его подарил? Еще до нашей сентябрьской встречи?" – "За месяц…" – "Вот и считай, что я ничего не знаю. У тебя изначально имеется некое кольцо, и я воспринимаю его как факт. Как данность. Ведь если бы ты сейчас с ним завела шуры-муры, и он бы тебя осчастливил подарочком – в самом деле, могла бы возникнуть тема для размышления. А все прочее – дела давно минувших дней". – "Ты и вправду так считаешь?" – "Я тебе часто вру?" – "Все-таки я права!" – "То есть?" – "Ну, когда я говорю, что ты самый добрый из всех известных мне людей". – "Самый?" – "Самый-самый! Только убери руки – не мешай человеку готовить. А то, не дай Бог, подгорит…"
***
"Да, Игорь, и тебя с Новым годом!" – "Что делаю? Праздную его наступление, как и все человечество – кроме мусульман и евреев…" – "И буддистов, ты прав…" – "В кругу близких и друзей…" – "Скажем так: близких друзей – такая формулировка тебя устраивает?" – "Ну, какая у меня может быть жизнь. Нет ее и не предвидится в течение ближайшего полугода. Последняя сессия, диплом, плюс еще кое-какие поездки…" – "Нет, поездок немного – я соглашаюсь только на самые интересные…" – "Одна в Вильнюс, и еще одна, наверное, во Владивосток – но это вилами по воде…" – "Какие встречи, какие посиделки, о чем ты! Я еле до постели доползаю". – "А вот это – глупо! Ты хочешь, чтобы я с тобой вообще перестала общаться, даже по телефону? Тогда ты на правильном пути. Еще одно такое высказывание – и все!" – "Ладно, в честь Нового года прощаю. Но в последний раз – имей в виду". – "Все, бывай здоров!" – "Какие там поцелуи, о чем ты!.." – "Все-все-все! С Новым годом!"
***
"Да, Игорь, естественно, узнала. Ты что же думаешь, если мы годами не видимся, я твой голос забуду?" – "С Новым годом, конечно же…" – "Насчет счастья – не знаю, нужно ли новое: дай Бог старое переварить…" – "Да шучу я, шучу!" – "Да, по обыкновению…" – "Нормально. Работаю. Вникаю. Осваиваюсь". – "Да ты превосходно знаешь эту лавочку – не мне тебе рассказывать. Ты и сам не первый день замужем…" – "Ну, женат, какая разница…" – "Я? Нет, пока вроде не собираюсь…" – "Я еще молодая – погуляю…" – "Слушай, это я молодая, а ты уже взрослый мужик. Научился бы шутки различать. Тем более что не первый день меня знаешь. Я все-таки считала, что ты нормальный человек, и с тобой можно шутить. Если нет – перехожу на стиль общения, свойственный рабочей обстановке". – "В очень простом смысле: ни тени улыбки, ни малейшего отклонения от темы разговора". – "В данном нашем конкретном случае? Будет выглядеть следующим образом: спасибо вам, дорогой товарищ, за новогодние поздравления, желаем вам всего наилучшего, до свидания. И точка. Хочешь так – нет проблем. Можно и так". – "Да ты что! Никто на тебя не кидается. Это ты кидаешься… Ишь ты – погулять он вознамерился. Хватит, голубчик, нагулялись, пора и за ум браться. Ладно. Будь здоров, привет жене…"
***
Весной, на одном из малозначимых дневных приемов, Лариса столкнулась с Андреем. "Ты что же, старых знакомых не узнаешь?" – удивленно спросила она, загородив ему дорогу. – "Гос-споди! Да ведь это же… ой, извини, забыл как тебя… а, Лариса! Ты у меня на даче была, зимою. Помню…" – "Несмотря на зимнюю погоду, все было прекрасно и тепло. И печка функционировала. Видишь, вот и я помню". – "А чего это ты здесь делаешь?" – "По делам службы. Уж вовсе не развлекаюсь, в отличие от наших дачных подвигов…" – "Ты где сейчас?" – "В отделе Николай Трофимыча. Референт". – "Ого!" – "Так я понимаю, что восклицание относится к имени начальства, а не к моему статусу". – "Верно понимаешь. Погоди, погоди, а ты что кончала?" – "Асфальто-топтальный…" – "Да, да, припоминаю. Ты ведь с Игорем училась?" – "Ну, знаешь, это сильно сказано. В одном институте – да. Только он на десять лет меня старше". – "И когда же ты кончила?" – "В прошлом году". – "И сразу к Трофимычу? После МАДИ?" – "Я еще и школу молодого бойца прошла…" – "Это там, где Юрец командует? А-а, начинаю понимать…" – "Вот и славно. А ты – где, чего? Почему я тебя нигде не видела?" – "Да потому что я совсем недавно вернулся. Сидел в Ливане, потом перебросили на другую должность, в Египет. Нахлебался пустынной пылищи". – "В смысле: надышался?" – "В смысле: нахлебался. Кстати, не выпить ли нам, раз мы теперь коллеги. Давай, за цветущий миндаль!" – "Давай. Только поясни метафору". – "Миндальные деревья в цвету на Ближнем Востоке – это самое прекрасное, что существует на белом свете. Никаким орхидеям не сравниться". – "Ты мне дай телефончик, и потом, на досуге, расскажешь про миндальный регион. Потому что я вроде бы собираюсь в те места, и не плохо бы подготовиться заранее". – "Телефончик я и сам у тебя хотел попросить. Так, вообще. Чтобы был. А если у нас и общие дела завяжутся – тем более". – "Тебе когда лучше звонить?" – "Давай я сам с тобой свяжусь… ну, не удивляйся, если это будет моя секретарша…" – "А что, уже такой большой начальник?" – "Да есть маленько… Так вот, я с тобой свяжусь завтра–послезавтра, мы поужинаем и потолкуем по душам. Ты вечерами свободна?" – "В смысле, не замужем ли я? Нет, не замужем. Хотя и бываю занятой. Но для тебя постараюсь освободиться". Договаривающиеся стороны обменялись визитками. Лариса прочла текст на карточке Андрея и легонько присвистнула. "Ничего, не пугайся, – усмехнулся он. – Я по-прежнему прост, как правда. А также добр по отношению к моим старым друзьям. Мы ведь достаточно старые друзья, не так ли?" – "Кто бы спорил. Я – так вообще с мужиками не спорю. Тем более, в такой ситуации. Только у меня одна просьба, товарищ начальник: надумаешь пригласить, так свяжись хотя бы накануне". – "Почему?" – "Да потому что ты ведь куда-нибудь в "Меж" потащишь… Значит, хотелось бы подготовиться заранее – ну, там юбочка, причесочка… Чтобы мордой в грязь не ударить и тебя не осрамить…" – "Правильный подход. Мне, во всяком случае, нравится. Ладно, все будет ОК!" – "Если при твоем участии – то не сомневаюсь!" – "А ты – маленькая подхалимка". – "Заметно?" – "Конечно". – "Так ведь стараемся…" – "А ты еще и язва…" – "Я же сказала: стараемся…"
***
Юрцу она решила пока ничего не рассказывать – да ведь и рассказывать-то нечего, по сути дела. Ну, мало ли с кем она общается на всех этих приемах, коктейлях, фуршетах. Тем более что его и не было на этом приеме – так сложилось. Занят был, более важными делами. А через день Ларису подозвали к телефону, и замороженное контральто спросило: "Лариса Петровна?" Лариса не стала отказываться ни от имени своего, ни от отчества. "Секретариат товарища Вдовина, – проинформировал ледяной голос. – Вы можете поговорить с Андреем Дмитриевичем? Тогда я вас соединяю…" – "Ларочка? Это Андрей, как ты уже поняла…" – "Поняла и рада слышать. Только подожди секунду – я к другому уху трубку поднесу". – "А что, на это ухо глуховата?" – "Не в том дело. Просто секретарша твоя такого холоду нагнала, что трубка застыла. И ухо замерзло. Но вот сейчас с тобой говорю, и вроде бы оттаиваю…" – "Очень рад, что я так положительно на тебя воздействую. Ну, как у нас насчет послезавтра? Я не слишком поздно тебя ставлю в известность?" – "Нет, отчего же. Нормально. Двух вечеров мне вполне хватит. Ну, там ножная ванна, педикюр… Маникюр тоже – в смысле, лак обновить… К Люське я сейчас прямо запишусь, чтобы с утра пораньше…" – "Люська – это парикмахерша?" – "Все понимаешь! Скажи только, куда ты меня поведешь? Должна же я знать, как одеться. И под какое декольте шею мыть – под большое или малое…" – "Под среднее. Пойдем в "Славянский базар". Если ты, конечно, ничего не имеешь против". – "Наоборот, горячо поддерживаю такую инициативу административных властей". – "Вот и прекрасно. Значит, давай таким образом: я с тобой свяжусь где-нибудь без четверти шесть, и ты мне скажешь, когда тебя ждать у дверей. Ты сама-то доберешься?" – "Можешь послать за мной вертолет. Только скромненько, без эскорта. Одного охранника вполне хватит". – "Ну и язычок у тебя!" – "Обыкновенный. Розовый". – "Ладно. До завтра…" – "Жду с нетерпением. Учти, в отличие от пары предыдущих фраз последние три слова сказаны на полном серьезе…"
***
Юрцу она так ничего и не сказала – ни накануне, ни на следующий день. Да, собственно, с какой стати. Не муж, в конце-то концов. И даже не постоянный любовник. Она ведь так и не перебралась к нему, как он ее ни просил: "Ладно, давай, чего там, я ведь все равно в разводе, все равно площадь пропадает…" Нет, нет и нет. В Москве она вела себя с ним точно так же, как и в совместных командировках, где приходила в его номер-люкс с вполне определенными целями, но до утра никогда не оставалась. "Считай, что это у меня такой заскок… Ну, хорошо, закидон – какая разница. Как хочешь называй, а ночую я в своей комнате. Вот так!" – "Независимость свою демонстрируешь?" – иногда срывался он. – "Ничего подобного. Я же ведь нормальная баба, безо всяких там феминистических фокусов – и ты превосходно это знаешь. Просто люблю спать в своей постели. Привычка у меня такая…" И в самом деле. Даже когда она соглашалась остаться у Юрца в московской квартире на ночь, а то и на весь уик-энд, все равно спали они в разных кроватях – чем бы ни занимались весь вечер, а то и большую часть ночи. Но, вернувшись из последнего за ночь похода в ванную, Лариса укладывалась в правую кровать – заставив Юрца в свое время, в первый еще свой приход в эту квартиру и в эту спальню, поклясться, что это его кровать – а сам Юрец проводил такие совместные ночи в кровати, принадлежавшей бывшей жене.
Итак, ничего она не сказала Юрцу – да ведь и говорить-то нечего. Ничего такого и не было. Посидели, побеседовали с большим начальником и компетентным экспертом о Ближнем Востоке – а точнее, о природе, климате и обычаях региона. Выпили совсем немного – Андрей явно сдерживался, с учетом соображений медицинского характера в том числе, а Лариса вообще не пила. То есть, могла выпить сколько надо – когда требовалось по обстановке, но если возможно было воздержаться, воздерживалась. Зато поели от души. Похлебали ушицы с расстегаями, отдав предварительно должное сложным рыбным закускам, а потом заказали жареного поросенка. "Любишь поесть?" – ласково спросил Андрей. – "Я еще и готовить люблю". – "Правда?" – "Правда, правда. Только ты вряд ли сможешь в этом убедиться. К себе пригласить – так я с родителями живу. И с братцем". – "А ко мне прийти?.." – "Семейный обед для жены сготовить? Не думаю, что у меня это получится…" – "Ну, а на дачу, как встарь?.." – "Там условия не очень подходящие. Для готовки, я имею в виду. Плита не ахти, насколько я помню. Да и потом – кто же на даче разносолы готовит? На даче совсем другими вещами занимаются". – "Это какими же?" – "Клубнику сажают. А потом собирают…" Такой вот разговор был, необязательный – в смысле, ни к чему не обязывающий. Когда принесли чай, Лариса сказала: "Давай я выпью чашечку и пойду потихоньку. Чтобы твой водила не растопыривал глаза: с кем, дескать, хозяин ужинает… Ничего, ты не рассердишься?" – "Какая благоразумная девочка! Не знаю даже, радоваться или злиться…" – "При такой дилемме всегда выбирай радость. Оно и для здоровья полезнее". – "Что говорит в твою пользу – так это абсолютная твоя правота". – "Естественно. Ну, сам посуди: не в "Волгу" же твою черную мне усаживаться. Да и кто мы с тобой? Дачные знакомцы, всего-то". – "Но мы ведь можем узнать друг друга поближе… я имею в виду, получше?" – "С радостью и удовольствием. Звони. Приезжай на свиданку на такси или вообще на метро. И тогда перед нами откроются самые неожиданные перспективы". – "А если на "Волге"? На своей, на серой?" – "Серая куда лучше черной. Если ты сам за рулем, то можно и за город выехать…" – "По какому шоссе?" – "На твое усмотрение". – "Слушай, а если мы за грибами рванем? А потом ты их приготовишь?" – "Было бы где…" – "Можно и у моих предков". – "А они как же?" – "Да они с начала мая на даче сидят, и до октября". – "И не скучно?" – "Знаешь, батя такого навидался в жизни, что… В общем, всякого он навидался. Так что ему не до скуки. В каких он кабинетах сиживал! И до лагеря, и после… Что ты уставилась? Времена были такие: сначала кремлевский паек, потом пайка с баландой, потом снова кремлевка, а на закуску персональная пенсия и зимняя дача в вечное пользование. Ну, и квартира в высотке – это уж само собой… Ладно, допивай чай и иди, а я следом за тобой". Лариса отставила чашку и сказала деловито: "Спасибо тебе за прекрасный ужин. Постараюсь отплатить жарким с грибами". – "А когда?" – "После дождичка, естественно – как только грибы пойдут, так мы и сразу…" – "А пораньше?" – "Ну, не могу же я сама навязываться. Пригласи. Тем более что для разгона хорошо бы родительскую квартиру посмотреть – в смысле, плиту и кухонную посуду. Сам понимаешь, не могу же я рисковать. А то осрамлюсь по вполне объективным причинам, а ты меня вруньей назовешь". – "Ну, уж и вруньей! Болтушкой – может быть…" – "А я бы не хотела и болтушкой выглядеть в твоих глазах. Понял? Все, спасибо тебе и до свидания. Надеюсь, до скорого…"
***
Так же, мирно и со вкусом, провели Лариса с Андреем еще несколько вечеров в популярных общепитовских точках столицы. Интервалы между каждой из этих чисто гастрономических вылазок составляли порядка двух-трех недель. Программа вечера была сходной: много и вкусно ели, но при этом не столько даже пили, сколько запивали. Буквально по глоточку. И вели разговоры на различные темы, в том числе и не связанные напрямую с внешнеторговой деятельностью. Из "Узбекистана" и "Баку" расходились также порознь, а вот к концу вечера в "Арагви", где была до дна осушена на двоих бутылка "Хванчкары", Андрей вдруг сказал, вроде бы совсем не по теме разговора: "А что ты скажешь, если я водилу отпущу, и мы заскочим в родительскую квартиру – осмотреться, как ты справедливо сформулировала в свое время". – "Можно и заскочить, – осторожно ответила Лариса. – Можно и осмотреться. В чисто познавательном плане". – "Именно что в познавательном. А то уже скоро грибной сезон, а мы не готовы…"
По дороге, за те считанные минуты, которые нужны опытному таксисту, чтобы домчать от Советской площади до площади Восстания, Лариса прикинула свои действия и решила: если начнет приставать – особо не сопротивляться. Такое решение основывалось на нескольких причинах. Во-первых, Юрец последнее время стал позволять себе какие-то странные штучки и высказывания – и за это заслуживает наказания. Во-вторых, непосредственный ее начальник начал делать разные ненужные пассы, и такое поведение должно быть пресечено, причем на должном уровне. В-третьих, уровень, занимаемый Андреем в системе, был тем самым, должным и необходимым. Да к тому и достаточным для развития ее карьеры. Юрец, ничего не скажешь, посадил девушку в неплохое место, но дальше никакого движения не замечается – плюс к тому и неадекватное поведение начальника, на которого она без омерзения смотреть не может. Иными словами, все к тому, что место надо менять. Причем, естественно, не на худшее. В-четвертых, Андрей с ней мил и все такое, что, безусловно, заслуживает известного поощрения. Кстати, не обязательно лезть в койку в первый же вечер; более того, пожалуй, этого вовсе и не следует делать, но кое-что вне койки – почему бы и нет.
Андрей довольно долго возился с многочисленными ключами, открывая величественные двойные двери. Наконец, вошли в громадную прихожую, где под высоким потоком тускло светилась маломощная лампочка. Андрей тут же, буквально с порога, полез обниматься. Лариса пробормотала: "Погоди… не сразу… дай отдышаться…" И выскользнула из его объятий, со словами: "Веди меня лучше на кухню!" Он покорно щелкнул другим выключателем, и в длинном коридоре зажегся столь же тусклый свет (ясно было, что папочка, герой первых и затем послевоенных пятилеток, был человеком как минимум экономным). Они направились в сторону кухни. И тут им дорогу перешло животное черного цвета, формой похожее на бочонок, длиной чуть ли не в пять сантиметров. Скотина двигалась не спеша, мерно переставляя свои многочисленные лапки. "Господи, кто это?" – с ужасом спросила Лариса. – "Ты что, тараканов никогда не видела?" – "Видела, – прошептала Лариса. – У нас дома тоже водятся, но ведь не такие…" – "Так те, ваши – они не тараканы вовсе, а обыкновенные прусаки, – сказал Андрей с оттенком какой-то странной гордости. – Рыжие, мелочь пузатая…" – "Вовсе не пузатые. Поджарые и шустрые. А вот эти твои – они точно пузатые. И страшные…" – "Ну, не кусаются же… Да и что поделаешь – по всему дому расплодились, крокодилы. Уж как только их не травили, самыми мощными американскими средствами…" – "Ничего не берет?" – "Только толстеют и наглеют". – "Ладно, с тараканами потом будем разбираться. А сейчас давай-ка оценим кухонную инфраструктуру".
Пока Лариса внимательно изучала плиту и всякие горшки-сковородки, Андрей достал блокнот и деловито сказал: "Диктуй – чего надо прикупить. Масло там, лук…" – "Картошку, мясо, специи… – в тон продолжила Лариса. – Пойми, что так, сходу, не сообразишь. Да и сколько мы с тобой найдем на двоих? Пять лисичек и две поганки? А как ты себе все мероприятие представляешь, в целом? Мы что, выезжаем с самого утра?" – "Ну, примерно…" – "И куда двинемся?" – "В район Белых Столбов". – "Отлично. Места вполне грибные. Об остальном сообразим по ходу дела. Заедем на рынок на обратном пути и обзаведемся всем причитающимся. В зависимости от улова". – "Ну, практическую сторону мы обсудили, – решительно сказал Андрей. – Теперь переходим к лирике. Может, поцелуемся? Или как?" – "Как скажешь. Но только давай сразу уговоримся, без обид: поцелуями сегодня и ограничимся. Ладно?" – "Есть у меня такой принцип: уважать девичьи принципы". – "Вот и хорошо…"
***
Первая вылазка за грибами увенчалась концептуальным успехом. Нашли десятка два белых, еще кое-что по мелочи; по пути у придорожных торговцев закупили всякие овощи, остальное, включая кусок свинины, взяли на Центральном рынке, и Лариса сделала такое жаркое, что Андрей буквально вылизал тарелку. Пока Лариса мыла посуду и наводила порядок на кухне, Андрей прикидывал многоцелевую операцию, предусматривающую отлов сразу нескольких зайцев. Пару недель тому назад из Штатов вернулся давний приятель, Леха. Сидел он в ЭКОСОС, на нехилом посту, куда попал благодаря тестю, очень большому человеку в ЦК. И есть мнение, что сразу после отпуска он окажется в кресле замминистра. Пообщаться с ним в неформальной обстановке, причем не медля – вопрос жизненной необходимости, да вот беда: жена его, Татьяна, терпеть не может жену Андрея. Более того, и папочка ее, то есть тот самый большой цековский начальник, по непонятной причине разделяет взгляды доченьки. Значит, прием в семейном кругу способен только навредить общему делу. Теперь же, убедившись в кулинарных талантах Ларисы, Андрей нашел выход: приглашу-ка я их на развлекательную программу в русском народном стиле. Сначала вылазка по грибы, а потом жаркое – ну, разумеется, с кое-какой предваряющей закусочкой и сопутствующей выпивкой. Помимо всего прочего, Татьяна будет просто счастлива, увидев, что вместо жены всеми делами заправляет любовница. Ну, насчет любовницы – может, и рановато еще так именовать девушку. Впрочем, сейчас она домоет посуду, и мы обратимся к этому вопросу. Кстати, если ничего сегодня не выйдет – тоже не беда. Достаточно будет присутствия Ларисы на кухне, в амплуа хозяйки, знающей, где найти соль, где перец, и какие кастрюли стоят в каких шкафах, чтобы нарисовалась картинка, способная доставить Татьяне максимум удовольствия.
Забегая вперед, скажем, что действительно ничего у Андрея в это вечер не вышло. По причине довольно необычной в таких делах, а именно – энтомологической. Начали они целоваться, и поначалу даже довольно рьяно, но вскорости Лариса, высвободившись из его объятий и вставши с гигантского кожаного дивана, занимавшего едва ли не треть гигантской же гостиной, сказала: "Ты только не смейся – но я не могу. Боюсь…" – "Чего?" – удивился Андрей. – "Да тараканища твоего. Так и кажется, что он прячется тут, в уголке. И сейчас как выпрыгнет!.." Вот и пришлось им покинуть высотное здание, не солоно хлебавши – хотя и вполне насытившись свининой с грибами.
***
К следующей грибной экспедиции Андрей подготовился тщательнейшим образом, загодя запасшись необходимыми гастрономическими деликатесами, равно как и сопутствующими (то есть, полагающимися к грибам) продуктами. Наряду с этим он соответствующим образом проинструктировал Ларису, внятно объяснив ей, какое положение в советской иерархической системе занимает Танин папа и какие последствия могут светить тем, кто произведет на дочку такого папаши благоприятное впечатление. Или, не приведи Господь, неблагоприятное.
Поехали в те же места, что и на прошлой неделе: Андрей за рулем, Леша рядышком, дамы на заднем сидении. Татьяна оказалась вполне свойской бабой; она сходу велела говорить ей "ты" и, не успели выехать за пределы МКАД, активно принялась расспрашивать Ларису про ее житье-бытье. Вскоре выяснилось, что Таня ("Таней меня зови, я же тебе сказала! в конце концов, не настолько же я старше тебя, уж во всяком случае, в матери не гожусь – согласись, вряд ли я могла тебя родить в тринадцать лет") превосходно знает не только легендарного и почти мифического Николай Трофимыча ("я у него диплом делала"), но и училась в одной группе с его замом, который непосредственно начальствует над Ларисиным начальником ("он тебя не обижает? честно скажи! а то я ему задам…"). Когда подъезжали к месту назначения, дамы уже были – не разлей вода. По лесу они брели рядышком, и Лариса ненавязчиво выводила близорукую Татьяну к местам наиболее вероятных грибных скоплений, где та с радостным визгом кидалась на указанную цель. Корзинка у них была одна на двоих, и набрали они ее доверху. Дома Татьяна приняла активное участие и в чистке грибов, и в общем процессе готовки – а потому без малейших угрызений совести разделила с Ларисой триумф, выслушав все комплименты мужиков в адрес "наших замечательных кормилиц". Однако и вместе с тем, будучи бабой справедливой, сделала (где-то на периферии подсознания) пометочку насчет того, что главным работником была все-таки не она. Вот таким образом Лариса попала в Татьянин список "Людей, которым я должна".
Занесенные в этот список попадали под покровительство и шефство Татьяны, что находило свое выражение в самых разных формах, зачастую причудливых и непредсказуемых. Кому-то вдруг, с неба, падал абонемент на кинофестиваль; кому-то звонил директор мебельного магазина и говорил конспиративным тоном: "Вы спальным гарнитурчиком интересовались – так милости просим, загляните ко мне завтра, обсудим вопрос"; кому-то отламывалась загранкомандировка. А бывало, что за обеденным столом у Таниного папочки вдруг заходил разговор о кадровой политике в масштабах страны (надобно заметить, что любящая дочка старалась навещать отца не реже двух раз в месяц, обычно по четным воскресеньям)… Ну, поднималась такого рода тема сама по себе, или Татьяна бывала инициатором разговора – не столь уж и важно для сути дела. Главное, что она могла, в нужный момент и нужным тоном сказать: "Вообще-то, отец, я могла бы дать тебе неплохой совет…" Самое забавное, что эти советы в массе своей действительно были вполне уместными и обоснованными, поскольку Татьяна разбиралась в людях и с дурацкими предложениями не лезла. Так что большой начальник обычно хмыкал и бурчал нечто вроде: "Ладно, разберемся"; потом же, перед уходом, Татьяна давала отцу заранее заготовленный конвертик. А в нем – когда просто записочка с фамилией-именем-отчеством, а когда и тщательно расписанная биография. Назавтра содержимое конверта попадало к референтам, которые в течение недели представляли свои соображения и конкретные рекомендации. И надобно сказать, что уже далеко не первый Танюшин кандидат занимал тот или иной пост, причем порой достаточно высокий. Татьяна не ограничивалась этой предварительной стадией; она внимательно наблюдала за всеми своими крестниками, за их производственными и светскими успехами, давая им дельные советы или предостерегая от ненужных поступков. Тем самым она всячески укрепляла как положение своих протеже в иерархии, так и свою репутацию умной женщины в глазах отца и его могущественных коллег.
После обеда дамы убрали грязную посуду и принялись накрывать чайный стол. Потом отправились на кухню заваривать чай – и вот тут-то Татьяна впервые увидала местных тараканов, которые нагло повылезали из всех щелей, привлеченные дивными запахами, доносившимися с выставленных в мойку тарелок. Татьяна завизжала от ужаса. Мужики в испуге прилетели на кухню. "Господи, и всего-то! – с облегчение сказал Андрей, осознав, что дорогая гостья не ошпарилась и не сломала ногу, запнувшись о табуретку. – Да ведь они не кусаются…" – "Мерзость какая, – бормотала Татьяна, не слушая никаких увещеваний. – Господи, такой с виду приличный дом, и никто не почешется, чтобы избавиться от этой дряни…" Андрей снова пустился в рассказы о том, что зверье расплодилось по всем этажам и что никакие, даже американские, средства их не берут… В отличие, скажем, от муравьев, которых удалось вывести в два счета. "Представляешь, Таня, завелись тут маленькие муравчики, рыженькие такие, шустренькие, вроде еврейчиков. Но их, слава те Господи, изничтожили подчистую". Он вздохнул и добавил: "Вот если бы и этих тоже…" – "Следовало бы…" – проговорила Татьяна. – "Да я не про тараканов… С ними, ясное дело, ни черта не выйдет. А вот тех, рыжих…" – "Геноцид проповедуем?" – вдруг спросила Татьяна, прищурившись, с неясной интонацией. То есть, это для Андрея интонация была не вполне ясной, а Леша, как человек, досконально изучивший интонационный строй дорогой и многоуважаемой супруги, не медля, бочком-бочком, исчез из кухни. И тут, отчасти неожиданно для самой себя, в разговор вступила Лариса. И спросила: "А чего это они тебе дались?" – причем ее-то интонация была как раз вполне определенной. – "Муравьи?.." – все еще не въезжая в ситуацию, переспросил Андрей. "Да при чем здесь муравьи!.. – отозвалась Лариса с еще более явным раздражением. – Евреи чего тебе сделали?" – "А ты никак за них заступаешься?" – "Ни за кого я не заступаюсь! Просто глупо. И противно…" Татьяна поддержала ее со всей резкостью: "Ты права, Ларочка. И впрямь противно. И такие песни слушать, и таких монстров видеть". Андрей открыл было рот – и не нашелся, что сказать. А Татьяна продолжила, демонстративно ровным голосом: "Давай, Ларочка, заварим чай, запьем твои грибочки и двинемся. Хорошенького понемножку".
Когда дамы пожаловали в гостиную, там в разгаре был весьма горячий разговор, судя по тому, что Леша оборвал его на полуфразе, сказав: "Мудак ты по самые яйца, и все тут!" – "Алеша, ты можешь вызвать машину? – спросила Татьяна отстраненным тоном, садясь за стол. – Или лучше отца попросить?" – "Танюшка, можно ведь и на такси…" – "Ты прав, – сказала Татьяна, на глазах остывая. Или, напротив, запихивая злость поглубже в печенку. – Это я сгоряча. Доберемся и на такси". – "Да я отвезу…" – начал было Андрей. – "Не надо. Ты поддатый". – "Да ни в одном глазу, уверяю тебя!.." – "Был бы трезвый – следил бы за своим языком". – "Таня, да я…" – "Хватит, поговорили", – оборвала его Татьяна. И демонстративно обратилась к Ларисе: "Сейчас попьем чайку, потом помоем посуду в четыре руки, и тронемся…" – "Чего там, я сама…" – "Лариса, – вмешался Леша, – не спорь с ней. Дело безнадежное". – "Вот-вот. Слушай старших, детка".
На кухне Татьяна осведомилась, где живет Лариса. "Мы тебя завезем. Или, – тут она пристально посмотрела на собеседницу, – или ты тут собираешься остаться? С этими тараканами?" – "Нет, что ты! – с искренним ужасом ответила Лариса. – Я тоже пойду. Только я могу и сама добраться…" – "Можешь и сама. Просто я хочу забрать тебя отсюда. Кстати, есть предложение: к нам заскочить. Посидим, потреплемся. Еще чаю попьем, уже не в спешке. У нас и конфетки имеются получше этих. Ну, согласна?"
Минут через сорок Лариса уже сидела на кухне своей новой подруги, а Татьяна деловито заваривала чай ("Эрл Грей" тебе как? Нормально?), рылась в холодильнике ("А что, если мы по ломтику сыра съедим?") и в недрах огромного кухонного буфета ("Против бисквитов английских ничего не имеешь?"). Потом погрузила все на сервировочный столик и повезла в гостиную, где Леша отстранено сидел у телевизора, не вмешиваясь в события. "Алешка, достань нам чего-нибудь сладенького… Ты как, Лариса, ликеры уважаешь? Есть вишневый, есть клубничный, и черная смородина…" Черносмородиновый выбрала Лариса, и не промахнулась. "Алеша, ты с нами не выпьешь? Или тебе чего-нибудь посерьезнее? Ну, сам возьми. И конфетки не забудь…" И Леша достал из бара запрошенную бутылку, а из шкафчика, что над баром, хорошо знакомую Ларисе коробку "Черной магии". Уселись вокруг журнального столика из толстого стекла, покрытого клетчатой шотландской скатеркой, Леша проворно наполнил три маленькие рюмочки, и Татьяна сказала: "Давай, Ларочка, выпьем за твои способности…" – "Да какие там способности", – слабо запротестовала Лариса. – "Допустим, кулинарные, – улыбнулась Татьяна. – У тебя наверняка еще какие-то имеются, но мы за них после… Алеша, как ты считаешь, Лариса – девушка одаренная?" – "Похоже на то…" – "А какова задача заместителя министра? Развивать потенциал сотрудников своей системы. Я правильно говорю?" – "Естественно, Танюша…" – "А какой у тебя потенциал?" – "Н-не знаю", – с запинкой ответила Лариса. – "Разберемся, – оптимистически пообещала Татьяна. – Тем более что какое-то время у нас пока есть – все-таки он не с завтрашнего дня вступает в должность. А мы с тобой пока осмотримся, определимся…"
Маслянистая сладость кассиса приятно обволакивала язык, смешиваясь с горьковатым вкусом дорогого английского шоколада, а Татьяна все задавала вопросы, один за другим, один за другим, выворачивая Ларису наизнанку. И приговаривая время от времени: "Мы же ведь друзья, правда, Ларочка? А какие же секреты между друзьями…" И Лариса выложила все как на духу – и про семью, и про Игоря с Юрцом (правда, без имен и в самом общем виде), и про учебу, и про работу, и про любимых писателей, и про то, что кошек не любит, а вот цветы разводила бы с удовольствием – была бы дача… К половине одиннадцатого Татьяна вызвала такси, супруги проводили Ларису до машины, и Леша, отмахнувшись от отчаянных протестов Ларисы, сунул таксисту трешку, со словами: "Не вырони девушку по дороге, шеф. Головой отвечаешь!" Причем сказал это без тени улыбки, и водила, сообразуясь с адресом подачи, ответил столь же серьезно: "Нет проблем, командир. Довезем как родную".
Вернувшись домой, супруги подвели итоги дня. "Этот твой Андрюшенька, – сказала Татьяна сквозь зубы, – он сильно пожалеет о своих словах. Я еще и отцу наябедничаю, вот увидишь…" – "Да ладно, чего там, я сам заделаю ему козью морду…" – "Ты – это отдельно, по своим каналам. А отцу я все-таки скажу. Поимей это, кстати, в виду…" Какое-то время они помолчали, оценивая дальнейшую судьбу Андрея, потом Татьяна потянулась, зевнула и сказала: "Ну, что, баиньки? День-то долгий выдался, со всеми этими грибами". И по пути в спальню продолжила, как бы на той же ноте: "Ты знаешь, Алеша, эта Ларочка – забавная девчонка. Из жуткой пролетарской семьи, но смотри, как смогла выбиться и добиться. А ведь самостоятельно…" – "Ну уж и самостоятельно! Мужики помогли…" – "Пусть и мужики. Все равно она молодец. Ведь другие под кого только не ложатся, а толку ноль. Ну, максимум шубу заработают этим своим местом. Если вообще не какое-то паршивое колечко с бирюзой. А Ларочка не о тряпках думает, не о камушках. Она о будущем думает". – "То есть, о карьере". – "И ничего плохого в этом не вижу". – "Ты никак ее под крылышко берешь?" – "Вот представь себе. И не беру, а считай, что уже взяла. А ты на новом посту будешь оказывать ей всяческое содействие, понял?" – "А если не понял?" – "А если непонятливый, то я сама отца попрошу…" – "Да чего ты кипятишься, Танюша. Поможем девочке, конечно же. Тем более, такой кулинарке". – "А кстати о хозяйственных талантах… Что, если ее познакомить с Гришей?" – "С Григорием?" – обалдело переспросил Леша. – "Да, именно что с ним. Он немного отошел после Тонечкиной смерти, и сейчас – гляди, как бы не захомутала его какая-нибудь сучонка. А эта Ларочка – вроде бы девка невредная… Во всяком случае, надо попробовать…" – "Что у тебя за страсть всех женить и замуж выдавать…" – "Не страсть, а склонность. И ничего плохого, кстати, в этом не вижу".
***
На следующий день Татьяна позвонила Ларисе на работу и заговорщицким голосом спросила: "Ты сегодня вовремя кончаешь?" – "Вроде бы…" – ответила Лариса с плохо скрытым удивлением. – "Тогда давай я тебя сразу же и подхвачу, ладно? Только не у главного входа, а за углом". Сообщила цвет и номер своей машины и добавила: "И смотри – хвост не приведи за собой". – "А что, ситуация настолько напряженная?" – хихикнула Лариса. – "Ерунда, не бери в голову. Просто неохота ни с кем встречаться…"
Когда в шесть ноль восемь Лариса легкой тенью скользнула на переднее сидение, Татьяна расхохоталась: "Кралась прямо как настоящая шпионка. Молодец, есть задатки. В случае чего можно будет тебя рекомендовать куда следует". Отъехав на достаточное расстояние от здания, Татьяна прижалась к обочине. "Ты голодная?" – "Нет, нормально пообедала". "Тогда давай прикинем наши планы. Если торопишься, я тебя за четверть часа введу в курс дела, а потом подкину, куда скажешь…" – "Да мне вроде бы никуда и не надо…" – "Отлично. Значит, так: я тебе пока изложу суть, а там посмотрим. Если у нас откроется дискуссия, то лучше беседовать в машине, без посторонних. А если ты примешь сказанное к сведению, то можно будет где-нибудь посидеть просто так, кофейку попить. Хотя бы на втором этаже в "Москве" – мое любимое место со студенческих времен". – "Хорошо". – "Ну и прекрасно. Тогда начнем. Скажи мне честно: ты замуж не собираешься?" – "В обозримом будущем как-то не светит", – осторожно сказала Лариса. – "В смысле, и жениха нет?" – "Ну, насколько мне известно…" Татьяна улыбнулась: "А какой-нибудь отгоревшей любви в недавнем прошлом?.." – "Тоже не припоминаю…" – "Тогда слушай!"
И Татьяна изложила заинтригованной собеседнице ситуацию. Дескать, имеется у них с Алешей старинный приятель, по имени Гриша. Который с ней учился в одной школе. А с Лешей они однокурсники. В МИМО в одной языковой группе были. Гриша стал Григорием Александровичем очень давно, еще в аспирантуре. Карьеру сделал фантастическую. Ну, у него и папа будь здоров был, генерал невидимого фронта, что тоже способствовало. Но вот личная жизнь Гриши – никому не пожелаешь. Родители погибли в авиакатастрофе, летели из Штатов, и самолет упал в океан. А года полтора тому назад у него умерла жена. Жуткая история. Гриша только-только перешел из МИДа в ЦК, и они полетели буквально на неделю в Индию, он по делам, а она просто так, никогда не бывала в стране, Тадж-Махал захотелось посмотреть. Посольские подхалимы устроили им пикник в джунглях, знаешь, такой, с помпой, с катанием на слонах и всем, что полагается. И укусила ее какая-то мушка. Анафилактический шок – бабу до больницы не довезли. Ну, для Гриши новая работа оказалась отчасти спасением. Пахал по двенадцать часов в сутки, чтобы забыться. Очень он любил жену. Она – такая, знаешь, ивяковская девочка, смешливая, шустрая. И умница. Тонечкой звали.
Какое-то время они сидели в машине молча. Потом Татьяна провела ладонью по лбу, как бы стирая грустные воспоминания, и сказала просто: "Мне бы хотелось вас познакомить. Ты не против?" Лариса растерянно пожала плечами, и Татьяна продолжила: "Ты понимаешь, Гриша сейчас стал чуть-чуть в себя приходить. Я же помню, что с ним творилось в первое время… Он через пару месяцев после похорон приезжал в командировку в Нью-Йорк, на сессию Генассамблеи. Ну, мы с ним все-таки старинные друзья-приятели, он и жил у нас… ну, в смысле, ночевал время от времени… И вот он мне тогда сказал, как-то ночью… мы сидели с ним, Алеша спать ушел, а мы все сидели, вернее, я с ним сидела, слушала, давала ему выговориться, и он мне говорит: "Ты знаешь, Танька, ведь это жутко: мне сейчас почти сорок, мужик я здоровый, протяну как минимум еще лет тридцать, и это тридцать лет адских мучений… Я ему говорю: вот верующим легче – а мы, коммунисты-атеисты, так и наказаны, адом на земле… Зачем я тебе все это рассказываю, Ларочка? Ты не знаешь? Вот и я не знаю. Но ведь ты приличная девочка, не болтушка, правда? Знаешь, иногда так хочется выговориться! С Алешкой-то не очень поговоришь. Любовника у меня, у дурочки, нету. Да и подруг – таких, с кем можно начистоту… Вот мне почему-то показалось, что с тобой мы сможем сойтись поближе". – "Ты знаешь, после того грибного дня мне тоже показалось, что у нас много общего. Я долго тогда ворочалась перед сном, все прикидывала: надо же, сколько всего про себя выложила совершенно незнакомому человеку. И подумала: бывает, кого-то знаешь сто лет, а доверия к нему ни на столечко… А бывает, что с первой встречи… Вот и мне кажется почему-то: с тобой мы споемся…" Татьяна, привстав с сидения, наклонилась к Ларисе и поцеловала ее. Застегнула ремень и решительно сказала: "Вперед! В "Москву", в "Москву", в "Москву"! Там такие дают, знаешь, корзиночки из слоеного теста с икрой – обожаю!"
***
А в понедельник, ближе к обеду, объявился Юрец. "Что-то мы с тобой, подруга, давно не виделись…" – "И не удивительно: ты не звонишь, не пишешь…" – "Да я тут был в некотором замоте… Однако суть, похоже, не в этом". – "А в чем же?" – "Так ведь ты теперь у нас в другие игры играешь". – "Не поняла". – "Ну, игры, может, и те же, только команда другая. А точнее – лига другая…" – "Как-то я твои футбольно-спортивные аллегории не очень усекаю…" – "Да чего тут непонятного! Тебя, говорят, на даче у Татьяны видели. Да к тому же с таким кавалером, что просто ах…" Тут же в памяти всплыла Татьянина фраза: "Только хвост за собой не приведи", и Лариса подумала, что все сказанное Татьяной следует воспринимать буквально. Похоже, Ларочка, ты вступаешь в новый период жизни, когда буквально каждый твой шаг оказывается под пристальным и зачастую далеко не дружественным наблюдением. Ну, что ж. На войне как на войне. И она спросила, неспешно и сурово: "Так, прошу по порядку, по пунктам: кто видел, кто разболтал, с какими комментариями?" – "А зачем тебе?" – "Да затем, чтобы Грише рассказать". – "Григорию Александровичу?" – переспросил Юрец, с интонацией, явно свидетельствовавшей, что сплетню он охотно подхватил, передал, но в глубине души ей не поверил. А теперь приходится верить и делать соответствующие выводы. – "Именно. Ему самому", – сказала Лариса сухо и агрессивно. Права Танька – ну их всех туда-то и туда-то. Будем жить по своим законам, нами же и придуманным. – "А я решил, что… ну, знаешь, как у нас любят… ну, поболтать…" Странно было слышать Юрца мекающим, бекающим и растерянно-испуганным. Ну, и отлично. В таком случае наносим еще один удар. Окончательный. "Нет, отчего же, – твердо сказала Лариса. – Все это голая правда". И добавила, как добила: "Можешь и дальше распространять. Если, конечно, шкура не дорога". – "Ну, Ларочка, что ты, в самом деле… Зачем так… Мы же старые друзья…" – "Верно говоришь – друзья, – ответила Лариса, немного смягчаясь. – Вообще-то ты со мной всегда был по-хорошему…" – "По-дружески…" – "Принимаю формулировку. Этой версии и будем держаться. Для нашего, кстати, общего блага. Согласен?" – "О чем говорить! Разумеется!" – "Вот и ладно. Со мной по-хорошему, так и я по-хорошему…"
И, положив трубку, Лариса поймала себя на мысли, что последнюю фразу она произнесла с Татьяниной интонацией. Мало того – в Татьянином стиле. Ну, и что? Ведь она – моя подруга. Сама же она так и сказала Грише, когда они втроем сидели на веранде (Леша отправился в дом, за новой бутылкой). "Гришенька, – сказала Татьяна, – теперь Ларочка – моя лучшая подруга. Учти это. И, как мой лучший друг, делай соответствующие выводы…" Как бы в подтверждение сказанного она облобызала и Гришу, и Ларису, а заодно и появившегося Лешу, пояснив: "Это я, ребята, от полноты чувств…"
Кстати о чувствах. Не раз и не два уже рассуждала Лариса на эту тему, наедине с собой, любимой. Последний раз аккурат после того, как, выпив по одной из вновь открытой бутылочки, участники посиделок на дачной веранде разошлись по своим комнатам: супруги в свою спальню, а гости – каждый в свою. Перед этим, вообще-то, Татьяна вызвала Ларису в ночной сад, и там подруги деловито обсудили ситуацию ("Ну, как, нравится тебе этот мужик?" – "В принципе, да…" – "Но сейчас я уложу вас по разным комнатам, верно?" – "Естественно…") При этом Лариса не стала озвучивать окончание ответа: "Ты же ведь меня позвала в расчете на серьезные дела, а не для того, чтобы подложить приятелю молоденькую бабу на одну ночь…" И вот, уединившись в одной из гостевых спален Татьяниного особняка, Лариса уже в процессе раздевания принялась активно рассуждать. Сначала в ретроспективе. Чем же все-таки были для нее отношения с Игорем и Юрой? Очередной раз подтвердила свою оценку: девичьими забавами, не более. Ну, с Юрцом еще и накоплением женского опыта. В смысле, постельного. Все, что она испытывала при этом, в отечественной пропагандистской системе принято именовать "чувством глубокого удовлетворения". Не так уж и мало, между прочим, если принять во внимание содержательный состав квази-задушевных бесед на интимные темы, которые время от времени ведутся в девичьих компаниях, после баньки за бокалом пива: ведь большинство девок только и жалуется – на мужей, на постоянных любовников, на всяких проезжих молодцов… Более того, она ведь – что называется, пару раз по разу – попробовала это самое и с посторонними партнерами. В стройотряде – так, для смеху, и еще в южных регионах страны. В общем, тоже для смеху, хотя и для опыта тоже. В первом случае это был малый из Казанского университета, который всю дорогу смотрел на нее несчастными глазами и которому – так сложились обстоятельства – пришлось дать в последний вечер. Удовольствия было не больше, чем от похода к гинекологу. А во втором случае партнером стал известный тамошний сердцеед, про которого взахлеб говорили местные девки-переводчицы. Ну, объективно говоря, некие впечатления были получены. Вполне положительные, хотя и ориентированные в основном на саму себя. ("Молодец, Ларочка, не сплоховала. Не ударила фейсом ни в грязь, ни об тейбл. Показала приморскому принцу столичный класс – кстати, еще раз спасибо Юрцу за науку!")
А вот что касается Гриши… Ну, признайся, что сердечко девчонки с московской окраины екнуло при знакомстве с этим мужиком, похожим, кстати, на Грегори Пека, да так, что самой захотелось хоть немножко смахивать на Одри Хепберн. В свои сорок с небольшим уже будь здоров на каком посту, и ведь это только начало. Плюс аура сына известного разведчика. Плюс бабья жалость к молодому вдовцу ("Начинаешь понимать Наташу Ростову, тем более кстати насчет Одри Хепберн, просто все одно к одному, не судьба ли это, Ларочка?") И вот полдня в его обществе: умница, все на свете знает, чувство юмора убийственное (сделал пару замечаний насчет общих знакомых из внешторговской среды – прямо серпом по этому месту!). Ехали на его персональной "Волге": Леша на переднем сидении, в качестве штурмана при водителе, а тактичная Татьяна села между гостями, чтобы задавать тон беседе. Вполне душевно разговорились уже в дороге, а потом непринужденно общались и в саду, и за ужином, и на веранде… Лариса повернулась на бок, укладываясь поудобнее, и решительно подытожила: "Про любовь ничего такого не знаю, но замуж пойду – пусть только позовет".
***
Возвращались на той же машине с радиотелефоном. Сначала завезли домой Ларису. В окраинный квартал новостроек. Остальные пассажиры поехали к себе в центр города. Татьяна позвонила через полчаса: "Лара, мы в полном порядке! Ты ему очень понравилась: умная баба, говорит, и сексуальная, и язычок как бритва. Я заставила его пригласить нас в том же составе к нему на дачу. Поедем на следующий уик-энд. Это вкратце, детали обсудим завтра, после работы. Приезжай к нам, Алеши весь вечер не будет, мы и поболтаем без помех. Но ты мне скажи, как на духу: да или нет?" – "Конечно, да". – "Я не про завтрашний приезд…" – "И я не об этом. Да, Танюшка, да! Спасибо тебе". – "За что?" – "За такой подарок судьбы". – "Вообще-то учти, он кое в чем вовсе не подарочек – но мы с тобой все обсудим завтра".
На следующий день подруги приступили к разбору полетов. Лариса делилась своими впечатлениями, Татьяна давала комментарии с позиции беспристрастного наблюдателя. По основным вопросам консенсус был достигнут в течение каких-то сорока минут. Да, ничего себе, и даже нравится… Собственно говоря, нравится вплоть до того, что можно рассмотреть и серьезные варианты… А он намерен рассматривать серьезные варианты? Не просто намерен, а даже дал понять, что устал от вдовства. Что значит – устал? Нет сил больше приходить в пустую квартиру. Не говоря уж о выходных… Это когда он был рядовым начальником, то мог работать и по субботам, да и домой бумаги прихватывал. А сейчас он уже большой начальник – вот и дел стало, соответственно, поменьше… Нет, почему же, он не от скуки решил жениться, а от тоски – разные вещи, согласись… А ты ему не просто понравилась – ты ему чем-то Тонечку напомнила… Тем более что и тебе пора, не считаешь?.. Ну, если нет принципиальных возражений, тогда переходим к деталям и процедуре… Давай только свежего чайку заварим…
"Так вот, – заявила Татьяна, когда подруги вернулись с кухни и заняли свои уже привычные места у стеклянного столика, – имеются, впрочем, кое-какие "но", и вот их-то мы сейчас рассмотрим. Начнем с главного. Как я понимаю, детей у них с Тонечкой не было по вполне медицинским причинам – впрочем, в детали он никогда не вдавался. Это – раз. Хотя дети – и не главное. Во всяком случае, мы с Алешей так считаем – может, потому, что у нас их тоже нет. Ты пока молчи, комментировать и высказываться будешь после. Теперь – еще одна немаловажная штука. Из той же области интимных чувств. В постели он, как я понимаю, не Бог весть что. И был-то не ахти… Ты только не думай, мы с ним ни-ни, просто я знаю, что он за одной моей одноклассницей устегивал. И ничегошеньки у них путного не вышло. Причем она мне даже жаловалась по этому поводу, потому что сама-то была не прочь… После чего он как бы с горя на своей Тонечке женился. Тонечка эта вообще была из странноватой профессорской семьи, папа-мама синологи, не от мира сего. И доченька хороша – она, по-моему, даже до зоологии не дошла, до размножения видов – на ботанике застряла, на тычинках с пестиками. Так что оргиями в этом супружеском союзе никогда и не пахло. Тонечка, как я понимаю, была у него первая и единственная. При ней он ничего себе не позволял, а уж после ее смерти и вовсе сохранял ей верность и вообще. Тебя все это не пугает?" – "Знаешь, Танюшка, – с запинкой начала Лариса, – я ведь тоже девка-то не очень… ну, не такая уж опытная. Сказать тебе, что я в этом шибко разбираюсь – значило бы просто-напросто соврать. У меня мужиков-то было, как ты знаешь, всего двое. Один меня оприходовал, на втором курсе, но с ним мы буквально считанные разы трахнулись, и потом он уехал. Из Москвы уехал, с семьей. А с другим пару лет продолжалось, но так, вялотекущий роман. Под венец никто не собирался, и в конце концов разбежались, по-моему, к обоюдному облегчению…" – "А с этим, с Андреем?.." – осторожно спросила Татьяна. – "Ты знаешь, вот как-то ни разу. Не склалось, видно". – "На твое счастье…" – "Теперь сама вижу, что повезло". – "А могла бы влипнуть". – "Ой, и не говори!" – "В общем, ты, я вижу, такая же искушенная львица, как и я", – вздохнула Татьяна. – У меня вообще в школе дальше поцелуев дело не шло. А потом, курсе на третьем, началось все с Алешей, и тоже больше года хороводили, пока в койку забрались. Причем накануне ЗАГСа, буквально за каких-то три недели. И вот, знаешь… ну, не заладилось у меня это дело. И… а, чего там, ты своя, тебе расскажу… я решила где-то, лет в двадцать пять, попытать счастья на стороне. Все, знаешь, самым пошлым образом – в Крыму, в папочкином санатории, причем поехали с Алешей, а его за две недели до срока вызвали в Москву… И вот я там эти две недели… ну, считай, что загуляла. Все так обдуманно, аккуратно, осторожно… Мужик из другого санатория, сибиряк – чтобы, не приведи Господь, никаких общих знакомых, комсомольский босс, здоровый такой амбал, но вместе с тем и не без проблесков интеллекта… Трахнулись мы с ним за эти две недели раз десять. В дневное время, у него в номере. Чтобы, значит, по ночам не рисковать репутацией… И ты знаешь, вот я чувствую, как с каждым разом мне это все противнее и противнее. В Москву прилетела, будто по уши в дерьме. Дрожу, что Алешка тут же усечет ситуацию и убьет на месте… а если не Алешка, так отец прибьет… Муж встречает меня в аэропорту, ну, там поцелуй после разлуки, а я со стыда сгораю. А в такси сели – он ко мне прижался и коленки поглаживает. Целоваться начали в лифте – сроду у нас такого не бывало. Порог не успели переступить, как Алешенька на меня накинулся, коршуном… И знаешь, нам впервые так хорошо было вместе – ты не поверишь. И после у нас как-то все более-менее наладилось. А по сторонам с тех пор я даже и не смотрю. Вот такая, подруга, у меня сексуальная биография. Хочешь – смейся, хочешь – плачь…" – "Чего ж тут смешного. Нормальное советское невежество…" – "В смысле, ненормальное. Ты права, подруга, ой, как ты права… Ладно, сейчас речь не обо мне. Я-то уже, слава Богу, пристроилась – теперь бы с тобой разобраться. Скажи мне, ты ребеночка очень хочешь?" – "Ой, Таня, я и не знаю…" – "Ну, это тебе самой решать. Тем более что, может, у вас все и получится как следует". – "Время покажет…" – "Это точно. Ну, а так, вообще… ты пошла бы за него?" Тут Лариса рассказала про все свои ночные размышления. И насчет Грегори Пека, и насчет жалостливого отношения к молодому вдовцу, и начет того, что умница и не зануда. Не умолчала и про "Волгу" с радиотелефоном – "серьезный аргумент, чего уж там…" – "И правильно рассуждаешь. Это – жизнь, в конце-то концов. Если хочешь знать, я очень рада, что все это тебе достанется, а не какой-нибудь вертихвостке…"
***
Время было зимнее, середина января. Игорь ехал с работы в метро (как человек благоразумный, машину он ставил на прикол уже в конце октября). В метро он обычно читал "Науку и жизнь", удобное для транспорта издание, легкое – в смысле, по весу: можно читать стоя и держа журнал в одной руке. Где-то в районе "Октябрьской", перевернув очередную страницу, Игорь глянул на заголовок статьи, посвященной истории электрической лампочки, и выматерился про себя: уже не первый день из четырех рожков люстры функционируют только три, и если сегодня он не купит лампочку (а лучше – две, про запас), будет скандал. Положим, к скандалам он привык, Лялечка их устраивает теперь с железной регулярностью – но ведь и самому этот непорядок противен. Кстати, сегодня утром она заявила, что придет поздно. Значит, хахаль вернулся из командировки, потому что обычно она все-таки посреди недели ничего такого себе не позволяет, ждет выходных. А с нынешним своим хахалем она последнее время регулярно собачится – стало быть, заявившись домой в полночь, еще и постарается сорвать злость на муже. А мы ей по сусалам – лампочкой! Куплю две, одну вверну, а вторую демонстративно выложу на журнальный столик. Кстати, выйду-ка сейчас на "Добрынинской", заскочу в универмаг, там электротовары прямо при входе, на первом этаже, за пять минут можно управиться. И, уже стоя на эскалаторе, подумал: нет, куплю не две лампочки, а десяток, всяких. Две на сорок, две на шестьдесят, две на семьдесят пять… нет, на шестьдесят лучше штук пять… и одну на сто. И все разложу на журнальном столике. Вот как я ее уделаю!
Совершив запланированные покупки, Игорь аккуратно уложил все добро в портфель и направился к выходу. Впереди шла шикарная телка, в явно канадской дубленке. У дверей она чуть тормознула, и Игорь едва не налетел на нее. И, естественно, пробормотал – впрочем, достаточно внятно – традиционное российское междометие. Баба, выйдя уже на улицу, обернулась – ясный перец, чтобы отреагировать, но вместо соответствующего ответа сказала с улыбкой: "О, Игорясик!" – "Привет, зайчик!" – откликнулся с готовностью Игорь, не сразу признав собеседницу. Но, чуть вглядевшись, сообразил, что это одноклассница Раечка, и вспомнил, что она здесь, в Добрынинском, занимает какой-то нехилый пост. – "Откуда и куда?" – приветливо осведомилась школьная подруга. – "Да вот, помог вашей фирме план выполнить – купил десять лампочек…" – "Ты что, в циркачи подался?" – "Почему?" – опешил Игорь. – "А зачем тебе столько лампочек? Жонглировать?" – "Н-нет, – растерянно сказал он. – Впрок…" – "Отличный семьянин, стало быть? Жена, небось, не нахвалится?.." – "Да как тебе сказать…" – "Никак не говори. А жизнь в целом – проистекает?" – "Да по-всякому. А у тебя?" – "Бьет ключом, и все по голове. Ну, запасся лампочками – и домой?" – "А есть варианты?" – "У меня-то? Вагон и маленькая тележка… У нас, у незамужних девушек, вариантов всегда с избытком". – "К примеру?" – "Сейчас забегу к подруге на часок". – "Зачем?" – "Просто так. Давно не общались…" – "А меня с собой не захватишь?" Раиса пристально посмотрела на него – и ответила с легкостью: "А что – превосходная идея. Знаешь, почему? Во-первых, она баба занудная, и меня одну просто доведет до белого каления. Во-вторых, при посторонних она постесняется жаловаться на своих мужиков – что и прекрасно, потому что эти ее разговорчики у меня вот где", – и Раиса полоснула ребром ладони по горлу. Усмехнулась и добавила: "А еще – пусть посмотрит, с каким мэном я пришла, и пусть позавидует".
"Там, через Люсиновскую, шалманчик винный…" – продемонстрировал Игорь знание топографии. – "Завидная эрудиция!" – с одобрением отозвалась Раиса. И со вздохом добавила: "Но это не тот случай, потому что девушка малость запойная. Стало быть, мы заскочим вот сюда, рядышком. Магазинчик такой, при Добрынинском комбинате, где они свои тортики продают. Прямо из печи, свежайшие". Купили роскошный торт, украшенный по периметру кремовыми корзиночками, наполненными клюквой, и через десять минут уже поднимались на лифте на седьмой этаж. Еще через пятьдесят минут они вошли в тот же лифт, Раечка нажала кнопку первого этажа и чмокнула Игоря в щечку, со словами: "Это я в знак благодарности. Ты мне и в самом деле помог – иначе бы я тут весь вечер проторчала и все нервы измотала. А так – глядишь, доброе дело себе в актив записали, человека навестили, причем отделались малой кровью. И тебя я ей показала – теперь тетки про меня месяца два болтать будут: какое ни на есть, а развлечение. И мне, и коллективу… Ну, что, по домам?" – "А может, посидим где-нибудь? – неуверенно спросил Игорь. – Тем более что ты не позволила мне за торт заплатить – должен же я девушку ответно ублажить?" – "Как скажешь! Можем в "Шоколадницу" заскочить – тут два шага. Правда, место детское, в смысле, студенческое, но мы ведь не надолго?" – "Как скажешь!" – в тон ответил Игорь.
Собственно, он тут же пожалел о своем предложении. Лучше было бы нырнуть в метро, и все дела, а вместо того сам напросился еще на час с соученицей… Ну, разве что из принципа: Лялька сейчас в чужой койке, так хоть чем-то ей ответить. Зайти с шикарной, пусть и вульгарной бабой в молодежную забегаловку – компенсация, конечно, не ахти, но уж какая есть… О чем только с ней говорить? Разговорчик, однако, вышел куда как интересным. Уселись за столик, сделали символический заказ, и Раечка тут же начала издалека: "Слушай, между прочим, что скажу. Твоя соседка бывшая… ну, с которой ты в школе тогда танцевал… ты с ней общаешься?" – "Нет, с какой стати, – вполне искренне удивился Игорь, не сходу даже сообразив, что речь идет о Ларисе. – "И ничего про нее не знаешь?" – "А что я должен про нее знать?" – спросил Игорь – уже настороженно. – "Да так… Девушка, насколько я понимаю, теперь в полнейшем порядке". – "А тебе-то с какого боку?.." – спросил Игорь и удивленно, и настороженно. Раиса же ответила, как ни в чем не бывало: "Мы же соседи. По площадке. А ты не знал? Наши дома ведь одновременно ломали, и поэтому квартиры давали тоже вместе… Так ты и в самом деле ничего про нее не слыхал?" – "Да откуда бы?" – решительно заявил Игорь, решив держаться линии, определяемой в известных кругах как "глухая несознанка". – "Ну, я думала – раз в одной системе работаете… Ее, между прочим, после института сразу взяли в ГКЭС, если ты не в курсе. Мы с ней даже перешучивались: ты, стало быть, во внешней торговле, а я во внутренней… А кстати, скажи-ка мне: вот просто так, безо всякого, сразу после института – это реально?.." – "В ГКЭС попасть? Честно тебе скажу: навряд ли. Разве что по распределению, на какую-то смехотворную должность. Да и то…" – "Похоже, что должность была вполне серьезная. Не скажу, чтобы ах-ах, но в загранку исправно каталась". – "И куда же?" – против своей воли поинтересовался Игорь. – "К арабам, вроде бы. А потом в Индию. И еще куда-то, в Европу… Ну, а по Союзу – так это без счета. То весной ходит загорелая – уже на югах побывала, то в ноябре привезет чего-нибудь – дыни там, или виноград… Вообще девушка хозяйственная, все в дом. Теперь-то, когда она носу не кажет, родители здорово приуныли. Ну, в моральном смысле – это само собой, но ведь она еще знаешь, каким подспорьем была! Для семейства…"
Игорь в ответ на эти откровения решил было промолчать, но Раиса явно ожидала какой-то его реакции, для чего сделала многозначительную паузу и принялась с демонстративной сосредоточенностью выскребать остатки жюльена. Пришлось реагировать: "Так чего она, из дому ушла, что ли?" – "Считай, что удрала…" – охотно отозвалась Раиса, отложив ложечку. – "А с какой стати?" – спросил Игорь с интересом, вроде бы и не столь уж деланным. – "Уж так вышло. Закрутила она с эдаким, знаешь, будь здоров каким мужиком. Всю осень он за ней заезжал, черная "Волга", и номер с двумя нулями. Правда, не МОС. Как суббота-воскресенье – она дома не ночует. Ну, это ладно – девка уже взрослая, в конце-то концов. Под Новый год выхожу из лифта и сталкиваюсь с ней нос к носу. Сама она в шубке новенькой, и какой-то амбал тащит два чемодана. Такой, знаешь, типичный шоферюга из спецколонны. Заносит вещички в лифт, а Ларка мне и говорит: "С Новым годом, Раечка, потому что, наверное, уже не увидимся". Я сходу не врубилась: "В командировку, что ли, собралась, под праздник?" Она махнула амбалу рукой – в смысле, езжай, не жди, и говорит мне: "Считай, что в командировку…" – "А куда столько вещей набрала?" – спрашиваю как дурочка, будто мое это дело. – "Так ведь надолго…" Ну, поцеловались мы, с новым счастьем, будь здорова, все такое, она лифт вызвала и отчалила". – "И с тех пор ты ее, стало быть, не видела?" – "А вот и видела. Представь себе. Только не представишь, где…" – "Ну, и где же?" – спросил Игорь, уже уяснивший, что Раечка не любит монологов, предпочитая режим вопросов-ответов, то есть, как бы беседу заинтересованных в ее продолжении сторон. – "В "Большом", представь себе. На премьере. Я там с одним мэном была… ну, не важно. В общем, он там администратор. Я ему как раз югославский костюмчик устроила, ну, и сама была не в обносках, ты ж понимаешь… И столкнулись мы в фойе, морда к морде. Она и говорит, причем и глазом не моргнула: познакомься, Раиса, это мой муж. Ну, я ее спрашиваю, прямо в глаза ее бесстыжие: а давно ты замужем? А она: да уж медовый месяц отгуляли. А я: и где же? На Балатоне, говорит, а сама ухмыляется. Ну, думаю, сейчас я тебе улыбочку притушу. И спрашиваю, нежным таким голоском: а родители-то хоть в курсе? Тут мужик ее смутился и говорит: вы извините, нам надо бы с одним человеком увидеться – ничего, если мы в следующем антракте пообщаемся? Под локоток ее и поволок, от греха подальше…" – "Вот как?" – неопределенно пробормотал Игорь. – "Именно так. Могу еще кое-какую информацию выдать. Коля мой – ну, администратор – засек, где она сидела… ну, у нее платье еще было такое, темно-вишневое, приметное… и говорит: знаешь, подруга, а эти места – бронь ЦК. Такие, значит, дела…" – "Хочешь сказать, что она родителям ничего про свадьбу не сообщила?" – "И не хочу вовсе, но приходится. Вот какая, значит, Ларочка у нас вырисовывается. Можешь себе представить?" – "Да я как-то ее не очень знал, во взрослые годы…" – поневоле вынужден был соврать Игорь. Раиса иронически ухмыльнулась: "Совсем не знал?" – "Ну, практически…" – вранье пришлось продолжать, хотя и без особого удовольствия, поскольку в воздухе явственно запахло подлянкой. – "Вот видишь. А она все-таки сучонка, да к тому же брехливая. Потому что мне вовсю намекала, будто у вас были отношения…" – "Какие же?" – не мог не спросить Игорь. – "Да так, вроде бы поверхностные…" Только Игорь собрался перевести дух, как Раиса добавила, не очень скрывая ядовитость своей интонации: "Но все равно более интимные, чем у нас с тобой. Как я поняла, одним неудачным поцелуем у вас дело не кончилось. Или врет?" – "Врет", – решительно сказал Игорь. – "Ну, значит, Бог ее накажет…"
Раиса деловито слизала с ложечки крем и сделала глоток кофе. "Как ты только можешь, – попробовал было перевести разговор Игорь, – и у твоей подружки ели торт, и сейчас пирожное заказала?" – "Заказала, потому что пирожные здесь очень вкусные, – хладнокровно разъяснила Раиса. – Я вообще баба счастливая, могу есть сладкое сколько угодно – и ничего. Как видишь…" – "Вижу и завидую, – отозвался Игорь, понимая, что от него ждут восхищения и комплиментов. – И вообще у тебя фигурка что надо". – "Наконец-то и Раечка дождалась доброго слова… Между прочим, все еще сорок шестой, а ведь мы с тобой, как сам понимаешь, ровесники. Ела бы поменьше – вообще сорок четвертый мог быть. Но я так считаю: зачем отказываться от удовольствия". – "Правильно считаешь…" – "Знаю, что правильно. И вообще я баба счастливая. То, что в разводе – наплевать. Это, если хочешь знать, к лучшему. Хлопот меньше. А вот лопать могу все что угодно и сколько заблагорассудится. К тому же таблеточки эти появились – так что и с траханьем теперь никаких проблем. Ну, чего уставился? Я ведь тебя в постель прямо сейчас не тащу, не бойся…" – "А я и не боюсь, – постарался ответить Игорь с максимальной игривостью, на которую он был способен в складывающихся обстоятельствах. – Я бы, может…" – "Не отказался бы? Только, знаешь, надо бы и меня еще спросить. Тем более что – ты уж не обижайся – но в школе-то у нас не получилось. И еще тем более – Ларочка твоя не очень тебя хвалила в этом смысле". Игорь остолбенело уставился на собеседницу, а та игриво подмигнула ему: "Только чувствую, что врет она и здесь. Зачем врет – непонятно. Но врет. А ты – если хочешь знать, на взгляд такой опытной девушки, как я, ты вполне ничего. И перспективен. Я бы, может, даже не отказалась попробовать разок – вдруг у нас что-нибудь интересное нарисуется…" И Раиса, прекращая разговор, подозвала официанта. На улице она как ни в чем не бывало спросила: "Тебе на Добрынинскую? Ну, пошли…" И взяла его под руку. А перед самым входом в метро сказала, понизив голос: "Я ведь тебя не под… ну, это самое, не подначивала… Позвони, если надумаешь…" – "И если хата нарисуется?" – заговорщицки шепнул Игорь. – "Вот-вот, в самую точку. Я серьезно говорю, позвони. И спасибо тебе за вечер. Школьные друзья пообщались, поболтали, наметили перспективы сотрудничества. Все отлично…" А когда сошли с эскалатора, Раиса сказала, вполне деловито: "Кстати, если чего надо из одежки – звони. Безотносительно от того звонка. Понял?" И подмигнула со значением.
***
Группа ответственных сотрудников внешнеторговой системы направлялась на важное совещание в Киев. Управление делами закупило целый вагон "СВ"; в одном купе ехала Татьяна с мужем, в другом – Лариса, которой в соседки досталась Галина Тимофеевна, из юротдела. Как водится, выпили, поболтали на разные темы (тщательно избегая производственных разговоров), потом супруги отправились к себе, а дамы продолжили беседу – все равно в поезде не спится… Галочка спросила, между делом, что кончала Лариса, и заметила, что был у нее знакомец, оттуда же. С которым они некоторое время общались, а потом враз расцапались. Причем последней каплей стала похвальба насчет того, как он прикадрил молоденькую дурочку, и она для него все делает – и супы варит, и за щеку берет… "И знаешь, с таким смаком рассказывал, подонок: "Хлебаю я ее супчик и одобряю, а она говорит: все равно мне вкуснее, чем тебе… ну, в смысле, когда я тебя на вкус пробую… тем более, что и я тоже глотаю все до последней капли…" И я подумала: Господи, да ведь он и про меня точно также будет всем подряд трепаться. Если уже не треплется. И решила: с вами все, молодой человек!"
Вскоре Галочка заснула и чуть-чуть, нежно так – не подхрапывала даже, а подсвистывала. А Лариса лежала без сна, вне себя от ярости: "Ах ты, паук поганый, крестовик!" Почему именно "крестовик" – Лариса и сама толком не знала. Потому, наверное, что самая омерзительная тварь из всех виденных ею тварей. "И какая гадина – ведь ничего подобного вовсе и не бывало. Разве что в его поганом воображении. Ну, положим, занимались разными делами, вплоть до шестидесяти девяти, всякое случалось, дело житейское. Но чтобы я такую чушь несла… Тем более, что я ведь вообще-то девка скорее скрытная, и никому особых слов в постели не говорю – все больше жестами да намеками действую. Ну, погоди, козел, я тебе устрою! Заделаю козью морду по первому разряду. Вообще изничтожу… растерзаю… раздавлю…"
И – кстати–некстати – вспомнилось, как муж расправился с осами на их дачном участке. Дача эта стала для Ларисы отрадой и истинным светом в окошке: добротное послевоенное строение, плод забот покойной свекрови. Пока Гришин папочка наносил посильный урон структурам потенциального противника на его территории, мамочка сидела здесь практически безвылазно – в смысле, все неучебное Гришино время. Папочкин статус предусматривал наличие охранника – он же, по официальному штатному расписанию, садовник; мужик этот оказался с мощными крестьянскими корнями и всерьез занялся садоводством, тем более что охранять мадам с малолетним ребенком, в общем-то, было не от кого. Насажал он, при активном поощрении хозяйки, яблони, да вишни, да груши, а поближе к забору – черемуху и рябину, и вдоль всего забора – шиповник. А еще смородину всякую, крыжовник, малину, черноплодку… И продолжалась эта идиллия до тех пор, пока Гриша не осиротел. Тонечка, профессорская дочка, с землей возиться не пожелала; овдовев же, Гриша вообще практически не появлялся на этой даче. Во всяком случае, когда мудрая Татьяна напросилась к нему в гости (с мужем и Ларисой), это оказалось чуть ли не первым посещением имения в текущем дачном сезоне. Ларисе же дача безумно понравилась. Начали они сюда кататься каждую пятницу, с ночевкой. Сначала в присутствии Татьяны, а потом и сами, без посторонних. Тут они и свою первую ночь провели. Кстати, Лариса с радостью убедилась, что все подружкины разговорчики насчет Гришиных сексуальных возможностей оказались бессмыслицей в чистом виде: мужик как мужик, а если с ним еще и по-хорошему, по-нежному, так вообще все в полном порядке. Здесь же, после второй ночи, он и предложение сделал. И Лариса ответила: давай подождем хотя бы месячишко, надо все-таки привыкнуть друг к дружке…
Став законной супругой и, тем самым, полноправной совладелицей поместья, Лариса принялась обживаться вовсю. Накануне нового дачного сезона накупила в магазине "Урожай" массу разных книжек – не книжек, собственно говоря, брошюрок скорее: "Корнеплоды", "Ягодные кустарники", "Земляника садовая" – клубника-то, оказывается, название несерьезное, бытовое… Или вот забавная такая книжечка по цветоводству – учебник для сельхозтехникумов, все цветики перечислены, со всяческими рекомендациями по разведению и уходу. И ничего, пошли дела. А для разных услуг, включая серьезный ремонт, в поселке имелся дядя Коля, который и столярку перекрасил, и с печкой разобрался, и обои переклеил, и яблони обрезал, и ягодник привел в порядок. Грядки новые подготовил, торфу с навозом заказал по машине – ну, это всем соседям, впрочем, регулярно привозилось. А уж всякие овощи Лариса посеяла самостоятельно. Прочла в книжке умной, как надо семена наклеивать крахмальным клейстером на узенькую полоску туалетной бумаги – дома, еще в апреле, в спокойных условиях, а потом остается только наделать на грядках тяпкой бороздки, разложить там эти полоски и землей присыпать. И, глядишь, через неделю-другую объявились всходы салата, укропа и прочих травок, полез лук-севок, проклюнулись нарциссы, тюльпаны – вот и плоды сельхоздеятельности налицо.
С плодами иного рода дела обстояли не столь однозначно. Когда вернулись из Венгрии, где провели медовый месяц на берегу Балатона, Лариса в одну из первых – как бы уже не медовых – ночей завела серьезный разговор: не перестать ли ей пить таблетки. Решили: заводим ребенка. Однако ни в первый месяц никаких результатов не наблюдалось, ни во второй, ни в третий. Лариса потихоньку от мужа пошла к врачу – благо, что теперь и она оказалась охваченной заботами Четвертого главного управления, и после продолжительных и противных процедур получила ответ: с вами, Лариса Петровна, все в полном порядке, присылайте мужа. Лариса, успевшая узнать мужа достаточно хорошо, приняла безусловное решение: не мучить его всеми этими постыдными осмотрами и анализами. Пусть будет как будет. Вот и зима прошла, а за ней и весна, и лето на осень повернуло, а у семейства всех плодов-то – лишь те, что на деревьях. Лариса убежденно сказала себе: не лезь, не высовывайся, не заводись. Che c'era, c'era, как пелось в любимой народом песенке. Эту точку зрения разделяла и лучшая подруга, Татьяна. Собственно, не то чтобы лучшая – просто единственная. Новыми знакомыми все как-то не обзаводились, а со старыми поддерживать отношения было не с руки. Аналогичную политику Лариса приняла и по отношению к родителям. Как уложила она тогда, под Новый год, свое барахлишко в два чемодана (один свой, другой у Гриши позаимствовала), так с тех пор носу туда и не казала. Раз в месяц звонила ("Как дела? В порядке? Ну, и отлично! Пока!"). На свадьбу, по совету Татьяны, родителей не позвала ("Знаешь, так даже пристойнее будет: он без никого, и ты тоже… А в свидетели бери нас с Алешей – если, конечно, нет возражений…"). Гриша вроде бы никаких лишних вопросов не задавал, да к тому же вездесущая Татьяна провела с ним беседу (разумеется, обсудив с Ларисой все детали наперед). Дескать, Гришенька, тебе же спокойнее. Живете вы себе сами по себе – и живите. И никого вам не надо. Глянь, мы ведь не дергаемся, так и бери с нас пример… В самом деле, Алеша своих родичей навещал раз в год – благо, что у родителей дни рождения с недельным интервалом. Ну, разумеется, Танечка – в отличие от них от всех – не реже двух раз в месяц обедала у отца, причем когда с мужем, но чаще одна. Поскольку так ей свободнее. Особенно если приходилось вести с отцом серьезные разговоры: свидетели ей были совсем уж не к чему. Всякие, включая даже и муженька.
Самое забавное, что она несколько раз брала с собой на такие обеды Ларису, причем отец после первого же визита отозвался: "Ты эту девицу – ничего, приводи. Она занятная. И не дура…" Кстати, прямым следствием этих обедов стало резкое повышение Ларисиного статуса и благосостояния: как-то на большом праздничном приеме стояла себе Лариса с кучкой сослуживцев, в которой наличествовал и начальник главка – и вдруг шествует себе мимо Танин папа. Лично и персонально, по своим господским делам. Все, включая начальство, изобразили едва ли не поясные поклоны, не рассчитывая при этом, впрочем, на ответную реакцию. А папа, увидав Ларису, подошел к группе товарищей и, мотнув головой в ответ на почтительное приветствие начальника главка (никто другой вообще пасть не осмелился открыть), сказал: "А, Ларочка… Как поживаешь? Все в порядке?", и рассеянно потрепал ее по плечу. В ближайший понедельник начальство пригласило Ларису к себе в кабинет, чтобы едва ли не с поклоном продемонстрировать ей машинописную копию кадрового приказа, согласно которому ей отламывалась ежемесячная прибавка в семьдесят пять рубликов – ну, а для работников такого уровня оплаты труда стол полагался уже в кабинете на двоих, а не в общей комнате на десять человек. Плюс свой прямой телефон на этом столе, плюс пропуск в господскую столовую – а доступ в Первую поликлинику Четвертого главного управления у нее и без того имелся, как у мужней жены. Разместившись на новом месте, за новым столом, Лариса устроилась поудобнее в шикарном вертящемся кресле с подлокотниками, крутанулась вокруг своей оси и, не медля, позвонила подруге: "Танька, ты себе представить не можешь! До чего я выросла по служебной лестнице! Запиши новый рабочий телефон. И давай сходим сегодня поужинать, куда-нибудь попристойнее. Только чур – я ставлю. Потому что я теперь девушка обеспеченная…"
***
В тот раз на дачу они прикатили еще засветло в пятницу. "Ой, Лариса Петровна, какая у вас клубника поспела", – подхалимски сказал водила, тащивший сумки с едой и прочими вещами мимо грядок, к крыльцу. – "И в самом деле, – удовлетворенно сказала Лариса. – Ну-ка, я сейчас вам соберу для Мариночки…" Эту нехитрую науку она уже освоила в совершенстве: знать детей обслуги по именам – пустяк, а эффективность свыше ста процентов. Набрала банку ягод, нарвала укропу, луку, салата: "Вот, Коля, экологически чистый продукт, специально для ребенка…" – "Ты совсем как моя мамочка, – сказал Гриша, запирая калитку за водителем. – Она тоже была поразительно популярна в народе". – "Надеюсь, это комплимент?" – спросила Лариса. И, не дожидаясь ответа, добавила: "Давай за дело. Есть охота…" Она внимательно обошла грядки, прикидывая, что к чему, и направилась в кухню. А за ужином, выскребая взбитые сливки из миксера на клубнику, сказала: "Столько ягоды, что завтра можно будет сварить немного варенья. Если ты не против…"
Муж-то был не против – на даче он вообще ей ни в чем не возражал. Против оказались обстоятельства. Только Лариса поставила медный таз на плиту и начала готовить сахарный сироп для варки, как неведомо откуда налетели осы. И не одна-две случайных, а целая эскадрилья. Лариса завизжала, но не потеряла самообладания: успела закрыть таз крышкой и выключить газ. "Это дело серьезное", – сказал прибежавший на визг Гриша. Отправился на разведку и вернулся с печальными новостями: "Там, в дупле, целое осиное гнездо". – "Господи, – расстроилась Лариса, – ну вот, пропало лето". – "Ничего страшного. Сейчас позвоню дяде Коле, придумаем, что делать". И в самом деле, как выяснилось, ничего страшного. В течение часа прикатила машина санэпидстанции, из которой выгрузилось двое мужиков. Один, будучи явным администратором, отправился с хозяином на разведку, а тем временем второй, непосредственный исполнитель, приладил на спину ранцевый опрыскиватель, сунул в нагрудный карман своего комбинезона перчатки с раструбами, прихватил маску вроде тех, которыми пользуются пасечники, и пошел следом за начальством. Через несколько минут администратор с Гришей вернулись на веранду. "Ну, что там?" – спросила Лариса. – "Все нормалек, хозяйка. Сейчас он их окурит, потом выломает остатки гнезда, мы их отвезем к себе и сожжем. А дупло, если пожелаете, можно будет заделать. Хотите, мы пришлем специалистов? Только эта услуга будет уже платная…" – "Конечно, присылайте, – вступил в разговор Гриша. – И чем скорее, тем лучше. Нас здесь в будни не бывает, так нельзя ли сегодня–завтра?" – "Отчего же нельзя. Все можно. Вы оплатите тариф выходного дня?" – "Без проблем. А это вам с коллегой. Премиальные…"
Господи, какое счастье – избавиться от наглых полосатых тварей, мешающих спокойно жить на свете! Лариса целеустремленно доварила клубнику, потом подергала сорняки, потом рыхлила землю вокруг кустов смородины, потом занялась обедом. На закуску подала трубочки из ветчины, начиненные мелко рубленными крутыми яйцами с жареным луком и тертым сыром, и крошечные бутерброды с исландской селедкой на поджаренных ломтиках бородинского хлеба; каждый кусочек селедки Лариса украсила клюковкой, капнув на него сметаны – чуть-чуть, чтобы только держалась ягодка. Выпили по рюмочке "Посольской", захрустели перьями лука, заедая его нежную горечь сложенными в пучок травками – укропом, киндзой, петрушкой. Потом Лариса с торжественно-торжествующим видом внесла кастрюлю: "А вот и супчик!" – "Супчик – это хорошо", – благодушно отозвался Гриша. – "Супчик сегодня постный". – "И отлично". – "Но со сметаной". – "Еще лучше…" Какое-то время ели молча. Потом Лариса, с ноткой патетики в голосе, спросила: "Гришенька, а ты осознаешь, что это за суп такой?" – "Вкусный", – покорно отозвался Гриша. – "Ну, это само собой. А если точнее?" – "Не знаю, на что ты намекаешь…" – "Это очень важный суп. Прямо-таки концептуально важный". – "А почему, зайчик?" – "А потому, лапа, что! Ну-ка, посмотри внимательно в тарелку. Что ты там видишь?" – "Овощи…" – "А ты их перечисли, назови поименно". – "Ну, если тебе это доставит удовольствие…" – "Доставит, доставит. Ты называй!" – "Ну, морковь, картошка молодая, – стал послушно перечислять Гриша, пошевеливая ложкой, – зеленый горошек…" – "Кабачки еще…" – "Ну, кабачки. И что?" – "А то, Гришенька, что абсолютно все – не покупное. Исключительно со своих грядок!" – "Слушай, а ведь в самом деле! Ну, ты молодец. Гордишься?" – "Да, и очень. Ты посмотри внимательнее на стол. Салат, между прочим, тоже свой, двух видов – листовой и кучерявец. Ну, травка всякая – это само собой…" – "Но сметана все-таки из магазина?" – "А ты бы хотел еще корову завести?" – "Нет, зайчик, с коровой у нас вряд ли что выйдет", – сказал Гриша тоном более многозначительным, чем заслуживало бы это пустое замечание. Лариса насторожилась: "А почему?" – " А потому что скоро здесь вновь воцарится запустение…" Лариса отложила ложку и внимательно посмотрела на мужа: "Что, Гриша, в самом деле?" – "Да, ведутся упорные разговоры…" – "И куда?" – "По ту сторону Атлантики, хотя и в Южном полушарии…" – "Но без дураков? Не каким-нибудь первым секретарем?" – "Нет, зайчик, послом, как и было обещано…"
В этот вечер они забрались в постель пораньше, и Лариса в промежутках между поцелуями всячески превозносила мужа – как самого перспективного советского дипломата и как выдающегося любовника. В воскресенье Гриша спал допоздна. Завтракали на веранде. Стол был накрыт светло-желтой полотняной скатертью с горчичной каймой, и на этом фоне отлично смотрелся их новый дачный сервиз из толстого фаянса, лимонный, в крупный голубой горох. Яйца всмятку подала Лариса и тосты с сыром из духовки, а потом оладушки с творогом и свежесваренное клубничное варенье. "И какое чудо, лапа, ни единой поганой осы. Никто нам не мешает. А знаешь, почему?" – "Ну, почему?" – "Потому что у меня самый лучший на свете муж. Победитель ос и прочих мерзостей!"
***
И успокоенная этим идиллическим воспоминанием, убаюканная мерным вагонным покачиванием, постукиванием колес на стыках, Лариса заснула. Снился ей никогда не виданный, но легко воображаемый – с ее-то воображением! – сад при посольской вилле в некотором царстве, в южно-американском государстве, куда Гришу скоро должны назначить послом. Как они сидят на мраморной веранде, за завтраком, а чернокожие слуги в белоснежной крахмальной униформе вьются вокруг, стараясь предугадать каждое хозяйское желание, каждый каприз. И вот Гриша допил свой утренний кофе, и отставил в сторону чашечку тонкого фарфора, и появляется на веранде деловитый и сосредоточенный помощник, со словами: "Ваше превосходительство, Москва на проводе!.."
…Лариса проснулась оттого, что Галина трясла ее за плечо. Не сразу сообразила, где она и что с ней. "Что с тобой? – участливо спросила Галка. – Кошмар привиделся?" – "Почему кошмар?" – пробормотала Лариса. – "Ты вскрикнула, а потом заплакала…" – "Ничего не помню…" – "Зря мы пили на ночь. Ну, как, ты в порядке?" – "Да вроде бы. Спасибо тебе за заботу". – "Ладно, спим дальше. А то скоро утро, уже Конотоп проехали…" Лариса повернулась к стенке, и тотчас же вспомнила свой страшный сон. Дело было все на той же посольской веранде. Вслед за мужем она встала из-за стола – и увидела, как из ниоткуда, вдруг, появился огромный мохнатый паук. И угрожающе пополз к ней. Вот тут-то она, наверное, и завизжала от ужаса, и этот визг разбудил Галку. И в долю мгновения, отделившего заморский сон от яви скорого поезда "Москва-Киев", чернокожий слуга одним прыжком оказался рядом с хозяйкой и своим лакированным башмаком сорок пятого размера размазал паука по плиткам розово-кремового мраморного пола. И тут же Галка милосердно вырвала ее из глубин кошмара. Действительно, права баба: пить на ночь не следовало бы.