46.
Автомобиль тенью скользит по узким, занесенным снегом улочкам Арбанаси. ( Арбанаси — исторический городок в горах над Велико-Тырново, знаменитый своей архитектурой и церковными фресками.)
Всего пять часов пополудни, а сумерки уже сгущаются.
В машине, на заднем сиденьи — мы вдвоем, Асен за рулем.
Снежинки липнут к ветровому стеклу, и дворники что есть силы их отгребают, но не очень-то справляются. Мы словно замкнуты в зимнем сказочном мире.
Я счастлива! Бездумно, на одном ощущении. Что делает человека счастивым, кто скажет? Женщину, по-моему, любовь. Еще вчера я бы обязательно добавила «что бы это ни значило». Но сегодня... куда девалась ирония?
Он приобнял меня за плечи. Нежно и основательно. И я спокойна. Никаких тревожных раздумий — я просто счастлива...
Кое-как мне удалось привести в порядок запачканную постель. Хорошо хоть матрас не изгваздала. Возвращая портье ключ от номера, я извинилась:
— Прошу прощения — по неловкости пролила на простыню свои мазилки... но постаралась пятно отстирать. Она сейчас сохнет в ванной. Кажется, обошлось без серьезной порчи, но если я что-то должна...
"Ну что вы, что вы! Напрасно вы ее просто не свернули и около мусорной корзинки не оставили!" На прощанье мы рассыпались во взаимных извинениях и любезностях. Быть единственным постояльцем в таком дорогом и таком пустом отеле — в этом есть своя прелесть.
Обедали мы вдвоем в «Арбанаси Палас», бывшей правительственной резиденции. Хоть и не возражая, когда он проявлял инициативу, я все же демонстрировала независимость, но сама-то знала, что уже выкинула белый флаг. В результате вела себя неестественно: то важничала, то трещала без умолку.
— Это работа архитектора Николы Николова. У него было звание народного, как в те годы полагалось. Большой отель в центре Тырново — тоже его. А что до этой резиденции, ее архитектура вызывала тогда много споров. Но мне она по душе — как здание, как местоположение над городом древних царей, как царская крепость нашего времени. Вечером, когда вспыхнет освещение на холме Царевец, когда зажгутся городские огни, тогда и резиденция с ее нависшими над обрывом террасами предстанет во всем блеске... Во всей своей белизне... Знаешь, для меня все нюансы белого вплоть до оттенка яичной скорлупы — цвет архитектурного совершенства.
Вот так меня и несло: болтала, улыбалась, и не могла умолкнуть. Вытаскивала из памяти все, что знала про архитектуру и историю Тырново.
Почему я в последнее время, да, пожалуй, не в такое уж последнее, перестала читать, рисовать, ходить на концерты? Даже записи, которые все еще слушаю, не классика, как можно было бы ожидать, а «латино». Вместо того, чтобы читать — тащусь на фитнес, кисну в джакузи, бегаю по фирменным магазинам и косметическим салонам. Превращаюсь в бизнес-даму. Возмездие приходит вот в такие моменты — когда я сама не знаю, на каком я свете.
Себе я виделась как дурында с обвисшей кожей, так что не забыла сесть спиной к свету. Он, однако, не сводил с меня нежного, любопытного взгляда — взгляда ребенка, любующегося новой, полюбившейся игрушкой. Моих тирад он не перебивал, а может, и вообще не слушал, что я там лопочу. Он просто пил меня глазами (ну и выражение!), а я чувствовала себя такой важной-важной, такой значительной-значительной. Наверное, из-за его отношения.
Потом мы спустились на подземый уровень, где соорудили ту самую римскую баню. Мне повезло: она была занята, и Игорь не настаивал, чтобы мы ждали, пока она освободится. В бассейне, окруженном беломраморными колоннами, было двое — мужчина и женщина. Молодые, красивые. Ах, как меня заводили их ласки там, под водой.
Наступит ли день, когда мы будем на их месте? Надеюсь...
Видимо, ему пришла в голову та же мысль, он вдруг сжал мне руку.
Вслух мы лишь обменялись деловыми замечаниями по отделке помещения. Сопровождавший нас коридорный сказал, что минут через десять баня
освободится, эта пара уже заканчивала.
— Ну, закончат-то они у себя в номере, — усмехнулся Игорь, — спасибо! Как-нибудь в другой раз.
И мне:
— Ведь правда, будет другой раз? Приедем сюда, когда ты решишь, что готова.
Я взглянула на него с благодарностью.
Поднимаясь на верхний этаж, мы опять как сумасшедшие целовались в лифте. Когда дверь отъехала, он с глубоким вздохом от меня оторвался.
За обедом мы пили шампанское, не сводили друг с друга глаз и пожимали через стол руки. И конечно, он опять попытался увести меня в постель.
Пожалуйста, не настаивай, был мой ответ. Прийдет время и мы будем вместе, обещаю — но я все еще к этому не готова. Я уже знала, что могу ему довериться. Впрочем, даже если бы не сегодняшние проблемы, я все равно до конца не пошла бы. Очень уже все смахивало на киношную выдумку: по стаканчику в баре и раз! Уже голые, уже в постели, тяжелое, страстное дыхание... Он сверху, потом она сверху, он лижет — она исходит страстью, она лижет — он исходит страстью. Комедия. Да окажись я в такой ситуации, какие-нибудь кинокадры уж точно полезли бы в голову, и я бы не удержалась от смеха. Или всякое желание пропало бы. Видеть себя со стороны — вещь опасная. А может, это у меня от возраста?
А сейчас... Сейчас я уткнулась ему в плечо. Вдыхаю чуть уловимый запах его мягчайшего, верблюжьей шерсти пальто. Игорь думает, что я уснула, и нежно, но крепко меня поддерживает. Мохнатые, крупные хлопья снега густой пеленой покрывают все вокруг. Мы уже на автостраде Тырново-София, скоро будем дома. Скоро все кончится... и мне хочется навсегда сохранить в памяти эти мгновения. Этого мужчину... этот тонкий запах, эту побелевшую ночь, это легкое шуршание катящихся по свежему снегу шин...
"Запоминай! Скоро его не будет. Он уедет, пройдет совсем немного времени, и он забудет тебя. А ты его никогда не забудешь..."
И я, притихнув и примирившись, смотрела на неустанно сыпавшийся с черного ночного неба снег. И чувствовала себя болезненно счастливой, а когда он чуть сжал меня за плечо и легонько поцеловал в голову, на глаза мне набежали слезы.
— Найди-ка Би-Би-Си. Они как раз новости передают.
Его голос вырвал меня из забытья. Асен выключил диск с легким джазом, зашарил по шкале настройки радио. Станция за станцией.
— Стой! Давай-ка ее дослушаем. Это Лили Иванова поет! В Москве она была очень популярна.
Лили пела какое-то старье, которого я не помнила. Да и что ее слушать? Она была любимицей маминого поколения, не моего.
— Маме она очень нравится, — Игорь опять читал мои мысли. — Мы как-то вместе пошли на ее концерт, она часто у нас гастролировала.
Асен прибавил звука, и Лили громко сообщила: «Мы с тобой влю-блен-ы-ы-ы! Ты понял?...»
Следующий поцелуй был долгим и нежным, присутствие Асена нас не стесняло — заснеженное щоссе целиком поглощало его внимание.
Ага, София совсем уже недалеко — и снег, разумеется, превратился в дождь, о чем возвестила барабанная дробь капель по стеклам и крыше.
Ему звонили на мобильный. Разговор шел по-французки (это один из многих языков, которые я не знаю). Он говорил и говорил, а я просто сидела, уютно притулившись к его плечу. И вдруг, Боже мой, вот мы и в городе, Игорь набрал какой-то номер и переключился на русский. Как я поняла, завтра они улетают в Нью-Йорк... Обсуждались деловые вопросы, не имевшие отношения ни к строительству, ни к женщинам. Какие-то не вступившие вовремя в строй мощности меня совершенно не интересовали.
Главное — он завтра уезжает!
Асен остановился перед моим домом и Игорь поспешил повесить трубку. Выйдя из машины, он взял протянутый ему Асеном складной зонт и распахнул дверь с моей стороны. Под зонтиком мы прошли несколько шагов к подъезду, и там, под навесом, Игорь приник к моей ладони в долгом поцелуе.
— Я завтра улетаю. Так получилось, что нужно быть в Нью-Йорке раньше, чем планировали. Я тебе позвоню... а ты меня жди. Будешь ждать?
— Буду ждать.
— Давай, проведем Рождество и Новый год вместе. Только ты и я. Вдвоем. Хочешь?
— Хочу!
— А я хочу тебя! Жди!
И за мной захлопнулась тяжелая входная дверь. Я что, ждала прощального поцелуя? Хорошо, что обошлось без него. Только этого нам не хватало. Целоваться-миловаться по подъездам, как какие-нибудь тинейджеры.