«Гололёд, гололёд!»
Да разве ж это гололёд? Льдинки под ногами – как хрусталинки: дзинь-дзинь - и не скользко совсем!
Ещё немного пробежать–пролететь – и дома. Только бы Венька со своего совещания пришёл: в кои-то веки есть чем радостным поделиться! «Первая же путёвка, Лена – твоя: хоть в Прибалтику, хоть на юга. Ты моё слово знаешь!» Знаю, знаю, Дмитрий Ильич: вы не обманете.
Приветливо скрипнули половицы – «Заждались свою хозяйку?», потёрся о ногу Барсик – «Что, котяшка, соскучился?», ласковый свет залил комнату.
Неужели и я, как настоящая леди, аккуратно уложу не в клетчатую челночную сумку – тьфу! даже представить противно! – а в красивый импортный чемодан на колёсиках разноцветные блузочки, короткие юбочки, открытый – конечно, открытый! – купальник, белую шляпу с розовой лентой – давний подарок Веньки - и поеду на юг? Или не на юг? Вдруг путёвка будет в Прибалтику? А хоть и в Прибалтику – там тоже море! Правда, придется кофточку взять, да и зонт не помешает, и плащ. Но все равно: море, пляж, розы кругом, восхищённые взгляды... Восхищённые. Восхищённые? С такой-то талией?! Эх, и где ж ты теперь, моя тонкая талия? Не иначе, в молодости осталась. Ну, не беда, время есть: еще только март, как раз к лету и успею сбросить, сколько нужно.
И где его черти носят? Стемнело совсем.
Ничего, вот уеду – пусть один тут покрутится! И жуков колорадских сам собирает, и поливает, и грядки пропалывает: уж и забыл, как это делается. А я приеду домой: барыня барыней, красивая, загорелая, и только инспекцию буду проводить: это не так, то не этак - как он всегда меня инспектирует.
И где только шляется?
И варить пусть сам себе варит. Постоит у плиты, да постирает сам – поймет, каково это: не разгибаться целый день. А вдруг поясницу прихватит, с радикулитом-то? Кто поможет? Я далеко. Ничего, поорёт – Томка прибежит. Ей только и надо, чтобы Венька один остался. Что ли я не вижу, как она на него поглядывает? «Соседушка, а, соседушка, не поможешь рамы выставить?» Так... я, значит, на каком-то дурацком пляжу лежу, а Томка Веньке спину натирает?
Нет, разве это жизнь? То собрание, то совещание, то лён, то картошка, то еще чёрт знает что. Агроном! Лучше б домом занялся: вон как половицы противно скрипят! И абажур сколько раз поменять просила: знает ведь, что меня желтое раздражает.
Брысь, котяра! Вечно под ногами путаешься!
Ничего не видно. Темно за окном - как в погребе. Сколько я у этого окна просидела, полем льна любовалась? И летом, когда цветёт, и осенью - на снопы торчащие, и зимой – когда всё замело.
Ну, гад! Ну, придёт!
И ведь слова не скажет: наденет наушники – и молчит, что-то слушая. Кстати, а что это он все время слушает?
Не клонись-ка ты, головушка, от невзгод и от обид*.
Невзгоды у него, как же! Палец о палец не ударит: весь дом на мне.
Мама, белая голубушка, утро новое горит.
Ишь, маму вспомнил. Мою, конечно: своей-то и не знал.
Мама, белая голубушка, утро новое горит.
Эх, мамочка-мама, как же ты рано ушла! Пятидесяти не было. Разве это возраст?
Всё оно смывает начисто, всё разглаживает вновь,
Отступает одиночество, возвращается любовь.
Отступает одиночество, возвращается любовь.
Любовь. На втором курсе прислали нас сюда лён убирать. Все убирали-вязали, и я убирала-вязала – и довязалась: влюбилась в агронома. А как в него было не влюбиться? Венька и сейчас хорош, а тогда... Эх, да что вспоминать! Ему двадцать пять, мне семнадцать. Папа сразу сказал: «И не думай!» А мама попросила техникум закончить. Какие он мне в те два года разлуки письма писал! Лежат ведь где-то. Подружки в один голос: «Спятила?! Что ты там делать будешь? Коров доить, свиней чистить?» Только мама сказала: «Любишь его - поезжай».
И сладки, как в полдень пасеки, как из детства голоса
Твои руки, твои песенки, твои вечные глаза.
Ну, где ты, Веня? Темно ведь уже, да и гололёд - не дай Бог, поскользнёшься.
Твои руки, твои песенки, твои вечные глаза.
«Любишь? Поезжай».
Да зачем мне куда-то ехать? У нас летом так хорошо – никакое море не нужно. Лён цветёт – нежно-нежно: как море, голубым полыхает. А путёвку пусть Томка берёт: она одинокая, по ней и скучать –то некому.
Ну, что, котяшка, скоро наш хозяин придёт?
* Булат Окуджава. Голубушка