Глава четвёртая
Ночная мистика – совместно с ужасами
Над мирным и благословенным Купчино – медленно и плавно – спускался октябрьский вечер.
«Странный какой-то вечер, если смотреть правде в глаза», - непроизвольно отметил Вагиз. - «Призрачный, слегка подрагивающий и лилово-сиреневый. Но – при этом – достаточно светлый. И это не смотря на то, что предзакатное солнышко трусливо прячется в плотных – с рваными прорехами – осенних облаках. А облака эти, как раз, аметистово-сиреневые. Некое природное явление – с ярко-выраженной оптической подоплёкой, короче говоря…».
Вагиз Алекперов любил рассуждать про себя (в последние полгода – только и сугубо про себя!), красивыми, правильными и вычурными фразами. Как же иначе? Ведь окончил – совсем недавно – ни какую-нибудь там мутно-подозрительную шарашку широкого профиля, а филологический факультет славного и авторитетного Санкт-Петербургского Университета. Ни хухры-мухры, образно выражаясь. Даже, между прочим, в аспирантуру поступил и начал готовиться к написанию кандидатской диссертации по теме: - «Влияние классического русского языка на формирование современной культуры Азербайджана». Да, славные были Времена, светлые, спокойные и умненькие такие…. А потом «культурный период» жизни Вагиза резко и однозначно закончился. И, судя по всему, на долгие и муторные годы. Если, конечно, не навсегда…. По-дурацки всё получилось, честно говоря. Были обычные дружеские посиделки с земляками из Баку. Ну, типа совершенно случайно организовались, без какого-либо серьёзного и знакового повода. Посидели, выпили хорошего армянского (ведь, должно же и от армян быть хоть что-то полезное?), коньяка, закусили свежей бастурмой с нарезным батоном и всякими сладостями-фруктами, а потом вышли во двор погулять, дабы вволю подышать свежим питерским воздухом. Вышли и, как водится, повстречались с другой подвыпившей компанией, состоявшей из русских и, как назло, из армян…. Слово за слово, драка завязалась. Через некоторое время и хладный труп образовался. И так получилось, что в убийстве – в конечном итоге – обвинили именно Вагиза…. Несправедливо и предвзято обвинили? Трудно сказать. Вагиз и сам находился в полном неведение, так как был сильно выпивши: помнил, конечно, что какой-то нож там фигурировал – сперва сверкал в лучах предзакатного солнышка, а потом, уже окровавленный, валялся на асфальте…. Но откуда этот нож взялся и кто им воспользовался? Вагиз не помнил. Но ключевой свидетель (старенький пенсионер из ближайшего к происшествию «дома-кораблика»), указывал именно на него. Уверенно, тварь очкастая и злорадная, указывал…. Дальше всё было просто: арест, изолятор предварительного заключения, жёсткие нары, заплёванный пол, вонючая параша, неаппетитная баланда, нудные допросы, протоколы, очные ставки, гадкие и невоспитанные соседи по камере. Тюремный срок явственно светил: вплоть до десяти лет лишения свободы. Совсем даже и не шутка…. Хорошо ещё, что в процесс вмешалась азербайджанская диаспора, мол: - «Нельзя бросать земляка в беде. Пусть даже и бедно-никчемного земляка – практически нищего. Наоборот, выручать надо. Не нами заведено, не нам и отменять…». Хороший такой принцип. В том плане, что краеугольный, древний и основополагающий…. Итак, уважаемые люди посовещались, сбросились денежкой и заслали собранную сумму – по проверенным каналам – нужным милицейским и прокурорским чинам. Через некоторое время, когда ключевой свидетель отказался от своих показаний (мол, привиделось: старческий маразм совместно со склерозом постарались), Вагиза, предварительно вежливо извинившись, выпустили на свободу. Ура! Ура! Ура! Просто замечательно…. Диаспора – великая сила. Есть, что называется, кому заступиться за обычного и не богатого человека.… В Санкт-Петербурге существует много диаспор: азербайджанская, армянская, чеченская, дагестанская, татарская, узбекская, таджикская, нигерийская, еврейская, ну, и так далее. Все и не перечислить. А, вот, русской почему-то нет. Кто же тогда вступится за бедного русского парнишку, ненароком попавшего в беду? Получается, что никто. Странные люди – русские…. Но у каждой медали, как известно, имеется две стороны. Азербайджанская диаспора помогла Вагизу? Помогла. Приличные финансовые средства истратила? Истратила. Значит – что? Отдавать бабки надо, вот что. Желательно – с разумными процентами. Денег нет? Совсем? Ай-яй-яй. Нехорошо, брат. Отрабатывать придётся…. Что делать-то умеешь, родной? Редактор, переводчик и автор заумных статей? Ещё и диссертацию пишешь? Ха-ха-ха. Не, не катит…. Со строительными специальностями знаком? Нет? Жаль? На рынке когда-нибудь торговал? Нет? Да, совсем никакой…. Что же с тобой, неумёхой, делать?
И Вагиза, в конечном итоге, «отдали в аренду» авторитетному человеку Бесу. На целых три года отдали. Об аспирантуре и диссертации, естественно, пришлось забыть. Какая ещё аспирантура – к маме развратной и насмешливой, если был установлен жёсткий график: сутки через сутки, причём, без выходных, праздников и отпусков? Никакая, ясный пенёк благородного самшитового дерева…
Платили ли Вагизу зарплату? Так, чисто формально и номинально: хватало только на аренду семиметровой комнаты в купчинской коммуналке и на магазинные ижогистые пельмени с чёрным хлебушком. Зато с одежной и обувью особых проблем никогда не возникало: уважаемому Бесу (помимо всего прочего), принадлежало несколько магазинов «секонд-хенд», размещённых во Фрунзенском районе. Вот, хозяин – время от времени – и разрешал своим лучшим сотрудникам (в плане поощрения, понятное дело), забирать всякий «неликвид». Причём, совершенно бесплатно. Добрый хозяин. Щедрый хозяин…
Как дипломированный филолог относился к своей сомнительной миссии? То есть, к торговле «дурью», «травкой» и «таблетками»? С философской подоплёкой, понятное дело, относился, мол: - «Всё в руках Всевысшего. Чтобы под этим расплывчатым и обтекаемым термином не подразумевалось бы…. Не я, честное слово, выбрал эту тернистую дорогу. Это она сама – незримо, но целенаправленно – выбрала меня. От Судьбы не уйти. Никому и никогда…».
Вагиз, избавляясь от тяжких раздумий, старательно потряс головой, а после этого обеспокоенно прошептал:
- Странный, тем не менее, выдался сегодня вечер. Странный, нетипичный и загадочный. И дело даже не в том, что он призрачный и сиреневый: покупатели отсутствуют, последний подходил только в полшестого…. Более чем странно. Ну, не было такого никогда. Не было. Обычно каждые двенадцать-пятнадцать минут сюда – в вечернее время – купчинские наркоманы так и шастают. А в темноте и ещё чаще…. Не порядок. В том смысле, что не к добру. Кята подгоревшая…
Он позвонил «на базу» и доложился – естественно, на местном «купчинском сленге», без всяческих «культурностей», мол: - «Хрень какая-то голимая, мля, происходит. Пропали куда-то все «болезные», словно бы вымерли. В кассе и пятнадцати тысяч рублей не наберётся. Бред голимый, мля…. Может, менты что-то учудили? Операция, например, какая проводится? Типа, мля, «Чистые руки, головы и лёгкие»? Вы уж там, братаны, имейте в виду. Ну, и справки – через продажных слуг закона – наведите…».
Позвонил, значит, а после этого, отключив служебный мобильник, вышел из киоска – кости размять, свежим воздухом подышать, по сторонам оглядеться, в вечернюю тишину вслушаться. Полезное и нужное дело, между нами говоря…
Вышел, взглянул-посмотрел на запад – в сторону заката, прячущегося в плотных облаках, – и тут же обомлел:
- Что же это такое, а? Свят-свят-свят…
Там, на фоне дальних купчинских многоэтажек, двигалась странная процессия: опирающийся на массивный посох высокий седовласый старик в ветхом рубище, которого сопровождали четыре особы женского пола самых разных возрастов. То бишь, горбатая старуха, две женщины и маленькая девчонка.
Казалось бы, что в этом такого? Ну, почтенный дедуля – в сопровождении семейства – вышел перед сном на прогулку. Подымаешь…. Только очень высокими все они были – выше пятидесятилетних тополей, огораживающих по периметру сквер. Блин горелый. А ещё полупрозрачными и светло-светло-сиреневыми…
- Миражи, конечно, - решил разумный и образованный Вагиз (Университет, как-никак, окончил). - Рваные сиреневые облака, закрывающие закат, всему виной. Не иначе. Вернее, солнечные предзакатные лучи, пробивающиеся сквозь сиреневые облака и создающие эту оптическую иллюзию…. Красиво, конечно. Спора нет.
Он закрыл глаза и сильно – в течение десяти-двенадцати секунд – потряс головой. А когда разлепил ресницы, то никаких гигантских стариков и женщин в поле зрения уже не было. Только чуткая-чуткая тишина властвовала вокруг – словно бы совсем рядом (практически со всех сторон), не было огромного города.
- Как в горах, - тихонько пробормотал Вагиз.
- Это точно, - согласился – где-то совсем рядом – чей-то вкрадчивый голос, а после этого уточнил: - Как в очень-очень диких горах…
- Кто здесь?
И лишь звенящая тишина была ему ответом: тишина, надёжно спрятавшаяся в вязкой предночной темноте…
Вспыхнули-зажглись два фонаря на высоких бетонных столбах, установленных по разные стороны от ларька.
Вообще-то, раньше здесь был только один фонарь. Но в августе, когда знаменитые питерские «белые ночи» откочевали куда-то, Бес решил, что нужно два, мол: - «Наша «точка» должна быть видна издалека. А дополнительный фонарь, он чем-то сродни рекламе. Типа – у нас всё схвачено и за всё заплачено. Подходи, брателло, ничего и никого не опасаясь, и затоваривайся…».
Итак, вспыхнули-зажглись два ярко-жёлтых фонаря, и в свете одного из них обнаружился огромный чёрно-белый кот, важно восседавший на пустом фанерном ящике из-под «незамерзайки» (ларёк – ради пущей конспирации – и всякими автомобильными причиндалами приторговывал).
- Брысь! - непроизвольно выдохнул слегка занервничавший ларёчник. - Только тебя, усатого, мне и не хватало…
Кот, презрительно фыркнув, убежал.
«Убежал?», - засомневался Вагиз. - «А, собственно, куда? Хм, непонятно…. Скорее, уж, просто исчез. Раз, и нету…. Напрасно я его прогнал. Ох, напрасно. Это же не просто кот, а кот, дружащий с бронзовым солдатом. Я его несколько раз видел – рядом с памятником Швейку на Балканской площади. Нехорошо, право слово, получилось…
- Нехорошо, конечно, - подтвердил – не пойми и откуда – вкрадчивый голос. - В том смысле, что не вежливо…. Значится так, Алекперов. Слушай сюда. Слушай и хорошенько запоминай…. Непростая ночь тебя, филолог, ожидает. Смертью пахнущая…. Хочешь – в живых остаться? Ничего сложного: помни о трёх аксиомах, тогда – непременно – останешься. Обещаю…. Первая: даже когда дело дрянь – терять надежды не следует. Вторая: когда человек – без должного на то повода – начинает философствовать, то это, как правило, пахнет белой горячкой. Третья: с револьверами – шутки плохи…. И ещё, дружок, никогда не нарушай данные тобой обещания. Никогда…
Голос затих.
Вагиз, обойдя пару вокруг ларька, никого рядом не обнаружил и, остановившись, подытожил:
- Сегодня курьер доставил свежую партию «травки». Вот, видимо, я и надышался парами, пока по пакетикам расфасовывал. Теперь, кята подгоревшая, глюки донимают. Не иначе…. Эти три аксиомы? Тоже ничего сложного. Я же недавно перечитывал «Похождения бравого солдата Швейка». Очевидно, что некоторые цитаты из нетленного произведения Ярослава Гашека и отложились – на уровне подсознания – в моей голове. Тогда – отложились. А сегодня – под воздействием паров анаши – проявились. Ничего сложного, короче говоря…
Раздался сытый и вальяжный гул мощного двигателя, со стороны Бухарестской – по кустам и дорожкам сквера – несуетливо замелькали-заплясали лучи автомобильных фар.
Вскоре рядом с павильоном, резко затормозив, остановился чёрный «Мерседес» последней модели. Ещё через несколько секунд из машины – со стороны водительского места – вылез представительный мужчина: в чёрном офисном костюме, с зачёсанными назад тёмно-каштановыми – с лёгкой проседью – волосами.
«И депутатский значок на лацкане пиджака очень даже органично смотрится», - мысленно одобрил Вагиз. - «Важная, так сказать, деталь образа…. Хотя, конечно, Бес является не депутатом, а всего лишь депутатским помощником. Но, тем не менее, достаточно цельный образ слепился…. Сам за рулём? Без шофёра? Неслыханное дело. Видимо, решил, что надо быть ближе к народу. По крайней мере, иногда…».
- Ну, что тут у тебя, армяшка? - тут же вышел из «депутатского образа» Бес. - Что там за пургу по телефону гнал, рожа?
- Извините, босс, но я азербайджанец.
- Обидчивый, мля, выискался? Ну-ну…. А какая, собственно, разница? Мол, армянин? Или же, наоборот, азер? Ну, если с философской точки зрения, а также учитывая твою офигительную задолженность перед уважаемыми аксакалами?
- Если с философской, то, действительно, не большая, - длинно вздохнув, согласился Вагиз.
- Образованный, мля…. Докладывай, азер, что да как. Не тяни кота за пушистый хвост.
- Дык, это, босс. Нет покупателей. Совсем. Начиная с полшестого. Сам ничего понять не могу…
- Зато я могу, - набычился Бес. - Горбатого мне лепишь, морда облезлая? Небось, скрысятничал, а? Толкнул, сука рваная, товар налево? А теперь, значит, дурочку ломаешь? Надо будет завтра же ревизию у тебя здесь провести – по полной и расширенной программе.
- С чего вы взяли, босс, про крысятничество?
- С того самого, рожа худосочная…. Говоришь, что нет покупателей? А это тогда кто?
К ларьку, действительно, приближалась молодая чёрноволосая женщина в тёмно-бордовом кожаном плаще непривычного покроя, впереди которой бодро бежали – на достаточно длинных повадках – две лохматые чёрные собачки.
«Не знаю, честно говоря, кто это такая», - предчувствуя скорую и неминуемую беду, запечалился Вагиз. - «Никогда ещё такие приличные барышни не приходили ко мне за «дурью». Никогда.… И, вообще, не помню я ни одного покупателя-наркомана – с собаками. Ни одного. Кята подгоревшая…».
- Рад вас видеть, мадам, - Бес – с не наигранной лёгкостью – вернулся в образ «классического представителя российской бизнес-политической элиты». - Вы – само совершенство. И пёсики, надо признать, очень миленькие…. Разрешите узнать ваше имя?
- Шуа.
- О, какая симпатичная экзотика…. Что вас привело к нам, прелестница? Чем могу – лично – помочь?
- Хватит паясничать, Харитонов, - презрительно поморщилась женщина, после чего переложила собачьи повадки в левую ладонь, правой достала из кармана плаща компактный чёрный пистолет и, демонстративно «щёлкнув» предохранителем, велела: - Залезай-ка, Василий Фёдорович, в ларёк. И дверку плотно прикрой за собой…. Ну? Быстро у меня!
- Э-э, притормози-ка, красотка узкоглазая. Что ещё за понты картинные? Не на того напала, фря загорелая…
- Ба-бах! - оглушительно хлобыстнул выстрел.
Пуля, встретившись с ленточным фундаментом, звонко чмокнула. Серое бетонное крошево «брызнуло» во все стороны.
- Выбрось мобильный телефон, - последовала новая команда. - Он у тебя лежит во внутреннем кармане пиджака. И ступай в ларёк.
- Всё понял, - послушно избавляясь от мобильника, заверил Бес. - Уже залезаю, - и, развернувшись, прошептал краешком рта: - При первой же возможности, азер, сообщи пацанам. Обязательно сообщи, родной. Иначе найду и придушу…
Тихонько хлопнула тщательно прикрытая дверь.
- Ну, а ты, филолог, иди отсюда, - велела Шуа. - Иди, не оборачивайся и ни с кем – до рассвета – не разговаривай…. Всё ясно?
- Ага, уважаемая, понял, - часто-часто кивая головой, заверил Вагиз. - Ни с кем не буду.
- Всё. Иди. Филолог…
Вагиз – на подрагивающих ногах – шагал в сторону Будапештской улицы и мысленно сомневался: - «И что теперь прикажете делать? Бес приказал связаться с пацанами. Иначе, мол, обязательно придушит. А Шуа, наоборот, велела ни с кем не разговаривать до рассвета…. Да, ситуация, кята подгоревшая. Куда не кинь – всюду клин. С философской точки зрения…. Стоп-стоп. Голос же (или чёрно-белый кот?), не советовал – разводить философский трёп на ровном месте…. Ладно, тогда пойду другим путём. Разговор, он подразумевает – как минимум – двух участников. А я и не буду ни с кем разговаривать. Просто позвоню «на базу» и коротко сообщу, что Бес возле «точки» попал в засаду. И, более того, взят в плен. Сообщу и тут же нажму на кнопку «отбоя». Вот и решение проблемы. Мол, и волки сыты, и овцы целы…».
Он, зайдя за угол ближайшей пятиэтажки, остановился, достал из кармана куртки мобильный телефон, зашёл «в меню», выбрал нужного абонента, поднёс мобильник к уху и нажал на кнопку «вызова».
Вернее, не совсем так: мобильный телефон – мгновенно – «преобразовался» в громоздкий старомодный револьвер, а кнопка «с зелёной трубкой» – в спусковой курок.
Прогремел выстрел.
Пуля вошла в одно ухо и, проследовав через глупую азербайджанскую голову, вышла из другого…
«Что, мля, происходит?», - устроившись на табурете продавца, недоумевал Бес. - «Сволочь Хряпа нанял киллершу? Или же это «фээсбешники» плетут свои непонятные кружева? Ну-ну, ребятишки. Доиграетесь. Не на того, как говорится, наехали. Кишка тонка…. Что это за треск такой? Сейчас разберёмся…, - он поднялся на ноги и приник глазом к щели между дверью и дверным косяком. - «Ерунда полная. Какие-то искры светло-жёлтые летят…. Это Шуа дверь заваривает? В районе замка? Чем? Где она, интересно, взяла сварочный аппарат? Мля…. Ага, дверка не открывается. Заварили, демоны….
- Пора, - объявил глубокий женский голос.
«Бред бредовый и законченный!», - запаниковал, не отрываясь взглядом от щели, Бес. - «Маленькие лохматые собачки (уже без поводков), стремительно растут…. И никакие это уже и не собачки, а самые натуральные и огромные монстры: зубастые, с кривыми чёрными когтями и круглыми глазищами, горящими нестерпимым ярко-жёлтым огнём…. Бежать отсюда надо! Разбить витринное стекло и бежать…».
Он вернулся к прилавку, подхватил правой ладонью табурет, размахнулся им…и замер…
Чёрные женские глаза, смотрящие через стекло с другой его стороны, были бездонными, равнодушными и – вместе с тем – безжалостными и властными.
Шуя легонько коснулась указательным пальцем правой руки витринного стекла, и оно тут же стало тёмно-тёмно-синим, с лёгким матовым налётом.
«Вот и всё», - затосковал Бес. - «Его уже не разбить – сколько не старайся…».
Он, конечно, вмазал пару раз – что было силы – по стеклу, а потом, отбросив бесполезный табурет в сторону, упал на пол и громко завыл, чувствую, как в его Душу входит-вселяется безысходный и беспредельный ужас…
Юноша и девушка гуляли по берегу Кирпичного пруда: в том смысле, что разговаривали о чём-то бесконечно-серьёзном, а также – в перерывах между разговорами – увлечённо обнимались и целовались.
Гуляли глухой октябрьской ночью по берегу Кирпичного пруда, с которым связано столько мрачных легенд о Призраках и Приведениях, мерзко и плотоядно скрежещущих зубами? После того, как в пруду – намедни – обнаружили восемь брезентовых мешков с кусками расчленённых человеческих тел?
А, что здесь, собственно, такого, мои уважаемые читатели и читательницы? Во-первых, купчинские юноши и девушки трусостью и робостью никогда не отличались. А, во-вторых, вдоль берега пруда – через каждые шестьдесят-семьдесят метров – горели яркие фонари.
И вообще, к Кирпичному пруду в Купчино традиционно относились с теплотой, уважением и искренним пиететом. Собирались на его берегах – весь год напролёт – не пойми и кто. В том глубинном смысле, что все подряд и только на тех участках берега, которые были свободны от строений: раньше – от корпусов кирпичного завода, нынче – от многоэтажных новостроек. В тёплое время года люди в годах ловили в пруду рыбы (говорят, что даже и щук), резались в карты и употребляли – сугубо в меру – алкоголь, а молодёжь загорала, жарила шашлыки и беззаботно бренчала на гитарах. И зимой на пруду было здорово: подлёдная рыбалка, снежные крепости, снеговики, коньки, хоккей, прочее…. Знаковое место, короче говоря, для каждого коренного купчинца – Кирпичный пруд. Вот, тот же Серёга Яковлев. Именно на берегу данного старинного водоёма он в первый раз и поцеловался со своей Олей…
Итак. Юноша и девушка гуляли по берегу Кирпичного пруда.
- Подожди, - неохотно отводя губы в сторону, попросила девушка. - Слышишь?
- Нет, не слышу. Продолжаем…
- Прекращай. Ну же. Стук какой-то странный…. Слышишь?
Юноша, позабыв про поцелуи, напряжённо вслушался в ночные звуки и через несколько секунд согласился:
- Действительно, стучит…. Вернее, шлёпает. А ещё хрипит. И, такое впечатление, приближается.
- Может, спрячемся?
- Давай…
Молодые люди затаились чуть в стороне от линии фонарей, за двумя высокими бочками, игравшими здесь роль урн для мусора.
Через минуту – рядом с одним из фонарей – прошли две тёмные широкоплечие фигуры, нёсшие торговый павильон.
- Это они шлёпают, - прошептала девушка. - Вернее, подошвы их босых ног…. Или же лап? Как думаешь, а?
- М-м-м…
- Дар речи потерял? Типа – с испуга?
- Есть немного, - помолчав, признался юноша. - Здоровенные такие: вдвоём тяжёлый павильон прут. Надо же.
- А кто они?
- Не знаю. Кожа – в отблесках фонаря – отливает багровым. Глаза – ярко-жёлтые. Блин купчинский, замешанный на позавчерашнем кефире…. Черти? Так, ведь, без рогов и хвостов…
Высоченные тёмные фигуры остановились на берегу пруда и опустили свою ношу на землю.
Через полминуты сухо и коротко загрохотало:
- Трах. Трах. Трах…
Вскоре странные звуки смолкли.
- Это они – острыми когтями – делали дырки в днище ларька, - догадалась девушка. - А сейчас, понятное дело, будут его затапливать…. Надо будет потом в полицию позвонить. Павлу Андреевичу.…